***
Юнги проснулся первым, хоть и думал, что проспит вечность. Тэхён лежал намного ближе, чем изначально, положив голову Юнги на плечо и перекинув через него свои тонкие руки. Холли в комнате не было, так что никто бы не принялся лизать лицо, если бы увидел, что один из парней проснулся. Он давно не чувствовал такого умиротворения. Впервые с декабря ему не надо было никуда спешить, так что выспавшийся Юнги медленно моргал, разглядывая свой белоснежный натяжной потолок. Тэхён немного заёрзал и сменил позу, в итоге уткнувшись Юнги в шею. Побежали лёгкие мурашки, и Мин подумал, что надо бы вставать, хотя вставать совсем не хотелось. Хотелось немного повернуться, обнять Тэхёна и снова заснуть, но с лицом Тэ у самой шеи это не представлялось возможным. Тэхён задышал немного чаще — он медленно просыпался, и Юнги пришлось как можно аккуратнее вылезти из-под тёплого одеяла. Тэ бы точно смутился, проснись они нос к носу, а просто так смущать его Юнги не хотел, поэтому тихо закрыл за собой дверь и прошёл на кухню. Было уже шесть часов вечера, а это значило, что они проспали около шести часов к ряду — «неплохой такой дневной сон», подумалось Юнги. За окном стемнело, хоть шум улиц вовсе не собирался стихать. Пройдя на кухню, Юнги сел за стол и достал телефон. Не было ни одного пропущенного и ни одного непрочитанного сообщения — выходные после забитого графика воистину казались блаженством. Юнги решил дополнить это блаженство пиццей, как и обещал младшему ещё в кафе. Через пару минут вскипел чайник и по кухне разошёлся аромат мяты и малины. Холли нехотя подошёл к хозяину, потянулся, а потом уселся напротив своей миски. — Макнэ в этой квартире только ты, да, Холли? — ухмыльнулся Юнги и насыпал ему немного корма. Спать уже не хотелось, и, если честно, Юнги был немного удивлён, что Тэхён ещё спит. Раньше его было не уложить, и вся компания оказывалась то на ночной премьере какого-то артхаусного фильма, то где-то за пределами города смотрела в два ночи на яркие звёзды, подъедая остывшую картошку из круглосуточного мак-драйва. Но сейчас Тэхён спал, мало говорил и мало улыбался, но много молчал и будто боялся поднять глаза. В дверь позвонили и Юнги чертыхнулся. Доставщики редко обращали внимание на то, что в комментарии к заказу было написано «не звоните в дверь, звоните на телефон». Громкий звонок мог разбудить Тэ. Немного нахмурившись, Юнги вышел в коридор, поблагодарил доставщика и забрал свой заказ. Пицца была горячей, и в животе немного проурчало. Всё-таки, завтракать только кофе было не самой лучшей идеей. — Юнги-хён, — босые ноги прошагали на кухню, где Юнги разливал чай по кружкам. В проёме показалась мило растрёпанная кудрявая макушка. — Это что, уже пицца? — Она самая, всё, как обещал. Садись, Тэ, — от вида такого ещё полусонного парня хотелось улыбаться, что Юнги и сделал, спрятавшись за своей кружкой. — Вау, хён, спасибо, — видимо, Тэхён не до конца отошёл ото сна или хорошо выспался. Он звучал добрее и довольнее, чем утром, но дело было явно не в пицце. Казалось, что Тэ просто случайно забыл, что он должен быть подавлен, вот и ведёт себя, как ни в чём не бывало. — Может, пойдём в гостиную? Тэхён кивнул. Включив какой-то фильм, Юнги уселся на диван и стал наблюдать за младшим. Спустя пять минут, когда несколько кусков пиццы было уже съедено, а Холли пристроился рядом с Тэхёном, настроение младшего вернулось примерно к тому, что было утром. Он сидел, явно не обращая внимания на то, что происходило на экране, и почёсывал Холли за ушком, даже не задумываясь о своих действиях. В свете от телевизора все углы подчёркивались, и Тэ выглядел особенно истощённым. Что такого должно было случиться, что этот щебетливый парень так… погрустнел? Юнги не мог понять, Юнги не знал, что думать, и просто беспокоился. На последнем куске пиццы он пришёл к самому простому и очевидному выводу: не знаешь, что случилось — спроси. Тэхён, как назло, не поднимал глаз, и какое-то время Юнги просто ждал, когда младший вернётся из дремучего леса своих мыслей обратно в тёплую гостиную. Иногда Тэ немного потряхивал головой, будто бы пытаясь вытряхнуть неприятные мысли из головы. Они продолжали молчать, хотя даже чая в их кружках не осталось. Холли задремал, время близилось к ночи. — Рассказывай. Фраза прозвучала неожиданно тихо, но настойчиво, и Тэхён наконец поднял взгляд. Ему явно хотелось поделиться тем, что его беспокоит, но почему-то он будто не мог этого сделать. Выражение его лица менялось понемногу от отрешённого в сторону обречённого, и в конце концов он не выдержал прямого взгляда Юнги, выдохнул и отвернулся в сторону окна. Набрав побольше воздуха в лёгкие, как ныряльщик перед погружением в самую глубину, он тихо сказал, почти прошептал: — От меня отказались в компании. Тэхён заламывал пальцы, явно нервничая. Вот сейчас его выставят за дверь, скажут то, что никогда не должно быть сказано, и тогда… Тогда… Но Юнги молчал, не зная, что сказать. Он перебрал много вариантов в голове. Тэ влюбился, в его отделении умер очередной пациент, кто-то из его семьи заболел, что-то случилось с Ёнтаном, он взял дополнительные смены… Юнги явно не ожидал, что всё дело будет в ребятах из компании. Они отказались от него? Не может быть. Даже Чонгук, с которым они дружили с подросткового возраста? Даже Чимин? — Чонгук перестал со мной разговаривать месяц назад. Чимин, кажется, тоже. — Но… почему? — Юнги вглядывался в сгорбленную фигуру у окна, и в пальцах немного покалывало. Хотелось протянуть руку, дотянуться до закрывающегося Тэ, вытянуть его, выпотрошить все заботы… Но как он мог это сделать? Значит, всё это время ему было плохо, а Юнги сидел, отрешившись от всего мира, в своей уютной студии, где все тревоги утопали в шумопоглощающих стенах? Но ведь месяц прошёл… Ещё два назад всё было в порядке, так почему сейчас Тэхён обхватывал себя руками так беспомощно? Просил ли он о помощи старших? Неужели от него правда отказались? Тэхён обернулся, в его глазах стояли слёзы. Он выглядел таким потерянным, таким маленьким и беззащитным, почти сломанным. Он раскрывал рот, словно пытаясь схватить воздух для пары слов, но звуки отказывались проходить меж голосовых связок. — Я… Я просто… Я не знаю, Юнги-хён, но они… Он просто ничего не объяснил, но смотрит так холодно! Мне страшно, что мы перестанем общаться, хён, я ничего не понимаю, но я так устал, — плечи Тэ дрожали, как и его голос, он то и дело запинался, словно боялся сказать, что именно происходит. — И Чимин, он… Не говорит со мной, у него тоже что-то происходит, и он ближе к Чонгуку, чем ко мне, он смотрит на меня с какой-то виной в глазах, но я не знаю, хён, я ничего не знаю! Я даже не знаю, что я не так сделал, я ведь… Я же… Юнги не мог выдержать того, как младший, захлёбываясь в словах, тихо плакал, ломался прямо на его глазах, будто маленькая фигурка из спичек. Тэхён закрыл лицо руками и замолчал, только его всхлипы усиливались. — Тэхён, Тэ, послушай, мы разберёмся, слышишь? — Тэхён был больше физически, но в слезах он весь сжался, и Юнги