Ladies and gentlemen, will you please stand?

      Иваизуми проснулся первым. Вот тебе и последствия каждодневного подъема в полвосьмого утра – в выходные внутренние часы работают точно так же, как в будни. Конечно, ему некуда было спешить, он мог еще полежать с закрытыми глазами и, того и гляди, уснуть снова. Крепко спящий на своей половине кровати Ойкава не то чтобы делал решение умыться и начать день легче.       В том, как, независимо от того, насколько страстной была ночь, они засыпали все равно порознь и даже ступни их не касались друг друга, правда было что-то забавное. Как если бы невидимая граница пролегла посередине матраса, и ни один не видел смысла пытаться ее пересечь. Кто ее установил, эту границу? Зачем она там, что и от чего защищает?       Иваизуми сонно потер лицо ладонями. Еще чуть-чуть, и эти вопросы таки усыпят его. Он сделал над собой усилие, рывком сбросив с себя одеяло. Это заставило Ойкаву тихо что-то промычать, но, как и когда Иваизуми в первый раз остался у него ночевать, его не разбудило ни это, ни поиски одежды, ни шаги Иваизуми по ступеням на первый этаж. Все же насколько идиотским решением было сделать ванную и спальню на разных этажах.       Съев немного зубной пасты (лучше так, чем чистить зубы чужой зубной щеткой) и сполоснув лицо, Иваизуми нашел себя нерешительно стоящим на кухне. Прошлым утром ему было еще как-то неловко шариться по ящикам Ойкавы в поисках кофе или чего-то в этом роде, но теперь он, можно сказать, свой – да и без чашки кофе сегодня моторчик отказывался запускаться. В общем, у него не было другого выбора.       К счастью, остатки растворимого кофе нашлись на верхней полке, так что Иваизуми быстро вскипятил воды, достал из холодильника молоко, добавил чуть-чуть сахара – и вуа-ля, суббота началась как надо.       Кроме кухни, ванной и прихожей, на первом этаже было еще что-то вроде гостиной с диваном и телевизором. Ту субботу он дожидался Ойкаву, как раз сидя на этом диване под какую-то передачу на канале о космосе, который уже был включен Ойкавой до этого. Жалко, Иваизуми так и не спросил у него об этом. Ну, справедливости ради, они были заняты кое-чем другим.       Как бы то ни было, на этой неделе ему хотелось просто побыть в тишине наедине со своим кофе и телефоном. Ага, точно. Телефоном, который он оставил на втором этаже. И кто только придумал лофты?       Даже со своим, прямо скажем, небольшим опытом Иваизуми позволил бы себе заявить, что Ойкава был не из тех, кто постоянно ворочается во сне, просыпаясь поперек кровати или с одеялом на полу. Нет, он, казалось, мог проспать в одной позе всю ночь и утром ничем не намекнуть на то, что у него затекла рука или шея. Кьётани тоже иногда застывал вот так, но то было после длинных игр, веселых празднований побед и, как следствие, длинных и жарких ночей. Уж насколько Иваизуми хотел бы верить в свои силы, вряд ли Ойкава настолько уставал после секса с ним, что отключался на всю ночь. И все-таки – оба раза Иваизуми, проснувшись, находил его в том же положении, в каком видел его последний раз, перед тем как заснуть.       Именно поэтому его так удивило то, что он увидел, когда поднялся в спальню за телефоном. А увидел он все того же Ойкаву, неподвижного, одно голое плечо да голова выглядывают из-под одеяла. Только вот лежал он спиной к лестнице, а не лицом, как прежде, и все потому что лицо его теперь упиралось в ту подушку, на которой только пятнадцать минут назад лежала голова Иваизуми, а тело полностью занимало его половину кровати. В этом, наверное, даже не было ничего особенного, с учетом того, что кровать все же его. Может, он привык спать на той половине, пока Иваизуми не занял ее просто потому, что ему нравилось спать ближе к стенке. Но Иваизуми все же пожалел, что у него нет с собой телефона, чтобы сделать фото. Он постоял так еще несколько секунд, свыкаясь с моментом, и наконец отмер, вспомнив, зачем снова сюда поднялся.       