Ночной побег

      Мысли, подобно паникующим муравьям, носились из одной точки в другую, пока в перегруженный стрессом мозг поступали все новые и новые партии таких же назойливых дум, подобно мухам, наверстывающих круги внутри маленькой клетки безграничного сознания. Это сознание беспокойно металось, а его физическую оболочку, казалось, пронзали тысячи кинжалов, раскалывающих ее на тысячу ничтожных частиц. В голове словно играл плохо слаженный оркестр из расстроенных инструментов. Это была ранняя ночь, и Макс устало глядела в потолок своими кристально чистыми, но в то же время по-своему холодными, как поток горной реки глазами, понимая, что любые попытки уснуть не увенчаются успехом, пока волна переживаний, разрывающая ее черепную коробку, не отступит. Макс даже не знала, что раздражало ее больше: ужасный старший брат, произошедшая с ним ссора, бессонница или мысли обо всем этом вместе взятом прямо сейчас. Ей казалось, будто она — перекачанный футбольный мяч, который вот-вот лопнет от давления и поникнет к траве после, больше никому ненужный. Однако перестать думать и прокручивать одни и те же, уже почти заученные фразы было просто невозможно, особенно под воздействием не до конца отступивших эмоций, вскипающих в теле девушки. Почему она была вынуждена так страдать после какой-то до изумления глупой ссоры? Разве ей не следовало спокойно лечь спать и отпустить ситуацию? Наперекор желаниям, сознание не прекращало свои беспокойные махинации, и Макс подловила себя на том, что уже несколько минут беспорядочно сдирает кожу с кончиков своих пальцев.       Мне станет только хуже, если я сейчас же не усну. Но как я могу уснуть, когда в моей голове творится такое? Билли был тем, кого Макс всегда считала «проблемой», мешающей нормально жить, препятствием, что так навязчиво пыталось контролировать каждый ее шаг. Его характер выводил ее из себя, и страшнее всего было наблюдать в себе такие же черты, становиться похожей на него, ведь Билли всегда своим поведением лишь вызывал отвращение у сестры. Ее часто удивляло, как Билли самому от себя не противно. Потому что Макс нередко испытывала отвращение к себе, когда в очередной раз срывалась на кого-то, позволяя гневу вновь овладеть браздами контроля над собой, а точнее, полного его отсутствия. Каждый раз наблюдая за братом, Мэйфилд старалась подавить те мысли, связанные с прекращением его безобразного существования, ибо знала, что и такое не сможет успокоить ее порой слишком раздражительную душу, а желать кому-то смерти в целом неправильно. И все же Макс никогда не пыталась понять брата, потому что Харгроув всегда скрывал, тщательно, но незаметно для остальных закапывал что-то внутри себя, отталкивая чересчур любопытных как можно дальше. Его побегом от реальности были спорт, женщины и возможность грубить сводной сестре как можно чаще. Столько страданий из-за семейных неурядиц, не так ли? Макс редко задумывалась над тем, как Билли это воспринимает, но ей не хотелось углубляться в его темную душонку, в которой ничего не разберешь. В любом случае, Билли позволял себе слишком много при каждом споре, и не думал о последствиях своих слов, о всей той боли, которую приносит своим колким языком, точно так же, как и Макс не думала о том, как ее ядовитые ответы могут ранить. Почти каждая ссора представляла из себя бессмысленный акт кричащих друг на друга комков напряжения, где каждый из них пытался оказаться правым, оставить за собой последнее слово. Почему они никогда не могут поговорить как нормальные люди? Видимо, для таких, как они, это слишком трудно, если смотреть на то, насколько запущена ситуация. Но Макс все равно. Она хочет спать, ведь ей завтра в школу, а наблюдать темные круги под глазами в зеркале под утро ей не очень-то хотелось. Две сверкающие в темноте звездочки прикрыли мягкие веки, и девушка сделала вдох, предприняв попытку забыть все, что было. Из комнаты Билли не доносилось ни шороха, ибо он имел свойство быстро засыпать, не заботясь ни о чем. Долбанный везунчик. Или обычный пофигист. Макс перевернулась на другой бок, но это лишь усилило пульсацию в ее утомленной голове. Сколько раз его уродливое лицо, запечатленное во время крика, будет появляться перед ней подобно призрачной картине? Сколько раз в уставших от шума ушах повторятся те неприятные слова, слетевшие с его уст, словно Амфитеры? Макс надоело кататься в этой вызывающей тошноту карусели ее сознания, и