***
Меня зовут Сириус Блэк, мне двадцать девять лет, и я точно знаю, что не доживу до тридцати. Самое хреновое в этом не то, что я знаю об этом, а то, что остальные тоже в курсе. Просто представьте, у меня последняя стадия рака, каждую чертову ночь я не могу заснуть из-за диких болей, парализующих все тело, сам я на сорок процентов состою из морфина, а все, что меня волнует, — это тот факт, что мои друзья и близкие знают, что каждый день вполне может оказаться для меня последним. Я вижу это в их взглядах. В том, с какой жалостью на меня смотрят Флимонт и Юфимия. В том, как Питер рассказывает о том, куда он поедет следующим летом со своей девушкой, а потом испуганно замолкает на полуслове, осознавая, что следующим летом я буду на три метра глубже, чем сейчас. В том, как Джеймс храбрится изо всех сил, притворяясь, что я такой же бесящий придурок, а все эти баночки, втиснувшиеся на мою прикроватную тумбу, нужны по какой-то известной только мне причине. Я вижу это в улыбке Регулуса, растягивающей его губы, но никогда не доходящей до глаз. И это расстраивает меня куда больше, чем то, что я скоро умру. Просто, блять, сделайте вид, что все в порядке. От того, что вы оплакиваете меня при мне же, ничего не поменяется. Не получается? Ладно. Придется брать все в свои руки. Клянусь, что замышляю шалость, и только шалость.***
На заднем дворе Поттеров сейчас гораздо больше людей, чем там способно поместиться. Питер о чем-то переговаривается с Флимонтом, кивая на каждое третье слово. Наверное, Флимонт выдает обычные инструкции касательно того, что делать, если у Сириуса кончатся таблетки, или где найти ближайшую деревню, чтобы дозвониться Поттерам, если вдруг что-то пойдет не так. Регулус помогает Джеймсу грузить сумки в машину, попутно причитая о том, что «вы едете на неделю, нахрена вам столько всего?». Джеймс виновато пожимает плечами, закидывая очередную сумку в багажник. Сам Сириус сидит на террасе, подставив лицо нежному июльскому солнцу. Вся его семья в сборе. Почти. Боже, как он любит этих людей. Всего три недели уговоров, две недели согласования графиков, и они действительно едут к заливу Барафандл, куда Сириус мечтал вернуться еще с самой первой поездки после окончания старшей школы. На самом деле, в этом месте нет ничего особенного: пустой песчаный пляж, бескрайний океан, медленно перетекающий в небо, и нулевая цивилизация в радиусе пятнадцати километров. Впервые Сириус услышал о Барафандле от Ремуса — тот рос неподалеку и нередко выбирался на природу с родителями. Описание, если честно, оставляло желать лучшего (Сириус, там комары, и если ты захочешь отлить, будь готов, что твою голую задницу увидят все, потому что там нет ни одного дерева), но черт, как горели глаза Ремуса, пока он рассказывал об этом. А потом, спустя пару лет, они вчетвером на собранные сбережения поехали туда, чтобы отпраздновать выпуск из школы и полноправное вторжение во взрослую жизнь. Оглядываясь назад, Сириус с уверенностью может сказать, что это был лучший момент в его жизни. И если он поверит в это достаточно сильно, то сможет убедить себя, что эта поездка окажется ничуть не хуже. Да, он умирает. Да, они едут втроем, потому что у Ремуса завал на работе (Сириус вообще не расстроен, в последнее время они и так отдалились друг от друга, ничего нового). Но эй, это же залив Барафандл! Рай на земле. — Позволяешь этим придуркам делать за тебя грязную работу? — раздается у Сириуса над ухом, и он в неверии поднимает голову вверх. — Ремус?! Какого хуя? А как же твоя… — Сириус замолкает, понимая, что он в душе не чает, чем занимается Ремус. — Что ты здесь делаешь? — Это риторический вопрос? Если нет, то прячусь с тобой в тени и жду, пока Рег с Джеймсом закончат забивать багажник сумками. Сириус хмыкает, качая головой. Вот засранец. Как уверенно он отмазывался, а сам стоит тут, будто ничего и не было. Проходит еще десять минут возни, а потом Регулус раздраженно швыряет какую-то коробку на землю и кричит: — Нахера вам сковородка? Где вы там собрались жарить?! — Джеймс прыскает от смеха, а Питер вздрагивает и оглядывается через плечо, шипя что-то вроде «осторожнее». — Плиту вы тоже взяли? — Не унимается Регулус. — Нет? Тогда и сковородка вам ни к чему. Придурки. Сириус встает, опираясь на трость, и неуклюже ковыляет к машине, постоянно оглядываясь на Ремуса. Пора прекращать этот беспредел, а то Джеймс, с подачи Юфимии, еще и утюг с собой возьмет. — Ладно, поехали, а то вы так весь дом перетащите сюда, — говорит Сириус, преграждая Джеймсу путь. К ним подходит Питер, останавливаясь возле Регулуса. Юфимия критично разглядывает забитый багажник, а Флимонт, заметив Ремуса, кидается на него с объятиями и хлопает по плечу (видимо, сильнее, чем стоило бы, потому что Ремус морщится каждый раз, как ладонь Флимонта касается его кожи). Наступает момент прощания, затянувшийся на ужасно неприличное количество времени, будто они уезжают не на неделю, а навсегда. Тем не менее, Сириус покорно обнимает Юфимию, позволяя ей влажно всхлипнуть ему в плечо, жмет руку Флимонту и отрывисто кивает Регулусу. Питер садится на водительское сиденье, Джеймс — возле него, оставляя Сириуса и Ремуса трястись сзади. В последнюю секунду Сириус вываливается из машины и резко притягивает Регулуса к себе, вышибая из него весь воздух и зарабатывая недовольное «ты меня сейчас задушишь». — Переживешь, — горько усмехается Сириус и отпускает брата, вновь забираясь в машину. — Поехали, — командует он Питеру и не позволяет себе обернуться, чтобы проводить взглядом уменьшающиеся фигуры на заднем дворе.***
Во многом их маршрут повторяет прошлую поездку. Сначала они добираются до Лландстадуэлла, находят лодочника, который переправит их на другой берег реки, и пешком от Пемброка двигаются в сторону залива. Технически, на это уйдет часов пять, но так (по словам Джеймса) неинтересно, поэтому он проложил новый маршрут, который он растянет на два дня, чтобы все успели полюбоваться видами и устать друг от друга (чтобы Сириус смог добраться до залива и не умереть от перенапряжения, на самом деле). Да, основной минус этого мероприятия состоял в том, что Сириус больше не мог проходить огромные расстояния из-за постоянных болей в ноге, но Джеймс был уверен, что с их помощью он справится. Питер даже отрыл где-то модернизированную садовую тачку, у которой спереди было приварено подобие лавочки, а сзади был достаточно просторный кузов, в который они сложат все свои вещи. В целом, путешествие им предстоит приятное. Путь до Лландстадуэлла прошел без приключений, они пару раз останавливались на заправках, чтобы размять ноги, перекусить и загадочно посмотреть на поля, как будто этот мир был им абсолютно понятен. Ремус будит Сириуса, когда они подъезжают к городу. Сириус недовольно ворчит. — Мы уже приехали? — Не совсем, — вздыхает Ремус. — Я просто хотел кое-что предложить. Джеймс делает радио потише и поворачивается к Ремусу. Питер шлепает его по заднице, бросая: — Джеймс, сядь нормально, — и снова обращает внимание на дорогу. — Ремус, мы слушаем, — важно заявляет Питер. — Я слышал, что тут неподалеку какой-то местный фестиваль, может, заедем, если мы никуда не спешим? — Я за, — тут же соглашается Джеймс, который все-таки сел как полагается. — Поддерживаю, — кивает Питер. Ремус выжидающе смотрит на Сириуса. — Чего уставился? Конечно, я в деле, — ухмыляется Сириус, стукая Ремуса по плечу.***
