***
Хуже всего Мерлин переносил запах мочи. С тех пор как когда-то давно Артур надел ему на голову ночной горшок, Мерлин всей душой ненавидел его. Хотя уже мог бы и привыкнуть – времена нынче такие, когда от каждой канавы несет дерьмом. В сырой камере, расположенной в подвале королевской тюрьмы, возились тощие наглые крысы, грызли подгнившую солому и являли собой символ того, кем на самом деле являются колдуны. Мерлин с этим согласен не был. Поэтому, наверное, приручил одну из крыс, почистил ее заклинанием (когда-то он пробовал его на Артуре – получилось не очень хорошо, так нехорошо, что пришлось выдумывать другого злого колдуна, чтобы объяснить внезапное… чрезмерное количество волос (зато чистых волос!) на королевском теле), научил кое-каким фокусам и прикармливал иногда. Все-таки так было веселее. Мерлин с тоской вспоминал маленькую, но уютную комнатку в доме милой девушки Марты, которая сдавала жилье, чтобы прокормить себя и больного отца. Мерлин мог бы жить во дворце, если бы захотел, но с некоторых пор они вызывали у него отвращение. Дело ведь в стенах, дело в том, кто в них обитает, а, точнее, кто не обитает. Может быть, потому Мерлин и попался на колдовстве теперь – ему стало все равно. Единственный человек, ради которого он старался, из кожи вон лез, чтобы скрыть свою магию, был мертв. Или спал зачарованным сном. Какое это имело значение, если его не было рядом? Какие бы войны не терзали Британию и мир, Артур не просыпался, и отчаянная надежда, все это время поддерживающая силы Мерлина, постепенно угасала. Джордж – так Мерлин назвал крысу – ткнулся острой мордочкой ему в ладонь и улегся рядом, смешно растопырив лапки. – Если я захочу, ты будешь жить долго, очень долго для обычной крысы, – сказал Мерлин Джорджу. – Ты согласен? Джордж повел усиками и чихнул. Мерлин счел это за несомненный положительный ответ. Вообще-то ему было все равно, чего хочет крыса, но изображать из себя доброго самаритянина давно вошло в привычку. Если играть в настоящую жизнь, можно ли в какой-то момент так вжиться в роль, что она действительно станет твоей сущностью? На площади зашумели. Мерлин тяжело поднялся на ноги, залез на деревянную доску, подвешенную к стене и призванную изображать кровать, и осторожно выглянул в маленькое окошко, забранное толстыми частыми прутьями, оставляющими бурые следы ржавчины на ладонях. В центре площади складывали костер. Вчера там была виселица, два дня назад – эшафот. Теперь вот дрова, хворост и высокий шест. Для него. За шесть веков Мерлин два раза тонул, получил четыре смертельных ранения, один раз его повесили, как-то едва не отрубили голову… но сжигать собирались в первый раз. Будто сбылись те старые, и оттого самые страшные, страхи, которые преследовали Мерлина во времена правления Пендрагонов. Тогда он еще умел бояться и мог умереть. Хотя он и сейчас может, просто не позволяет себе, лелея глупую надежду. Джордж запищал, когда в тюремном коридоре раздались тяжелые шаги. Мерлин собирался уже спрыгивать с доски, когда заметил в толпе одинокую фигуру в длинном черном плаще с капюшоном, закрывающим лицо. Показалось, будто из-под него торчали светлые волосы. Рост, широкие плечи, поза – уверенная, со скрещенными на груди руками. Человека почти скрывала толпа, но в какое-то мгновение он обернулся и посмотрел прямо на Мерлина, в его худое, измученное, грязное лицо со следами побоев; в его глаза, слишком старые для такой молодой оболочки; на его скрюченные на прутьях пальцы; на перекосившийся от узнавания рот. Этого не могло быть, просто не могло! И Мерлин закусил губу, стараясь не поддаваться глупой иллюзии. У него почти получилось справиться с собой. Почти… как вдруг… Его глаза вспыхнули золотом, заскрежетал замок на двери камеры, спрятался под соломой Джордж. Человек в плаще вздрогнул и покачнулся, словно у него закружилась голова. Капюшон сполз со светловолосой головы, голубые глаза удивленно моргнули, черный плащ поменял цвет… Но Мерлин уже не видел этого.***
