Ladies and gentlemen, will you please stand?

oitooru ты, кажется говорил, что приедешь после полудня 10:51 hajiyou и так и есть 10:52 oitooru хорошо 10:52 oitooru а теперь позволь мне представить лекцию на тему "чем фраза _после полудня_ отличается от фразы _во второй половине дня_" 10:53 hajiyou насколько мне известно, парой часов времени 10:53 oitooru клянусь, мужчины только и делают, что врут 10:53 hajiyou тоору на меня уже тренер странно косится, что я так в телефон улыбаюсь 10:54 oitooru а ты не улыбайся улыбается он 10:54 oitooru и сколько конкретно часов еще ждать? 10:55 hajiyou в районе четырех не считая того времени, что мне понадобится на переодеться, сходить в душ и доехать до тебя 10:55 oitooru кто сказал, что ты поедешь принимать душ и переодеваться? я на такое точно не соглашался 10:56 hajiyou тоору, я буду с дороги поверь, тебе захочется, чтобы я сходил в душ 10:59 oitooru ладно но тогда я сам к тебе приеду 11:00 hajiyou и охота тебе на метро кататься? 11:00 oitooru спешу напомнить, что до того как ты появился в моей жизни, я как-то выживал и к тому же это сэкономит нам час времени 11:01 oitooru ты же не против, если я переночую у тебя? 11:02 hajiyou я скоро решу, что тебе моя квартира нравится больше твоей 11:03 oitooru сказал мистер "поеду в отпуск на квартиру к своему парню" 11:03 oitooru или уже забыл про те 2 недели? 11:04 hajiyou все еще ни о чем не жалею 11:04 hajiyou оставлю тогда дверь открытой, чтобы ты не ждал в подъезде, если вдруг что можешь позвонить в соседнюю квартиру, тебе откроют домофон 11:05 oitooru не боишься, что тебя ограбят? 11:06 hajiyou боюсь но, надеюсь, ты хотя бы оставишь мне мой телефон, чтобы я мог слать тебе грустные селфи и просить вернуть награбленное 11:07 oitooru и не подумаю 11:07 //       Выйдя из душа, Иваизуми первым делом обошел квартиру в поисках Ойкавы. Когда заглядывание под кровать и в шкафы не дало результатов (а Ойкава запросто мог спрятаться, чтобы попытаться его напугать), он вернулся в прихожую и закрыл дверь на замок. Так и правда спокойнее.       В квартире было тихо, только доносились из открытых в спальне окон звуки с проезжей части. При взгляде на специально по-новому застеленную перед отъездом кровать даже в голове не укладывалось, как это Иваизуми мог бы в ту же минуту сесть за руль и снова отсюда уехать, если бы Ойкава не настоял на другом.       Ах, точно.       Бросив на кровать полотенце, которым только что вытирал волосы, Иваизуми снова пересек коридор, мельком заглянув в глазок входной двери, и оказался на кухне. Несмотря на растущее чувство голода, он был тут не за тем, чтобы его утолить. Так уж вышло, что сегодня его посетила очень важная мысль, которой, однако, надо бы дать время на то, чтобы сформироваться в полноценную стратегию, а до тех пор постараться о ней не забыть. Он взял с подоконника блок клейких листов и ручку, размашистым почерком оставил краткую заметку и прилепил на холодильник. Да, Иваизуми был именно из таких людей. Увидев в первый раз на его холодильнике пару таких заметок со списком покупок и расписанием индивидуальных сеансов физиотерапии, Ойкава это никак не прокомментировал, только бросил длинный взгляд хитрющих глаз. Ах, что бы Иваизуми отдал, чтобы поскорее его увидеть. hajiyou тоору, ты уже подходишь или мне навстречу пойти? 15:48 oitooru застрял в лифте 15:49 hajiyou в каком лифте 15:49 oitooru шучу открывай 15:50       Трели дверного звонка не последовало, но Иваизуми все равно встал со стула и, не глядя в глазок, открыл дверь. Казалось, ему удалось застать то самое мгновение, когда лицо Ойкавы, опущенное в экран телефона и и без того улыбающееся, озарилось настоящим детским восторгом, когда их глаза встретились. Иваизуми сам не понял, что улыбается, пока не почувствовал, до чего же легко их с Ойкавой губы складываются двумя половинками в одно целое.       