Сириус резко выдыхает и запрокидывает бутылочку, делая два жадных глотках. — С каких пор ты пьешь морфин так, будто это водка? — ехидно спрашивает Джеймс. — Может, тебе еще закуску принести? Сириус закатывает глаза. — Отъебись. Это хотя бы весело, — он обвиняюще смотрит на Ремуса. — Я думал, фестиваль это что-то прикольное, а тут пять бабок в старых платьях, семь полупьяных дедов и два ребенка в костюмах чертей. — Это ангелы, — бурчит себе под нос Ремус. — И тут правда здорово. Это же народный фестиваль, имей совесть. — Господи, Лунатик, не душни, — тянет Сириус, ерзая в тачке, в которую он забрался чисто шутки ради, он еще не настолько устал, чтобы пользоваться ей всерьез. — Ладно, ребят, — вклинивается Питер. — Я в туалет. Джеймс, не разнеси тут ничего. Сириус, — Питер оборачивается на него. — Ладно, Сириус, тебе можно. Ремус, ты голос разума. Раздав указания, Питер удаляется в сторону покосившегося домика, оставив парней посреди площадки, откуда они скептически оглядывают собравшийся контингент.***
Туалет выглядит и пахнет ужасно. Хотя Питер готов признать, что деревенские изо всех сил пытались создать подобие приличного места — даже на плитку не поскупились. Жаль, что не помогло. Питер стоит перед зеркалом, разглядывая свои отросшие волосы, и одновременно снимает часы с запястья, оставляя их на раковине, чтобы помыть руки. Через минуту он выходит из туалета, возвращается обратно к друзьям и тут же бежит обратно, потому что часы так и остались лежать между обросшей обмылками мыльницей и ржавым краном, на котором указатели горячей и холодной воды, почему-то, перепутаны. Мыльница, как и кран, на месте. Часы — нет. Выдохнув многострадальное «бля-я-ять», Питер срывается с места, выбегая во дворик и лихорадочно оглядываясь по сторонам в поисках дальнейшего направления. Маленький чертёнок с белыми крылышками очень уж резво продирается сквозь деревья, и Питер решает, что это неспроста. Он пускается за ним, не обращая внимания на оклики друзей. Расталкивая ветки и перепрыгивая камни, Питер не устает удивляться, откуда в этом маленьком мешочке костей столько энергии. Когда запыхавшийся Питер выбегает к берегу реки, ребенок с самым беспечным видом сидит на камне и болтает ногами, пуская солнечных зайчиков с помощью часов Питера. — Эй, ты! — кричит Питер, уперев руки в колени. — Клевые часы, где взял? — Папка подарил. Это противоударные касио последней модели, — на это Питер закатывает глаза, потому что он знает. — Скажи, крутые! — Это подделка, зачем они тебе? — А что? — наклоняет голову мальчик. — Хочешь забрать? — Да! — вскрикивает Питер. — Потому что это мои часы, засранец. — Вали отсюда, а то я начну кричать и скажу всем, что ты просил меня показать член, педик. — Что?! — Господи, откуда в детях столько злости вперемешку с изобретательностью? — Ты слышал меня, — смеется мальчик. — А хотя знаешь… Забирай, — лениво тянет ребенок и снимает часы с запястья, протягивая их Питеру. — Не люблю подделки. Питер сомневается: что-то тут не чисто. Но все равно медленно подходит к мальчику. В это же время он резко дергает рукой, закидывая часы себе за спину. Спустя секунду раздается глухой бульк. — Ах ты уёбок, — разочарованно тянет Питер. Мальчик пожимает плечами. Питер разворачивается и уходит прочь. — Эй, педик, — долетает до него вслед. Питер даже не останавливается. — Который час? — и взрыв смеха, будто это самое смешное, что могло только быть. Питер топает обратно через рощицу. Сейчас он забирает Джеймса, Ремуса и Сириуса, и они валят отсюда нахрен, пока Питер не нашел родителей этого засранца и не сказал им пару ласковых. Он уже видит Ремуса и Джеймса, склонившихся над развалившимся в тележке Сириусом, как в него резко влетает какой-то мужчина. Он тут же возмущенно (и очень неразборчиво) кричит, что Питер что-то перепутал, и вмазывает кулаком по лицу, промахиваясь и задевая подбородок по касательной. Это последняя капля. С Питера хватит. Он бросается на мужчину, валя его на землю. Где-то на фоне орет Джеймс: — У Пита сорвало крышу! — и бежит к нему, пытаясь оттащить Питера, попутно приговаривая: — Извините! Простите! Питер вырывается из хватки Джеймса, откидывает его руку, и на секунду всё замирает. Джеймс испуганно смотрит на женщину, которая зачем-то тоже полезла к ним и получила по лбу. Женщина зло смотрит на Джеймса в ответ, и в эту секунду все снова приходит в движение. Подтягиваются люди, влезая в драку, и только Сириус и Ремус стоят поодаль и наблюдают за развернувшейся картиной. Питера прижимает к столу какой-то мужчина. Он не бьет его, просто держит, будто не верил, что сможет дойти до этого этапа, и попросту не знает что делать дальше. Питер, если честно, выдохся, поэтому он просто наслаждается небольшой передышкой, искоса глядя на ругающихся Ремуса и Сириуса. — Нет, Сириус, мы не полезем туда. Это безумие! — шипит Ремус, а Сириус довольно ухмыляется. В итоге, придя к компромиссу, Ремус с криком катит тачку вперед, маневрируя размахивающим тростью Сириусом между столиками. Каким-то образом Сириус и Ремус попадают в самый эпицентр, и люди ненадолго теряются, уставившись на парня в садовой тачке, который грозит всем какой-то палкой. В конце концов Сириусу прилетает оплеуха. Питер дергается, сбрасывая с себя руки мужчины. Джеймс вскакивает на ноги и громко кричит: — Эй, не бей его! У него рак! Мы не бьем тех, у кого рак! Все замолкают. Сириус недовольно фыркает и тыкает тростью в Джеймса, который испортил ему все веселье. — А у тебя рак? — раздается откуда-то сбоку. — Нет? — оглядывается Джеймс в поисках источника звука. — Тогда получай, придурок! — и какой-то старый дед отвешивает Джеймсу смачный пендель. Питер задыхается от смеха. Они уезжают оттуда так быстро, как только могут. Сириус подтрунивает над расстроенным Ремусом, Джеймс, на удивление, сидит тихо, то и дело касаясь пальцами разбитой губы. Питер, посмеиваясь, выезжает из деревни, сворачивая на трассу и набирая скорость. — Ладно, это было весело, — подводит он итог. — Я даже забыл, как с вами весело. — С Клэр и не такое забудешь, — подает голос Сириус. Питер тут же напрягается. — При чем тут она? — резко спрашивает он. Да, Питер знает, что его друзья (вообще-то, только Сириус) не в восторге от его невесты, но какое им дело? Это же его выбор. Раз уж на то пошло, он единственный, кто состоит в долгих и счастливых отношениях. Так что не им его учить. — Да она же душит тебя! — взрывается Сириус, хлопая по коленям и тут же кривясь от боли. — Я уверен, что она тебе и чемодан собирала, — не унимается он. — Она твоя девушка или твоя мама? — Какая разница, девушка или мама? У тебя нет ни того, ни другого, — злобно бросает Питер. — Ауч! Это было грубо, — влезает Джеймс, стараясь сбавить напряжение. — Питер, не слушай его. Питер смотрит на Сириуса через зеркало заднего вида. У него на плече лежит рука Ремуса, а сам он смотрит на него так, будто пытается заткнуть взглядом. Сириус же пялится в зеркало, ловя взгляд Питера, от того и не замечает отчаянных попыток Ремуса свести ситуацию в норму. — Вот скажи мне, Хвост, — прищуривается Сириус. — Ты ее любишь? Можешь ли ты представить жизнь с Клэр и не съежиться от ужаса? Питер замолкает всего на секунду, раздумывая над ответом. — Люблю, — натянуто отвечает он. — А теперь иди нахуй и не мешай мне вести машину.***