чувствовал эти объятия так, словно сейчас Тэ был не больше маленького плюшевого медвежонка. Он гладил его по спине, почти целовал чужие трясущиеся плечи, а сердце в его груди так и билось, как птица в клетке. — Я с тобой, я от тебя никогда не откажусь, знаешь? — Тэхён, наконец, отнял ладони от лица и посмотрел Юнги в глаза. Было видно, как ему хочется верить старшему, как губы сильнее задрожали и скривились, как в нём теплится надежда, но, видимо, он всё равно боялся. Тэхёну часто было важно, что ему скажет Юнги, и теперь Юнги стал последним человеком, который мог бы ему помочь. Слёзы прекратились на мгновение, пока Тэ пытался увидеть уверенность в себе и в глазах напротив, и Юнги чувствовал, как растёт напряжение внутри этого человека. Слёзы снова полились, но в этот раз Юнги обняли в ответ, и так они и осели вместе на тот самый тёплый пол, ради которого Юнги и работал. Работа… Если бы в это время Юнги вынырнул из студии, если бы он только освободился пораньше… Он был готов обменять все блага в своей жизни, лишь бы вернуть своего Тэхёна, который приносил с собой уют, куда бы ни пошёл, который улыбался так, что больше ничего и не надо было. — Я не уверен, что я могу что-то поменять в этой ситуации, — прошептал Тэ в ключицы Юнги. Он медленно успокаивался, но всё ещё отчаянно прижимался и крепко сжимал старшего в объятиях. — Почему другие ничего не сделали? Они спрашивали о том, что происходит? Вместо ответа Тэ просто помотал головой из стороны в сторону так, что у Юнги слегка защекотало под подбородком от чужих кудрей. — Они были заняты своими делами, думаю, а мне не хотелось их напрягать. Я бы не хотел быть для кого-то бременем. Ай, хён! Мне и так больно, — Юнги нахмурился и недолго думая щёлкнул Тэхёна по милому лбу. — Цыц, и уясни, что никакое ты не бремя, понятно? Прости, что всё это время был один, — казалось, что ближе было некуда, но Юнги всё равно притянул младшего и шумно выдохнул ему в кудри. — Просить помощи не плохо, Тэхён, мы ведь все друзья. Прости, прости, что всё так вышло, мне сложно представить, как ты варился во всём этом совсем один… Тэхён яростно замотал головой и укрепил хватку. Из кухни пришёл Холли и уставился на лежащих на полу парней. — Ты не виноват, хён, кто угодно, но не ты, правда. Ты единственный настойчиво расспросил и не отвернулся. Спасибо, — задушено ответили ему. — Было бы за что, Тэхён-и, — сказал Юнги, а Холли громко тявкнул в согласии прямо над его головой. — Холли тоже поможет, видишь? Будешь чай? С мятой? Юнги уже почти приподнялся, но Тэхён робко произнёс: — Нет, хён. Давай… полежим ещё немного? Можно? Холли растянулся поверх парней, и Юнги второй раз за вечер испытал это странное чувство. Он был дома больше, чем когда-либо.***
В ту ночь Тэхёну стало легче, и испуганность сменилась на простую, но непонятную робость. Он почти не поднимал глаз, прятался за чёлкой и смущённо улыбался. Может, он стеснялся того, что показал слабость? Юнги был не согласен — порой нужно быть очень смелым, чтобы не бояться показаться слабым. Может, Юнги просто неправильно понял эмоции Тэхёна. Поздно ночью, когда даже Холли мирно посапывал на коврике у кровати Юнги, Тэхён тихо переоделся, тихо прошёл в коридор, где стояла его обувь, и так же тихо затворил за собой дверь, когда уходил. Он обронил едва слышное нежное «спасибо», и в этот раз Юнги этого было достаточно. Он был благодарен, что Тэхён смог ему открыться. Так или иначе, нужно было срочно разруливать эту непонятную ситуацию. Если честно, Юнги даже злился на младших за то, что те так обошлись с Тэхёном, хотя и не знал всей истории. Но почему они просто перестали разговаривать? Должен был быть повод, просто обязан, а иначе им так не поздоровится, что Юнги ещё подумает над тем, не добавить ли и Намджуну, Джину и Хосоку за то, что те вообще позволили такому произойти. Тэхён был сильным и слабым человеком, ему была необходима поддержка его друзей, иначе он закрывался, почти не говорил и только думал о чём-то своём, изредка кидая натянутые улыбки. Юнги всё с нарастающей грустью думал о том, каким же бесполезным он оказался для своих друзей. Чёрт, чёрт, чёрт! Настолько выпасть из жизни, настолько зарыться в ноты! Как случилось, что он опоздал к такому дорогому для него человеку? Со злости Юнги ударил по столу, но тут же стих, подумав, что маленький коричневый пудель всё же спит в соседней комнате. Чем дольше Юнги думал над этой ситуацией, тем больше она ему не нравилась. Внезапно из форточки залетел сквозняк, и у Юнги побежали мурашки. Бесполезный-бесполезный-бесполезный. Именно таким он себя чувствовал, и испытывал вину, что думал о том, что чувствует сам, а не младший. Тэхён, медвежонок, нуждался в поддержке, а его все бросили. «Я буду рядом», как же. Как же он будет рядом, когда в такой важный момент не был? В груди болело и пекло. Было так жаль, что через некоторые вещи можно было проходить только в одиночку. Бессилие чувствовалось отвратительной горечью на языке. Хуже было лишь то отдаленное воспоминание, в котором Тэхён говорил о чужом милом носе, о сильных руках… Осознание обрушилось на Юнги как лавина. Чимин, Чонгук, Тэхён… значило ли это, что всему виной невысказанные признания? Плакал ли Тэхён не только от того, что перестал говорить с двумя друзьями, но и потому, что застарелые чувства скреблись под ключицами? От одной мысли об этом по всему телу прошла горячая волна холода. Юнги закрыл форточку, и шторы прекратили дрожать.***
Где-то на полпути на работу следующим утром Юнги тяжко вздохнул, наверное, раз пятый за утро. Спалось плохо, но надо было быть. Присутствовать при подписании контракта с новым артистом, отвечать на мэйлы от коллег и заказчиков, а ещё надо было наведаться в гости к Кимам. Джин и Джун тоже, похоже, ничего не знали. Возникал вопрос — почему? Часы на стене сегодня особенно громко тикали — своих мыслей было не слышно. Отредактировав пару сопроводительных документов перед отправкой, Юнги вновь вернулся к вчерашним событиям. Чонгук игнорирует Тэхёна, Чимин замотался в своих переживаниях, Тэхёну никто ничего не объяснил, и он оказался один. Тэхёну было противопоказано находиться без дружеской поддержки, потому что он забывал, что переживаниями нужно делиться, и в итоге выходил один изможденный внутренними мыслями ТэТэ, друзья которого оказались вне зоны доступа сети. Если Чимину Юнги отправил утром короткое «почему вы перестали разговаривать?», то с Чонгуком ещё предстояло разобраться. Младший был довольно сдержанным и закрытым человеком, и на контакт с Юнги никак не шёл. Если честно, между ними даже существовала почти неприязнь какое-то время, и казалось, что Чонгук просто терпит старшего, чтобы иметь возможность общаться с остальными парнями. Вот как такого разговоришь? Юнги тоже его только почти терпел, но тот очень нравился Тэхёну, а против очарования весёлого Тэ не попрешь. Чонгук был милым по-своему, эдакий колючий фиолетовый ёжик, но свои иголки он часто поднимал именно с Юнги. Гук был жутко умным и тоже пошёл на врача, как Тэхён, но свободное