Клетка

Равномерные удары. Глухие и резкие. Безнадега. Темнота. Грязь и вонь. - Не перестанешь стучать, шею сверну, - раздался холодный голос из-за стены, но говоривший реакции так и не дождался. Стук армейским ботинком по прутьям клетки продолжался. Одиночка. Узкое тесное пространство, темное и вонючее. В углу - источающая миазмы яма для нечистот. Три ровных удара через промежутки. Три слова, которые холодили кровь. "Я убила человека". 1. Адвокат - миловидная женщина лет сорока - смотрела внимательно, цепко и как-то печально. Она была назначена судом, потому что её подзащитная отказалась сообщить какие-либо данные о себе. Та смотрела в стену за плечом своего адвоката и пыталась не думать. "Я убила человека". Пусть этот индивидуум был скотиной, мразью, последней сволочью. Но он был человеком. - Расскажите, что произошло? Что она могла рассказать? Что родилась с золотой ложкой во рту и никогда ни в чем не имела недостатка? Что отец - воротила бизнеса и по-совместительству глава преступного синдиката? Она хотела на совершеннолетие Харлей, а её отец запихнул в пансион для благородных девиц, заявив, что она совершенно распоясалась. Она любила джинсы и толстовки, рубашки и пиджаки, а однажды её впихнули в строгое платье ограниченно-серого цвета, от которого её выворачивало каждый раз, когда она вставала у зеркала. Отец записал её к лучшему парикмахеру, чтобы привести в надлежащий вид её длинные светло-русые волосы, но она сама остригла их портновскими ножницами. Криво и резко. Отец посмотрел холодно и заявил, что она будет ходить так, пока волосы не отрастут, чтобы почувствовать на себе презрение окружающих. Окружающим было плевать. В клане Вентер было не принято душевное отношение между членами семьи. Как стая волков, которые ждут твоей слабости, каждый следит за тобой во все глаза, ожидая, когда ты споткнешься. А стоило хоть раз проявить слабость, и тебя опускали до низов иерархии. И то, что ты дочь главы клана, никого не волновало. Миранда Вентер никогда не требовала ничего сверхъестественного от родных. Только бы её не трогали. Но всем хотелось попасть в круг её общения, стать доверенным лицом, приблизиться к "верхушке" и к деньгам, которые вращались вокруг неё. Она ненавидела приемы и официальные обеды и ужины, но её постоянно заставляли принимать в них участие. Она была должна. А если долго противилась, то потом испытывала на своей шкуре гнев отца в полной мере: несколько госпитализаций навсегда отвратили её от сопротивления главе семьи. Кузина, Нереида Аквилон, которую Мира звала просто Нерри, была лучшей наследницей, чем она сама. Об этом неоднократно заявлял отец. Ну и черт с ним! В какой-то момент это перестало её задевать, обижать, выводить из себя. Она орала в ответ, что он может спокойно переписать все свои деньги на любимого сына и его подстилку, а её оставить в покое. Она орала, что в огромном доме, где более ста комнат, она задыхалась от затхлости и духоты, от вони и смрада, будто бы сидела в камере-одиночке. А она хотела быть свободной. От всего и ото всех. И отец запихнул её в пансион. В красивую белокаменную клетку. Там не было предательницы Нереиды, там ничего не напоминало о доме, там можно было жить, но Миранда уже не могла остановиться. Она больше не могла жить так, словно она узник, протягивающий руки сквозь прутья к солнцу, к свету, к теплу. Её дом и родня не давала тепла. Ну как она могла рассказать это адвокату? Какое ей дело до детства, которого у неё не было? Что она может вынести из её рассказов? Или хочет делать упор на то, что она была несчастна, чтобы скостить срок? Ей было все равно... "Я убила человека". Три слова, три удара о решетку клетки-одиночки. 