Гарет с детства мечтал стать рыцарем. Но не таким, как его старшие братья, которых отправили в услужение к королю, даже не интересуясь их истинными желаниями. Джон, например, мечтал стать священником, но уродился первенцем и не мог позволить себе уйти в церковь. Чарльз предпочел бы путь простого художника, но даже думать не смел об этом. Рисовал втайне от отца, и очень здорово, но на этом его бунтарство и заканчивалось. Гарет же не подавал особых надежд ни на военном поприще, ни на каком-либо другом, хоть и старался изо всех сил. Но именно он оказался самым решительным из братьев, сбежал из дома и устроился помощником трактирщика и, по совместительству, торговца, который часто делал поставки в королевский замок. Он обещал в скором времени познакомить Гарета с нужными людьми, но прошел месяц, Гарет усердно трудился, но ни на шаг не приблизился к своей мечте, хотя ежедневно тренировался сражаться на мечах во внутреннем дворе (даже соорудил себе пугало, которое колотил что есть мочи) и стрелять из лука и арбалета. Когда-нибудь это ему обязательно пригодится. Когда-нибудь… Часто он просто ходил к королевскому замку, кутаясь в длинный плащ с капюшоном, смотрел на другую, такую желанную, жизнь, на могучих воинов из регулярной армии и мечтал. Но теперь он попал на подготовку к чьей-то казни. На площади сложили костер, вокруг которого уже столпился народ. Гарет огляделся и… в окошке у самой земли заметил знакомое лицо. Мерлин, тот самый маг, который убегал от королевской стражи месяц назад. Он сказал, что сможет спрятаться. Видимо, не смог. Когда Мерлин посмотрел на него в ответ, Гарет вздрогнул, вгляделся в перекошенное от страха лицо и… реальность поплыла перед глазами. Гарет оступился, отдавил кому-то ногу, спешно извинился и отошел в сторону. Еще раз взглянул в пустое теперь окошко и поинтересовался у стоящего рядом стражника, кого сегодня собирались казнить и как скоро. А затем огляделся, словно в поисках кого-то, заметил группу городских мальчишек неподалеку и направился прямо к ним… Если бы в этот момент Гарета спросили, что он делает, то он бы ответил, что поступает правильно, так, как чувствует где-то глубоко внутри. А потом бы добавил, что просто не может бросить этого мага, Мерлина, одного, пусть даже он, в порядке исключения, действительно виновен в том, в чем его обвиняют. А потом Гарет пробормотал бы что-то про судьбу и предназначение…***
Мерлин был пятым в очереди колдунов. На кострах поскупились и сложили всего один. Кто так делает? Обычно костров было по числу приговоренных к казни, но теперь, после долгой изматывающей зимы, пригодных дров и хвороста осталось мало. Нынешний король поскупился даже на это. Поэтому пришлось ждать: смотреть, как горят другие, чувствовать запах обугливающихся тел, слушать крики… Как будто все старые кошмары вдруг ожили на небольшой площади около королевского замка. Зеваки не выдерживали, уходили один за другим. Мерлин переминался с ноги на ногу только для того, чтобы еще разок почувствовать собственное тело. Кажется, теперь ему предстоит умереть окончательно, бесповоротно. Ведь его древний разум верит, что только огонь способен по-настоящему убить мага. Мерлин смотрел на небо, когда его привязывали к столбу, у которого уже сгорел несчастный оклеветанный портной до него. Небо