Ashes to ashes

Завтра ты придёшь домой С кровоточащей губой Мама спросит, Скажешь - дрался (Ну не скажешь же ты ей, Что с мальчишкой целовался, Так, что до крови кусал) Сынмин весь острый и колючий, как пузырьки в газировке, и шипит как кошка, если кто-то трогает его вещи. Он редко курит, только когда пальцы болят от битья по клавишам, но любит мешать колу и виски - ему 17. Хенджун наблюдал. Пристально смотрел черными угольками-глазами из угла и записывал на подкорку все, что видел. Каждое малейшее движение, каждую привычку. Сынмин не целуется, он кусает, обжигает так, что пробирает до горла. Придя домой, светя красными и опухшими губами с подсохшей корочкой крови, Хан нагло врет маме, что подрался. Ведь такой прилежный мальчик был, тихий, загляденье, сокрушается та. За ужином отец смотрит на него тяжёлым взглядом и качает головой, но молчит. Перед сном мама читает лекцию о том, что все конфликты надо решать словами и целует в макушку, подталкивая в сторону его спальни. "Мне шестнадцать, мам!" - возмущается Хан, но улыбается и заползает под теплое одеяло, теряясь во снах. Ах, знали бы они, с кем дрался Джунхан. С кем-то, у кого не хочется проигрывать, но и победить так легко не выйдет. Об этом человеке он грезил не первый день. - Сынмин, - как-то робко окликает его Джунхан, за что получает тычок в плечо и колючий взгляд. - Замолчи, - шипит парень, - все зовут меня Оди, и ты зови. Понятно, запоминает Хан, Сынмином не звать, он не любит, больше не буду. И правда больше не будет. Сынмином называет только про себя, тихо-тихо, чтобы тот даже в мыслях его не услышал. Сынмином его зовёт отец, впоследствии узнает он. Сынмин старше, Сынмин мудрее, поэтому когда у Хана возникают проблемы, он обращается к парню. Проблем больше нет, но есть негласная задолженность. Тот поцелуй ничего не изменил. Сынмин продолжал жестоко подкалывать Джунхана при всех, и Джуен громко смеялся, а Гаон вставлял свои пять копеек, получая под ребра от миротворца-Чонсу и утихая на какое-то время. Хан тихо улыбался, ему не обидно, ему приятно внимание, пусть и... Своеобразное. Это ничего, говорил он себе, все хорошо. Сынмин хороший, просто он такой, какой есть, и не мне судить. Долг он возвращает очень внезапно и даже приятно. Когда они заканчивают репетицию очередной песни, сочиненной почти на коленке кем-то из ребят, и все разбредаются по домам, Сынмин Оди дёргает его за рукав и взглядом говорит остаться. Хан остаётся, и они ещё час сидят на диване, лениво целуясь и почти не разговаривая. Оди сипло дарит комплимент черным глазам Джунхана, и спустя пару дней тот впервые утаскивает мамину подводку для глаз, чтобы в таком виде появиться на репетиции. Из ребят замечают только двое: Чонсу говорит, что ему очень идёт, а Сынмин восторженно пялится и не скрывает этого. Однажды мама застаёт его за процессом тыкания подводкой вокруг глаз и, вопреки всем ожиданиям, смеётся, называя Хана маленьким панком. "Все девчонки будут твои!" - заверяет она его. "Ага,"- хмыкает парень, потупившись. Знала бы мама, что ему не нужна ни одна девочка мира. Острый, как бритва, взгляд из-под выбеленной челки, и такой же острый язык - вот и все, что ему нужно. Июнь бьёт обухом по голове, и скачок температуры даёт пинка следом, поэтому Сынмин не брезгует появляться в гараже, где парни играют, в черной безрукавке и светить мышцами на руках. Плечи он девяносто процентов времени скрывал в рукавах толстовки, однако теперь есть перед кем покрасоваться, и Джунхан оценил. Сам он перешёл на просторные светлые футболки, однако свои руки он видит тонкими, как веточки, и красоваться тут нечем, поэтому он скромно прячет их за спиной. Тем не менее, Оду и его руки тоже нравятся, и он целует тонкие пальцы, покрасневшие после репетиции и битья по струнам, пусть и с медиатором. Хан продолжает звать его Оди, когда в один из теплых вечеров, там, сидя на ветке ивы над рекой, парень шепчет ему "Зови Сынмином, но только здесь". Под "здесь" он подразумевает не место, а момент, когда они вдвоем, и Джунхан отлично это осознает. Сынмин ерошит ему черную шевелюру и откалывает такие шутки - теперь уже про Гаона - что Хан открыто и беззастенчиво смеётся, за что получает несколько удивлённых взглядов. Сынмин смеётся вместе с ним, и все понимают, что все хорошо. Сынмин меняет цвет волос, подрастает ещё на два сантиметра - хотя, казалось, куда уж выше - но одно остаётся неизменным: он по-прежнему целуется так же рьяно и с таким же напором. Джунхан даже думает, что существует несколько вечных вещей - вода прозрачная, солнце светит, а Сынмин целуется так, словно от этого зависит его чертова жизнь. Сынмин отращивает волосы и позволяет Хану заплетать ему косички, вплетая крупные бусины. Хан начинает вести себя более открыто, и впервые пробует сигарету из рук Сынмина, когда тот курит после тяжёлой ночи. Они стоят на балконе в квартире родителей Ода, и тот полчаса назад поругался с отцом по телефону. Он пообещал побить Сынмина за отвратительно оконченный учебный год, как вернётся из командировки, но парню фантастически похуй, и они целуются в утреннем тумане под Дэвида Боуи на фоне и передают друг другу сигарету. Ashes to ashes, поет Боуи, а Джунхан тянет кровь из прокушенной губы. Прямо как несколько месяцев назад, хмыкает он мысленно, и заходит на кухню. Сынмин лежит лицом на столе и бесцельно смотрит на бледно-голубое утреннее небо. Часы говорят - четыре утра, и Хан садится на корточки рядом с ним, берет его холодную ладонь в свои и кладет себе на щеку. I'm happy, hope you're happy too, - тянет Боуи, а Хан прикрывает глаза и тихонько, одними губами подпевает. Отец по возвращении из командировки и правда бьёт Сынмина, и на следующий день он появляется с ссадиной на скуле, зато с таким невероятно хорошим настроением, что все тихонько ахуевают, но не спрашивают. Он пьет газировку и оглушительно смеется, он тащит их в парк после репетиции и парни орут, гоняясь друг за другом и пугая мамаш с детьми. Гониль чуть не сворачивает себе шею, катясь с пригорка, а Джуен почти визжит от восторга, когда Гаон догоняет его и толкает в кусты башкой. Их переполняет счастье, плевать на завтра и на вчера, есть только сейчас. Сейчас пузырится в венах и колется под ребрами. Сынмин с размаху влетает в Джунхана и целует того в щеку, и Хану весело так, как не было никогда прежде. Ему кажется, что он застрял в сейчас навсегда, и лучше этому быть правдой, потому что он не собирается думать о строгом и угрюмом завтра и возвращаться в стыдливое вчера.