Оторвавшись от него всего на мгновение, Иваизуми тут же притянул его ближе, но и этого казалось недостаточно. Ойкава должен быть в его личном пространстве полностью, прямо здесь и сейчас. Нет, не так. Ему не нужно никакое личное пространство, оставьте его себе, а Иваизуми отдайте этого абсурдного, очаровательного, лукавого, нежного человека. Всего на один вечер, а потом Иваизуми снова научится дышать чем-то, кроме запаха его одеколона.       – Зай... Хаджиме! – Ойкава рассмеялся, и звук эхом разнесся по подъезду. Его рука приятно массировала скальп, а Иваизуми все не мог перестать оставлять беспорядочные поцелуи по всему его лицу. – Я тоже по тебе очень скучал, но давай ты не будешь пытаться меня съесть?       – Что, если я не согласен?       На этот раз Ойкава только хихикнул, но вышло это у него до того низко, что этот звук отпечатался на теле Иваизуми волной мурашек.       – Если ты дашь мне войти, я согласен подробнее обсудить с тобой этот вопрос.       Если бы он только знал, каких нечеловеческих усилий Иваизуми стоило выпустить его из своих объятий, Ойкава бы точно даже не решился его об этом просить.       Закрыв за собой дверь, Ойкава поставил на тумбочку пластиковый стакан с трубочкой, который до этого совершенно не попадал в поле зрения Иваизуми, и принялся разуваться. Иваизуми мог только, прислонившись к стене, наблюдать за ним. Ойкава в его квартире по-прежнему казался маленьким инопланетным жителем, остановившимся здесь, чтобы починить свой сверкающий звездолет и отправиться дальше бороздить просторы галактики. Он все не мог перестать улыбаться, то и дело бросая на Иваизуми лукавые взгляды, а Иваизуми и не пытался скрыть того, как у него горит шея от одного только этого взгляда.       – Я привез тебе смузи. Подумал, ты явно забудешь зайти в магазин, – повесив свою куртку на крючок, Ойкава неспеша подошел к нему, вновь запуская пальцы в волосы. Иваизуми положил руки ему на талию, которая пряталась под несколькими слоями одежды, и рвано вздохнул. К черту работу, Иваизуми готов уволиться, если это даст ему возможность денно и нощно дежурить рядом с Ойкавой. Просто смотреть на него, иногда касаться подушечками пальцев его плеча.       Та тяжесть, что все эти две недели придавливала его голову к земле, только теперь начала отпускать. Возможно, тот крошечный фрагмент мозаики, которого ему не хватало, – вот он, перед ним.       Когда Ойкава его поцеловал, Иваизуми понял, что отдал ему всю инициативу без намека на сомнение. И Ойкава от этого словно опьянел. Он выцеловывал на его губах поэму, признание, и Иваизуми читал, и ему все было мало. Он делал заметки на полях, просил повторить те места, от которых трепетало сердце, и Ойкава улыбался, потому что трепетало оно беспрерывно. Он следил по тексту пальцем, лишь бы не пропустить ни буквы, и Ойкава был с ним терпелив, потому что сам нуждался в этом не меньше. В конце концов, поэмы ведь пишут для того, чтобы их читали.       Когда слова закончились, по всем законам природы солнце должно было уже сесть, но Иваизуми оглянулся, и оказалось, что прошло не больше десяти минут. Ойкава перебирал его волосы, отросшие с последней стрижки, и все смотрел, словно видеть движение грудной клетки Иваизуми – это его кислород.       Вдруг его губы разомкнулись, Ойкава окликнул:       – Зай, – снова слышать это прозвище вживую – как самая сладкая пытка. Иваизуми заметил, как опустились уголки его губ. По правде говоря, ничто, что происходило сейчас с Ойкавой, не могло избежать этой участи. – Мне немного страшно.       Казалось, землю выбили у него из-под ног, поэтому Иваизуми вцепился в огромную толстовку Ойкавы, как в свой спасательный круг.       – Почему?       – Ты так много для меня значишь.       Возможно, тогда мир всего на мгновение сошел с орбиты. Не хотелось даже гадать, можно ли считать это еще одним признанием – устным, пусть и не совсем в тех словах, которые люди привыкли слышать. Ойкава искал его взгляда, отдавал себя ему на милость, и Иваизуми от этого просто терял рассудок.       