было высокое, светлое, с медленно плывущими облаками. Если прищуриться, то оно напоминало глаза Артура… Мерлин дернулся последний раз, не в силах освободиться: на него одели мешочек, подавляющий магию. В тюрьме он не мог колдовать, потому что на сами стены кто-то могущественный наложил соответствующее заклинание. Даже сил Мерлина хватило только на то, чтобы почистить Джорджа, на большее он не был способен. А сейчас еще и мешочек. Видимо, теперь Мерлин влип всерьез. Он закрыл глаза и с облегчением подумал, что скоро все закончится. Еще несколько часов назад он отчаянно хотел жить, теперь же, разглядев в толпе хорошо знакомое лицо, понял, насколько далеко зашел в своей надежде, что предсказанное драконом когда-нибудь сбудется. Если его судьба быть с Артуром, когда тот проснется, значит, он не умрет сейчас. А если нет… то хватит, прожил уже достаточно, упиваясь своим одиночеством. К хворосту поднесли факел. Мерлин зажмурился что было сил. Так перед глазами вставал образ – гордый, правильный, королевский, бесконечно любимый… – Артур, – отчаянно позвал Мерлин. – Артур! Он не верил ни в одну религию в мире – он верил в своего короля. Жар опалил голые лодыжки под порванными штанинами. Толпа зевак вздохнула в едином порыве и… все закончилось. Ногам снова стало холодно, а рядом кто-то истошно закричал. Мерлин открыл глаза. Около его костра стоял мужчина в длинном красном плаще. Мерлин видел только светловолосый затылок и меч, угрожающе направленный на стражников. Вокруг костра выстроились еще несколько человек, тоже в плащах – кто в черном, кто в зеленом, кто в коричневом, кто в синем, кто в желтом… у Мерлина зарябило в глазах. Они стояли полукругом, защищая его, Мерлина. Так знакомо, так… Если присмотреться, то можно было различить могучую фигуру Перси, локоны Гвейна, торчащие из-под капюшона, темную кожу Элиана и характерную стойку Леона, сочувственный взгляд Ланселота… Мерлин снова зажмурился. Должно быть, ему повезло задохнуться дымом, а все происходящее лишь предсмертная галлюцинация. Человек в красном плаще что-то крикнул остальным и оттеснил стражников дальше. Мерлин стоял, не шевелясь и не открывая глаз. В ушах шумело, будто там пробегал бурный горный поток. Кто-то отвязал Мерлина от столба и, поддерживая рукой за плечи, повел с площади. Мерлин шел, спотыкаясь, слишком сильно наваливаясь на подставленное плечо, пока его не заменило другое – знакомое. Мерлин вцепился в руку, спрятанную под красным плащом, и, не решаясь взглянуть в лицо этому человеку, позволил уводить себя все дальше от королевской площади. – Никогда бы не подумал, что ты так глупо попадешься, – хрипло прошептали ему в ухо. Мерлин нерешительно улыбнулся, уловив и знакомую издевку в голосе, и деланное пренебрежение, и скрытое под всем этим беспокойство. – Я и так поставил рекорд. Шестьсот лет – никому такого и не снилось. – Да, я бы умер от скуки, если бы мне постоянно снился ты, Мерлин. Мерлин снова споткнулся и решился, наконец. Поднял голову и посмотрел в лицо своему спасителю. В такие знакомые глаза, на такую знакомую улыбку; обласкал взглядом правильные черты лица – такого красивого, родного, ни на миг не забываемого за эти шестьсот лет. – Артур! – воскликнул Мерлин. Он хотел броситься ему шею, прижаться, чтобы почувствовать всем телом, как можно больше, как можно ближе, как можно теснее, но не смог сдвинуться с места. – А ты сомневался? – спросил кто-то сзади. Мерлин на миг обернулся, поймал насмешливый взгляд Гвейна и, кажется, едва не умер от счастья. Они здесь, все они! Артур, рыцари! Снова! – Что… что вы здесь делаете? – спросил Мерлин, уже сознательно наваливаясь на