время проводил за танцами, как Чимин и Хосок. Сокджин и Джун вымещали на этом ребёнке свои отцовские инстинкты, и так вышло, что тем самым угрюмым дяденькой за семейным праздничным столом для мелкого остался Юнги. Сам Юнги считал его талантливым, но высокомерным, а то, что тот не особо старался наладить отношения, показывало в нём юношеский максимализм, который Юнги терпеть не мог. Не понравился с первого взгляда — не понравится никогда? Да чушь собачья, просто ревность портила зрение, заменяя розовые линзы на чёрные. Ухудшало дело только то, что Чонгук был тем самым очаровательным парнем, влюбиться в которого было легко, и Тэхён однажды, будучи особенно уставшим после ночи перед экзаменом, случайно рассказал Юнги, что Чонгук ему нравится. Вот так просто, доверчиво и несколько наивно открывшись, Тэхён стал на один шаг дальше от Юнги, в то же время приблизившись к нему. Юнги не нравилась сама идея о том, что Чонгук может когда-то стать парнем Тэхёна (в конце концов, Тэхён был очаровательным, и не поддаться этому очарованию было сложно), но огорчать Тэ он не хотел, поэтому бурно реагировать не стал. Разве он мог что-то запретить? Внутри что-то противилось, но он только потрепал младшего по голове тогда, обнадежив, что всегда поддержит. Может, если бы он тогда поступил иначе, сейчас Тэхён был бы намного счастливее, пусть и по-другому. Тэхён заслуживал счастья — тихий, нежный, тёплый, как летний дождь — Юнги знал, что ему повезло быть другом такого человека. Становясь человеком, который всегда поддержит и утешит, многие не сразу понимают, что им самим нужен точно такой же. Тэхён точно забывал. Юнги откинулся на кресле, оттолкнулся от стола и закружился по комнате. Потолок над головой кружился, и ровные линии смазывались, вырисовывая воронку, бессилие затягивало, так что Юнги встал, поправил джинсовку и вышел из студии. В компании было относительно тихо, — из некоторых залов доносилась музыка, но никто не бегал туда-сюда, — а в самом конце коридора, по которому Юнги шёл, была дверь в обитель Джуни. Намджун сидел в наушниках, сгорбившись, и что-то довольно агрессивно печатал в телефоне. Юнги прикрыл дверь и присел на диванчик у входа. Намджун не заметил его, продолжив печатать, и ещё пару минут ничего не происходило. Иногда он набирал и стирал что-то, меняя диалог, иногда шумно выдыхал, явно злясь, и его брови сводились к переносице, а подбородок немного выдвигался. В какой-то момент он почти выкинул телефон в стену, видимо, разозлившись сильнее обычного, но уже в замахе передумал, и в этот момент, немного развернувшись, наконец заметил Юнги. — Ай, чёрт, испугал, — сказал он, схватившись за сердце, и на некоторое время морщинка между его бровями разгладилась. Он потер лоб, ещё раз вздохнул, поджал губы и выдавил: — Не могу никак написать слова к треку. Ничего не вяжется, все не то. — У меня тоже ничего… не клеится, — сказал Юнги, закусив губу. На ум почему-то пришло, как он обнимал вчера Тэхёна. — Самое странное, что я написал кусок, но потом никак не мог довести до ума и забил, — продолжил Намджун, словно Юнги всегда приходил к нему, не предупредив, и снова вгляделся в экран. Его брови подлетели, и он еще агрессивнее запечатал что-то в телефоне. — Менеджеры решили планерку устроить, — мрачно сказал он, встал, пристально и немного растерянно посмотрел на Юнги и поднял свою куртку. — Пойдешь сейчас? — спросил Юнги, поднимая усталые глаза. Намджун кивнул и тут же умчался. Юнги потянул уголок губ вверх, оставшись один в опустевшей студии. Хотелось смеяться, но в груди царапало и ревело. Джун был занят, как и Юнги, но жизнь его бурлила не только дедлайнами. Почему всегда получалось так, что он оставался где-то в стороне? Начинало казаться, будто он один всегда где-то на окраине, всегда добровольно отстранившийся, хотя было время, когда его называли душой компании… Ему иногда напоминали об этом, говоря, что мало что изменилось, но ему было сложно в это поверить. Пока жизнь остальных текла дальше, Юнги будто бы достиг порога своей, но переступить через него и не попытался: остановился, оглянулся, да так и остался стоять. Джин и Джун планировали расписаться в Америке этим летом, Хосок расширял свою студию, Чимин заканчивал магистратуру, как и Тэхён наконец заканчивал свой медицинский, а Юнги… Писал музыку, так и не влюбился ни в кого, только собаку завел. Влюбленности Юнги вообще считал в свое время глупой вещью, приносящей только проблемы, а песни про любовь писал, руководствуясь прочитанными книгами. Про любовь пели, про неё писали, но ту самую жгучую и страстную, до искусанных губ, Юнги будто бы не чувствовал. Он любил семью, друзей, свою работу в конце концов. Жаль, что, кажется, такая вот любовь служила причиной ссор и недопониманий. Влюбились в одного и того же человека? И чем только Чонгук всем так нравился? К горечи добавлялось чувство, которое Юнги, вздохнув и скривившись, определил как ревность. Он замотал головой, будто это могло бы помочь от него избавиться, но неприятный осадок было ничем не убрать, и Юнги поехал домой. Ждать, как всегда, пока другие будут жить. Дома обнаружилось, что Холли сожрал шнурки, и пришлось мчаться к ветеринару, и, как бы внезапно комично это ни выходило, жизнь накатила на Юнги в самом тривиальном своем проявлении. Телефон разрядился, Холли стошнило в машине, и, когда Юнги наконец поднялся до своего этажа, время пошло дальше. Очереди, звонки, оплата счетов — он потерялся в этом на пару часов, но к вечеру осознал, что всё ещё ждал чего-то. Ждал, что напишет Джун, ждал, что скажет Хосок. Тэхён молчал, к сожалению, и Юнги не знал, что бы мог ему написать, и думал именно об этом, бережно держа уставшего Холли в провонявшем, но теплом пледе. Двери лифта открылись, и Юнги, тихонько позвякивая ключами, только сделал шаг на этаж, как заметил у своей двери того, кого увидеть в ближайшее время не рассчитывал вовсе. — Юнги-хён, — сказал Чонгук, сделав шаг навстречу, и Холли поднял усталую голову, почувствовав, как изменилось настроение Юнги. Весь день был паршивым, ситуация была паршивой, Холли сегодня вычудил, как никогда до этого, а тут перед дверью нарисовался Чонгук, в котором, как начинало казаться Юнги, и была причина большей части его забот. — Здравствуй, — проронил Юнги, открыв дверь и отпустив немного дрожащего пса на пол. — Что, даже не пригласишь? — спросил младший. — Входи, — раздраженно выдохнул Юнги. — Чимин сказал тебе прийти ко мне? — повернулся он в прихожей, наблюдая за тем, как разувается Чонгук. — Все советовали не ходить к тебе вовсе, — признался он, — но мне надоело. Чимин зашивался на работе и с дипломом, поэтому не писал Тэхёну. Представь, как удивился сообщению от тебя, — глаза Чонгука особенно злобно сверкнули. — Перейдем сразу к делу, тогда? — оба ощетинились, словно готовились драться. — Почему ты перестал разговаривать с Тэхёном? — Почему он предал Чимина? — в лоб кинул Чонгук, и Юнги растерянно захлопал ресницами. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, слегка наклонив голову вбок, но Чонгук на это движение только закатил глаза, мотнул головой и раздраженно хмыкнул. — Ты полез разбираться во всем, думая, что все знаешь, но даже не допустил мысли, что твой любимый ТэТэ в чем-то виноват? Я знал, что ты меня недолюбливаешь, но не думал, что настолько. Перекидываясь любезностями, как бы странно то ни было, оба прошли на кухню, и Чонгук даже включил чайник и достал кружки, пока Юнги уселся на стул, скрестив руки на груди. — То есть ничего, что ты ни слова ему не сказал и вообще перестал с ним разговаривать, даже зная, как он дорожит вашим общением? — Если ты о том, что мы знакомы с ним довольно давно, то это делает его поступок только хуже. Ты же даже половины не знаешь. Ты всегда прячешься в студии, и достучаться до тебя никто не может. Сколько раз Чимин звал тебя к нам? Ты всегда выходил только когда Тэ просил, и что в итоге? — выпалил он, и закинул заварку в кружки. — Я никогда не поверю, что Тэхён мог предать кого-либо, Чонгук, — тихо, но твердо сказал Юнги, и чайник выключился с громким щелчком. — Кто таскал вам еду на ваши танцы, кто помогал вам с проектами, кто прикрывал вас и тебя в особенности перед родителями, если было нужно? И ты говоришь мне, что он предал Чимина? — Тебя там не было, как и всегда! — хмурился Чонгук, разливая кипяток по кружкам. В итоге они уселись за противоположные концы стола, и сердито стали прихлебывать адски горячий чай. — Да о чем ты говоришь? — Юнги поставил кружку, обжигающую пальцы, на стекло стола. — Разве не предательство признаться в любви тому, кого любит твой лучший друг? — Чонгук повторил его жест, и в квартире повисла тишина. Значило ли это, что Чимин был влюблен в… Внезапно все возымело смысл, и Юнги более опустошенно, чем раньше, поднял глаза. Чонгук держался самыми кончиками пальцев за ручку кружки, и смотрел, как подрагивает чай в кружке от его дыхания. — Тэхён… признался? — сломанно спросил Юнги. Тэхён не говорил, что раскрыл наконец Гуку свою симпатию, но, видимо, будучи отвергнутым, не захотел рассказывать об этом Юнги, которого обнимал всё время, пока спал. Вот почему они перестали говорить? Юнги сглотнул. — Когда он сказал тебе, что влюблен в тебя? — Что? — поперхнулся Чонгук, и кружка, которую он поднес к губам, опрокинулась. Весь стол был в кипятке, немного попало на кофту Чонгука, и оба вскочили. — Боже, аккуратней, Чонгук, ошпаришься же, — Юнги схватился за бумажные полотенца, и стал агрессивно промакивать расплывающееся ароматное пятно, чтобы младший не обжегся еще больше. Их пальцы соприкасались, юнгиевы холодные и гуковы горячие, и это странно успокаивало обоих. — При чём тут я? Блин, горячо, — прошипел Чонгук, оттягивая ткань кофты от живота. — Как ты можешь быть ни при чем, если всем, о чем Тэхён говорил последние годы, был ты? — выпалил Юнги, и ушел в комнату за кофтой Гуку, кинув в него перед этим рулоном с полотенцами. Руки начали дрожать то ли от горячей воды, то ли от испуга. Может, он просто злился, но хотелось запереться здесь и не видеть никого больше. В шкафу, как назло, попалась футболка, в которой спал Тэхён, и Юнги застыл взглядом на ней, потянувшись, чтобы взять её, но потом бережно убрал в уголок. И почему он только влюбился не в… него? — Черт, — прошептал себе под нос Юнги, когда ещё один кусочек паззла с болезненным «щёлк» встал на свое место. Юнги бесшумно, почти сумасшедше рассмеялся, погладил свое сердце сквозь ребра, но от этого оно не стало биться менее урывисто. И в чем же был секрет этой жизни, которая то отворачивалась на годы, то выливала на него кучу событий за раз? Чонгук сидел в гостиной, держа свитер в руках, и Юнги кинул в него своей старой пижамной рубашкой. — Спасибо, — тихо выронил Чонгук, натянул приятную вещь на тело и откинулся на спинку стула. Они сидели в тишине еще пару минут, слушая, как дышат, и Юнги громко сглотнул. — Я не знал, что нравился Тэхёну, — сказал Чонгук, положив руку на глаза. — И нравишься, судя по всему, — кивнул Юнги, повторив чужой жест. — Нет, Юнги-хён, — твердо заотрицал Чонгук. — Тогда почему ты говоришь, что он признался в любви тому же, кого любит Чимин? Выходит, что Чимин влюблен в тебя? — Юнги дрожал, и потянулся за пледом. — Если бы только Чимин был влюблен в меня, никакой проблемы бы не было. Я правда не знал, что Тэхён мог быть в меня влюблен, — с горькой усмешкой сказал Чонгук. — Господь, он ведь даже нравился мне в какое-то время! — Мы думали, что вы начнёте встречаться после прошлого нового года, — признался Юнги, кутаясь в плед. Ворсинки были теплыми и мягкими, но внутри всё рвалось, и к горлу подкатывал ком, забирая слова. Он никогда не думал, что будет обсуждать это с Чонгуком, но вот, они сидели друг напротив друга, и между ними танцевали призраки Чимина и Тэ. — Чушь какая-то выходит, Юнги-хён, я сам слышал, как они говорили об этом в новый год, не сходится ничего, — закрыв глаза руками, Чонгук потёр лицо и убрал волосы, которые так и норовили залезть в глаза. — Я уверен, что слышал, как Чимин-хён сказал… — Гук, я не знаю, что ты там услышал, — перебил Юнги, немного повысив голос. — Тэхён сказал, что они не ссорились. Я вообще думал, что всё как обычно и мы все просто заняты по работе! А потом… Ты бы видел Тэхёна, когда он пришел в кафе. Он никогда таким худым не был, он же всегда о нас и с нами, такие, как он, не предают! — Юнги не знал, как в легких хватило воздуха всё это выговорить. Он провел линию рукой, словно отрезая всё, что младший мог сказать. Гук сглотнул, нахмурился, словно не желая слышать, что ему говорили. — Чимин всегда заботился о Тэ, и, хён, ты же знаешь, что он тоже не стал бы предавать, они… — и в этот момент на Чонгука словно снизошло озарение, — Разве Чимин… — он замотал головой, потеряв нить разговора. — Мы сидим с тобой, как идиоты, и твердим каждый, что два лучших друга не предали бы друг друга, а эти оболтусы и не в курсе, — Юнги почти истерически усмехнулся, съехал вниз, и теперь смотрел в потолок, медленно моргая, почти как в то утро, когда в кофейне по ободкам чашек плавали киты. — После того, что я услышал, я так разозлился, что вообще не хотел ни с кем разговаривать. Заревновал, если честно, — признался младший. — Заревновал? К кому? Все вокруг, как оказывается, в тебя влюблены, — мир снова обрел четкость, и Юнги криво усмехнулся, ответив Чонгуку, — я тебя иногда за это просто ненавижу, ты же знаешь. Вернув треснувшую улыбку старшему, Чонгук встал из-за стола, убрал пустую, остывшую кружку в мойку и отвернулся от Юнги, словно спрятавшись. — Когда я появился в компании, все были влюблены в тебя. Я был от тебя в восторге, но завидовал страшно. Ты классный, всегда просто ты, без всяких притворств и ерунды, позерства. Ты такой ворчливый, — на этом моменте Чонгук сжал кулаки, и мышцы на его спине напряглись, — и такой… Упёртый, иногда угрюмый, но, чёрт бы тебя побрал, хён… Все тебя любят, — повернувшись, Чонгук опустил руки и посмотрел Юнги прямо в глаза, беззащитно и, наверное впервые, доверчиво. — Стоит тебе сказать что-то, как все сразу внимательно