Телефон так и лежал на тумбочке, где Иваизуми его и оставил. Ойкава во сне смешно приоткрыл рот, и тоненькая струйка слюны уже наверняка украсила наволочку. Иваизуми уже было плюнул на все и открыл приложение Камеры, но Ойкава удивил его во второй раз за утро, доказав, что уже вовсе не спит. Он спросил:       – Ты зачем стоишь над душой? – голос хриплый спросонья, половина слов съедено подушкой. Иваизуми переступил с ноги на ногу. Ойкава так и не открыл глаз, и он воспользовался этим, позволив себе безбожно его разглядывать, пусть половина его лица и была скрыта подушкой, а на другой лежал отпечаток недовольства. Дрогнув, веко его правого глаза все же приоткрылось ненадолго, не на миг дольше, чем необходимо, чтобы убедиться, что Иваизуми по-прежнему стоит всего в двадцати сантиметрах. Когда Ойкава вздохнул, потягиваясь, Иваизуми почувствовал его теплое дыхание чуть выше колена. – Если ты планируешь сфотографировать меня в неглиже и продать эти фотографии извращенцам в интернете, вперед, только дай мне поспать.       Из-под одеяла выглянула его голая нога, как будто говоря, мол, вот он я, позирую для тебя, делай уже свои снимки и уходи восвояси. Иваизуми покачал головой. Как же так вышло, что из всех людей, которых Иваизуми знал, Ойкава лучше всех понимал свои слабые и сильные стороны? И все, что для этого понадобилось, это под микроскопом изучить каждый сантиметр собственного тела, найти его неидеальным и попытаться переделать, перестроить, загнать в рамки "красивости". Как же жаль, что за вниманием к деталям замыливается общая картина. Ансамбль, в котором одно дополняет другое, и вот уже минус на минус дает плюс, и все маленькие неидеальности складываются в единое целое, не вышколенный портрет, но реальную жизнь, как она есть.       Иваизуми еще какое-то время стоял, прикованный к полу тяжестью собственных мыслей. Смотря на вновь расслабившиеся черты лица Ойкавы, он еще чувствовал призраки его касаний, тепло его кожи, жар его губ. Он быстро привык любить тело Ойкавы, но сможет ли он когда-нибудь полюбить его сущность? Характер, душу, образ мыслей?       Для ответа на эти вопросы ему, пожалуй, понадобится еще одна чашка кофе.       Вплоть до девяти часов утра тишина спящей квартиры оставалась Иваизуми единственным товарищем. Он допивал второй кофе, сидя на диване, когда Ойкава спустился на первый этаж в одних спортивных штанах. Все еще сонный, он не обратил особого внимания на немой вопрос, заключенный во внимательном взгляде Иваизуми, только скрылся за дверью ванной. Может, он и вовсе надеялся, что Иваизуми здесь не будет, когда он проснется?       Когда вода отшумела и Ойкава показался на кухне, он вовсе не поспешил развеять сомнения Иваизуми, начав какую-нибудь бессмысленную беседу, как это было на прошлой неделе. Он молча выпил воды, молча открыл холодильник, молча начал что-то готовить. Что-то на уровне инстинктов подсказывало, что это плохой знак. Иваизуми уже догадывался, что с Ойкавой он вряд ли получит скандалы и сцены малобюджетной драмы. Скорее игры в молчанку и избегания. Что хуже, еще предстоит выяснить.       Он прочистил было горло, чтобы спросить, что случилось, но Ойкава его опередил, нарушив спокойствие субботы своим недовольным бормотанием:       – Не могу поверить, что ты встал полтора часа назад, но завтрак мне все равно опять придется готовить самому, – проворчал он, разбивая на сковороду пару яиц, их шкворчание – как точка в предложении. – Почему ты никогда не делаешь мне завтрак, Иваизуми?       