2. - Почему вы не хотите сотрудничать с нами? - это уже спрашивала помощница адвоката, когда её в который раз вызвали на допрос или свидание. Мира перевела взгляд на девушку лет двадцати: хрупкая, невысокая, темные волосы под каре, редкого отлива глаза - почти фиолетовые, но, кажется, все же черные. Красивые холеные пальцы с обстриженными ногтями немного подрагивали от напряжения. Это было мило. Она снова посмотрела на стену. - Может быть все же нужно кому-то сообщить?.. - снова начала было девушка, но споткнулась на середине вопроса под холодным взглядом серо-стальных глаз. Они были страшные. В них была пустота, страх и бешенство. Первоклассное бешенство. И крик: "Оставьте вы меня все в покое!" Губы подзащитной исказились в ломаной улыбке, похожей на оскал боли. Страшные глаза снова смотрели в сторону, и Диона перевела дыхание. Начальница говорила, что дело безнадежное и проигрышное, но она сама не хотела в это верить. Нужно разговорить их подзащитную! Теперь она сомневалась. У человека с таким взглядом не может быть внутри ничего хорошего... или живого. Она - убийца. Мира подалась вперед, резко, стремительно, заставив собеседницу отшатнуться. Она не упала со стула только потому, что её подзащитная схватила её за пальцы мертвой хваткой. - Я хочу немного пожить, девушка, так что не надо больше говорить о том, чтобы кому-то сообщить, - тихо произнесла подзащитная, вперив холодный взор прямо ей в глаза. - Если Вы в курсе, кого я убила, то должны понимать всю глупость ваших предложений. Диона знала. Диона ужасалась, когда два дня назад в их офис пришел мужчина угрожающей внешности с целью поговорить о девушке, убившей его клиента. Он был красив на свой манер: высокий, широкоплечий, с белесыми волосами, оказавшимися седыми, хотя ему было около сорока, Диона потом сама интересовалась. Лицо словно вырезано из цельного куска мрамора и глаза... холодные, безразличные, а голос тихий, вкрадчивый, произносящий слова лениво, словно через силу. Ему хотелось подчиниться. После его посещения начальница впервые за последнее время налила себе в стакан виски и выпила залпом, даже не поморщившись. - Тогда помогите нам... - через боль всхлипнула девушка, пытаясь высвободить свои пальцы из хватки шершавой от мозолей ладони. - Мне все равно, - вяло ответила подзащитная, отпуская пальцы помощницы адвоката. Ну как объяснить этой девочке, что её жизнь сократится до мига, растянувшегося на целую жизнь. От нажатия на курок до ввинчивания в её голову разрывной пули. Суд может назначить ей хоть пожизненный срок. Она сама знала, что другой суд, пострашнее того, который с присяжными, судьей и адвокатами, уже вынес свой приговор. И не важно, кто она. "Я убила человека". 3. Она закрывала глаза и вспоминала, как воспитательница её пансиона наказывала за непослушание. Всех нарушителей без исключения запирали в вонючей комнатке, в которой стояли швабры, ведра, химия для наведения чистоты в пансионе. Там пахло также, как в этой клетке. Если закрыть глаза, то можно представить себя юной и еще несломленной. Она сбежала через месяц, устав от постоянного пребывания в "карцере". Она изодрала на полосы простынь, обмотала вокруг ножки массивной кровати и выбралась в окно. Соседка по комнате, голубоглазая блондинка, с которой она на удивление быстро сдружилась, притворилась, что ничего не видит и не слышит. Через забор перемахнуть было проще, чем вычеркнуть себя из жизни. Она могла делать, что угодно, но семья нашла бы её на краю земли, если узнает, что она физически где-то существует. Потому пришлось умереть, как можно громче, как можно реалистичнее. Проститутка с главной площади с готовностью села на пассажирское кресло, показала паспорт, пригубила из фляжки любимого Мирандой мартини, похвалилась идеальным здоровьем и нехваткой денег. Миранда с удовольствием дала девчонке порулить, оставив салон машины недалеко от территории, которую занимало их семейство. Девчонку развезло очень быстро, столь же стремительно она потом летела в машине Миранды Вентер с обрыва, сидя за рулем и не справившись с управлением, уходя от погони. Семья сработала оперативно. "Я убила человека", - подумала она тогда, смотря на пылающие на дне каньона остатки взорвавшегося автомобиля. Она не испытывала угрызений