Ремус с недоверием смотрит на билетную кассу. Очень громкое слово для сваленных в кучу досок наподобие шалаша, честно говоря. Наверное, неоновая табличка, на которой синим выведено «TICKETS», должна добавить авторитетности данному мероприятию, но Ремусу так не кажется. Он не удивится, если вместо билетов им всунут пожухлые листики. Ремус мысленно молится, чтобы следующей остановкой цивилизации стал Уэльс. Клоунада. В будке-шалаше сидит старик в кепке, из которой выбиваются седые пряди. Его глаза измазаны чем-то синим, Ремус старается не вдаваться в подробности. Купить билеты и свалить отсюда — вот его цель. — Здравствуйте, — привлекает он внимание старика. — Нам нужно на ту сторону. Как дела с паромом? Старик довольно улыбается. — Паром ходит круглый год 24/7. Первый рейс в 8 утра, последний — в 9 вечера. Это кроме Пасхи и Рождества, разумеется. — Значит, не круглый год и не 24/7? — самодовольно спрашивает Джеймс и получает толчок в ребро от Ремуса. Сейчас он дохамится, и они будут переходить реку вплавь. Ремус уверен, что этот дед откажется продавать им билеты чисто из вредности. — Не умничай, — бросает старик. — Вам 4 билета? Ремус кивает. — Туда и обратно? — А что, были те, кто брал только в одну сторону? — влезает Сириус. Старик смеривает его невпечатленным взглядом. — У него что, глаза накрашены? — громким шепотом спрашивает у Джеймса Питер, и старик резко задирает подбородок, с прищуром разглядывая парней. — А знаете, — начинает он. — Вы и тачку с собой потащите? Заплатите за нее, как за пятого. — Дед, ты чего?! — возмущается Сириус. — Мы с тачкой одно целое! — Вообще, его возмущения были ни к чему. Билет стоил три фунта. В обе стороны — шесть с половиной. Хреновая математика, если честно, но все равно дешево. Они могли заплатить. — Ладно, — с легкостью соглашается старик. — Тогда ты поедешь по двойному тарифу. Точка. Ремус хватает Сириуса за плечо, впиваясь ногтями. Сириус, на удивление, молчит. Джеймс передает деньги и забирает билеты. Старик взмахивает рукой в сторону моторной развалюхи и говорит, что подойдет через пару минут. Питер катит тачку, полную их вещей, Сириус ковыляет возле него, Джеймс и Ремус идут чуть поодаль. Никто из них не говорит, думая о своем. Ремус, к примеру, о том, что если они сейчас выложат половину барахла, которое собрали Джеймс и Питер, то потом им будет легче идти. На той стороне сплошь одни холмы. И если вниз еще легко и весело, то эту срань надо и наверх как-то затащить. А там по-любому еще и Сириус будет сидеть, он точно не справится с подъемом. Сириус. Ремус иногда забывал о том, в каком состоянии теперь его лучший друг. Очень легко притвориться, что все в порядке, если ты сбегаешь за тысячи километров, прикрываясь работой. Стыдно ли Ремусу? До безумия. Они с Сириусом прошли вместе через многое, о таких вещах даже рассказывать нельзя, и все равно Ремус сдался, как только все пошло не по плану. Как будто ему страшно, что он когда-нибудь взглянет на Сириуса и увидит на его месте обтянутый кожей скелет, который доживает последние дни, ложась обузой на плечи родных. Наверное, так оно и есть. Просто вслух об этом никто не говорит. И Ремусу стыдно, потому что он единственный, кто не боится признать, что все катится к чертям, и иллюзия, создаваемая всеми, настолько хрупка, что в нее никто не верит. А потом Ремус видит, как Сириус дурачится, тыкая тростью Питеру под ноги. Как Джеймс срывается с места и бежит к ним, хватая Сириуса на руки и утаскивая прочь. Как Питер ускоряется, пытаясь догнать их. И Ремус понимает, что дурак здесь только он, потому что раз за разом заглядывает в будущее без Сириуса, хотя все остальные живут здесь и сейчас. В конце концов, у Ремуса впереди долгие годы, которые он проведет, жалея о многих вещах, которые они с Сириусом не успели. Поэтому Ремус решает перестать скорбеть по тому, что у него еще не отняли, и бежит к Питеру, набрасываясь на него со спины и утягивая на песок.***
Джеймс смотрит вслед отъезжающему лодочнику и радуется, что они пережили эту поездку, перебравшись на другой берег в полном составе, не потеряв ни одной сумки и даже не поссорившись. Наверное, это связано с тем, что Сириус снова принял морфин и всю дорогу висел на плече у Ремуса, борясь со сном. Джеймс не может злиться на него за это. То, через что, он проходит… ужасно. Джеймс не многое потеряет, если позволит Сириусу немного поворчать. Питер разделяет его мнение. Ремус же не считает нужным делать Сириусу поблажек, поэтому он создает атмосферу нормальности. Спасибо ему за это. Время близится к закату, и Джеймс предлагает разбить лагерь прямо на берегу, чтобы темнота не догнала их где-то посреди леса. Все соглашаются с ним и принимаются за работу. Сириус возится со спальными мешками, Питер устанавливает палатки, Ремус собирает ветки для костра, а Джеймс перебирает сумки, ища запасы еды, которые им заботливо положила Эффи. Вечер проходит спокойно, даже уютно. Сириус лежит на коленях у Ремуса и время от времени тыкает пальцем в небо, показывая на звезды. Потом Джеймс напоминает ему принять морфин перед сном, и настроение у всех портится. Джеймсу даже слегка неловко. Они расходятся по палаткам. Джеймс с Ремусом, а Питер с Сириусом, потому что «Джеймс, ты не понимаешь, Ремус дергается во сне, он меня придушит, а Питер спит как младенец». Первым делом утром Джеймс идет набрать пресной воды, потому что он очень хочет выпить чаю. Британец он или нет, в конце-то концов. Сириус, однако, не разделяет его энтузиазма. Он презрительно смотрит на мучающегося Джеймса, который смешивает заварку с кипятком, а потом фыркает себе под нос. — Херня это, а не чай, — бросает он, взмахивая тростью в сторону термоса. — Да? — пыхтит Джеймс. — Сам заваривай тогда. Питер и Ремус молчат, привыкшие к их перебранкам. — Да тебе и так пойдет, — ухмыляется Сириус. — Пьешь пресную мочу и делаешь вид, что счастлив. Улыбку шире, Сохатый. А то мне не верится, что ты счастлив. Питер осторожно толкает Ремуса в плечо, как бы спрашивая, не нужно ли им вмешаться. Ремус качает головой. — На что ты намекаешь, Бродяга, — медленно поднимает голову Джеймс. — Работаешь хрен пойми где, снимаешь отстойные репортажи на местный канал. С твоим-то потенциалом ты мог быть сейчас вообще в другом месте. Джеймс чувствует прилив ярости. Он знает, что Сириус делает это специально, потому что ему скучно. Джеймсу надо промолчать. Да хера с два. — Я уже говорил, Лили не была готова переехать. — Лили? — смеется Сириус. — Не вижу никакой Лили. Эй, Лили? — зовет он, оглядываясь. — Ах, точно, ты просрал отношения с ней, и она свалила, оставив тебя с ипотекой. Ну, все было совсем не так, как рассказывает Сириус. Да, Джеймс свято верил в то, что Лили станет его женой, нарожает ему кучу маленьких Поттеров, и они будут существовать в маленьком мирке, в котором они всегда поддерживают друг друга и на выходных выбираются в парк на семейный пикник. У Лили же был совершенно другой план на жизнь, и она честно сказала Джеймсу, что