Он взял лицо Ойкавы в ладони, большими пальцами очерчивая четкие линии его скул. Если бы только сердце могло кодировать азбукой Морзе тайные послания, сердце Иваизуми стучало бы всегда в одном и том же ритме.       – Ты не один, слышишь? Я тоже это чувствую, – сказал он, и только тогда отпустил лицо Ойкавы, когда тот вновь потянулся к нему за поцелуем.       В какой-то момент под тысячью слоями одежды Иваизуми наконец сумел отыскать плоский живот Ойкавы, и от одного прикосновения Иваизуми сразу стало немного душно. Он мягко отстранился, но это оказалось не очень-то легко, когда ты ни много ни мало прижат к стене.       – Тоору, хочешь переодеться во что-нибудь из моего?       Ойкаву его вопрос явно удивил и даже несколько позабавил.       – Если ты предлагаешь, – сказал он, отпуская Иваизуми и делая шаг назад. На его лице застыло то самое выражение, как будто он, глядя на Иваизуми, оценивал результаты своих усилий. Усилий по доведению его до беспамятства, судя по всему. Что ж, шаг – это, пожалуй, слишком далеко, решил Иваизуми, делая полшага в его сторону. Ойкава бросил на него говорящий взгляд, но в остальном оставил это без внимания. – Ты, кстати, пей смузи. Я свой еще по пути выпил, мне понравился, – Ойкава кивнул в сторону тумбочки, но сам сделал еще несколько шагов в сторону спальни.       Губы Иваизуми сами по себе растянулись в полуулыбке.       – Обязательно. Вот только сперва доделаю одно дело.       Остаток дня Иваизуми провел, ни на шаг не отпуская Ойкаву от себя. Или это Ойкава его не отпускал. После разлуки такая ничем не ограниченная близость приятно щекотала грудную клетку изнутри. Ойкава не переставал говорить, а Иваизуми не переставал перебивать его поцелуями, просто потому что тот ему это позволял. Пока Иваизуми варил себе кофе, Ойкава сделал несколько снимков, и, возможно, они бы хорошо вписались на полке в прихожей.       Вечером, когда они снова легли в кровать, Ойкава спросил у Иваизуми, можно ли его обнять. На этот раз они лежали лицом к лицу, и иногда, когда Ойкава особенно сильно прижимал его к себе, Иваизуми казалось, что у него в груди бьется два сердца. В эти моменты слова так и хотели сорваться с губ, но Иваизуми заставил себя отложить этот разговор до следующего раза. Если сказать сейчас, когда они оба едва держат глаза открытыми, с утра это наверняка покажется приятным, но лживым сном. Нет, они оба заслуживали чего-то большего.       Когда Иваизуми уже одной ногой стоял на залитой солнцем поляне посреди бескрайнего ничто, легкое дуновение ветерка потрепало его по волосам.       – Зай?       Вынырнув из своего сна, Иваизуми рассеянно поцеловал Ойкаву в плечо. Кажется, он попытался в него зарыться, но для того, чтобы почувствовать из-за этого неловкость, его мозг мыслил сейчас слишком медленно. И на том спасибо.       – Можно пригласить тебя на свидание?       – Конечно, – легко согласился Иваизуми, не успев даже подумать, кто о таком вообще спрашивает после нескольких месяцев отношений. – Спи, Тоору.       Тихий смех Ойкавы волнами на воде разошелся по сонному сознанию Иваизуми. Он почувствовал только, как теплая ладонь легла ему на шею, как ногти начали приятно массировать скальп. Уткнувшись ему между плечом и шеей, Иваизуми позволил реальности полностью от себя ускользнуть.       Когда утром его разбудил механический звон, Иваизуми сперва решил, что это какой-то сон во сне. Еле продрав глаза, он проследил, как Ойкава, дотянувшись до своего телефона, заставил звон замолчать. Потом его непричесанные волосы защекотали Иваизуми подбородок, на коже отпечаталась пара, тройка, дюжина призрачных поцелуев – это Ойкава дышал ему в шею. Иваизуми нашел его руку, переплел пальцы, прикрыл глаза. От Ойкавы пахло его шампунем.       – Зачем тебе будильник? – наконец спросил Иваизуми. Голос ото сна сипел, и Ойкава слегка заерзал, словно пытаясь сбросить с себя волну мурашек. Или ему просто не нравилось утреннее дыхание Иваизуми.       – Чтобы не проспать.       Замечание о том, как его нынешнее положение ничем не намекало на желание вставать с кровати, так и норовило сорваться с губ, но Иваизуми себя остановил. Отчасти потому, что в такую рань ему физически было тяжело разговаривать полными предложениями. Отчасти потому, что губы Ойкавы, когда тот ему ответил, на считанное мгновение коснулись-таки его шеи. Вместо этого он снова спросил:       – Не проспать что?       – Наше свидание.       Ах, да, первое свидание, на которое Ойкава его позвал. Мозг спросонья еще не успел вспомнить об этом, но теперь-то эти два слова закрутились в его голове, как заевшая пластинка. Наше свидание. И правда, почему они никогда не ходят на свидания?       – Ты приглашаешь меня на бранч? – спросил Иваизуми, даже не пытаясь скрыть свою идиотскую улыбку. Он слегка сжал ладонь Ойкавы в своей, и Ойкава в ответ по-настоящему поцеловал его в шею. Они почти никогда не оставляли на коже друг друга следов, но, может быть, это как со свиданиями: стоило задуматься, почему бы и нет.       Ойкава снова заворочался, и Иваизуми на секунду подумал, что наконец получит возможность втянуть его в ленивый поцелуй, ровно так, как им обоим это нравится, но Ойкава отстранился. Выпустив его ладонь скорее от удивления, Иваизуми последовал его примеру и принял сидячее положение, облокотившись об изголовье кровати.       – Вообще-то я думал, ты захочешь с утра сходить в спортзал, – Ойкава старательно делал вид, что ищет тапочки, но Иваизуми догадывался, что ему просто не хотелось встречаться с ним взглядом. – Но против завтрака после я тоже ничего не имею. Давай только возьмем на вынос? Не хочу в кафе есть, – он потянулся за своей безразмерной одеждой, но потом, наверное, заметил лежащую рядом футболку Иваизуми. Надев сначала ее, а потом уже свою толстовку, Ойкава крутанулся, взял со стола стакан с водой, сделал пару глотков. Иваизуми невыносимо хотелось собственными губами почувствовать движение его кадыка. Он рассеянно облизнул губы.       – Значит, свидание в спортзале?       – Да. Ты против? Не вспоминай, не вспоминай, не-       – Нет, не против. Сколько у меня времени, чтобы собраться?       Их с Ойкавой рутина в спортзале сильно отличалась, но в этом была и своя прелесть. Например, Ойкава, занимаясь на велосипедном тренажере, мог наблюдать за тем, как Иваизуми работает с гантелями, и иногда их взгляды пересекались в зеркале, и легкий кивок головы как бы говорил: "Молодец, продолжай в том же духе". Или как когда Иваизуми краем глаза следил за углом, под которым Ойкава выполнял махи ногами, пока сам делал рычажную тягу.       Но несколько раз за тренировку они оказывались вместе, и тогда Иваизуми чувствовал, как присутствие Ойкавы заставляло его делать чуть больше, подбираться все ближе и ближе к собственному пределу. Его соревновательный дух почти умер после прощания с профессиональным спортом, но в такие моменты, стоя в планке, занимаясь на гребном тренажере или даже просто растягиваясь после тренировки, Иваизуми почти вспоминал вкус той борьбы. Может быть, встреться они с Ойкавой раньше, многое в их жизнях могло бы пойти иначе.       И все-таки бесспорно лучшей частью любой тренировки с Ойкавой был жим лежа. Не из-за того даже, что Иваизуми настолько уж нравилось это делать. Если быть честным, его склонность вовсе пропускать это упражнение в какой-то момент грозила перерасти в привычку, но у Ойкавы был свой собственный трюк, заставляющий Иваизуми не просто любить жим лежа, но ждать того момента, когда до него дойдет очередь.       – Зай, ты как? – Ойкава бы подкрался к нему со спины, если бы не его тяжелое дыхание. Иваизуми показал большой палец и сделал пару больших глотков воды из бутылки. – Мне надо передохнуть немного, пойдем я тебя подстрахую.       