Ladies and gentlemen, will you please stand?

      Вечером воскресенья народу в спортзале примерно столько же, сколько утром, именно поэтому Иваизуми так нравилось приходить сюда именно в выходной. Конечно, порой нет ничего лучше после полного стресса рабочего дня, чем по пути домой заглянуть в зал и снять накопившееся напряжение. Но начать выходной с хорошей кардио-тренировки, а потом принять контрастный душ и позавтракать в веганском кафе в том же торговом центре – в этом есть что-то особенное. Что-то, что вот уже третий год заставляет Иваизуми вставать в 7 утра каждое воскресенье, и зимой, и летом, и в хорошем настроении, и в плохом.       Хотя, конечно, случалось ему и пропускать тренировку – во время гриппа, например, или если похмелье после веселой субботы не давало ему вовремя встать с постели. Ни разу еще ему не приходилось пропускать поход в зал потому, что он отсыпался в отеле на другом конце города после самого лучшего секса за последнее время.       Что ж, все когда-то бывает впервые.       Поймав себя на том, что мысленно опять вернулся к прошлой ночи, Иваизуми остановился, сделал несколько глотков воды. Пусть физическая нагрузка всегда помогала ему очистить мозг от лишних тревог, иногда что-то внутри него цеплялось за то, что Иваизуми почел бы за благо ненадолго отбросить.       Он сбился со счета повторений, но приятное потягивание в мышцах подсказывало, что с греблей на сегодня он закончил. В этом зале, кроме него, было только еще несколько человек, но ему все равно не хотелось попусту занимать тренажер. Наверное, привычка, оставшаяся еще с тех времен, когда он и Матсукава ходили в университетскую качалку. До тех пор пока тот не отчислился.       Улыбнувшись своим мыслям, Иваизуми отошел в дальний конец зала, где обычно разминался до и после тренировки. Сейчас ему просто нужна была небольшая передышка на подумать перед последним заходом на велотренажере, поэтому он уселся на пол, решив, что, когда в наушниках заиграет следующая песня, он встанет и закончит начатое.       На самом деле, во всем этом даже есть какая-то злая ирония. Иваизуми решил, что переспать с Ойкавой поможет ему разгрузить голову и перестать переживать за Кьётани – и в сыром остатке так и было. Только вот теперь он только и может, что думать о прошедшей ночи. О том, почему после всего Ойкава просто исчез. Ему, Иваизуми, весь этот мир одноразового секса все еще был чужд, поэтому ему оставалось только гадать: может быть, таковы правила игры?       И все-таки оставшаяся между ними недосказанность не давала ему покоя. Казалось в высшей степени глупым писать Ойкаве и выяснять отношения, когда они на берегу договорились, что никаких отношений между ними в принципе нет, лишь договор: я делаю приятно тебе, ты делаешь приятно мне. С другой стороны, не написать означало промучиться в сомнениях до тех пор, пока что-то другое не перетянет на себя его внимание.       Видимо, так тому и быть, решил он, вставая с пола. В противоположном конце зала была дверь, ведущая в смежное помещение, примерно так же оборудованное, но поменьше. Иваизуми почему-то показалось, что совсем недавно, когда он нагнулся, чтобы проверить шнурки на кроссовках, через нее кто-то прошел, и он бегло огляделся вокруг. Все те же люди. Видно, показалось. Или кто-то вышел, вместо того чтобы зайти.       Установив на велотренажере нужные параметры, Иваизуми подготовился от души попотеть. Чего не хватало в этом зале, так это телевизора или еще какого экрана, потому что в какой-то момент просто надоедает смотреть на одни и те же стены. Иваизуми, должно быть, подсчитал все трещинки на полу еще за первые пару месяцев. Хотя сегодня, пожалуй, что-то было иначе.       