не вписывается в его картину идеальной ячейки общества. И Джеймс, не будучи мудаком, понял и принял ее позицию. И да, Лили вносила свою часть денег по ипотечному кредиту. Так что Сириус не прав. — Знаешь что, Сириус, — не выдерживает Джеймс. — Иди-ка ты нахуй. Ты как будто репетировал этот диалог, придурок. — Зная присущую Сириусу склонность к драматизму, Джеймс уверен, что тот вполне мог встать на полчаса раньше, чтобы подготовиться. — Да с радо… — Сириус закашливается, сгибаясь пополам. Джеймс тут же подлетает к другу, опускаясь перед ним на колени. — Все в порядке? — спрашивает он, обеспокоенно глядя ему в глаза. Питер уже копошится в сумке с лекарствами, ища морфин. Ремус, чтобы не создавать лишней суматохи, отходит в сторону. — Я сам, — говорит Питер, подходя к Джеймсу и Сириусу. — Джеймс, пойди пригляди за Ремусом, проветрись. Джеймсу отчаянно хочется остаться и доругаться. Все, что угодно, чтобы прогнать картину согнувшегося и задыхающегося Сириуса из головы. Джеймс готов придумать какой-нибудь пустячный повод для перебранки, чтобы хотя бы еще на минуту притвориться, что все хорошо. Но прямо сейчас он ничем не может помочь, поэтому покорно идет к вставшему невдалеке Ремусу. Ремус с неподдельным интересом разглядывает груду камней, лежащих в конце пляжа. — И ты на него не злишься? — не поворачиваясь, спрашивает он. — За что? — усмехается Джеймс. — Он мне ничего нового не сказал. Чай и правда отстой. Про Лили я слышал и до того, как он… — Джеймс на секунду замолкает, проталкивая ком в горле куда-то вниз, — заболел. Так что, все в порядке. — Твоя правда, — вздыхает Ремус. — Знаешь, это прозвучит странно, но вы с Питом большие молодцы. Меня не было почти год, а все по-старому. Сириус все та же ворчливая сволочь, только немного в другой плоскости, — он пожимает плечами. — Вы так стараетесь не дать ему упасть духом. Я… — Не надо, — перебивает его Джеймс. — Все делают то, что им по силам. И если тебе надо было немного времени, чтобы свыкнуться с этим, то это нормально. — Это у нас есть время, а у него? — Побойся Бога, Сириус бы из вредности прожил столько, чтобы снова увидеть тебя и сказать тебе, какой ты засранец. Джеймс смотрит на искренне смеющегося Ремуса, и в груди у него теплеет. — Ребята! — кричит Питер. — Все супер, я придумал, как вылечить Сириуса! — Он бежит к ним и размахивает чем-то. Приглядевшись, Джеймс видит кусок хозяйственного мыла. — Надо засунуть это в задницу Сириусу! Погнали. Джеймс хлопает Ремуса по плечу, тот быстро кивает, и вот они наперегонки бегут к смеющемуся Сириусу, который, словно это самое обычное дело, поворачивается к ним спиной и наклоняется, оттопырив зад.***
На Питере проклятье. Так и запишите. Вы думаете, почему его все называют Хвостом? Потому что к нему постоянно кто-то цепляется и ходит за ним хвостиком. И нет, речь не о простых обывателях, а о городских сумасшедших, пьяницах и бездомных, которые слетаются к Питеру, словно он маяк для всех страждущих. Но Питер, будучи Питером, не против. Поэтому, когда они вчетвером сидят на пляже и видят, как из-за кустов вылезает какой-то мужчина, Джеймс, Сириус и Ремус с надеждой смотрят на друга, мол, давай, возьми его на себя. — Здравствуйте! Вам помочь? — участливо спрашивает Питер, подходя поближе. Этот мужчина точно его клиент. В коротких джинсовых шортах, которые раньше явно были брюками, в спасательном жилете на голую грудь и потрепанных сандалиях. На голове у него шахтерский фонарь, а руки заняты мешками, в которых лежат камни и какой-то мусор. — Может, и помочь, — добродушно отвечает мужчина. — Я вот тут ищу, — он взмахивает рукой и несколько мелких камней выпадают, ныряя на песок. — Что ищете? — подключается к диалогу Джеймс. — Мой друг раньше собирал фигурки. У него была целая коллекция дарт-вейдеров в коричневой одежде. Настоящий раритет, скажу я вам. А потом он их профукал. — На пляже? — спрашивает Питер, искренне стараясь вникнуть в суть ситуации. — Да нет же, просто потерял где-то. А я вот нашел тут недавно консервную банку из девяностых, — как будто меняет тему разговора мужчина. — Ну, и подумал, что сюда весь мусор несет. Вдруг и лордов прибьет. На этих словах он переворачивает один из мешков, высыпая на песок какие-то ветки, банки, стекляшки. Джеймс с отстраненным интересом начинает разглядывать добро, как Сириус тянется к трости. — Мне надо отлить. Джеймс тут же поворачивается к нему, но его останавливает Ремус, бросая саркастичное: — Моя очередь смотреть на его член. Джеймс поднимает руки, признавая поражение, а Питер прыскает со смеха. И резко вздрагивает, когда слышит голос мужчины гораздо ближе, чем ему бы хотелось. — Уставший он какой-то, — заговорщически шепчет он. Питер смотрит на Джеймса и кивает, соглашаясь с мужчиной. — Нет, не этот. Я про того, с тростью. — А, да, — исправляется Питер. — У него рак. Последняя стадия. — Грустно, — сочувственно кивает мужчина, хлопая Питера по плечу. — Повезло тебе, — ни с того ни с сего говорит он. Питер молчит, ожидая пояснения. — У меня тоже был лучший друг. Он умер пятнадцать лет назад. Долго же мне никто не нужен был. А потом я стал искать нового лучшего друга среди других своих друзей. А потом и среди своих знакомых. — Нашли? — осторожно интересуется Питер, предполагая, каким будет ответ. — Не нашел, — пожимает плечами мужчина. — Но я нравлюсь людям, у меня обязательно получится. — И долго еще будете искать? Мужчина хмурится, оглядывая Питера с ног до головы. — Что? — И в глазах стоит чистейшее непонимание, будто Питер задал вопрос не в контексте разговора, а просто выдернул его черт знает откуда и притащил этому несчастному человеку. — Фигурки, — Питер взмахивает рукой в сторону Джеймса, охраняющего мешки с мусором. — А, — довольно улыбается мужчина. — Еще чуть-чуть поищу тут, потом чуть-чуть поищу там, — вздыхает он. — А вы? — Что мы? — Тоже искать будете? — Нет, — серьезно отвечает Питер, оглядываясь на возвращающихся Ремуса и Сириуса. — Мы уже своё нашли. — Понятно, — тянет мужчина, подходя к Джеймсу и забирая мешки. — Ну, я пошел. И вот так просто он берет и уходит в кусты, махая им напоследок рукой с полупустым мешком. — Какого хрена только что было? — театрально уголком рта шепчет Джеймс. — Жалко его, — только и отвечает Питер.***
