Манцинелловое дерево

Эрик отстранённо смотрит на серебряную цепочку в Чарльзовой протянутой ладони и запоздало понимает, что не знает, что с ней делать. Это должно было быть тестом — Чарльз позвал его сюда для этого — но конкретную задачу перед ним ставить как-то не спешили. Эрик тянется к металлу своими способностями, просто чтобы сделать хоть что-то, и оставляет его висеть бесцельно над своей рукой. — И? Что ты хочешь, чтобы я с этим сделал? Чарльз притворно небрежно пожимает плечами, и чуть нервная улыбка выдаёт, что он что-то задумал. — Не знаю. Что ты хочешь с этим сделать? Эрик сводит брови и снова смотрит на цепочку, перебирая в уме варианты. Он может заставить её принимать сложные формы или завязаться узелком в воздухе, но это слишком просто, очевидно, и они оба и так прекрасно знают, что Эрик способен это сделать. А Чарльз говорил, что такие эксперименты смысла не имеют. Ксавье по-учительски кивает на его мысль, словно подбадривая ученика у доски. Это какая-то задачка и Эрик должен догадаться. — Не совсем задачка, — Чарльз задумчиво отводит взгляд, — скорее проверка одной гипотезы. У меня есть одно предположение… наблюдение, которое нужно подтвердить. — Делаешь из меня лабораторную крысу? — Эрик улыбается, подстёгивая, и Чарльз издаёт обиженный смешок. — Все мы немного лабораторные крысы, когда дело касается изучения собственных способностей. Ты против? — Он смотрит в глаза внимательно и обеспокоенно, сделав жест рукой в сторону головы, но ментальную связь не ослабляет. Эрик отрицательно качает головой. Чарльз очевидно развлекается, но раз он это вообще затеял, то наверняка считает действительно полезным для Эрика. Так что попробовать не повредит. Пускай оставляет свои телепатические ручонки, пока не распускает их дальше необходимого. — О, спасибо, — и улыбка Чарльза почти перетекает в саркастический смех. Эрик возвращает внимание к цепочке и пропускает её между пальцев, пока думает. Чарльз ненавязчиво поправляет воротник своей чуть расстёгнутой рубашки, и ассоциативный ряд тут же складывается в голове. Цепочка — шея. Мозг автоматически подсовывает картинки. Кадык Чарльза дёргается, и сам он едва заметно вздрагивает, напрягаясь всем телом, однако усилием воли вновь расслабляется. Эрик недоумевает почему, но внезапно осознаёт что за картинки мелькнули у него в мыслях и внутренне холодеет сам. Металл, удавкой стягивающийся на горле настолько туго, что руки взлетают к шее в безуспешной попытке его остановить. Задушенные хрипы на периферии. Остро натянутая металлическая струна, на скорости врезающаяся в кожу. Легко преодолевающая сопротивление мышц и ловко переламывающая позвоночник точным движением, оставляя ровный край. Это было бы очень просто, кровь даже не успела бы- Глаза Эрика расширились. — Я не… — Я знаю… — Я бы не…! — Я знаю. — Чарльз кладёт руку ему на плечо, и взгляд его становится вкрадчивый и серьёзный. — И именно поэтому мы этим занимаемся. Это то, про что я говорил. Ты увидел цепочку и шею, и твоя первая мысль была как с помощью этого навредить. Несмотря на помехи в виде выброса адреналина, Эрику наконец приходит вторая мысль. Что обидно, куда более логичная и, казалось бы, очевидная. — Застегнуть замочек. Контроль мелких объектов и точность. Чарльз снова кивает, но с печальной констатацией факта. — На живом человеке с риском навредить при неосторожности. Подобное сработало на Алексе в тесте с манекенами, дав ему мотивацию для более точного прицела. Я подумал, что… — Подставить себя под удар будет хорошей идеей? — Эрик не даёт ему закончить, меняя тон на более жёсткий. — Я знаю, что ты мне не навредишь. Реальной угрозы не было. — Почему так? Мелкую моторику моего металлокинеза можно развивать и более безопасным способом. Чарльз устало вздыхает и молчит секунду. — Эрик. Твой дар — не оружие, а словно ещё одна конечность. Шестое чувство. Эрик хочет поправить: это он оружие, а не его дар, но Чарльз продолжает. — Защита с помощью нападения — твои настройки даже в состоянии покоя. Твоя ярость думает раньше тебя. И я хочу, чтобы ты об этом знал и подумал. Конечно же всё это было не про способности. Чарльз мягко удовлетворённо улыбается и ослабляет ментальную связь. — Оставь её себе, — берёт в руки ладонь Эрика с цепочкой и аккуратно сгибает его пальцы своими. — Для тренировок. Можешь делать с ней всё, что угодно. На секунду Эрику кажется, что здесь есть какой-то намёк, но… Чарльз идёт к выходу, обернувшись лишь перед самой дверью. И улыбается ему чуть шире.