совести, рассматривая фотографию миловидной блондинки в паспорте, который взяла у девчонки в залог. В стае выживает сильнейший, а она устала быть аутсайдером. Девушка оказалась гражданкой Японии с интересным именем Тено Харука. Миранде повезло, что в своей короткой жизни она изучала не только европейские языки, но и японский. У отца было много партнеров в Китае и Японии, он проворачивал сделки на любой территории. Миранду тянуло на восток, ей казалось, что там можно отдохнуть душой, расслабиться, перестать чувствовать себя частью стаи. Жаль, что автостопом туда было не попасть, - денег у Тено Харуки было столько же, сколько у самой Миранды, которая избавилась от всех карточек. Она заявила в посольстве Японии, что у неё был украден паспорт и все сбережения. Она старалась плакать и всхлипывать, чтобы не был так заметен слабый акцент, от которого было почти невозможно избавиться, продолжая жить в Италии. Ей поверили. И было наплевать, что она убила человека, лишь бы вырваться из этого круга. Лишь бы оказаться как можно дальше от семьи, которая не простит предательства. Она выбрила затылок и немного виски, одела черные джинсы, водолазку и куртку, похожую на военную, зашнуровала высокие армейские ботинки и увидела другого человека в зеркале. Миранда растворилась в небесах над взлетной полосой, с которой поднимался самолет, уносящий её в другую страну другим человеком. Она помнила, как чувствовала себя свободной... всего несколько минут, а потом её выворачивало в тесной туалетной кабинке самолета, тело колотила лихорадочная дрожь, а по спине текли дорожки холодного липкого пота. "Я. Убила. Человека". 4. Пять лет ушло на то, чтобы её взяли запасной в команду. До этого года три она коротала на мотокроссе, испытывая мотоциклы, на которых на следующий день будут проходить соревнования. Однажды её увидел на треке тренер команды, использующих исключительно марку Harley, и взял запасной, а потом поставил на замену выбывшего из-за травмы гонщика. На треке она была свободной: мысли испарялись, руки и тело действовали автоматически. Она сливалась с телом металлического зверя и словно слышала его изнутри, как живого. Мотокросс делал её частью огромного мира, пространства без рамок и любых ограничений. Она расслабилась. Она поверила, что обрезала все концы, сожгла все мосты. Она заговорила саму себя. Она уверила себя, что за семь лет её точно бы нашли. Но ладони покрылись липким потом, когда на трибуне она увидела телохранителей отца и его самого, в окружении свиты. Это была случайность, но сердце на какое-то мгновение, казалось, провалилось в желудок и там остановилось. В глазах потемнело от дикой паники. Бежать, бежать, как можно дальше. Только бы снова не попасться в клетку. Миранда готова была провалиться сквозь землю, только бы не снимать шлем, когда чествовали победителей. Её было сложно узнать: волосы стали черными, глаза постоянно прятались за солнцезащитными очками, в одежде - стиль милитари. Движения быстрые, рваные, взгляд жесткий и исподлобья, ладони в мозолях, с остриженными под корень ногтями, костяшки свезенные. Она перевоплотилась в другую личность, срослась с именем Тено Харука, забывая ту, прошлую жизнь, словно она была диким сном. В этой, новой жизни она пробивалась, царапалась, дралась, но не чувствовала себя загнанным щенком в волчьей стае. И она снова была насильно вырвана из созданного старательно мирка и окунута лицом в холодную воду, обжигающую льдом. Она никуда не денется от них... она не сбежит... Он, самый страшный её кошмар, стоял рядом с её мотоциклом и проводил ладонью по сверкающему боку. Так, словно это была обнаженная женщина в его кровати. Так, словно это была его собственность. Он был безразличен к комфорту, как и она сама. Он любил хорошие костюмы и чистоту во всем. Он не терпел поражения, и в моменты провала рядом с ним оказаться было равносильно смерти. Он мог придушить своими пальцами, хоть они и казались длинными и холеными, но хватка