любуется.
его парень сидит на не особо удобном стуле, тихонько кряхтя от болей в спине из-за долгого времяпровождения за рабочим столом, отстукивает какой-то только ему известный ритм по колену карандашом. джисон видит, чувствует, что тот и вправду устал, но виду не подает — не хочет расстраивать. и ему жаль, искренне жаль этого взлохмаченного темноволосого кролика, в черных плюшевых штанах с принтом подобным их владельцу. жаль, когда тот от усталости потирает глаза, чуть ли не засыпая над кипами бумаг посреди дня. жаль, когда тот отказывается от любой помощи, грустно улыбаясь, будто пытаясь внушить: «все хорошо, не волнуйся», — но выходит криво, косо, слабо. хан переводит взгляд обратно на нежный цветок в руках, затем следует на букет. мгновенно рандомная в голове мысль берет вверх над всеми остальными, не давая шанса на какой-то выбор, и вот он уже возится с шестой по счету ромашкой, кропотливо и как можно более бережливо сплетая между собой, чтобы спустя время в его руках оставалась лишь корона из цветов, сердцевинки которых напоминают желтые сапфиры.«такие нежные цветы только в его шелковые волосы. идеально.»
лениво-сонными шагами хан быстро преодолевает расстояние между ними и в игривой форме вручает сплетение ниток своей души, то есть венок, минхо. — сегодня ваше величество ли минхо удостаивается чести принятия власти, так что мы проведем церемонию коронации! — откашлявшись, джисон смешно понижает голос и заносит над головой руки с венком, с каждой секундой медленно уменьшая расстояние, — я вас поздравляю, с этого момента вы являетесь полноправным королем владений под названием «душа и сердце хан джисона»! так же я дарю вам поцелуй на удачу. — и он, нежно поглаживая блестящие пряди, припадает ежевичными губами к светлому пульсирующему виску несколько звонких раз. минхо разливается по комнате, как море, смехом искренности, а у хана от этого разливается тепло по всему телу в геометрической прогрессии. — хани, какая прелесть, я польщен, — разворачиваясь и притягивая того за талию, мурлыкает минхо, словно кот, объевшийся сметаны, — может ты еще и на меня гадал «любит/не любит» с этим полчищем ромашек? джисон любовно смотрит сверху вниз на ухмыляющиеся губы, гладит ладонями бархатные щеки, улавливает носом запах цветов. честно, сам не знает почему, но сейчас ему так хорошо, как давным давно не было. минхо для него — самый настоящий обогреватель для сердца, а джисон для минхо — кошачья мята. — о, нет, любимый, что ты. если бы я хотел оторвать кому-то конечности в попытке узнать любишь ты меня или нет, то определенно первым бы стал сам же ты. хан наклоняется и оставляет невидимый отпечаток с привкусом апельсинов и смешка на носу владельца своей души, почесывая за ухом, как домашнего любимца. и им нравится. и им хочется остаться так еще хотя бы немного, позабыв о работе, учебе и остальной жизни. раствориться в нежности, для которой свойственны лишь два горячих сердца и медовые ромашки.