Сириус ни за что не признается, что ему тяжело. Нога постоянно ноет, и он уже свыкся с этим, но это не значит, что у него получается игнорировать боль и идти наравне со всеми. Ремус это замечает и время от времени предлагает устроить привал, потому что «да мне ботинок натирает». Сириус ему очень благодарен. В какой-то момент Джеймс решает, что на сегодня они прошли достаточно и пора разбивать лагерь, готовить ужин и отправляться ко сну. По его расчетам завтра в это же время они уже будут на пляже у залива. Осталось совсем чуть-чуть. Сириус с ним не согласен, но не спорит. Вместо этого он снова принимает морфин и, как самое бесполезное звено, сидит у костра, грея мясо. Джеймс и Питер возятся с палатками, Ремус лихорадочно бегает от дерева к дереву, ловя связь. В конце концов он психует и уходит вглубь рощицы к воде. Не то чтобы Сириус думает, что Ремус с горя утопится, но ему очень хочется сходить и проверить, как у него дела. Он с трудом встает и идет за ним, останавливаясь каждые пятнадцать метров, чтобы перевести дух. Когда Сириус наконец догоняет его, Ремус уже сидит на огромном валуне, кидая маленькие камни в заиленный пруд. — Что случилось? — осторожно спрашивает Сириус, чтобы не напугать Ремуса, и медленно опускается возле него, стараясь не поморщиться. — Я должен был связаться с редактором, чтобы узнать, как дела со статьей, — ворчит он. — Но тут нихрена не ловит. Я просто отрезан от мира. — Эй, не переживай. Я уверен, там все супер, — приободряюще говорит Сириус. — Откуда тебе знать? — Я читал «Вереницу». — Ремус резко переводит на него взгляд и Сириус замирает, осознавая ошибку. — Прости, — выдыхает он. У Ремуса были сложные отношения с… да со всем, если честно. Но с писательством особенно. Лайалл, его отец, был писателем, довольно успешным, но прожившим так мало. Он умер, когда Ремусу было шестнадцать. И тогда Ремус пообещал, что он продолжит работу отца. Тоже будет писать и делиться своими историями с миром. Только Ремусу никогда не нравились свои работы. Слишком пресные. Слишком предсказуемые. Слишком не как у отца. Сириус пытался его убедить, что это не так, что никто не просит его становиться вторым Лайаллом, что он больше, чем просто сын. Но все зря. Ремус писал и ненавидел каждую строчку. Ремус отправлял работы в издательство и тут же открещивался от них, как только получал гонорар. Ремус никогда не показывал свои работы никому, кто знал его лично. Однажды он загорелся идеей написать книгу. Сириус знал лишь в общих чертах. Ему даже казалось, что есть улучшения, потому что Ремус с таким упоением говорил о ней, а потом произошло то же, что и всегда. Ремус возненавидел свое детище и просто сделал вид, что его никогда не существовало, снова вернувшись к написанию статей на заказ. И Сириус, совершенно случайно, нашел на его компьютере файл с законченной книгой. Он до сих пор не знает, что им тогда двигало, но он сохранил этот документ себе и никому не сказал. Прошло два года, а он так и не открыл его, надеясь, что Ремус придет в себя, и Сириус сможет прочесть книгу уже на бумаге. Этого не произошло. Сириусу диагностировали рак, и тогда он понял, что не дождется публикации (если она все-таки состоится). Да, он прочитал книгу. И Боже, он в жизни не видел ничего более прекрасного. Ремус был гением. И дураком. Больше дураком, конечно. — Когда? — только и спрашивает Ремус. — Еще полгода назад. Когда мне только поставили диагноз, — признается Сириус. — Прости. — И ты не собирался рассказывать мне об этом? Нет. Да. В этом и суть. Сириус хотел рассказать Ремусу, правда. Но он понимал, что Ремус никогда не простит его, а умирать, зная, что один из самых важных для него людей злится на него, — не входило в планы Сириуса. — Не знаю, — вздыхает Сириус. — Я надеялся, что когда-нибудь мы сможем обсудить эту книгу, потому что она замечательная. Но я был готов ждать, пока это произойдет на твоих условиях. Она лежала у меня на компе два года, даже не знаю, зачем скачал ее. Просто… — Просто? — Ремус перебивает его, выгибая бровь. — Забей. Я не буду публиковать ее. — Почему?! Лунатик, она же восхитительна. То, как ты разворачиваешь повествование, знакомя нас с героями! Один разговор Алана с матерью чего стоит… Это моя любимая сцена, — тихо добавляет Сириус. — Потому что. Потому что она меркнет в сравнении с тем, что писал отец. Ты знаешь, что в моем возрасте у него уже было три бестселлера? — Ремус заводит привычную пластинку, и Сириус закипает. — А я? Пишу статейки на заказ, изредка стараюсь прыгнуть выше головы и выдаю второсортную нудятину. — Когда я читал «Вереницу», я думал не о том, что ее написал сын знаменитого писателя, — упрямо говорит Сириус. — Я думал о том, что ее написал Ремус Люпин. Мой Лунатик. Друг, с которым мы прошли огонь и воду. Дорогой моему сердцу человек, которым я до ужаса горжусь. Самый важный человек, повстречавшийся на моем пути. Ремус удивленно смотрит на него. — Ты всем это говоришь? — спрашивает он. Сириус закатывает глаза. — Особенно продавщицам в продуктовых, когда они впаривают мне просрочку по заниженной цене, — тянет он. — Суть в том, что я люблю тебя, потому что ты это ты, а не кто-то другой, понимаешь? — Не особо, — шмыгает Ремус. — Ты так говоришь, потому что я твой друг, — упрямо твердит он. — Друзьям по негласному кодексу положено нести мотивационную чушь и оказывать поддержку. Будь на моем месте Джеймс, ты бы сказал ему то же самое. — И да, и нет, — признается Сириус. — С Джеймсом у меня другие отношения. Как и с Питером. Вот если бы Джеймс сказал мне, что пришла его очередь смотреть на мой член, я бы точно не чувствовал, как бабочки в животе распахивают свои крылья. — А если бы Питер? — на автомате спрашивает Ремус, и Сириус злится на этого болвана, что он прослушал чуть ли не самое важное, что ему только говорил Сириус. — Я бы испугался, — все равно отвечает он. С минуту они оба молчат. А потом Ремус резко вдыхает и толкает Сириуса в плечо. — Ты только что признался мне в чувствах, приведя в пример ситуацию, как я водил тебя поссать?! — До него дошло! — Сириус трясет кулаком в воздухе, а потом хватает Ремуса за рукав и притягивает к себе, приобнимая. — Ты против? — Нет? — Давно хотел тебе сказать, — лениво тянет Сириус. — И лучше момента не нашлось? — с сарказмом спрашивает Ремус. — Не-а. — Сириус Блэк, ты такой придурок, — говорит Ремус, улыбаясь во все тридцать два. И в эту секунду Сириус забывает обо всем, радуясь тому, что он здесь и сейчас. Ему кажется, будто он может все и даже чуть больше. Хорошее чувство.***
Вечером начинает идти дождь. Не ливень, но и не приятно. Все сидят по палаткам и болтают, высунув носы, чтобы видеть друг друга. Сегодня Сириус решил, что он не хочет спать с Питером, поэтому свободное место в своей палатке он отдаст Ремусу. Конечно, это не связано с тем, что Ремус и Сириус сначала куда-то пропали, а потом вернулись, чуть ли не в один комок сцепившись. Честно говоря, Питер еще пять лет назад перестал вникать в их отношения. Они и так все со стороны похожи на полиаморную шведскую семью, так что если внутри их квартета резко образуется настоящая парочка, никто и не удивится. Честно, Джеймс и Питер только порадуются. Сириусу пойдет на пользу. — Завтра очередь Джеймса катить тачку, — вдруг говорит Ремус, попивая чай из термоса. — Это еще почему? — недовольно спрашивает Джеймс. — Потому что я катил ее утром, Питер — вечером, — заявляет Ремус. — Завтра снова ты. — Она тяжелая. Зачем мы взяли столько всего? Ремус и Сириус переглядываются, тихонько фыркая от смеха. Из всей кучи вещей им принадлежат лишь две спортивных сумки. Остальное — дело рук Юфимии и Клэр. — Так давайте оставим тут половину? — предлагает Сириус, особо ни на что не надеясь. — Себя оставь, придурок. Нам все нужно, — огрызается Джеймс. Питер разглядывает их с веселой улыбкой. — Давайте хотя бы фейерверки спалим? — Джеймс тут же округляет глаза, а Ремус с Сириусом удивленно смотрят на Питера. — Какие фейерверки? — в унисон спрашивают они. Джеймс набрасывается на Питера, роняя его на спальные мешки, и принимается щекотать и тыкать пальцем в бока. — Придурок, — пыхтит он. — Это был сюрприз! Зачем ты все испортил? На слове «сюрприз» Сириус подбирается