Ожоги

— Эй! Хочешь? — лёгкий толчок в плечо. Она пытается вспомнить зачем они сюда пришли, но не может. Чьи-то холодные пальцы уже привычно обжигают кожу своим прикосновением, берут за подбородок и поворачивают безвольно повинующуюся голову куда-то в сторону. В поле зрения наконец попадает девушка с раскрасневшимися щеками, и небрежно спадающими по плечам распущенными каштановыми волосами. — Су, будешь ещё? — девушка поднимает на уровень глаз стакан с чем-то янтарным и горьким, наклоняет в бок, и через шум музыки Судзука слышит как лёд ударяет по гранёному стеклу. Девушка заторможено моргает, смотрит на стакан: в глазах слегка плывёт, а в животе странно ноет. Стакан тоже плывёт, и она переводит взгляд на девушку, что сидит сейчас рядом на диване и предлагает ей выпить. Судзука смотрит на эти волосы, на эти алые щёки и не может заставить себя прекратить. Наконец она закусывает губу, пересиливает себя, отрывает взгляд и собравшись силами выдавливает: «Н-нет, Моа, я не хочу.» И для убедительности мотает головой. — Правда? — улыбается девушка, всё ещё лениво играясь стаканом в руке и слегка оперевшись на спинку кресла смотрит ей в глаза. Что-то под рёбрами начинает царапать и сжимать лёгкие. — Нет, с меня хватит на сегодня. — Выдавливая из горла слова оправдывается неизвестно перед кем Судзука. Оправдывается, и тянется за предложенным виски. Касается холодного стекла и, уже случайно, таких же холодных пальцев, что держали его секунду назад. — Я достаточно выпила. — Глоток. Она ставит стакан на столик рядом и трясёт головой. От резкого движения в животе начинает крутить ещё сильнее. Или это от алкоголя? Это потому что она ничего не ела целый день и пила даже не закусывая? Это вообще влияет? Она хочет спросить это у Моа, но Моа ей наверное не ответит или засмеётся, называя милой, или начнёт рассказывать что-то о здоровом питании. — Вижу, что достаточно, это я уже поняла. — Моа, будто бы, снисходительно, или Судзуке так кажется, смотрит на неё, не спуская с губ всю ту же улыбку. Алкоголь обжигает горло, подавляя собой все оставшиеся вкусы. И ей это не нравится. Она делает ещё глоток. Музыка гудит. Или это в голове? Картинка перед глазами плывёт всё дальше и совсем скоро её вселенная унесётся совсем далеко. Туда, где она уже не сможет её догнать, дотянуться, ухватиться за руку и умолять не бросать. Музыка гудит. Это не в голове. ВИП места помогут спрятаться от глаз, голосов, света. Но не от её взгляда, её голоса, её света. — Моа, я… — Язык не слушается. Она не сможет это сказать. — Ты такая милая, когда… — Моа, постой. Я… — Скулы сводит. Она медленно наклоняется, приближается к её лицу. Моа действительно останавливается и смотрит на неё, ожидая что-то. Судзука тянется рукой к лицу девушки напротив, чувствуя как дрожат пальцы. Осторожно касается щеки. Пальцы будто окунают в расплавленный свинец, но она терпит. Терпит, смотрит в глаза в паре десятков сантиметров от своих собственных и не знает что делать дальше. Не хочет больше знать. Она не может, нет. Она отдёргивает ладонь от ледяного огня и закрывает глаза. Она не знает куда ей больше смотреть. Губы обжигает холод. Судзука не хочет смотреть, и наверное, не хочет сейчас ничего, кроме того, что чувствует сейчас — боли новых ожогов. Может ли луна сжечь своим мертвенным ледяным светом раскалённое солнце? Может ли солнце принять этот дар? Имеет ли оно на это право? Может ли она забыть всё что было до, и не жить ни секунды после. — Су, открой глаза, посмотри на меня. — Огонь, до этого обжигающий её лицо, затух так же быстро, как и вспыхнул, оставив после себя только тлеющие угольки, разбросанные по полу. Девушка открывает глаза и смотрит на Моа, что мягко улыбается и смотрит ей в глаза. — Су, я обещаю, это не закончится, просто поговори со мной, я прошу. Моа берёт её руку в свою, всё такую же невыносимо горячую; подносит к губам и оставляет на коже очередной ожог, что отболев, превратился в очередной уродливый рубец на её теле. Судзука смотрит на Моа и уже не может закрыть глаза, уже поздно. — Су, ответь мне, пожалуйста. — Не оставляй меня, Моа. — Шепчет девушка обуглившимися от огня губами. Силы оставляют её и она заваливается на бок, на диван, на котором сидела мгновение назад и кладёт голову на колени девушке, всё ещё ждущей от неё ответа. — Су… Я кажется была не права, тебе не стоило… — чужие слова расплываются так же как и взгляд и становятся невозможными для понимания. — Моа, ты хочешь этого? Ты ведь не сделаешь это, правда? — шепчет девушка и наощупь пытается ухватится за рукав чужой джинсовой куртки, стараясь удержаться в своей реальности, случайно касаясь её ладоней; обжигаясь. Моа что-то говорит, но слова Судзука уже не слышит. Она чувствует, как руки Моа нежно гладят её по голове, распутывают чёрные, перепачканные углём, локоны, плавят кожу, прожигают до костей. Она не удержалась. Картинка мутнеет, на освещённые стены опускается темнота. Вселенная уплывает всё дальше — её вселенная.