его была железной и беспощадной. Его звали Оберон Вентер, единоутробный брат-близнец, проклятие и наказание всей жизни Миранды Вентер. Он смотрел лениво, будто ему было все равно, но под его взглядом хотелось рассыпаться на молекулы и испариться. - Думала меня обмануть? - ласково спросил он, когда она подошла достаточно близко. Отпираться не было смысла. Говорить, что мужчина ошибся и принял её за кого-то другого, тоже. - Жаль, а я хотел пригласить тебя на свою свадьбу. С Нерри. - Тебе не надоела эта подстилка? - столь же безразлично спросила она и тут же получила увесистую пощечину, от которой пошатнулась и упала на холодный бетонный пол. Рот заполнился кровью. Хорошо бьет, скотина, поставленный удар. Он поморщился, рассматривая костяшки пальцев. - Когда Нерри умрет, я стану единовластным владельцем компании, которую основал её отец. Это станет неплохим дополнением к тому наследству, что оставит мне отец после твоей и своей смерти. Он говорил так, словно рассуждал о каких-то неодушевленных предметах. Словно о пешках на шахматной доске, которых можно смести легким движением руки. - И сколько ты ей отмерил? - голос чуть дрогнул, и она поморщилась. - Полгода, не больше, - пожав плечами ответил он безразличным тоном. - И не надо делать из меня чудовище, сестричка, - он улыбнулся, но ей показалось, что это акула щелкнула челюстями. - Ты тоже не пушистый зайчик. Сколько было той девочке, что взорвалась в твоей машине семь лет назад? - Семнадцать, - сквозь зубы произнесла она, желая ему проваливать ко всем чертям. - Как ты меня нашел? - Случайность, дорогая, - он снова улыбнулся, хотя глаза были холодными и колючими. - Я и не думал тебя искать, мне и так все нравилось. Ты умерла, сестричка, взорвалась в машине. Я за свои деньги поставил тебе надгробный памятник в семейном склепе, став единственным наследником. Ты сделала мне отличный подарок. - Может тогда и ты сделаешь мне подарок и уберешься из этой жизни? - спросила она, понимая всю глупость произнесенных слов. - Это было бы слишком просто, - он расхохотался. - Ты теперь у меня вот здесь, - произнес он, сжимая кулак. Она сглотнула. Она знала, что теперь никогда не будет свободной. Она знала, что теперь может либо спрыгнуть со скалы, либо убить его. Другого пути не будет. "Я и раньше убивала", - дикая мысль, от которой вспотели ладони, лежащие на оплетке руля. От одного предположения, что она способна снова, теперь уже хладнокровно, лишить человека жизни её бросало в дрожь. Но какая-то часть сознания усмехалась и заявляла: среди волков жить, по-волчьи выть. 5. Адвокат смотрела сурово, поджимала губы. Она до сих пор не отказалась от этой подзащитной только из принципа. Правда, было еще какое-то чувство, словно это имеет к ней отношение, да и Диона постоянно говорила об этом. - Сегодня стало известно, что семь лет назад Вы уже совершали убийство, - произнесла она и поджала губы. Информация прошла через средства массовой информации от анонима, но позднее выяснилось, что источник информации - супруга убитого, Нереида Вентер-Аквилон. Безутешная вдова за месяц излечилась от всех болезней, подтачивающих её здоровье, взбодрилась и развела бешеную деятельность против подозреваемой в убийстве её супруга. Мира криво усмехнулась. Что ж, она сделала Нерри просто невероятно щедрый подарок. Хотя можно было бы совершить подлость и заявить о себе, рассказать о их старой дружбе на грани дозволенного, подставить. Нет, её не посадят, но зерна сомнения будут посеяны в благодатную почву, и клан Вентер сотрет её в порошок, сомнет, как бумажку. В стае найдется новый вожак, наследство отца не останется неприкаянным, но Нереида Аквилон не будет иметь к нему отношения, как бы ей хотелось сейчас. Она знала, с кем вступала в опасную игру. - Против Вас будет работать Норман Аркс, - произнесла после долгого молчания Сецуна Мейо, надеясь тем самым вызвать хоть какие-то эмоции у подзащитной. Ей, например, было страшно до дрожи в коленях. - Вам стоило