она резко встала с кровати, осмотрев темную комнату. По ощущениям девушки было приблизительно два часа ночи. Макс подумала, что удачное время уснуть все равно ушло, так почему бы ей не заняться чем-нибудь, чтобы отвлечься? Макс включила лампу на прикроватной тумбочке и села на мятое одеяло, соображая, что делать дальше. Ее ступни холодил тонкий ковролин, всосавший в себя пыль. Она взглянула на черно-белый постер, расположенный прямиком над изголовьем ее кровати — улыбающуюся девушку, удерживающую баланс на носу скейтборда. Постепенно Мэйфилд стала одеваться, собрав рыжие волосы в хвост, и взяла с собой наушники с плеером и нужную кассету, чтобы послушать музыку. Ее рука потянулась за скейтбордом, стоящим в углу.       Это было предполагаемо. Стоило быстро проверить состояние скейтборда. Макс взглянула на чуточку ослабленные подвески, затем на почищенные колеса, провела пальцами по слегка затертой наждачной поверхности, по всем старым «шрамам», оставшихся на перенесшей время древесине. Макс любила свой скейтборд. Он никогда не оскорблял ее обидными словами, пусть и иногда заставлял падать на жесткий асфальт. Этот кусок доски с четырьмя колесами значил для нее так много, каждое воспоминание, даже самое болезненное, странным образом откликалось радостью и воодушевлением в голове. Макс, сама того не заметив, улыбнулась, и раскрыла окно своей спальни. Что будет, если она просто сбежит, так, под покровом ночи? Ничего плохого не произойдет, верно? Макс хотелось думать, что она останется в порядке. В любом случае, вернуться обратно через окно будет невозможно. Нужно поискать другие варианты и не ломать лишний раз скейтборд.       Дом Макс стоял в кромешной тьме, и лишь редкие лунные лучи освещали путь до входной двери, куда крадучись подбиралась девушка. Затея уйти из дома и покататься ночью так забавляла ее, что она даже забыла о том, как может разозлиться Билли, если узнает. Ее не волновала его реакция, ведь пока он не видит — этой ситуации не существует. Поэтому торопясь, но одновременно пытаясь быть тихой, Макс завязала шнурки и как можно незаметнее для всех членов семьи открыла и закрыла входную дверь. Свобода! Перед Макс предстали пустые ночные улицы, которые казались невероятно интересными и брошенными в такое время. Желтый свет уличных фонарей согревал своим тускловатым свечением, контрастируя с холодным, напоминающим сталь, пасмурным небом. Дул легкий ветер, раскачивающий тонкие ветки деревьев и блестящие под светом луны листья. Макс надеялась, что сегодня ночью не будет дождя, и она сможет спокойно прокатиться на своей доске. Тем временем дома во всей округе казались опустошенными из-за непроглядной тьмы, царившей в каждом окне. Весь город был погружен в сон, и лишь одна Макс нашла хороший способ послать бессонницу куда подальше, покоряя пустынные кварталы своим волшебным присутствием. Больше никто не тронет Макс. Никто ничего ей не скажет. Она прокатится одна и вернется, а если кто-то попытается ей навредить…       То я просто ударю их своей доской. Легкие трепетали от порыва свежего ночного воздуха, поступающего в несколько замерзающий нос. Макс надела наушники, которые какое-то время находились на шее, и поставила доску перед собой. Перед ней была длинная, ровная, чистая от машин дорога, которая манила и зачаровывала своей бесконечностью в этой завораживающей взгляд тропе. Несколько минут Макс пленено смотрела вдаль, спрятав руки в карманы своей ветровки, и левой ногой елозила скейтбордом по охлажденному дыханием ночи асфальту. Вид был настолько прекрасен, что Макс на миг подумала, а не картина ли это, — реальность казалась такой туманной — и если да, то почему тона были настолько четкими, а тени едва заметными под лунным сиянием, прямо как бывает в жизни? Она ощутила, как терзающие душу сомнения уходили прочь, отползая, подобно смешанным от волнения крабам, и, не отводя взгляда от чарующего уличного пейзажа, Макс на автопилоте вставила кассету в плеер, что не сделала накануне, поглощенная мыслями об удачном побеге из дома. Палец нажал на кнопку, и ее любимая песня начала играть. Это, несомненно, была Кейт Буш, и вступление ее знаменитой песни Макс могла узнать из тысячи, если не из миллиона других вступлений. Она так привыкла к звучанию этой мелодии, что каждая нота ощущалась как дом, дом для души и разума. Левая нога девушки, обутая в комфортные «Вансы», устроилась на доске поудобнее, закрывая болты