***

— Пойдём, тебе понравится. Чарльз вёдет его какими-то козьими тропками через заросли деревьев недалеко от особняка. — Я понятия не имею, о чём ты, но уже в этом сомневаюсь. Он отодвигает рукой мешающуюся ветку, параллельно сдувая с носа очередного наглого комара. — Да ладно тебе. Обещаю, ты останешься в целости и невредимости. Если бы это был кто угодно другой кроме Чарльза, Эрик, скорее всего, подумал бы, что его в этом лесочке и закопают. Но это был Чарльз, поэтому смертью ему отделаться не удастся. — Честно, теперь я опасаюсь ещё больше. Сквозь шорох веток впереди слышится уже успевший стать привычным смех, и в глаза ударяет свет. Чарльз разворачивается к нему лицом и выходит на открывшуюся поляну вперёд спиной, разведя руки в стороны. — Рейвен нашла это место. Мы сбегали сюда иногда летом, когда были детьми. В июне тут много бабочек. Он щурит один глаз от солнца, смотря прямо на Эрика, и, видимо, что-то прочитав на его лице, сменяет тёплую улыбку на напускную деловитость и уточняюще поднимает вверх указательный палец. — Но. Тебя я сюда позвал не поэтому. Аккуратно, чтобы, наверное, не наступить на многочисленные растущие тут цветы, Чарльз шагает немного вглубь поляны. — Чёрт, да где… А! Вот! Не отрывая взгляд от цветка, он садится на траву рядом, скрестив под собой ноги. Улыбка становится ещё смешливее и шире. — Эрик, знакомься, это Matricaria chamomilla, — его попытки изображать серьёзность не отличаются успехом, но он продолжает, указывая на цветок прямо перед ним обеими руками. — Конкретно эта особь — мутант. Причём, с очень красивым и уникальным визуальным проявлением мутации! Эрик несмело подходит ближе и присаживается на корточки, чтобы рассмотреть. Маленькая ромашка выглядит так, будто срослась из двух. И жёлтая сердцевинка немного напоминает… сердце. Сильно напоминает. Эрик садится, подогнув под себя одну ногу. — Данный вид мутаций называется полиплоидия. Он довольно распространён у растений. Он повышает их выживаемость, устойчивость к условиям внешней среды и много чего ещё. Это геномная мутация, а не генная как у нас, здесь дублируется весь геном несколько раз, но сами гены этот процесс не затрагивает. Чарльз привёл его сюда, просто чтобы показать цветок. Цветок-мутант. Цветок, который можно было бы сорвать, но вместо этого он привёл сюда его. Потому что, видимо, по его мнению даже цветы не заслуживают смерти ради чужого развлечения. Особенно цветы-мутанты. Эрик бы внутренне закричал, если бы не боялся, что Чарльз услышит. — Когда я начал увлекаться генетикой, такие вещи стали подмечаться сами собой. В природе встречается очень много интересных, прекрасных и полезных мутаций, которые не замечает неосведомлённый глаз. В какой-то степени, это помогло мне принять свою. Я думаю, при должном просвещении, люди смогут тоже. Увидеть всю красоту и… принять. Он опускает взгляд и невесомо гладит подушечкой пальца лепестки. Эрик сжимает челюсти, как от боли, прежде чем ответить. — Когда люди видят красивый цветок, они хотят его сорвать, чтобы поставить в вазу. А цветы, которые они посчитали некрасивыми, истребляются, чтобы не портили вид. Принимают они или нет — неважно. Потому что они считают, что у них есть само право не принять. Он отрывает взгляд от пальцев на цветке и думает, что этот мир Чарльза решительно не заслуживает. И что на этой поляне его, всё-таки, закопали заживо. — Ты сказал, эта мутация улучшает многие качества растений. Я уверен, люди уже придумали, как это использовать. Чарльз смотрит на него печально и хмуро. Почти обиженно. — Или скажешь, я не прав? — добивает Эрик. — Селекция. Поражение в его голосе не приносит никакого удовлетворения. — Многие сорта фруктов, злаковых, декоративные растения… Эрик не говорит «мы будем использованы так же». Чарльз оставляет цветок в покое и опускает руку на землю. Смотрит в глаза решительно и будто даже гордо. — Как и все организмы, многие растения выработали механизмы защиты. Толстая кора, жёсткая кожа. Колючки, иглы, другие видоизменения листьев. Яды и отпугивающие вещества, кислоты. Труднодоступные места обитания. Всё далеко не так безобидно и беззащитно, как кажется. Во взгляде ко всему прочему добавляется сочувствие, а в голосе осуждение. — И есть манцинелловое дерево. Все его части смертельно ядовиты. Корни, листья, плоды — всё. Даже стоять рядом с ним опасно. Те, кто пытались укрыться под ним во время дождя, уходили с ожогами. Если вообще уходили. Его пытались жечь, но дым тоже оказался ядовитым. Эрик понимающе приподнимает уголок губ. — Люди обходят его стороной. Вешают таблички об опасности. Но и растения рядом с ним не растут. Птицы не поют. Не летают и не ползают насекомые. Вокруг него лишь голая, отравленная земля. И никого, кто сумел бы выжить. Зачатки улыбки сходят с лица, оставляя горечь на языке. — И, как бы тебе ни хотелось думать иначе, у вас с этим деревом гораздо меньше общего, чем тебе кажется.