плечо Артура. На лице его сияла улыбка, ноги почти не слушались, а в голове нарастал гул. Кажется, он банально упадет в обморок, если сейчас же не отвлечется от свалившегося на него счастья. – Спасаем незадачливых магов, – улыбнулся Артур. – Потому что они сами ни на что не годятся. – Магов? – Ну да, ты не первый, Мерлин. – Но я ни разу не слышал, чтобы кого-то спасали с костра. – О, – Гвейн рассмеялся и, нагнав Артура и Мерлина, пошел рядом. Мерлин отметил, что рыцари успели снять свои разноцветные плащи. Впрочем, как и Артур, но в какой момент это произошло… он не заметил. – Обычно мы похищаем пленников прямо из камер. Перси служит в охране, и никому в голову не придет подозревать его в содействии нам, – Гвейн дотянулся и похлопал Персиваля по плечу. – Конечно, мы спасаем не всех, но ты слишком ценный пленник, Мерлин, пришлось сделать исключение для тебя. – Исключение? – Тебя очень тщательно охраняли, – мягко пояснил Артур. – Обычно мы так не рискуем. – Лучше спасти нескольких невиновных простых людей, чем одного настоящего колдуна, – добавил Леон. – Потому что есть мизерный шанс, что колдун спасется и без нас. К тому же он сам виноват, что попался, – рассудил Гвейн. – То есть я сам виноват? – переспросил Мерлин, впрочем, уже зная ответ. – А когда ты не был виноват? – улыбнулся Артур и чуть сильнее прижал к себе Мерлина. Пожалуй, за одно это Мерлин готов был еще тысячу раз попасться королевским стражникам. Если Артур будет всегда спасать его, а после вот так поддерживать под руку, как истеричную барышню… Артур… Мерлин пристально посмотрел на него, отмечая знакомые черты. Артур был младше, чем помнил Мерлин, почти мальчишка, но улыбался так же и смотрел на него по-королевски свысока, на первый взгляд, но на самом деле тепло, мягко, с затаенной нежностью и толикой восхищения, желанием и болезненной привязанностью. Артур бы никогда не признался ему в этих чувствах, но Мерлину и не нужно было: взгляд говорил за упрямого короля все. Они шли по извилистым, путаным улочкам, стараясь не попадаться на глаза горожанам. Шумной компанией, будто возвращаются, подвыпивши, из таверны, где праздновали очередную победу над французской армией. Обогнули несколько больших домов, пересекли квартал бедняков, по мосту попали на другой берег и остановились около неприметного здания, стоящего у самой реки. Больше всего оно напоминало амбар, впрочем, возможно, лет сто назад им и было. Когда-то купцы хранили здесь зерно на продажу, крупы, овощи, а теперь Артур и рыцари оборудовали себе неплохое жилье. Спали, правда, на полу на тонких матрацах, зато сухих и не поеденных крысами. – Все думают, что мы содержим небольшой доходный дом для приезжих, – пояснил Артур. – Так проще всего объяснить, откуда здесь иногда появляются новые, странного вида люди. – Странного вида? – Именно. Спасенные от смерти обычно ошарашенно хлопают глазами и пытаются осознать свое счастье. Совсем как деревенские жители, впервые оказавшиеся в столице. Мерлин прошелся по большому помещению, внимательно рассматривая все вокруг. Кажется, рыцари жили здесь, а вот Артур… – Я живу недалеко отсюда, в более, кх-м, приличном месте, – словно прочитав мысли Мерлина, пояснил Артур. – Но сегодня останусь здесь. Если хочешь. – Хочу, – внезапно осипшим голосом ответил Мерлин. – Очень хочу. Он бы даже раздел Артура, как раньше, приготовил его ко сну, вымыл, разгладил бы простыни на его кровати, а после… просто остался бы до утра. Сейчас ничего из этого не получится сделать: они будут не одни в амбаре; но просто лежать рядом с Артуром, слушать его дыхание и, если позволит, ощущать под рукой биение сердца было бы