слушают. Если тебя нет, когда мы собираемся, это так заметно. Тэхён всегда ставил тебя на первое место. Когда он переехал по учебе, он только о тебе и говорил. Когда приехал я, Чимин смотрел на тебя, как на чертово божество какое-то, дикий Хосок успокаивался рядом с тобой, а Джун мог понудить на любую тему, как и Джин. Ты связал всех вместе, хён. Юнги смотрел на младшего, не отрываясь. Чонгук описывал кого-то идеального, кого-то, кем Юнги, казалось, никогда не был, но младший говорил уверенно и искренне. Правда ли он казался таким? Был ли он таким в самом деле? — Ты точно обо мне говоришь? — попытался отшутиться Юнги, но Гук продолжал смотреть ему в глаза, и Юнги сдался. — Я… признаю, что поступил, как дурак, — начал младший, — я знаю Тэхёна со средней школы, и, наверное, был по-идиотски влюблен в него, когда заканчивал школу и поступил в универ. Мы всегда видели друг в друге братьев, и я думал, что такой дружбой не стоит рисковать, лишь бы признаться. — Таких друзей, как Тэ, правда сложно найти, я понимаю, — кивнул Юнги. — Я думал, что он дурачок, когда познакомился с ним. Кто ещё бы устроился в кофейню, ненавидя запах кофе. — Он щебетал о Чимине, новых друзьях, о хмуром парне с подработки… — Чонгук заулыбался, вспоминая прошлое. — Я же сидел в своей старой комнате, и мне казалось, что Тэхён меня просто забудет, а он взял и познакомил меня с вами, как только выдалась возможность. Мне всегда казалось, что он оставит меня позади, потому что, ну серьезно, я был неуверенным в себе гиком, но Тэ и не нужны были другие. Я думал, что внушил себе влюбленность, и, пока я раздумывал, она просто… Прошла? — Юнги показалось, что Чонгук только сейчас осознавал, что на самом деле чувствовал. — А потом… Я увидел других, наверное. Просто понял, что всегда смотрел только на Тэхёна, привык это делать, просто привык, что он всегда рядом, привык к тому, насколько мы друг друга понимали. И, пока я пытался ухватить всю суть наших отношений, я снова дико заревновал. — К кому? — устало отозвался Юнги, взметнув взгляд к чужому лицу. Чонгук шумно выдохнул и странно улыбнулся. — Как бы хорошо мы ни знали друг друга, всегда появлялись люди, которые понимали Тэхёна лучше. Я только стал отпускать влюбленность, как Чимин и Тэ стали общаться ближе и ближе. Чимин просто… понимал его с полуслова, как клише в историях. Мне казалось, что от меня все ускользает: и друг, и любовь. Я так злился! О, Юнги помнил это время. Никто толком не понимал, что происходило, и в основном оправдывали поведение Гука переездом в Сеул и ревностью — в конце концов, раньше Тэхён был только Чонгука, а теперь стал свой собственный и немного всех остальных. Больше всего доставалось Юнги, который на первой встрече наворчал на Тэ, чем заработал предвзятость самого младшего, а потом фокус плавно сместился на Чимина. Чимин всегда был тем, кто идеально понимал, что Тэхён такое. Они были разными, но сочетались так гармонично, что Сокджин и вовсе принял их за пару, когда впервые встретил. Неудивительно, что Чонгук ревновал. Где один был невнимательным, второй подмечал детали, и, если кто-то забывал о важных моментах, друг был рядом, чтобы напомнить и выручить. Юнги словно переживал всю историю заново. Как они встречались в маленьких палатках с едой, делили несколько бутылок пива и соджу, а потом давали младшим по шее за то, что те постоянно грызлись. Джун и Хоби махали рукой, давая им свободу, зная, что ни во что серьезное эти словесные перепалки не перерастут. — Ты злился тоже. Я помню, как ты бесился, что мы воюем за чужое внимание. Мы и правда воевали, а потом Тэхён заболел, и нам пришлось встретиться с Чимином вдвоем. Оказалось, что мы могли неплохо ладить, когда не пытались впечатлить кого-то, — Чонгук улыбнулся, и его глаза едва заметно зажглись, словно он вспоминал о чем-то очень хорошем. — Тогда мы с Тэхёном выдохнули. Наши посиделки наконец перестали быть минным полем, — кивнул Юнги. Тэхён был счастлив: они целый год наблюдали, как Чимин и Чонгук выясняли, кто подходит Тэ лучше, но наконец поладили. На некоторое время оба замолчали, и Чонгук вернулся на свое место. Юнги поджимал замерзшие пальцы ног, а через несколько минут с тихим покоцыванием пришел Холли, предательски подсев к младшему, как всегда любил делать с гостями. Чонгук потрепал пса за ушком, и Холли улегся, положив мордашку на ногу Гука. — Три года прошло, — тихо сказал Юнги. — И за эти годы многое поменялось, хён. Пока Чимин и я притирались друг к другу, вы продолжали себе работать вместе, а потом ты выпустился, Тэ смог устроиться в госпиталь. Ты стал занят, но я понял ещё кое-что: мне тебя не хватало. Наверное, мы все скучали, но ты только устроился в свою компанию и работал сутками. Мы понимали, что у тебя не было выбора, но скучали все. Раньше мы могли завалиться в кафе, когда была ваша смена, а теперь вас обоих словно забрали, и я остался без Тэхёна, а Чимин… Больше всех тебя не хватало ему. Юнги поднял взгляд, и его прострелило, с каким чувством смотрел на него Чонгук. Между бровями прорезались морщинки, глаза сверкали, словно винили в чем-то. В чем-то, о чём Юнги не знал или хотел бы не знать. — Не думаю, что ты замечал раньше, как нравился Чимину, хён, — продолжил Гук, и Юнги всё понял. Медленно выдохнув, он выпрямился и зарылся пальцами в волосы. — Нет, Чонгук. Ты не можешь… …быть прав? Говорить об этом напрямую? Юнги бы соврал себе, если бы отказался принимать правду. Чимин был в него влюблён, а Юнги знал об этом, но не чувствовал ничего в ответ. Его отказы были в мягком, но твёрдом тоне, в сообщениях, часто остававшихся непрочитанными до следующего дня, в звонках, не длящихся дольше минуты. Во всех мелочах, которые не были мелочами, но никогда в прямом «прости, но я не чувствую того же в ответ». Тэхён тогда смотрел на Юнги так же, как и Чонгук сейчас: с упрёком. Не обвинением, но некой злостью, возможно. Они злились за Чимина, который на Юнги обижаться не хотел или не мог. За то, как Чимин просил Юнги приходить домой почаще, когда остальные позволяли ему засиживаться допоздна, говоря, что это выбор старшего. За то, как Юнги никогда не был достаточно смел, чтобы открыто отказать. За то, что он прикидывался дурачком, пока сам не поверил, что никому он не нравится. Может, потому что тогда Юнги просто не думал, что может кому-то нравиться. — Тэ тогда нелегко пришлось. Вы с ним привыкли делиться новостями, — всё-таки, проработали два года вместе, — но тогда Тэхён оказался нужен вам обоим. Чимин боролся со своей влюбленностью, а Тэхён… Мне казалось тогда, что он пытается усидеть на двух стульях сразу: остаться другом тебе, но помочь пережить чувства Чимину. Знаешь, ему это тоже нелегко давалось, пока Чимин в один день не заявил, что больше убиваться не будет. Юнги помнил. То чувство облегчения, когда Чимин перестал приходить лично, а со временем и количество сообщений сократилось. Он тогда почти чувствовал себя виноватым, отпустив ситуацию без разговоров и выяснения отношений. — Я думал, что это был конец драмы. Что вот теперь-то Тэхён