***

Эрик находит его, полностью погружённого в бумаги и практически недвижимого, за рабочим столом. Впрочем, так даже к лучшему. Чарльз его не замечает, хотя на этом расстоянии уже должен почувствовать присутствие другого разума. И Эрик бесстыдно пользуется, облокотившись о дверной косяк и подбираясь принесённым металлом к его голове. Скользит стеблем по волосам и аккуратно заправляет цветок за ухо. Чарльз отмахивается как от мухи и забавно фыркает, но потом решает проверить, что же его отвлекло и вдруг замирает. Бережно сжимает двумя пальцами серебряную ромашку и смотрит на неё зачарованно, не моргая. Эрик отпускает металл. — Тебе стоит лучше следить за окружающей обстановкой. Я мог тебя убить где-то раз десять, пока стою здесь. Чарльз переводит взгляд на него и улыбается восхищённо, блестя глазами. — Эрик, это очень… — Не в натуральную величину и по памяти, но мне всё-таки надо было тренировать мелкую моторику. Улыбка одобрительная и довольная. А потом до Чарльза доходит. — Это моя цепочка?! Усмешка вырывается сама собой. — Ты сказал «делай всё, что угодно». Это всё ещё попадает под это указание. Чарльз смеётся, хватаясь за голову, но не выглядит рассерженным ни капли. Эрик берёт тон чуть серьёзнее. — Я был уверен, что ты не будешь против. — Ммм… ты прав, но я полагаю, что в следующий раз мне стоит аккуратнее подбирать слова. Хотя сейчас я не жалуюсь. Он гладит пальцем металлические лепестки, всё ещё разглядывая детали. Эрик смотрит и, глубоко вздохнув, улыбается. Очень больно вновь обретать надежду после того, как её вырвали с корнем. Но она сама проросла у него в сердце, и он ничего не может с этим сделать.