счастьем. Просто чувствовать его рядом, живым… словно во сне. Они проговорили до позднего вечера. Мерлин рассказал, как жил все эти годы, века, как ждал и надеялся. Робко упоминал о своем отчаянии: теперь ему было стыдно за то, что позволил себе сомневаться. Подначивал Артура, как всегда, слушал о похождениях Гвейна и кивал на здравые рассуждения Леона, обменивался с Перси понимающими взглядами, когда Гвейн с Элианом и Ланселотом вздумали спорить о том, кто из них больше спас человек от казни. Он все теснее прижимался плечом к Артуру. И чувствовал, как тот сжимает его руку в ответ. Мерлин уснул, едва голова коснулась подушки, но успел осознать, что Артур лег рядом и обнял его, подтянув к себе… Но посреди ночи, словно от толчка или резкого звука, Мерлин проснулся.***
В окно светила большая, желтая, похожая на сыр луна. Мерлин осторожно перевернулся в кольце рук, посмотрел на расслабленное лицо Артура, который чуть морщился во сне, и нехотя встал. В темноте амбар казался больше, чем был на самом деле, в углах клубилась темнота, а очертания рыцарей, спящих у стены напротив, напоминали грубые схематичные наброски угольным карандашом на холсте. Мерлин подошел к окну, вдыхая ночной воздух и прикрыв глаза. Где-то далеко, за звездным небом, за пределами памяти любого из ныне живущих, за шестью сотнями лет до этого момента осталась прежняя жизнь королевского слуги. Он всегда условно разделял те годы, которые провел в Камелоте, и бесконечное время после на жизнь и существование, состояние болезненного бреда, полусна. После смерти Артура ничто больше не казалось ему реальным, словно он сам впал в зачарованный сон на Авалоне, а вся жизнь была лишь сновидением из тех, в которых ясно осознаешь, что спишь. Только сон почему-то не заканчивался. Но теперь… Мерлин вздрогнул, когда его мысли прервало легкое касание. Артур неслышно подошел сзади, скользнул ладонью по его плечу и притянул к себе, вовлекая в объятие. – Я так скучал... – прошептал Мерлин, сжав руку Артура. – Я так долго ждал… Под покровом ночи и в свете необычной луны он мог поделиться своими чувствами, как не успел когда-то давно. Мерлин вздохнул, спиной чувствуя, как напряглась грудь Артура, и, так и не дождавшись ответа, продолжил: – Ты сейчас скажешь, что за шестьсот лет я так и не поумнел, что остался все таким же идиотом, и будешь прав. Я старался не сильно меняться ради тебя. Чтобы ты узнал меня, когда проснешься, чтобы я узнал себя сам. Не превратился в легенду этого мира, в старца, который бродит окольными тропами, изредка попадаясь на глаза деревенским жителям. Я… я так хотел помнить себя, Артур, таким, каким был, когда потерял тебя. Слышишь? Это сложно. Я пообещал дракону ждать, но древний ящер исчез почти сразу. Все оставили меня, и только… – Мерлин неловко сглотнул, подавившись воздухом, и постарался взять себя в руки. – Только любовь к тебе помогала мне жить, скрываться от охотников на ведьм и не падать духом. Я так давно хотел сказать тебе это и не решился… даже глядя в твои полные боли и усталости глаза я не решился, потому что по-глупому верил, надеялся, что все еще обойдется, что я успею тебя спасти и смогу признаться, когда ты не будешь умирать у меня на руках. Я струсил. Ты называл меня храбрецом, но это не так. Это ты, всегда был ты – тот, кто давал мне силы. Я был храбрым только ради тебя, Артур, потому что иначе я не был бы достоин даже находиться рядом. А впрочем, иначе я давно бы отплатил тебе за все годы издевательств, врезал пару раз, а потом… затащил в кровать и сделал бы с тобой то, о чем давно мечтал, а не то, что мы позволяли себе изредка, чем мы ограничивались. Но я храбро