сможет чувствовать себя хорошим другом для вас обоих, без ощущения, что предает и тебя, и Чимина. Мы все были почти рады, наверное, — замолчал Чонгук. — А потом ты тоже записался на танцы. — Думал, что смогу помочь Чимину и Тэ, если буду поблизости, — со стороны младшего послышался скромный выдох. — Вот только не заметил, как… — понимая, к чему всё идет, Юнги мог начать предложение за Чонгука. — Как сам влюбился, — кивнул Гук. — и разочаровался в тебе, наверное. Ты игнорировал Чимина, и он смирился с этим, сказал всем, что всё в порядке. Никто, кроме тебя, в это не поверил, но он и правда выглядел лучше. — И ты тоже не поверил ему? — едва слышно спросил Юнги. — Конечно нет, — голос младшего чуть повысился, намекая на абсурдность мысли, которую высказал Юнги. — Он изнурял себя тренировками, сдавал экзамены, нашел подработку… Выглядел как зомби. Я же не заметил, как влюбился, пытался отрицать это, всё больше времени проводил с Тэхёном. Потом понял, что поступал так же, как ты, — игнорировал всё, думая, что пройдет. Не прошло. — А мы думали, что ты наконец ответил Тэ взаимностью, — пожал Юнги плечами. Со стороны всё выглядело совсем не так, как сейчас рассказывал Гук-и. Думал ли Юнги тогда, что всё обернётся именно так? — Но я не хотел быть как ты, — Гук замотал головой, — мне не хотелось, чтобы Чимин знал, но я перестал его избегать. Почти признался, когда он выронил, что всё ещё чувствует к тебе симпатию. — Тэхён знал? — спросил Юнги. Слова ворочались еле-еле. — Не знаю, — Чонгук снова покачал головой, не зная, что добавить. — Чимин говорил мне тогда, что Тэ сильно занят в госпитале, он только устраивался, и я не знаю, знаешь ли ты, но ему тогда сложно пришлось. Может, помнишь, он все время тогда говорил о его первой пациентке. Я даже имя помнил какое-то время. Липосаркома была. Она уже умирала, когда Тэ начал работать, но он сидел за справочниками сутками, даже когда она выписывалась, чтобы провести последние дни дома. На кухне повисла тишина. Чонгук смотрел куда-то в пол, Юнги же все сидел, обхватив колени, и теперь прятал лицо в сгибе локтей. — Он говорил, что его первой пациенткой стала девочка-ангел, — прошептал Юнги. Глаза слезились, если честно, и грустные воспоминания возвращались неспешными рядами, прокручиваясь, как черно-белая пленка. — Она подарила ему маленький браслет, Тэхён так и носит его, — голос Гука стал ближе, словно он снова сел за стол. — И, зная обо всех его качествах, я тоже не знал, как относиться к тому, что услышал в тот вечер. Юнги посмотрел на младшего. Гук смотрел куда-то в потолок, уставшим взглядом, словно все пытался, но так и не смог понять, что случилось. — «Прости, Чимин, я полюбил его первым», — сказал Чонгук, мотая головой из стороны в сторону, так и не веря в то, что услышал. Юнги встрепенулся, и всё, что только что сошлось, снова пошло трещинами. Первым? Тэхён любил Чонгука долгое время, дольше, чем даже он и Юнги были знакомы. Так почему же?.. — Я не понимаю, — проронил Юнги. — Он всегда говорил о тебе, Чонгук. Чонгук поймал чужие слова, но отчаянно замотал головой. — Чимин был влюблён в тебя долгое время, но Тэхён и ты познакомились раньше. Всё сходится. Мне казалось, что Чимин наконец выведет тебя на разговор, получит это дурацкое завершение, наконец двинется дальше. Но как он может, если теперь знает, что… — Чонгук заговорил быстро-быстро, снова разволновавшись и начиная злиться. — Тэхён знал, что ты откажешь, знал, как Чимину это нужно, но сказал ему, что полюбил тебя первым. Я не могу принять, как жестоко это было. Внутри все пошатнулось и ухнуло вниз, и Юнги почувствовал, как заледенело где-то над сердцем. — Ты идиот. Ты беспросветный идиот, Чонгук, — Юнги вскочил, и одеяло упало к ногам. Холли испугался того, как громко, почти крича, Юнги продолжил напирать, указывая пальцем на Чонгука. — Ты заявляешься ко мне и говоришь, что кинул своего лучшего друга, когда понял, что он влюблен в меня? — Юнги показал себе на грудь, и острый палец больно кольнул в ребра. — Ты хоть знаешь, как он сводил нас? Как он поджидал моменты, как притворялся, что спешит куда-то, лишь бы оставить Чимина со мной? Ты правда думаешь, что он любил меня всё это время? Даже когда я слушал, как он плачет, потому что боится признаться тебе? — К концу по щеке Юнги полилась слеза, и голос, сломавшись, осип и превратился в шепот. Судорожно выдохнув, Юнги продолжил: — Он заботился обо всех, отдавал, почти не брал ничего взамен, а ты кинул его, подумав, что он в кои-то веки решил сказать, чего хочет? Даже когда всё, что я слышу, это твоё имя? Твоё и Чимина, ты, балда, Чимин в тебя влюбился, чёрт бы тебя побрал! — Вскинув руки, Юнги проштормил в ванную, чтобы умыться. В ванной ещё оставался запах мыла, — смесь лаванды и ели, — и Юнги всхлипнул, уставившись в зеркало. Чёрная челка, немного закрывающая глаза, покрасневшие веки и шмыгающий нос… Ничего примечательного, но болело внутри как-то по-новому. Словно что-то загнивало и теперь давило на трахею, не давая вдохнуть или выдохнуть до конца. Он почти смеялся, и смешки чередовались с недо-всхлипами, но Юнги так и не мог заставить себя заплакать по-настоящему. Казалось, что никакого права чувствовать то, что он чувствовал, у него не было. — Влюбился он в меня, как бы не так, — сказал он своему отражению и плеснул холодной водой себе в лицо. Пока капли стекали к подбородку, чтобы упасть обратно в раковину, Юнги успокоил участившееся сердцебиение, но руки продолжали едва заметно дрожать, когда он потянулся к полотенцу. Протерев лицо, Юнги сел на коврик у ванной, и снова ушел в свои мысли. Всё было неправильным. И Чонгук на его кухне, и вся эта грязь с влюблённостями… Нет, такого ему было не нужно, и Юнги помотал головой. С каждым вздохом тяжесть уходила, пока внутри не остался только вакуум и странное жжение. Вытягивались забытые воспоминания, сказанные и несказанные слова. Младший знал столько деталей, которые Тэхён не упоминал в разговоре с Юнги, но не знал, кого Тэхён всё это время бережно любил. Юнги же знал, каково это — баюкать влюблённость, так, словно её никогда и не было: привык смотреть, как Тэхён мастерски это делал. Казалось, ему ничего не надо, лишь бы позволяли быть рядом, пока Тэхён будет смотреть глазами-сердечками, а потом хватать за пальцы и кружиться вместе. Уголок губ сам потянулся вверх, стоило вспомнить яркую, широкую и искреннюю улыбку Тэхёна, и Юнги выдохнул. — Черт, — в который раз за вечер прозвучало в одиночестве. Когда Холли тихонько поскреб в дверь, Юнги понял, что сидит в ванной уже почти полчаса, и тихо отворил дверь. В квартире оказалось пусто — Чонгук ушел так же, не предупредив, как перед этим заявился. Юнги посмотрел на то, как пусто и неправильно стоял стул, задвинул его и, почти ни о чем не думая, захлопнул на кухню дверь, выключил везде свет и закрылся в спальне, не пустив даже пуделя. На потолке шевелились огонечки от проезжающих машин, а где-то наверху едва слышно было, как приглушенно поет соседка. Юнги не мог различить мелодию, она доносилась, как