Претензия настолько глупая, что Иваизуми сразу пропустил ее мимо ушей, особенно учитывая то, что он и на ночь-то оставался здесь всего второй раз. Ему, однако, со своего места было хорошо видно, что Ойкаве хочется еще поворчать, и он бы с радостью это сделал, так что Иваизуми попытался сменить направление беседы.       – Мне нравится, когда ты стоишь у плиты спиной ко мне и не знаешь, что я пялюсь на твой зад.       – Это ты думаешь, что я не знаю.       Низкий, почти гортанный смешок родился у Иваизуми под самым сердцем.       – Тебе это не нравится?       Ойкава ему не ответил, и Иваизуми уже было решил, что на этом их разговор и закончится, но через минуту отставил сковороду на соседнюю конфорку и повернулся к нему лицом. В его взгляде Иваизуми с удивлением прочитал снисходительность и усталость.       – Нравится. Но я бы предпочел завтрак.       Когда он отвернулся обратно, Иваизуми тотчас ощутил тоску по только что прошедшему моменту.       – Так ты не хотел, чтобы я уехал?       – О чем ты?       – Когда ты спустился, у тебя было такое лицо, как будто ты бы предпочел, чтобы меня тут не было. Может, я не так тебя понял, и ты не хотел, чтобы я остался на утро?       Пока Иваизуми говорил, Ойкава неспешно выложил на хлеб листья салата, помидоры, мясо и яйцо. Он потянулся за перечницей, но обернулся через плечо, чтобы посмотреть на Иваизуми.       – Ты правда думаешь, что я бы не сказал тебе, если бы захотел, чтобы ты уехал?       – Ну, ты не остался после нашей первой ночи в отеле, так что я бы не удивился, если бы ты не захотел видеть меня утром и на этот раз.       То, что Иваизуми сказал, казалось ему вполне логичным, но Ойкава все равно уставился на него, как на последнего идиота. Ну, может быть, как на идиота, который ему все же чуть-чуть нравится, потому что, когда он заговорил, его тон был скорее извиняющимся, чем раздраженным.       – Я проснулся первым, сходил в душ, но ты так и не проснулся. Раз номер все равно был на твое имя, я подумал, что ты этого от меня и ждешь. Я просто не хотел ставить тебя в неловкое положение, – на его губах расцвела дразнящая улыбка. – Но ты-то не постеснялся поставить меня в неловкое положение, когда на следующий день подошел ко мне в спортзале, м?       Иваизуми довольно хмыкнул. Уж чего-чего, а такого он никогда не стеснялся.       – У меня была сложная неделя, – продолжил Ойкава, тяжело вздохнув. – Заказчик двигает сроки как хочет, начальник гоняет наш отдел и в хвост и в гриву. Извини, что веду себя странно. Я сам себя не выношу, когда так выматываюсь.       К Иваизуми невольно вернулись воспоминания о прошедшей ночи, скоротечной, тихой и пьяняще чувственной. Возможно, этим объясняется его внезапное желание обнять Ойкаву и сцеловать все до единой крупицы усталости с его лица. Возможно, нет.       – Ты не ведешь себя странно, Тоору. Просто я не привык к такому. Но даже когда привыкну, не надейся, что я буду делать тебе эти сэндвичи из инстаграма. Не в этой жизни.       С громким щелчком вскипел чайник, и Ойкава ненадолго отвлекся на то, чтобы сделать себе чай. Его движения были отточены месяцами жизни в этой квартире, он как влитой вписывался в это небольшое пространство, несмотря на свой рост. Иваизуми поймал его взгляд, брошенный украдкой из-за плеча.       – Что?       – Мне так нравится, когда ты зовешь меня Тоору.       Иваизуми подавился смешком.       – Это твое имя, как мне еще тебя звать?       Ойкава пожал плечами. Когда он потянулся за корицей на верхнюю полку, из-под резинки его штанов выглянула тонкая полоска белья. Иваизуми отвел взгляд.       – Не знаю, меня много как называли. Но мне нравится, что из всех возможных вариантов ты выбрал этот. Как будто я – это просто я, и тебе этого достаточно.