и высовывается из палатки чуть сильнее, Ремус за шкирку затаскивает его обратно, потому что дождь все еще слегка моросит. — Сохатый, прости меня! — визжит Питер. А потом резко скидывает его с себя и принимает сидячее положение. — Мы знаем, как ты любишь пялиться на звезды, — теперь он обращается к Сириусу. — Вот и решили, что, как доберемся до залива, то устроим тебе шоу. Должно было быть красиво, — мечтательно вздыхает Питер. — Но эта срань весит как маленький ослик, и я уже устал тащить ее. Давайте сожжем их сегодня. Сириус и Ремус поддерживают идею. Джеймс, как Питер и ожидал, ворчит, но тоже соглашается. В итоге он заявляет, что не желает иметь дел с предателем, и утаскивает с собой Ремуса, оставляя Питера развлекать Сириуса. Питер не против. Ему нравится чувствовать себя полезным. Он тут же принимается за дело, пичкая Сириуса дневной дозой таблеток. — Уверен, что тебе стоит пить морфин сейчас? Вдруг ты уснешь? Джеймсу тогда вообще крышу сорвет, — шутит Питер. Сириус закатывает глаза, выхватывая у него из рук баночку. Дождь, словно сжалившись над ними, перестал. Питер и Сириус вылезают из палаток, растягиваясь на песке. Ремус и Джеймс в пятнадцати метрах от них устанавливают фейерверки. Питер слышит причитания Джеймса о том, что Ремус тыкает их на отвали и рушит композицию. Дураки. Питер переводит взгляд на Сириуса и вспоминает их недавний разговор в машине после фестиваля. Почему-то этот момент кажется идеальным для признаний. Раз уж Питер рассказывает сегодня все, что не стоило. — Клэр беременна, — без предисловий начинает он. Сириус лениво переворачивается на бок, чтобы посмотреть на друга. — От тебя? — Нет, блять, от Санта Клауса, — фыркает Питер. А потом задумывается. — Очень хотелось бы надеяться, что от меня. Сириус кивает. — И ты правда любишь ее? На этот раз Питер думает дольше. — Не знаю. — Почему ты не уйдешь? Дети вырастают нормальными, даже если их родители не вместе. — Какая ужасная викторина, — шутливо жалуется Питер. — А вдруг я ошибаюсь? — И что тогда? У тебя будет целая жизнь, чтобы все исправить, — говорит Сириус, будто это так очевидно. — Тебе легко говорить. — Да, Пит, мне легко. Потому что я умираю. И я реально вижу, как вы все по уши в дерьме и не понимаете, что делать. Я тоже в жопе, справедливости ради. Только вот я уже ничего с этим не сделаю. А вы, засранцы, можете взять яйца в кулак и разобраться со всем. — Морфин плохо на тебя влияет, Бродяга. Ты становишься мудрецом. Тебе не идет, — Питер ударяет его кулаком в плечо. Чуть поодаль от них раздается «Бежим!» и спустя пару секунд фейерверки начинают взрываться. В темноте ночного неба искры, словно птицы, взмывают ввысь, рассыпаясь на тысячи крошечных огней. Они расцветают словно цветы, а затем медленно угасают, оставляя после себя лишь легкий след дыма, похожий на тени от звезд. Каждая вспышка кажется уникальной и неповторимой, словно маленькая история, рассказанная светом и огнем. Довольные Ремус и Джеймс гоняются друг за другом по пляжу. Сириус молча любуется небом (от Питера не ускользает и то, как его взгляд время от времени падает на Ремуса), словно пытается запечатлеть этот момент под веками, чтобы пересматривать, когда ему вздумается. Ремус подбегает к ним, плюхаясь на песок возле Питера. — Сохатый, это все? — с любопытством спрашивает Питер, и в эту же секунду детонирует последний фейерверк. Только летит он почему-то не вверх, как предыдущие. Он буквально скользит над песком, четко врезаясь в палатку Джеймса и Питера, начиная плеваться искрами, которые тут же плавят ткань палатки. Огонь разгорается настолько быстро, что никто не успевает ничего понять. Четверо парней сидят между двумя кострами, пока небо над ними вспыхивает зеленым и синим, соревнуясь в яркости с звездами. Первым приходит в себя Ремус. — Горим! — орет он и хватает ведро с кипяченной водой, чтобы выплеснуть его на палатку. Вместе с ним начинают суетиться и остальные. Джеймс с помощью какой-то палки пытается выуживать вещи, Питер и Сириус перетаскивают уцелевшую палатку подальше, чтобы огонь не перекинулся и на нее. Ремус носится от реки к палатке, поливая ее водой. В какой-то момент он выливает целое ведро на Джеймса. Сириус начинает смеяться, тут же закашливаясь от смеха. Джеймс отбрасывает палку в сторону и накидывается на Ремуса, пригвождая его к мокрой и грязной палатке. Теперь смеется и Питер. — Чего ржете, — кричит Джеймс. — Мы где спать будем?! Опытным путем выясняется, что в двухместную палатку можно поместиться вчетвером. Правда, со стороны они похожи на сардин в консервной банке, но это уже побочные эффекты. Питер даже разозлиться толком не может. Ему все еще смешно от картины промокшего до нитки Джеймса и испуганного Ремуса, бормочущего «я думал, у тебя ботинок горит». Питер и Джеймс лежат по краям, Ремус и Сириус — в центре. Сириус — потому что ему не нравится спать у стенки (Питеру кажется, что он выделывается, потому что если вас в палатке всего двое, то вы по-любому лежите у стенки), а Ремус — потому что он неприлично высокий, и если его положить с краю, то у него не помещаются ноги. В какой-то момент Сириус начинает ворочаться, трижды тыкая Питера локтем. Судя по ворчащему Ремусу, ему тоже досталось. — Значит так, — громко говорит Джеймс (видимо, ударная волна дошла и до него), — если кто-то из вас придурков решит, что он в «Горбатой горе», то я, мать его, в «Рэмбо». Я умею драться. — Кажется, на этих словах он вскидывает руки в воздух, задевая многострадального Ремуса, потому что тот ойкает и начинает бубнить, что если они с Сириусом продолжат дергаться, то он уйдет спать на пляж. Питер тихонько посмеивается и вскоре засыпает.***
По плану Джеймса они доберутся к заливу на закате. Идти осталось всего ничего, но этот отрезок пути самый сложный, так как им предстоит пройти все холмы. Но эй, зато они идут вдоль океана! Джеймс катит тачку с сидящим в ней Сириусом, без фейерверков и правда легче. Питер и Ремус идут сзади, забрав по несколько сумок, чтобы Джеймсу было не так тяжело. Сириус развлекает его сплетнями, придумывая какие-то невероятные детали. Джеймс отвлеченно слушает его болтовню, хихикая. Когда дорога становится ровнее, Сириус слезает с тачки, аргументируя это тем, что он хочет размять ноги. Джеймс не возражает. Они идут вниз по склону, Джеймс то и дело отпускает ручку, позволяя тачке проехать несколько метров самостоятельно, прежде чем снова поймать ее. Джеймс снова разжимает ладони и в этот момент ему что-то кричит Питер, он оборачивается, позабыв про тачку, а когда вспоминает про нее (спустя секунду), то та уже откатилась от него метра на три. Джеймс начинает бежать за ней, а тачка все набирает скорость, и вот Джеймс уже на всех парах несется за ней, пока она продолжает лететь вниз. Питер и Ремус понимают, что что-то не так, Ремус остается с Сириусом, а Питер бежит за Джеймсом. Последний рывок, вот сейчас… Питер сбивает его с ног, валя на траву, а тачка проехав еще две секунды срывается вниз с обрыва, падая на камни и разбиваясь вдребезги. — Что ты сделал? — орет Джеймс. — Я бы ее поймал! — Ты бы свалился вслед за ней, идиот, — в тон ему орет Питер. — Ни одна тачка в мире не стоит твоей жизни, Сохатый. Ты головой вообще думаешь? Джеймсу обидно. Потому