давил в себе эти чувства, повторяя, что моему женатому другу, господину и полному болвану, не видящему очевидных вещей, это не нужно. Пока что. Пока он не прозрел, не нужно. А потом ты умер, а я остался один со своими чувствами, ожиданиями и чертовой судьбой. Я мечтал сказать тебе об этом раньше… – Мерлин глубоко вздохнул, прикрыл глаза и подобрался, словно перед прыжком в ледяную воду. – Я люблю тебя, Артур, слышишь? Я так люблю тебя! Мерлин замолчал, почувствовав противный ком в горле. Тишина давила на уши, и даже дыхания Артура не было слышно за спиной. Мерлин развернулся, скидывая с себя тяжелые руки, и наткнулся на полный сочувствия, до боли знакомый взгляд. Он помнил эту смесь печали, сожаления и нежности по всем тем случаям, когда оказывался ранен, когда едва не умирал на руках у Артура, а дела шли хуже некуда. Он так радовался тогда этим явным признакам привязанности. И сейчас взгляд голубых глаз был точь-в-точь такой же… Но этого не должно было быть. В ответ на признание в любви, спустя шесть веков, Артур должен смотреть по-другому! Как-то так, как Мерлин никогда не видел прежде… Изменения. Как бы Мерлин не хотел этого, но процесс давно был запущен, никакими силами не остановить колесо природы. Люди меняются. Мерлин стал другим, с памятью о себе прежнем, но с грузом прожитых лет, с отпечатком отчаянной надежды. И Артур должен был измениться. Разительно, бесповоротно, он же не выплыл из озера, чтобы его «вчера» и «сегодня» отделял лишь краткий миг пробуждения. Он родился и вырос в этом мире, он… – Артур? – позвал Мерлин, одеревеневшими пальцами дотрагиваясь до его щеки. Артур улыбнулся знакомой улыбкой. Спокойный, счастливый, каким Мерлин любил его больше всего… – Артур! – чуть громче воскликнул Мерлин. – Артур?! Наверное, он все-таки сошел с ума… Внезапно яркая, убийственная вспышка боли прошила его виски. Мерлин тихо охнул, потому что силы вдруг оставили его, не хватило даже на крик. Сквозь слезы, брызнувшие из глаз, он видел, как Артур начал неуловимо меняться, и вот уже вместо короля былого и грядущего перед ним стоит испуганный мальчишка, смутно знакомый на вид. – Вы меня заколдовали! – выпалил он, внимательно разглядывая скорчившегося от боли Мерлина. Впрочем, воскликнул скорее радостно, чем испуганно. – Кто ты? – прохрипел Мерлин. Сквозь пелену слез не получалось четко разглядеть лицо. – Гарет. Вы помните, я работаю у Моро? Конечно, теперь Мерлин вспомнил. И свой очередной побег от королевской стражи, и попытку спрятаться у приятеля Моро, и мальчишку, который мыл посуду на кухне. У того были слишком нежные руки для рабочего, неумелые движения и благородное лицо, чертами действительно отдаленно напоминающее лицо Артура. Из мальчишки получился бы отличный вельможа или даже рыцарь через несколько лет. Что он делал на трактирной кухне? – Кто ты на самом деле? – жестко спросил Мерлин, стараясь выпрямиться. Боль постепенно исчезала вместе с иллюзией, с Артуром, с рыцарями и даже некоторыми деталями интерьера. Например, амбар превратился в сарай, очень тесный, но тем не менее обустроенный для ночлега. – Гарет, – ответил паренек, – младший сын сэра Лота. Я ушел из дома, чтобы стать рыцарем. – Рыцарем кухни? – сухо усмехнулся Мерлин. – Пусть так, но когда-нибудь… я буду в свите короля, я получу титул и признание! – запальчиво ответил Гарет, сжав кулаки и твердо глядя в ответ. Пожалуй, этот мальчишка сможет добиться своего. – Прости, – вздохнул Мерлин. – Я не хотел тебя заколдовывать. Он попятился к стене и сполз по ней, усевшись на пол. Ноги отказывались его держать, причем не от физического истощения после магической вспышки, а от осознания, что