лёгкое эхо, и мысли вернулись к Тэхёну. Как он там? Что сделает теперь Чонгук? Понял ли он вообще, что ошибся? Откуда-то сбоку донесся звук выключающегося телефона, — видимо, заряд закончился, — и Юнги был этому даже рад. Хотелось побыть одному, обдумать, что он будет делать, в конце концов. *** Проснулся Юнги ближе к рассвету, о чем говорили первые лучи солнца на стенах. Телефон пришлось поставить на зарядку, потому что рабочая неделя была в разгаре, как бы Юнги ни хотел поваляться и не думать ни о чем. Холли сразу же кинулся ему под ноги, как только Юнги открыл дверь, и обиженно проскулил. Вина слегка уколола, но Юнги выработал своего рода иммунитет к проискам своего питомца, так что потрепал его за ушком, присев на корточки, и был прощён. Заварив себе кофе, Юнги застыл у окна, рассматривая проснувшихся ни свет ни заря людей: пара людей выгуливали собак, некоторые просто бегали, но в целом на улице было достаточно пустынно. Юнги любил ранние утра — они напоминали ему, как они с Тэхёном уходили с ночной смены, заварив себе перед этим напитки, а потом сидели в парке. — Когда съеду с общаги, сразу заведу себе собаку, — сказал Юнги, откинувшись на лавочку и потягиваясь после бессонной ночи. Тэхён только улыбнулся и немного покачал головой: — Даже если сам больше на кота похож? — Не похож я на кота, не валяй дурака, — ответил Юнги. — Коты… милые, наверное, но они сами по себе. А я хочу, чтобы приходишь домой, а там тебя ждут, любят, за просто так, и не важно, успешен ты или нет, много у тебя денег или нет — лишь бы было что пожевать и где поваляться. Тэхён тогда посмотрел на старшего со странной смесью эмоций в глазах: то ли с участием, то ли с умилением — Юнги не разобрал, даже когда уставился в ответ. — Думаю, тебя уже ждут и любят, за просто так, и даже если бывает нечего пожевать и некогда поваляться, — услышал он спустя время. Тэхён улыбался, но не своей широкой счастливой и, как тогда казалось Юнги, немного глупой улыбкой; он словно объяснял что-то маленькому ребенку, который никак не хотел верить в правду. Телефон включился сам, набрав достаточное количество заряда, и воспоминание разрушилось чередой назойливых уведомлений. Пара была по работе, еще несколько — от сервисов и из приложений, и Юнги положил телефон экраном вниз. Уже доехав до работы, Юнги захватил себе декаф из кафе на первом этаже здания, и молчаливой, но менее угрюмой тучкой двинулся в свою студию. Сегодня не было запланировано никаких записей или плановых прослушиваний, и, немного подумав, Юнги открыл папку со своими старыми записями. Какие-то биты, какие-то мелодии — эта папка открывалась редко, если честно, в основном храня какие-то наработки еще со студенческих времен. Копался там Юнги только тогда, когда заходил в тупик. Из динамиков полилась мелодия, которую в своё время Юнги посчитал скучной. Без перепадов, плавная, лёгкая, как кашемировая шаль, она как нельзя кстати подходила под это голубое январское утро. В такие моменты Юнги закрывал глаза и слушал, и все складывалось в узор по-новому старый — нота к ноте, совсем как дни, которые он проживал один за другим, не задумываясь, и которые пролетали так же, как светофоры в шумном городе. Он не знал, проще ли было так справляться с этой самой жизнью, или же он вовсе забывал о ней. Хотел ли он так же писать и продюсировать через десять лет? Да. Хотел ли он быть с теми же людьми, что сейчас? Да, и это не обсуждалось. Хотел ли он, чтобы все оставалось таким же, как сейчас? Нет. В суете, в сумятице, без искорки, которая раньше его вела — нет. С сердцем, на котором тяжело, потому что не знаешь, как помочь любимому человеку — нет. Любимому? Юнги пожал плечами, но смиренно выдохнул, и в груди почувствовались отголоски вчерашних слез. Самому любимому на свете. С непослушными кудрями, с по-детски наивной улыбкой, с голосом-колыбельной, с танцующей поступью, в свободной рубашке на крепких плечах. Может, в повседневности где-то все-таки мерцала эта непоседливая влюблённость, маяча за чужими спинами. Может, так было легче жить — думая, что все эти переживания о взаимности были всего лишь выдумками. Жить было спокойно, даже если где-то горела дедлайны, случались небольшие неурядицы и срывающиеся планы. Почему же сейчас былое спокойствие причиняло только дискомфорт? Почему теперь казалось, что всего недостаточно? День отмерял час за часом, а Юнги все продолжал слушать мелодии, тянущиеся за ним шлейфом еще с тех времен, когда он познакомился с напарником по подработке в кафе, о котором только и думал последние дни. Лишь потому, что шанс на взаимность переставал быть нулевым? Юнги помотал головой, стоило ему представить, как он объяснял бы все Тэхёну. Тогда оказалось бы, что этот тяжелый месяц был прожит зря, и что перед Чимином Тэхён немного, но, может быть, был виноват — хотя бы потому, что о своих чувствах решил промолчать, лишь бы пощадить чужие. Тэхён не любил, когда его жалели, и, наверное, ему было бы неприятно от того, как Юнги всех перетормошил, потому что такта повременить с разборками ему не хватило. Будучи терпеливым по жизни, когда дело касалось его друзей, сдерживаться и ждать он не умел. Телефон внезапно завибрировал, и с фотографии ему улыбнулся виновник всех волнений. Сердце ёкнуло, но выражение лица смягчилось, как летний дождь, и Юнги принял вызов. — Привет, Тэхён-и, — сказал он, удивившись, как нестрого прозвучал его голос. — Юнги-хён, привет, — ответили ему. — А ты… сильно занят, да? — Нет, все спокойно. Смотрю старые записи, — «думаю вот о тебе», не стал добавлять Юнги. — А, — протянул Тэхён, явно понимая, о каких записях шла речь. — Те, которые из старой папки. — Да, они, — согласился Юнги, и повисло неловкое молчание. — А ты? — Сдал экзамен, включил телефон. Чимин написал, — удивил его Тэхён. — Спасибо. — За что? — не понял Юнги. — За то, что поговорил со всеми. За то, что всегда отвечаешь на мои звонки. Просто спасибо, что я могу позвонить тебе и услышать, что ты скажешь, — объяснил ему Тэхён, а затем замялся, словно задумался. — Я вышел с экзамена, а потом поговорил с Чимином. Они с Чонгуком встречаться начали, вчера. Стоило прозвучать имени Чимина еще в первый раз, Юнги уже знал, о чем пойдет речь. Может, немного, но Юнги надеялся, что Тэхён не будет звучать грустно, говоря о своих друзьях. Отпускать первую влюбленность никогда не было просто, а отпускать её прямо в руки своему другу — того хуже. Тэхён звучал устало, как старая пластинка, и Юнги было горько. — Как ты? — тихо выронил он, игнорируя, как воздух словно задержался в легких дольше, чем положено. — Всё в порядке, — так же тихо улыбнулись ему на другом конце. — Просто подумал и решил позвонить тебе, — снова повисло молчание, пока Тэхён собирался с мыслями. — Люблю тебя, знаешь? — вот так вот просто, своим теплым голосом, словно ребенку, сказал Тэхён. — Знаю, — сердце пропустило удар, а затем стало трепыхаться громче, и биение распространилось по всей груди, когда Юнги ответил. — Я тоже. — Я рад, — Юнги был почти уверен, что Тэхён наклонил свою