И в этом был весь трюк. Когда Ойкава стоял рядом, от него было мало пользы, потому что Иваизуми редко поднимал настолько большой вес, чтобы ему правда нужна была страховка. Это был скорее предлог для того, чтобы один или два раза, обычно перед началом нового подхода, Ойкава наклонился к нему и лукаво, с какой-то мальчишеской гордостью, поцеловал его в губы. Если уж на то пошло, то такая страховка скорее вредила безопасности Иваизуми, чем ее обеспечивала, но в конечном счете риск себя полностью оправдывал.       – Хаджиме?       Иваизуми как раз помогал Ойкаве как следует растянуть мышцы перед душем, когда тот мягко его окликнул. Иваизуми сразу отнял руки от его спины, решив, что перестарался с давлением, но Ойкава не выпрямился, а только усмехнулся себе в колени.       – Все нормально, продолжай, я не из-за этого.       Иваизуми снова вернул ладони на его поясницу, глазами следя, как Ойкава дотягивается кончиками пальцев до своих носков.       – Из-за чего тогда?       – Скажи, а что у тебя за странная записка была на холодильнике?       – Какая записка?       Ойкава тяжело вздохнул, потом сделал движение рукой, которое Иваизуми понял, как "достаточно". Выпрямившись, Ойкава запрокинул голову и взглянул на Иваизуми снизу вверх.       – Странная, говорю же, – челка прилипла к его лбу, щеки украсил румянец. Иваизуми присел на корточки, чтобы им было удобнее разговаривать. Ойкава вытер пот с лица воротником футболки. – Там было написано только "Т. Ключи". И больше ничего. Это какой-то шифр?       Иваизуми не смог сдержать улыбки. Конечно, Ойкава не только увидел эту записку, но и обратил на нее внимание. Наверное, все утро пытался сам угадать, что она значит, и только теперь решил спросить. Что-то внутри Иваизуми от этого знания едва не пустилось в пляс.       – Ну, можно и так сказать. "Т" значит "Тоору". А "ключи" значит "ключи от квартиры", – не заметив на лице Ойкавы и толики понимания, Иваизуми добавил: – Твои слова натолкнули меня на мысль, что стоит сделать для тебя дубликат. Чтобы ты мог приходить, когда захочешь.       Между ними повисла тишина, но по тому, как Ойкава эдак неверяще заморгал, глядя ему в глаза, Иваизуми понял, что тот его услышал. Он лег рядом с Ойкавой, согнул одну ногу в колене, другую положил на нее, первую взял под колено и стал растягивать мышцы, как научил его Ойкава.       – Это не значит, что я жду, что ты тоже сделаешь дубликат для меня. Просто моя инициатива. Если ты не против.       Ойкава ничего ему не ответил, только промычал что-то. Растяжку они закончили в тишине. Только когда они уже сели в машину и Иваизуми проверил зеркала, перед тем как выехать с парковочного места, Ойкава снова вернулся к этому разговору.       – Я не против. Если ты уверен, что твоя хозяйка не выселит тебя за то, что ты раздаешь ключи от ее квартиры.       Когда Иваизуми повернулся, чтобы его поцеловать, Ойкава уже был готов взять его лицо в ладони, словно то была самая хрупкая на свете реликвия.       – Если ты ей не скажешь, она и не узнает, – только сказал Иваизуми, и мгновением позже улыбка Ойкавы отпечаталась на его губах.       Впервые за последние две недели Иваизуми больше не чувствовал себя так, словно его грудная клетка – это бушующий океан, а сердце – застигнутый в шторме корабль. На его пути снова попалась тихая гавань, дала ему приют, и Иваизуми казалось, что он достаточно крепко ухватился за этот шанс пустить здесь, в этом не знающем кораблекрушений краю, корни.       Но в конечном итоге все, в чем ты можешь быть уверен, это в том, что в твоем собственном трюме не растекается топливо. Ничто не подскажет тебе, если на пришвартовавшийся рядом корабль кто-то пронес спички. А ведь когда загорается одно судно, огонь иногда перекидывается и на соседние. oitooru зай, можешь, пожалуйста, меня забрать? я в офисе 15:19