бы отказаться от этого дела, - произнесла в ответ Миранда Вентер, так её звали. - Вы можете потерять бизнес и место в этой сфере, - она говорила безразлично, почти скучно, но адвокату показалось, что она все же сожалеет, что втянула её фирму в эту воронку. - Я не боюсь, - отчеканила Мейо и удивилась, когда в глазах подзащитной промелькнула насмешка и даже жалость, но никак не уважение. Та смотрела на адвоката, как на юродивую. А потом рассмеялась. Как сказать этой милой женщине, что за содействие ей она получит лишь мешок неприятностей. Нет, жизни её ничто не угрожало, но семья могла создать такие условия, что самой захотелось бы лезть в петлю. В этом бизнесе выживает только сильный, но в стае - лишь сильнейший. Мира жалела, что у неё не получилось завести в жизни такой вот подруги. Иногда ей казалось, что где-то кто-то её ждет, зовет, словно тянет изнутри. Будто она привязана к кому-то цепью, и тот другой тянет со своей стороны, а у неё сжимается что-то внутри. В такие минуты наваливалась тоска. Мира научилась жить с этой тоской: отвесный обрыв, старый маяк, резкие порывы ветра. Япония была крошечной, её можно было объехать от берега до берега за минимальное время, и Мира не раз выпускала пар именно так. Автомобиль, вдавленная в пол гашетка, бешеный свист рассекаемых воздушных масс, которые кажутся плотными и осязаемыми, когда опускается верх кабриолета. Иногда, смотря на опускающееся в серые воды солнце, она скучала по Нереиде. Когда им было по шестнадцать, они приняли их дружбу за нечто большее. Так часто говорили об однополых парах, что они подумали: почему бы и нет? Мира не подумала, что для подруги это могло быть лишь игрой, подготовкой к чему-то более важному. Миранда подготовила подругу к тем ощущениям, что подарит ей Оберон, подготовила к чувству вседозволенности и свободы, которые гарантирует наследник всего и вся в семье. Нерри всегда любила это чувство свободы, что роднило их, а еще ощущение власти над другими, чего в ней не подозревала подруга. - Вы не сможете мне помочь, - все же произнесла она, смотря в серую бетонную стену. Было бы неплохо представить, что там, за этой глухой стеной, не территория, огороженная колючей проволокой, а огромные просторы над суровыми океанскими водами. Сетсуна собирала документы в папку и думала о том, что не хочет проигрывать это дело. Все это каким-то образом её касалось. А еще очень хотелось утереть нос Норману Арксу, который слыл жестоким и холодным, никогда не проигрывал и всегда требовал максимальное наказание. 6. Зал суда был полон. Но она не всматривалась в лица, для неё они не имели значение. Хотелось завыть от внутренней пустоты, от ощущения, будто по венам течет отравленная кислота, выжигающая изнутри. "Я. Убила. Человека". Мысль не новая, но теперь обретающая очертания конкретного человека. К которому она не испытывала жалости, которого ненавидела чуть ли не сильнее, чем всю свою многочисленную семью. Она смотрела на своего адвоката, на её помощницу и ощущала слабые отголоски благодарности. Но это чувство тут же перекрылось диким всплеском злости и раздражения, когда в зал вошла высокая стройная женщина с темными волосами, аккуратно подстриженными и уложенными, одетая в строгий костюм цвета морской волны. Та смотрела печально, глаза чуть покраснели, но Мира в момент встречи взглядов за мгновение осознала - она торжествует, что её спектакль выдался таким ярким и трагическим. Что она разыграла партию, в которой окажется победительницей, а её враги сами друг друга утопили, как котята в ведерке. Неужели именно эта девушка почти десять лет назад была для неё всем? Неужели уход именно этой девушки она переживала так болезненно, так долго? Неужели именно из-за неё Миранда Вентер хотела кричать, колотить о стену кулаками, рвать и метать от чудовищного чувства бессилия, которое накатило, как цунами? Нет, той девушки больше не было. "Я убила человека". Снова эта мысль, но теперь она подумала, что этим человеком в