Перед ним, так уж вышло, стоял Кроссовер, всего, может быть, в десяти или двенадцати шагах. И в этом не было ничего удивительного, бандура стояла там с самого того момента, как Иваизуми только впервые пришел в этот спортзал, соблазнившись скидками перед новым годом. Интерес был в том, что тренажер был занят, и парень стоял к нему спиной, но Иваизуми был почти на сто процентов уверен, что эту же спину провожал его взгляд ночью, когда Ойкава отдал ему свое пальто, а сам пошел налить себе воды.       В горле пересохло, сказал он тогда. Иваизуми чувствовал сейчас нечто похожее.       Может быть, он несколько увлекся тем, как ритмично двигалась сначала одна нога Ойкавы, назад и вбок, а потом другая, приятный звук от работы утяжелителя, наверное, был бы слышен, если бы не собственная работа ног Иваизуми на тренажере. Может быть, он ненарочно пытался высмотреть руки Ойкавы, держащиеся за опоры, чтобы посмотреть, носит ли он кольца и в зал тоже, потому что в постели он их не снимает. Может быть, Иваизуми чуть-чуть переусердствовал и потерял счет времени, это все потому, что подтянутая фигура Ойкавы, хоть и заслоненная другими тренажерами, в обтягивающей спортивной одежде выглядела ровно так же хорошо, как в овер-сайз костюме. Или без него.       Словно от удара обухом по голове, он пришел в себя. Остановил тренажер, чуть перевел дыхание. Сердце в груди стучало как бешеное, лицо горело, ровно как и мышцы ног. Проверил часы – всего-то на пару минут дольше, чем обычно, а уже запыхался. Но отругать он себя еще успеет. Ойкава как раз заканчивал со второй ногой, а у него наконец очистились все мысли.       Когда Иваизуми подошел, Ойкава как раз нагнулся за своей бутылкой с водой, поэтому его удивленное выражение лица Иваизуми, пусть и секунду, но наблюдал, глядя на него сверху вниз       – Откуда... – он обвел его взглядом, брови сошлись на переносице, ладонь в тщетных попытках привести в порядок волосы застыла на затылке.       Иваизуми даже не пытался скрыть, сколько удовольствия ему доставило вот так лишить Ойкаву дара речи.       – Думал, больше никогда тебя не увижу, а тут вон оно как. Думаю, дай подойду, руку пожму.       Ойкава медленно пришел в себя, жадно, но коротко припал губами к горлышку бутылки.       – Что, уже соскучился?       Иваизуми пожал плечами.       – Мог бы и попрощаться, – сказал да тут же прикусил язык. Слишком много довольства отразилось у Ойкавы на лице от одной этой фразы.       – Ты так мило храпел, не хотел тебя будить.       Они опять играли, и Иваизуми это, если честно, начинало надоедать. Он спросил:       – Что ты тут делаешь?       – Ты видел это? – он сделал указательный жест себе за спину. Иваизуми лишь поэтому посмотрел, не потому что ему хотелось. – Преступление против человечности. Пытаюсь придать этой равнине хоть какой-то рельеф.       – Меня вполне устроил тот рельеф, что там и так есть, – Иваизуми присел на какую-то железку позади, делая вид, что ему вовсе не интересна реакция Ойкавы на эти слова. Потом уточнил, потому что Ойкава ответил не на тот вопрос, который он на самом деле задал: – Я хожу сюда уже два года, почему я никогда тебя здесь не видел?       – Не знаю, я всегда тут в это время, – это, на самом деле, кое-что объясняло. Иваизуми-то в это время обычно тут не было. – А ты что, часто знакомишься в спортзале? – и столько улыбки было в его голосе, хоть за ней и слышалась усталость, почти настолько же приятная, как когда прошлой ночью он попросил Иваизуми накрыть их одеялом и лечь наконец спать.       – А ты живешь неподалеку?       – Не сказал бы. В начале года переехал, а вот абонемент покупал еще до этого. Пытаюсь не дать деньгам уйти на ветер.       – На машине ездишь?       – Нет, на метро.       Этот обмен репликами слишком напомнил их разговор в ресторане, тот, что про школу и Токио, такой же непринужденно-блеклый. Вроде, скучно, а вроде как будто бы наконец-то что-то важное, не пустое.       Иваизуми, наверное, удивился не меньше Ойкавы, когда сказал:       – Могу подвезти. Я на машине, быстрее будет, когда пробок нет.       