своей белой подошвой, и тут правая принялась непринужденно отталкиваться от земли, вставая на другой край скейтборда и слегка надавливая носком вперед, чтобы выровнять доску относительно дороги. Так Макс принялась катиться прямо по центру, не думая о том, что кто-то может помешать ей — этой ночью она устанавливала правила. Ветер подул на ее макушку, на руки, на всю одежду, а Макс лишь улыбнулась, не противясь встречному воздуху. Ее правая нога скользнула к хвосту доски и слегка надавила на него, заставив скейтборд подпрыгнуть. Приземлившись после удачного трюка, Макс захихикала, и ее смех могла слышать только она сама, что добавляло к атмосфере ночи дополнительное чувство безопасности и комфорта. Этот момент, когда тело, расслабляясь, стоит на доске и катится вперед, был самым приятным для Макс. Инерция, несущая ее по дороге, помогала носу рассекать воздух, а волосам подлетать и развеваться на ветру. Макс оттолкнулась снова и поставила ногу у конца доски. И вновь ощущение невесомости охватило все ее существо, будто она парила по небу, стоя на мягком, бестелесном облаке. Колеса, столкнувшиеся с асфальтом, повторяли весь его рельеф, и каждая неровность эхом отзывалась в подошве девушки. Ее ноги могли прощупать дорогу, не находясь на ней, и это ощущалось просто волшебно, было совершенно неважно, что Макс давно привыкла к этому чувству. Оно немного щекотало и успокаивало, подобно утренней росе на тонких травинках. «Пожалуйста, пусть это длится вечность», — пронеслось в голове девушки, что уже давно не думала ни о Билли, ни о завтрашнем дне. Вселяющий уверенность голос Кейт Буш, играющий в наушниках, пробуждал в Макс нечто нетипичное, такое захватывающее и обнадеживающее. Макс оттолкнулась еще и еще, разгоняясь. Ей хотелось разогнаться так сильно, чтобы перестать чувствовать скейтборд под своими ногами, оказавшись будто бы во сне, будто взрастив крылья на своих лопатках, хотелось превратиться в ночное существо, в летучую мышь, и улететь в небо, поближе к лунному диску, похожему на блюдце, заполненное чистой кристальной водой, чтобы напиться и утолить свою вечную жажду, чтобы не думать обо всех своих несбыточных мечтах и просто удовлетворить одно из своих крохотных желаний, удерживающих ее в неведении от более крупных амбиций и планов. Хотелось обрести мир с собой. Макс заметила, как ощущение покоя и счастья медленно разливалось по ее венам, пока она катилась дальше, изредка отталкиваясь и вновь приземляя ногу на доску, становясь невесомой, подобно перышку. Сквозь проигрываемую плеером музыку в наушниках, Макс могла слышать трение колес об асфальт. Куда интереснее — она могла его чувствовать. И звук приземления колес после очередного трюка так удовлетворял, что Макс изредка пропускала слова песни мимо ушей, чтобы вслушиваться в шепот своего скейтборда. Шепот друга. Этот друг шептал интересным образом, его голос походил на звук грифельного карандаша, скользящего по тетради, на тихий крик медленно рвущейся бумаги, ворчание летящего к кеглям шара, или шайбы, что вот-вот попадет в ворота, этот голос успокаивал своим повторяющимся мотивом, напоминающим покачивающийся поезд или звук телефонного диска, слетающего с пальцев при каждой сменяющейся цифре, закипание чайника, испускающего пар, мела, выводящего число на доске, ножа, что своим лезвием вгрызается в картофель и разрезает его напополам, лопаты, гребущей снег на почти очищенной дороге. Этот таинственный шепот был настолько многообразен, в нем был заключен весь существующий мир, который только могла знать Макс. И обыденность этого звука так ее радовала, что она не могла остановиться ни на миг, дабы не прерывать занятных речей своей доски. Кто знает, может, она расскажет анекдот, когда Макс безуспешно сделает «кикфлип» и вдруг упадет?       