какой-то момент стала она сама. В тот момент, когда внутри снова поднял голову зверь, загнанный, отчаявшийся, злой, доведенный до ручки. В тот момент, когда остались лишь инстинкты: охранять себя и свое пространство любыми средствами. "Он не имел права жить!" Но её ли это право - решать? Не она родила, не она должна отбирать жизнь. Теперь придется отдавать долги в любом случае... Миранда почувствовала чей-то взгляд, от которого саднило кожу, словно по ней провели наждачкой. Надо было найти того, кто смотрел пристально и с большим чувством. Это был секретарь отца, Маурицио Стар, молодой мужчина, синеглазый жгучий брюнет, который часто помогал ей, прикрывал в рамках своих возможностей. Трудно было понять, что же сейчас выражают его глаза, но Миранде захотелось съежиться. Захотелось закричать: "Не смотри на меня так! Я не хотела... не сдержалась..." - и закрыться от этого взгляда ладонями. Как она могла объяснить ему, почему так подставилась?! Как объяснить, почему она не испытывает угрызений совести по поводу того, что убила именно этого человека, хотя сам факт словно разлагал её изнутри? Как можно объяснить кому-то другому, кто не видел ни выражения этого лица, не слышал этих слов, не ощущал интонации каждой клеточкой? Она и сейчас поступила бы так же... - Обвиняемая, Вы хотели бы что-то сказать? - обратилась к ней судья, заметив, что она перестала быть замершим изваянием. - Вы жалеете о содеянном? Забавный вопрос. Смешной. - Я ни о чем не жалею, - ровно произнесла она, мотнув головой. По залу прошелся ропот, адвокат смотрела хмуро и неодобрительно, но Миранда уже говорила той, - это бесперспективное дело, проигрышное. Норман Аркс довольно ухмылялся одними уголками губ, а его помощник поправлял очки на переносице, выражая тем самым свое отношение к происходящему. Маурицио судорожно сжал папку серого цвета, и Мира улыбнулась уголками губ, довольная, что адвокат сдержала слово, переправила её завещание по назначению. Мира и правда не жалела. Она и сейчас помнила, как в глазах потемнело от бешенства. Как она сжала отвертку с такой силой, что побелели ногти. Как она огромным усилием воли удерживала себя, чтобы не обернуться и не ударить. С силой, наотмашь. Оберон осклабился, разговаривая с ней, показывая истинного себя, не утруждая себя внешним лоском, который наводил, выходя в общество. Даже в кругу семьи он был сдержанным, холодным, строгим... похожим на отца. Но с ней не церемонился, раз за разом провоцируя на грубость, на ответную реакцию. И смеялся, когда она велась на эти провокации. - Что, правда глаза колет? - фыркал он у Миранды за спиной, прислонившись бедром к капоту своей машины, и дикий зверь внутри девушки зарычал от злости. Яд ненависти разлился по жилам, выжигая внутренности, заполняя её, как сосуд, жгучим ощущением черноты. Она упиралась ладонями на открытый капот своего автомобиля и пыталась сосредоточиться хоть на чем-то, кроме этого голоса, что насмехался над ней, унижал. - Ты одеваешься, как мужик, просто потому, что ты не женщина. Нерри была права, когда бросила тебя, с тобой она ничего бы не достигла. И пропала бы её потрясающая сексуальность, - она не могла понять, почему все его слова так больно били. Она ведь все это пережила, переросла! Нереида была той клеткой, которая держала её, она душила её, уничтожала, обволакивала. Не давала дышать полной грудью. Нерри был частью огромной клетки в сто комнат, из которой ей хотелось вырваться, потому что они всегда были рядом. Под одной крышей, в соседних комнатах... "Ты ведь понимаешь, Мира, что все это не могло продолжаться вечно. Мы выросли, и наши отношения были детской игрой. Ты хорошая, но мне хочется идти дальше. Мне интересны другие люди... мужчины". Мира помнила то чувство безысходности, что накрыло её с головой. Помнила, как все потом сказанные слова били не хуже обуха топора. - Она такая сладкая, - продолжал веселиться Оберон, посвящая её во все тонкости своей семейной жизни. - И никогда