что он действительно поймал бы ее, если бы Питер не вмешался. К ним наконец подходят Ремус и Сириус. Ремус осторожно смотрит вниз, говоря, что за ней лезть нет смысла, потому что все уже промокло, а что не промокло — разбилось и больше не представляет никакой пользы. — Что будем делать? — спрашивает он. — Придется возвращаться, — грустно говорит Джеймс. — Хера с два, — вскидывается Сириус. — Мы почти пришли. Мы не можем сдаться сейчас. У нас же есть рюкзаки, что в них лежит? — жалобно тянет он. От этой интонации в груди Джеймса что-то сжимается. Да, забить на все и вернуться домой — не самый лучший выход. Он исследует содержимое рюкзаков, пока Ремус и Питер переговариваются в стороне. Что ж, им повезло. У них осталась палатка, немного еды и аптечка Сириуса и наличка. Если закрыть глаза на то, что у них нет связи, сменной одежды, посуды и одеял, то можно справиться. Как раз доберутся до залива, переночуют, а утром доберутся до Пэмброука и сядут на автобус, который вернет их туда, где их высадил лодочник. Там уже и связь будет. Да, Джеймс знает, что это дерьмовый план. Он знает, что не учитывает множество переменных. Например, то, что Сириусу может стать плохо, а они будут посреди ничего. Или то, что Ремус и Питер скажут, что это безумие и они не готовы так рисковать. Но Сириус так хотел добраться до Барафандла… Уйти сейчас, когда им осталось пару часов дороги — настоящая жестокость. — В общем, — говорит Питер. — Кто-нибудь сейчас бежит до ближайшей деревни, находит человека с машиной и забирает нас отсюда. Вернемся обратно. Это единственный выход. — Нет! Я справлюсь. Пожалуйста! Мы не можем… — в уголках глаз Сириуса скапливаются слезы. — Мы не можем. — Сириус, не глупи, — тихо говорит Ремус. — Это не конец света. Сейчас это будет самым разумным решением. Вернемся сюда в другой раз. Сириус резко поднимает голову. — Да что ты говоришь? Ты уверен, что я дотяну до следующего раза? Ты вообще знаешь, как работает рак? — Ремус молча смотрит на него. — Конечно, нет. Ты же съебался, как только мне пришли результаты. Чтобы что? Чтобы не видеть, как я умираю? Нахуя ты вообще приперся? Мы оба можем делать вид, что все супер, что со мной все нормально. Спасибо за это, кстати. Но ты должен понимать, где проходит грань. Это у тебя есть следующий раз. И еще один. И еще сто. У меня есть только это. И если ты думаешь, что я сейчас сяду в эту чертову машину, то иди нахуй. Тогда ты совсем меня не знаешь. Ремус сидит, закусив нижнюю губу. Джеймс знает, что так он не дает себе сказать лишнего — школьная привычка. — Да, я сбежал, — начинает он. Джеймс тяжело вздыхает. — Потому что я не хочу видеть тебя таким. Мне страшно. Страшно видеть, как в твоих глазах потухает огонек, а сам ты перестаешь жить и просто доживаешь. Я уже проходил через это. Мой отец… Когда все стало совсем плохо, мать купила колокольчик, потому что он был слишком слаб, чтобы даже просто позвать ее. Помогло? Нет. Я до сих пор вздрагиваю каждый гребаный раз, когда слышу этот звон. Я видел, как с каждым днем мой отец превращается в оболочку без сил и голоса, скидывающую этот ебучий колокольчик со стола, потому что он больше не может поднять его. — Ремус встает на ноги, отворачиваясь от Сириуса. — Я не хочу смотреть на тебя и видеть, как ты становишься кем-то таким. Это эгоистично, но я хочу, чтобы в моей памяти ты остался Сириусом, который развешивает туалетную бумагу в кабинете МакГонагалл и возвращается домой из автомастерской, заляпанный маслом с головы до ног. Ты можешь меня за это винить? Джеймс смотрит на молчащего Сириуса, на притихшего Питера, на мрачного Ремуса. Хуже не придумаешь. Почему все не может идти по плану? Всегда через одно место. Джеймс понятия не имеет, как все исправить. — Не могу, — тихо говорит Сириус. — Не знаю, что делал бы я, окажись на твоем месте. Наверное, я вел бы себя еще хуже. Ремус на это ничего не отвечает. Он просто подходит к Сириусу и неуклюже его обнимает, сгибаясь в нечеловеческую позу. Джеймс улыбается против своей воли. — Я прошу, давайте не будем возвращаться, — жалобно тянет Сириус, выглядывая из-за рук Ремуса в поисках поддержки у Джеймса и Питера. Питер вздыхает и закатывает глаза. Джеймс решает сыграть на опережение и говорит: — Мы справимся, Пит, давай. Будем нести Сириуса по очереди, если ему станет совсем плохо. У нас есть почти все, чтобы переночевать, — с энтузиазмом говорит он, зарабатывая благодарный кивок от Сириуса. — Нет. Вы вообще не думаете! — стоит на своем Питер. Сириус вскакивает на ноги, тут же морщась от боли, но не сдается и начинает ковылять прочь. — Хорошо! — кричит он. — Ладно! Я сам пойду. Можете валить домой. Предатели. Джеймс устало вздыхает хватая рюкзак. Ремус закатывает глаза и отвешивает Питеру оплеуху. Питер ругается себе под нос, а потом громко: — Барафандл в другой стороне, идиот. Сириус на спине у Джеймса, а Ремус и Питер идут впереди, выбирая тропинку без камней и торчащих корней. Джеймсу кажется, что Сириус спит (как он вообще может спать в таких обстоятельствах), но вскоре у него над ухом раздается голос: — Я сказал Лунатику, что он мне нравится. Джеймс ухмыляется. — Давно пора. И вы теперь вместе? — Не знаю, — пожимает плечами Сириус. — Нам пока и так нормально. Один ты в холостяках остался. Джеймс останавливается. — Я… — осторожно начинает он. — Я кое с кем встречаюсь. Сириус оживляется. — Серьезно? И кто эта счастливица? — Регулус, — просто говорит Джеймс и тут же морщится, когда Сириус крепче хватается за его плечи. — Повтори, — командует он. — Ты услышал. — И когда ты собирался мне сказать? Суть в том, что Джеймс не собирался. Они с Регулусом взрослые люди, сами могут разобраться. Сириусу, в любом случае, не до этого. И ладно, в такой формулировке это мудацкий поступок. Джеймс знает. Но он не понимает, зачем делать из этого столько шума, потому что, что бы ни сказал Сириус, Джеймс своего решения не изменит. — Ты не собирался, — возмущенно говорит Сириус, интерпретируя затянувшуюся паузу. — Засранец. Даже благословения не попросил! Он же мой брат. — Сириус, — выдыхает Джеймс. — Мне не нужно твое благословение. Ты же не настолько придурок, чтобы сказать мне «нет» и действительно верить в то, что я послушаюсь тебя и оставлю Рега в покое. — Хотел бы я на это посмотреть, — смеется Сириус. — Он бы мне голову открутил. — Это точно. На какое-то время снова устанавливается тишина. Джеймс бесшумно выдыхает, радуясь, что Сириус решил не устраивать сцену. Отделался малой кровью. — Ты ведь знаешь, что я рад за вас? — Да. И на этом все.***