И все-таки ночь была приятной, таких ночей у Мэйфилд еще не было никогда. Она жалела, что не додумывалась до такой идеи раньше, и теперь каждый день, проведенный без такой ночи казался девушке бесполезным. Впервые за столько лет Макс была разочарована тем фактом, что ночи имеют свойство заканчиваться. Она подумала, что было бы, если бы она только могла продлить ночь и кататься столько, сколько ей вздумается, не возвращаясь домой, не разговаривая с семьей, не видя их кислые лица за завтраком следующего дня… Ее разочарование длилось недолго, ведь какая разница, насколько коротка ночь, если имеет значение лишь этот момент? Миг, когда улыбка не сползает с лица и каждую клеточку тела захлестывают волны восторга? Когда обычная, вполне тривиальная ночь превращается в праздник и странным образом отсылает в детство? Только ночь и дорога. Она и доска. И, конечно же, Кейт Буш, ведущая за собой своим манящим голосом. Макс буквально могла представить ее, молодую и энергичную, перед своим скейтбордом, например, разъезжающую на самокате. Как подружку, лучше которой нет никого. И Макс было подумала, что жизнь, может, не так уж и плоха, ведь в ней есть безумно красивые ночи и скейтборды, а также песни Кейт Буш. Может, несмотря на существование старших братьев, не так уж и паршиво цепляться за каждую возможность поднять себе настроение? Может, не так уж и плохо иногда сбегать из дома, оставшись без тягостного присмотра? Разгоняясь вверх по дороге, Мэйфилд была готова поклясться, что в эту ночь все представлялось ей возможным, как, например, попытка заехать на стену ближайшей постройки и при этом удержаться, не свалившись. Самые дерзкие фантазии наполняли ее разум, пока она не думала останавливаться, уезжая все дальше и дальше от дома. Иногда Макс не замечала скейтборд под своими ногами, хотя и знала, что он все еще там. Девушка непрерывно смотрела на небо и свое окружение, как на фильм, в котором она была в главной роли. Небо, похожее на темный мрамор с беловатыми прожилками, поражало своей широтой и густотой красок. Макс и вправду захотелось взлететь вместе со своим скейтбордом, чтобы поймать воздушную опору и стать ближе к звездам, которые, как снежинки, ненавязчиво блестели в космической глубине. И пока Мэйфилд ехала в неизменном направлении, луна оставалась такой же преданной и следовала вперед в том же темпе. Но вот, щелкнув хвостом скейтборда об асфальт и развернувшись на сто восемьдесят градусов при помощи бедер, Макс стала катиться назад, туда, откуда начала, зная, что дорога будет такой же длинной и прелестной.       Ах, да мне ничего, на самом деле, не нужно. Как просты желания. Как сложен и неблагодарен человек, не понимающий, чем себя удовлетворить. Эта ночь — самая яркая из всех, что я проживала, потому что я испытываю все это в первый раз и больше не смогу наслаждаться этим как прежде. Но когда моя память затрет это воспоминание, я воскрешу его новой попыткой сбежать, и тогда вновь заживу, будто спичка, которой чиркнули о коробку. Загорюсь, и буду нести свет, пока не устану.       Только вот с чего мне вообще уставать? Кто сказал, что мне обязательно нужно сгореть и превратиться в уголек, ведь покуда есть я, есть и новый день, и новая возможность стать добрее к себе, продолжать гореть и светить. Я не виновата, что некоторым людям сложно принять мое существование, но это ничего, ведь я сама могу его принять. Едва ли Макс подумала об усталости, как почувствовала под собой ноющие от долгого напряжения ноги. И все же это была приятная утомленность. Продолжая катиться, изредка Мэйфилд делала передышки и вдыхала аромат ночи, пока не тронутой надвигающимся дождем. Макс могла предчувствовать, что будет гром. Поэтому, доехав до дома, она тотчас же юркнула в свою комнату и улыбнулась своей новой способности оставаться незамеченной. Переодевшись обратно, Макс легла в мягкую кровать под массивное одеяло, позволяя своему слегка озябшему телу согреть себя. Едва она прикрыла веки, как начался дождь, и на лице еще бодрствующей девушки заиграла довольная улыбка. Макс чувствовала себя победителем, предугадавшим идеальное время для побега и соответствующего возвращения. За окном сверкнула молния, и небо стало приобретать оттенок свеклы, светясь в ночи. Макс не хотела пропускать такое зрелище и еще какое-то время наблюдала буйство вспыльчивой стихии. Час проходил незаметно, ибо девушка была поглощена сиим представлением. А тем временем дело близилось к рассвету, и Мэйфилд знала, что она, конечно, поспит в оставшееся для не время, высыпаясь, насколько это вообще возможно в ее ситуации, однако другое ей было известно теперь еще лучше: Она обязательно повторит этот опыт с ночным катанием. Только в этот раз без ссоры накануне.       Я буду делать это снова и снова, пока не надоест, если это вообще может мне наскучить. Наконец, мысли, прежде быстрые и отчетливые, замедлялись и исчезали вовсе, стираясь, словно мыльная пена в воде, и девушка, успокоившись, боле не думала ни о чем, провалившись в глубокий сон, который не смог прервать ни один раскат грома.