не вспоминает о тебе, разве что ради смеха... Он не ожидал, что она резко развернется и всадит ему тупую длинную отвертку прямо в грудь. Он смотрел на неё дикими глазами, когда она давила на ручку, заталкивая насадку все глубже и глубже, до самой рукоятки. Он хрипел, опускаясь к её ногами и булькая кровавой пеной на губах, хватал её за руки не слушающимися пальцами. Миранда смотрела ему в глаза с таким диким выражением в глазах, что тому становилось страшно. И не потому, что она его, в сущности, убила. Такие глаза могут быть лишь у дикого зверя и у отчаявшегося человека. У убийцы, который не жалеет о содеянном. Она не сбежала, когда её нашли с окровавленной отверткой, зажатой до судороги пальцами. Она стояла над распростертым у её ног телом, рассматривала свои окровавленные ладони с недоумением. Миранда Вентер не кричала и не сопротивлялась, когда полицейские заломили ей руки за спину, когда её сбили с ног. Она только хотела сказать, что они могут не стараться, что она все-все понимает... ведь она убила человека... убила себя. Оглашение приговора тоже не вызвало у неё никаких эмоций. Какая разница, сколько лет и в какой колонии назначил ей суд присяжных. Ледяной взгляд Нормана говорил сам за себя: сегодня или завтра, как скажет глава клана, земной путь её прервется. Стремительно и некрасиво. О чем её спрашивали? Последнее желание? Как перед казнью... - Позвольте увидеть океан, - ровным тоном попросила она, смотря в глаза Нерри. "Ради того, что было, ради твоего будущего, счастливого и благополучного, прояви милосердие, если оно тебе еще свойственно". Нереида кивнула, Норман произнес стандартную фразу: "Сторона обвинения не возражает", - и на этом все закончилось. Океан встретил её штормом. Старый маяк был наполовину разобран какими-то людьми в униформе строителей. Прошлое растворялось, разрушалось на глазах. Миранда смотрела вдаль и думала только об одном: "Быстрее бы..." Слабый хлопок. Упавшее мешком тело. Лужица крови, выливающаяся из ранки на голове. - Заберите тело и отвезите в местный крематорий, - произнес мужской голос, чей хозяин наклонился над телом. Мужчина закрыл серые пустые глаза и вздохнул. Он уже был не только секретарем главы клана, он уже несколько лет решал и совсем другие вопросы. Мира стала проблемой, которую ему нужно было решить. Она ведь даже упростила ему задачу, но от этого было не менее пакостно на душе. - Теперь ты свободна, - произнес он одними губами, пружинисто поднимаясь и смотря на её тело отстраненно. Работа выполнена чисто. 7. На пустой трибуне сидела девушка. Длинные пшеничного цвета волосы были заплетены в косу, голубое платье дрожало под порывами ветра. Она куталась в вельветовый пиджак и смотрела на пустующий трек. Ей казалось, что сейчас из раздвинутых настежь ворот огромного гаража выйдет высокая фигура, выведет мотоцикл, взревет мотор, и стремительная точка всполохом промчится мимо трибун. - В следующий раз, Миранда, в следующий раз, - пробормотала она, ощущая, как на ладони формируется звено сияющей золотом цепи. В этом мире они возродились не так, как всегда. В разных частях мира, в разных условиях. Ей повезло, что однажды она успела познакомиться с Мирандой Вентер, снова ощутить несгибаемость её воли, свободу и силу, которой была словно пропитана эта девушка. Она была жесткой, даже жестокой, но она такой и запомнилась. Она была загнанным зверем, и это было внове. И зверя убили, сожгли в пламени крематория и развеяли над водами Токийского залива. - Ты обрела свободу, - уверенно произнесла Эурос Минория, потушив на ладони золотые проблески. Она поднялась с жесткой скамьи трибуны и направилась к выходу. В этой жизни их стало меньше на двух хранителей, потому что думать о синьоре Вентер-Аквилон, как о альтер-эго Нептун, было противно до рвоты. Минория надеялась, что в новой жизни Уранус будет счастливее. И что однажды они снова будут отражать силы тьмы, стоя почти спина к спине. И что Миранда никогда не вспомнит эту жизнь.