Залив такой же прекрасный, каким его помнит Сириус. Огромный пласт белого песка, океанские волны, набегающие на берег, раскинувшийся позади лес. Ни души. Лагерь они разбивают быстро, а потом позволяют себе притвориться, что им снова семнадцать: гоняются друг за другом, кидаются песком, лезут в воду. Сириус не заходит дальше пояса, потому что бедро сводит судорогой, но он с удовольствием наблюдает, как мимо него проносится абсолютно голый Джеймс, ныряя в воду и уплывая вдаль. Может быть, Сириус ему слегка завидует. На закате они разжигают костер, подсаживаясь поближе, чтобы просушить мокрую одежду. Питер листает обгоревшую книгу, которую Джеймсу удалось спасти. — Интересно? — спрашивает Джеймс. — Очень, я теперь могу читать в два раза быстрее, — смеется Питер, показывая обугленные обрывки страниц. — Я хочу завтра поплавать, — внезапно говорит Сириус. Питер тут же откладывает книгу в сторону. — Мама просила… — начинает Джеймс. — Я знаю, — вздыхает Сириус. — Но завтра я все равно зайду в воду и поплыву так далеко, как только смогу, а вы останетесь здесь и не будете мне мешать. — Сириус… — Пожалуйста, — перебивает он. — Ты планировал это с самого начала? Поэтому ты так рвался сюда? — в неверии спрашивает Джеймс. Да. Сириус устал. Это не жизнь, и все они прекрасно об этом знают. Он кивает. — Что я скажу нашим родителям? Что я скажу Регулусу? — паника в голосе Джеймса только растет. — Вы серьезно обсуждаете это?! — вскрикивает Питер. Сириус искоса смотрит на него, потом на почему-то притихшего Ремуса. — То же, что и полиции, — говорит Сириус. — Вы проснулись утром, меня уже не было. Вы искали меня, потом заметили что-то в воде. Было уже поздно. — Нет, — тихо говорит Питер. — Это ужасно, нет. — Моя жизнь ужасна. Дальше будет только хуже. С каждым днем будет только хуже. От меня не останется ничего, кроме боли. Я хочу уйти так. Пожалуйста. Если я не могу жить на полную катушку, то дайте мне хотя бы выбрать, как я умру. — Сириус, есть другие способы, — шепчет Джеймс. — Таблетки? Дома, в окружении семьи, где ты сможешь со всеми попрощаться. — Я уже со всеми попрощался. И таблетки — это трусливо. Я хочу… — Он взмахивает руками. — Я хочу, чтобы это был мой выбор. Я хочу бороться. Я хочу почувствовать напоследок хоть что-нибудь, даже если это будет соленая вода, выбившая весь воздух из легких. Хочу, чтобы последним, что останется после меня, было воспоминание о том, как я старался и пытался. — Нет, — качает головой Питер. — Я не буду в этом участвовать. Сириус с надеждой смотрит на Джеймса, который тоже мотает головой. Потом на Ремуса. Он вообще не поворачивается к Сириусу, буравя взглядом песок, словно надеется, что про него не вспомнят. Сириус смахивает выступившую в уголке глаз слезу. — Хорошо. Простите, — всхлипывает он. — Забудьте. Я сам не знаю, о чем прошу.***
Питер просыпается от душераздирающего крика. Он первым делом тянется к рюкзаку, чтобы достать морфин, и с ужасом понимает, что там пусто. Аптечки нет. — Где он? — кричит Питер, не обращаясь ни к кому конкретному, и лихорадочно вытряхивает содержимое сумки. — Где?! Сириус кричит и срывается на хрип, изворачиваясь всем телом и пытаясь ухватиться руками за кого-нибудь. Джеймс перебирает вещи, параллельно держа Сириуса за плечо, пока Ремус пытается влить ему в рот воды. — Может, он выпал его по дороге? — испуганно спрашивает Джеймс. — Мы не так много прошли, надо сбегать поискать. — Я сделаю, — кивает Ремус и вылетает из палатки. Питер переживает самый страшный час в своей жизни, растягивающийся на две вечности и сжимающийся до двух секунд. Сириус не перестает кричать и плакать, умоляя его и Джеймса о том, чтобы они просто задушили, чтобы он больше ничего не чувствовал. Питер убеждает себя, что Сириус бредит. Но какая-то часть него знает, что это не совсем правда. Ремус возвращается с расцарапанным ветками лицом и аптечкой, которая действительно выпала. Питер, не теряя времени, вливает морфин в Сириуса и крепко держит его, пока он не перестает трястись, проваливаясь в сон. Этой ночью спит только Сириус. Джеймс, Питер и Ремус молча смотрят друг на друга остаток ночи, ведя целую беседу одними лишь взглядами. Питеру кажется, что они приходят к молчаливому соглашению.***
Наутро Сириус чувствует себя ужасно. Раскалывается голова, ломит все тело, во рту сухо, ноги не разгибаются. Джеймс помогает ему вылезти из палатки, где уже стоят Ремус и Питер. Они молча ему кивают, и на глазах Сириуса наворачиваются слезы. Он по очереди обнимает их всех, опираясь на трость, а потом в последний раз перекатывает ее из одной руки в другую и отбрасывает в сторону. Он медленно хромает к воде, останавливаясь после каждого шага. Трое друзей идут чуть поодаль от него. Море сегодня невероятно теплое, хотя солнца не видно. Сириус считает это хорошим знаком. Оно ласково встречает его, разбиваясь маленькими волнами о лодыжки и забирая боль с собой, зовя Сириуса зайти глубже и глубже. Питер, Джеймс и Ремус рядом. Их макушки покачиваются в бескрайней синеве, накинув на себя тени печальных улыбок. Питера накрывает с головой, и он выныривает, откашливаясь и хлопая руками по воде. Джеймс тут же хватает его и тащит к берегу, крича извинения Сириусу. Тот лишь качает головой, взмахивая им рукой напоследок. — Ты чуть не пережил Питера, — усмехается Ремус, подплывая к нему поближе. На это Сириус искренне смеется, поворачиваясь к нему всем телом. — Ты можешь выйти, — начинает он. — План останется тем же. Я буду плыть, пока не закончатся силы. Мне не страшно. Ремус молчит, разглядывая его. — Но я бы хотел, — решается продолжить Сириус, — не проходить через это в одиночку. — Тогда вместе, — улыбается Ремус, притягивая его к себе.***
Ремус кивает сидящим на берегу Джеймсу и Питеру, чтобы те отвернулись. Потом снова поворачивается к Сириусу и тоже кивает. Сириус рефлекторно делает глубокий вдох и ныряет, оставляя Ремуса на поверхности бороться с диким желанием выдернуть его на воздух. Это все так неправильно, неправильно, неправильно. Сириус должен жить. Он должен состариться, должен погулять на их свадьбах, на своей свадьбе. Он не должен быть здесь. Ремус ненавидит Барафандл, который отнимает у него самое дорогое. Сириус выныривает, жадно хватая ртом воздух. Ремус плачет, смотря на него, а потом хватает за плечи и утаскивает под воду, не давая Сириусу понять, что происходит. Соль режет глаза, но Ремусу плевать, потому что слезы оказывают на него такой же эффект. Он держит Сириуса, чей испуг сменяется благодарностью и чем-то еще, что Ремус не готов разбирать в таких обстоятельствах. Внезапно Ремус думает, что если он этого не сделает, то будет жалеть до конца жизни. Он подается вперед и целует Сириуса, воруя у него последние глотки воздуха. Сириус перестает сопротивляться, отдавая все, что у него есть. Доверяя Ремусу стать последним, что он увидит. Ремус знает, что все сказки — ложь. Потому что в них поцелуй возвращал к жизни. Видимо, так происходит во всех, кроме его собственной. Джеймс не может заставить Ремуса отпустить тело Сириуса. Он сидит на берегу, прижимая его к себе, словно собирается не расставаться с ним до самого конца. Где-то на задворках сознания вертится абсолютно глупая мысль, что Сириус любил его по канонам правильных сказок, в которых Ремусу не нашлось места. До самого конца. Возле него рыдает Питер, не в силах отвести взгляд от мокрых насквозь Ремуса и Сириуса. Солнце стоит в зените, освещая Барафандл с его маленькой трагедией словно театральную сцену. Занавес опускается, но актеры не расходятся по своим делам, они навечно застывают в этих образах, переплетясь в комок горя вокруг друг друга, оставаясь в этом моменте навсегда.***
Меня зовут Сириус Блэк, мне двадцать девять лет, и я не дожил до тридцати. Сегодня годовщина моего рождения, и я поднимаю этот тост с морфином за вас. Помните, что я любил вас, и вы делали мою жизнь счастливой. Не стоит грустить. Шалость удалась.