В тишине Иваизуми услышал текущее по его венам с каждым ударом сердца предвкушение. Забавное чувство.       – Что, думаешь, буду тебя караулить у подъезда темными вечерами?       – Ну, ты как-то все же оказался в том же спортзале, что и я, так что мои опасения не беспочвенны.       Еще одна попытка игры, но потом – маленькая трещинка в фарфоровой маске, упавший на сцену раньше времени занавес.       – Я напишу, когда соберусь.       Просто, без издевок или попыток свести все в шутку. Иваизуми улыбнулся ему в спину:       – Что, даже не позовешь принять вместе душ?       Когда Ойкава показал ему средний палец, Иваизуми наконец заметил, что кольца он все-таки снял. //       Ойкава жил далековато от спортзала, навигатор показывал 25 минут. Иваизуми подумал, что ему порой и свои десять проехать лень.       Всю дорогу Ойкава делал что-то в телефоне, только изредка поднимал глаза, чтобы проверить, что они едут в правильном направлении. От его пальто пахло кофе, и Иваизуми почти предложил ему заехать в какое-нибудь кафе, но в последний момент передумал. Ему завтра рано вставать.       – Убил бы сейчас за коктейль. Жаль, что завтра на работу, – сказал, и кончиком носа почувствовал, как тишина в машине треснула, но устояла. Ойкава только угукнул, и Иваизуми с запозданием понял, что сказал херню. – А ты давно не пьешь?       – Года полтора.       – Есть какие-то причины? – Ойкава так и не отложил в сторону телефон, и было непонятно, то ли ему так не хочется разговаривать, то ли у него такое срочное дело.       – Кроме того, что алкоголь – это депрессант, и мне от него херово? Нет, не особо, – его голос прозвучал так, словно Ойкава забыл вложить в него хоть какое-то выражение. Может быть, ему был настолько неприятен этот разговор, может быть, он просто вымотался на тренировке, а может, Иваизуми до смерти его утомил своими попытками скрасить неблизкую дорогу. В любом случае, Иваизуми уловил намек. Он включил радио, то уже было настроено на какую-то поп-волну, и Иваизуми не стал его переключать.       Они остановились на светофоре, осенний вечер незаметно перешел в ночь, темную, шепчущую из-за угла. Тут и там на фасадах заведений виднелись украшения к Хэллоуину, еще более колоритные в такой час. Иваизуми оглянулся на Ойкаву и с удивлением наткнулся на его ответный взгляд, внимательный и снова игривый.       – Извини, что я молчком. Хотел после зала в супермаркет зайти, но раз ты решил подработать такси, пришлось оформлять доставку.       После душа его волосы были никак не уложены, челка мягкими волнами падала ему на глаза. То ли это свет так играл, то ли Ойкава чем-то их намазал, но его губы блестели, почти как его глаза, и ключицы выглядывали из-за растянутого ворота толстовки.       – Иваизуми, зеленый.       Он нажал на газ.       Когда навигатор показывал одну минуту до прибытия, Ойкава сказал ему свернуть в другую сторону, чтобы подъехать с торца.       – Там можно заехать на подземную парковку.       Иваизуми подумал, что он не так его услышал.       – В твоем доме есть подземная парковка, но нет спортзала?       – Грустнее становится, когда понимаешь, что у меня и машины-то нет, – Иваизуми был слишком сосредоточен на дороге, но Ойкава настолько откровенно на него пялился, что ему даже почти стало чуть-чуть неловко. Почти.       – Грустнее или глупее? Зачем ты вообще сюда переехал?       – Ближе к работе.       – И где же ты работаешь?       – В рекламном агентстве, – видимо, даже полумрак, накрывший их в ожидании открытия ворот парковки, не скрыл недоумения на лице Иваизуми, потому что со смешком Ойкава спросил: – Что? Что тебя так удивило?       – Не знаю. Ты не выглядишь как рекламщик. Скорее как модель. Ну или дизайнер, по крайней мере.       Смеясь, Ойкава отвернулся, прикрыв рукой глаза. Иваизуми продолжал медленное движение, гадая, будет ли странным выключить музыку, чтобы послушать смех Ойкавы.       – У меня и близко не модельная внешность, ты просто набиваешь себе цену.       Они остановились настолько плавно, насколько это возможно. Парковка наполовину пустовала, и Иваизуми расстегнул ремень безопасности с щелчком, слишком громким для такого заброшенного места.       – Как комплимент твоей внешности касается лично меня?       Он смотрел на собственную руку, покоящуюся на коробке передач, и туда же теперь смотрел Ойкава, наверное, гадая, что же Иваизуми там видит. Иваизуми увидел только, как его рука одним плавным движением легла Ойкаве на бедро с внутренней стороны, как большой палец этой руки погладил его скозь джинсу, а остальные четыре – приятно сжали. Если дыхание Ойкавы и сбилось, из-за работы двигателя Иваизуми этого не заметил.       – Вчера ты думал, что трахаешь модель, а оказалось, что очередного офисного клерка.       Интересно, понимал ли он сам, какую чушь несет?       Иваизуми не утруждался вопросами. Он видел и чувствовал, что простая ласка делала с Ойкавой, скрип кожаных сидений от попытки последнего найти удобное положение стал последней каплей.       – Можно? – не успело слово сорваться с его губ, Ойкава уже расстегивал ширинку.       Когда Иваизуми к нему прикоснулся, Ойкава не издал ни звука, только смежил веки да вжался в сиденье, левая рука, зависшая в воздухе, чтобы дать Иваизуми больше пространства, застыла где-то на уровне лица. Он дышал часто-часто, казалось, с каждым движением ладони Иваизуми в его легких оставалось все меньше воздуха, и на это невозможно было не смотреть. Ни его прыгающее адамово яблоко, ни дрожащие ресницы, ни вечно приоткрытые, но безмолвные губы – ничто не оставило Иваизуми и шанса. Он бы ни капли ни удивился, кончи он прямо там и прямо так, не коснувшись себя ни пальцем, потому что то, что он видел перед собой, оно того стоило.       Во время оргазма Ойкава с такой силой закусил губу, что, когда Иваизуми включил в салоне свет, он увидел, как язык его слизал бусинки крови.       – Тоору, подай мне салфетки, они в бардачке.       Его руки чуть потряхивало, дыханию было далеко до ровного. Вытерев руки, Иваизуми решил, что, если не обращать внимания на собственную эрекцию, она пройдет сама.       Наконец, когда Иваизуми уже было подумал, что Ойкава уйдет, не сказав ни слова, тот спросил:       – За что?       Удивительно, что в чьем-то мире захотеть доставить кому-то удовольствие можно было не просто так, а за чем-то, или, что еще хуже, – за что-то.       – Вот видишь? – сказал Иваизуми вместо этого. – Иногда тебе может быть непонятно, почему кто-то поступает так, а не иначе. Иногда тебе хочется задавать вопросы, – он вел себя, наверное, как маленький ребенок, но сперва его утомила тренировка, потом – эта внезапная близость, а теперь ему еще полчаса ехать до дома, так что, честно говоря, уже плевать. – Когда тебе не дают такого шанса, это неприятно.       Иваизуми готов поспорить, Ойкава чуть не прищемил себе пальцы ширинкой, услышав эти слова.       – Серьезно, Иваизуми? Ты все еще злишься за утро? Да ты за сегодня мог бы уже сто раз мне написать.       Иваизуми вдруг захотелось, чтобы Ойкава вышел из его машины и больше никогда о себе не напоминал.       – Ну так напиши мне, Тоору. Тебе ведь так сложно говорить языком.       К удивлению Иваизуми, Ойкава его не послал. Лишь молча забрал с задних сидений сумку с вещами и вышел, хлопнув дверью. Вот так вечер.       Дождавшись, пока силуэт Ойкавы скроется из виду, Иваизуми выключил музыку. Посидел немного в тишине. Задал себе несколько ненужных вопросов. Дотянулся до своей сумки, допил остатки воды. Уже на выезде с парковки подумал, а для чего все это было?       Когда телефон на приборной панели завибрировал, понял: все ради этого. Ойкава если я буду и дальше тебе писать, мне нужны твои соцсети теперь ты знаешь мой адрес, так что, по-моему, это меньшее, что ты мне должен 22:24