кудрявую голову вбок, сонно и почти грустно продолжая улыбаться. — Я так устал. Можно, приеду? — спросил он. — Приезжай. Холли дома, ключи у соседки, я ей позвоню, — как в бреду, Юнги стал собираться, закрывая папки и сохраняя отредактированные записи. — Поешь и ложись, я закончу дела и приеду, — сказал он, словно они всегда жили вместе. — Правда? — наивно уточнил Тэ. Мягкий, зимний мальчик, запускающий пушистое тепло одним своим тембром. — Конечно, — улыбнулся, наконец, и Юнги, пусть от неровного пульса и волнения становилось дурно. — Тэхён, — позвал он его, чувствуя себя так, словно кровь в сердце текла в обратную сторону. — Люблю тебя. — Приезжай скорее, Юнги, — почти прошептали в ответ. Стоило положить телефон на стол, как пальцы застыли у губ, словно не они только что сложили звуки в два важных слова. Имел ли в виду Тэхён то же, что и Юнги? Голова была такой легкой, вместе с тем тяжесть в груди не проходила. Еще час потратив на то, чтобы закончить все срочные дела, Юнги вышел из кабинета. Написав Намджуну, что уезжает, спустился на негнущихся ногах на подземную парковку, едва ли вспомнил, где оставил утром машину, положил вещи на пассажирское сидение, закинул шапку назад и положил ладонь на грудь, где сердце так и продолжало заходиться в тахикардии, царапая ребра лимонными крылышками. Подрагивающими руками провернув ключ зажигания, Юнги еле вспомнил, как вырулил с парковки и, включив радио, поехал по снежным улицам. Снег медленно ложился на город, начинающий синеть с наступлением вечера. Как припарковался, как поднимался в лифте, как открывал дверь — ничего из этого Юнги не помнил. Дома было тихо, свет нигде не горел, но тэхёново пальто висело в прихожей, а его ботинки были аккуратно поставлены в уголок. Всё раздумывая и принимая свои эмоции последние два дня, сейчас Юнги шел на автомате, только взволнованно дышал, ожидая разговора, и немного переживал, думая о том, какими грустными будут знакомые карие глаза. Холли вышел из комнаты в гостиную, незаинтересованно посмотрел на Юнги, а потом вернулся в спальню. Своенравный, как и хозяин, он запрыгнул на кровать, и лег в ногах мерно посапывающего Тэхёна. Юнги застыл в дверях, не ожидая, что Тэхён будет спать, легко улыбаясь. Щеки его были сухими, как и ресницы. Тепло разливалось с каждым ударом сердца. Если Юнги все правильно понял… то, как мягко он провел по родным кудрям, а новым взглядом огладил лицо, Тэхёна больше не отпугнет. “You fell first, but I fell harder”, — вспомнил он строчки из новой песни, задержав внимание на губах. Взяв Тэхёна за руку, он оставил легкий поцелуй на тыльной стороне ладони, огладил длинные красивые пальцы и уткнулся в них лбом. Пальцы дернулись, затем выпутались из хватки Юнги и заправили ему волосы за ушко, вернувшись после обратно в чужую ладонь. — Прости, я заснул, — сонно прошептал Тэхён, гладя белые запястья. — Хён? — спросил он взволнованно, когда Юнги не ответил и не поднял голову. — Почему ты не говорил раньше? — спросил Юнги, сжимая руку Тэхёна, чувствуя, как она дрожит. — Тебе… Наверное, Чонгук рассказал? — предположили вместо ответа. — Я не мог. — Потому что?.. — подняв взгляд, Юнги всмотрелся в лицо Тэхёна, ища ответа. — Как давно? — Не знаю, — пожал Тэхён плечами. — Я не помню, когда понял. Может, четыре года назад. Даже до того, как Чимин рассказал. Понял, что давно стал смотреть на тебя иначе, когда забирал Чимина первый раз из бара. Он ревел, а я злился, что ты ему никак не откажешь. Я думал, что, может быть, он тебе нравится, а потом понял, почему мне это никогда не нравилось. — Прости, — вздохнул Юнги. — Я хотел тебя один раз, еще когда мы начинали только работать в кафе, на свидание позвать. Не помню, почему не позвал. Тянул, долго, а потом вы познакомились с остальными, и Чимин в тебя с первого взгляда... — Почему ты ему не рассказал? — задавая вопрос, Юнги уже знал на него ответ. — Обнимешь? — вместо этого спросил Тэхён, и Юнги лёг рядом, так и не отпустив теплую руку. Теперь они смотрели друг другу в глаза, и Тэхён мерно дышал, собираясь с мыслями. — Не хотел портить дружбу? — Боялся. Переживал, что всё ещё испытываю симпатию к Гуку. Не хотел тащить это в наши отношения. Это было бы не честно. Ты не спешил с кем-то встречаться, мне этого было достаточно, — Тэхён зарылся носом Юнги в ключицы. От волнения почти подташнивало. Называть вещи своими именами было страшно, как и проговаривать вслух то, о чем Юнги даже думать не решался. Тепло, поселившееся между их ладонями, раньше не имело названия. Оно, безымянное, грело, и Юнги этого раньше тоже было достаточно. В объятиях, в которые Юнги затянул Тэхёна, чувствовалось его сердцебиение — словно они срослись ребрами и слились в один организм. Ритм был сбивчивый, меняясь от каждого более длинного вздоха. Тэхён пах больничными коридорами и совсем немного лавандой, волосы были до сих пор примятые ото сна. Под воротом футболки начинались едва заметные созвездия. Юнги закрыл глаза, чтобы не смутиться. — Прости, что был таким трусом, — шею опалило извинениями. — Не извиняйся, — Юнги помотал головой и снова замолчал, не зная, что сказать дальше. Вместо этого ладони сами двинулись по осунувшимся плечам, гладя, и Тэхён удовлетворенно вздохнул. Возможно, стоило обсудить что-то еще. Может быть, нужно было успокоиться, покормить Холли и сесть на диване, включив фильм, но вместо этого, едва дыша от волнения, Тэхён поднял голову, встречаясь взглядом с Юнги, и придвинулся ближе. Его взгляд медленно перемещался от бровей к неспокойным глазам, от глаз к милому носу, а затем бегло спрыгнул на губы. — Можно тебя… — не дошептал Тэхён, как Юнги робко придвинулся. На языке заиграла химозная ваниль гигиенички, легкие потянуло от недостатка кислорода. Тэхён двинул губами, целуя в ответ, и шумно выдохнул. Его плечи наконец расслабились, а сам он отнял ладони от груди и прижал Юнги ближе, обхватывая от самой талии до лопаток. Он был такой хрупкий, но обнимал крепко и отчаянно, никак не разрывая почти невинное касание. Уши почти заложило, но вместе с этим Юнги слышал все — как шуршала простыня, когда они немного шевелились, как из-под занавесок в комнату просачивался вечерний шум. За последние два дня от спокойствия не осталось ни следа, но в этот момент оно восстанавливалось, тихо перекатывалось между губами, смешиваясь с новым волнением. Юнги не мог солгать и сказать, что никогда не целовался, — все же, это был не первый его поцелуй, — но столько эмоций за раз грозились пробить ребра и устремиться прямо на кончики пальцев Тэхёна. — Не могу поверить, что столько лет молчал, а потом признался по телефону, — хмыкнул он, когда воздух между ними стал окончательно общий. — Балда, — беззлобно подметил Юнги, сжавшись в уютный комочек в теплых объятиях. Волнение от признания медленно оседало в каждой клетке, синтезировалось в принятие и усваивалось прямиком через сердце куда-то на подкорку. Тэхён ничего не ответил, но поцеловал в плечо. Телефон пиликнул. @ngookc Прости, что вел себя, как мудло. Соберемся все вместе перед соллялем?