Артура здесь никогда не было, что Мерлин сам создал его из совсем другого человека. Он так хотел, так надеялся увидеть его рядом, что… Какой же он болван! Опасный, сумасшедший идиот! – Что произошло? – спросил Гарет. – Я совсем ничего не помню. И на том спасибо… он не слышал сбивчивых признаний в любви, он не догадывается… – Я заколдовал тебя, чтобы ты спас меня от сожжения на костре, – быстро ответил Мерлин. – Ты теперь герой и преступник в одном лице, советую лучше прятаться от королевской стражи. – Я спас тебя? – кажется, пропустив мимо ушей совет Мерлина, воскликнул Гарет. – О! Мерлин невольно улыбнулся (на короткое, едва заметное мгновение) и обхватил руками голову. Гарет не давал ему в полной мере прочувствовать свою ошибку. До сих пор хотелось протянуть руку и убедиться, что морок – это не Артур недавно, а этот вот Гарет, что стоит присмотреться повнимательнее, и на его месте снова появится тот, кого Мерлин желает видеть больше всего на свете, желает всем сердцем... Да только эта глупая мышца только и делала, что подводила его. Мерлин предпочел бы уснуть вместе с Артуром, в идеале – рядом с ним, а не ждать веками, слоняясь по свету и постепенно сходя с ума. – Прости, – повторил Мерлин, обращаясь то ли к Гарету, то ли к так и не проснувшемуся Артуру. – Прости меня… Тыльной стороной ладони он вытер слезы со щек, оставляя красные полосы от грубой ткани рубашки. Руки дрожали. Тошнило, все еще болела голова, ноги будто отнялись. Что-то ткнулось ему в бок, и Мерлин увидел кусок красной ткани. Тот самый, в котором был Артур… не-Артур. Такой знакомой, боже… Мерлин взял плащ, спрятал в него лицо и позволил себе беззвучно заплакать. Ему можно. Ночью, в сарае, полностью потеряв лицо и достоинство, ему можно. – Что случилось? – тихо спросил Гарет, присев рядом. – Ты так на меня смотришь. Что у тебя произошло? Ты потерял кого-то? Мерлин неопределенно передернул плечами. Пора было приходить в себя. – Расскажи. Знаешь, я ведь тоже терял близких, я… Глупо, как это все глупо! – Да, потерял, – зло ответил Мерлин, – а потом превратил тебя в этого человека. Достаточно? Гарет замолчал, не найдя что ответить. Мерлин еще час просидел, уткнувшись лицом в красный плащ. А потом тяжело поднялся на ноги и с первыми лучами багряного рассвета покинул сарай. Он чувствовал себя больным и оттого противно живым. Ему вновь оставалось только надеяться и верить, а это так сложно – начинать что-то заново, когда думал, что оно закончилось навсегда. Гарет остался стоять посреди сарая и с жалостью глядел ему вслед. Мерлину было все равно, он успел насмотреться разных взглядов. И научился отличать ложь от правды, человеческую искренность от лицемерия, научился даже чувствовать колдовство, он… Внезапная догадка едва не сбила Мерлина с ног. Он споткнулся и стремительно обернулся. Вчера Артур не был волшебной марионеткой. Он был настоящим, совершенно точно настоящим! Мерлин уснул в объятиях своего короля, он бы почувствовал обман, магию, даже собственную, он бы понял, он… Гарет улыбнулся ему в след грустно, печально, светло, знакомо… – Иди, Мерлин, – сказал он. – Не сейчас, но когда-нибудь, когда-нибудь… Я ведь скучаю, Мёёёлин, помни, я тоже по тебе скучаю. Мерлин застыл на месте, моргнул, и все закончилось. Но теперь он знал, что не навсегда. Возвращался к себе он уже твердым шагом. «Когда-нибудь, – звучало в его голове, – когда-нибудь…».***
Гарет смотрел на удаляющуюся фигуру Мерлина, пока тот совсем не затерялся в переплетении улочек. Первые желтые листья шуршали у него под ногами, а солнце высвечивало дорогу – путь, которому, казалось, вовсе не было конца. Сарай, в котором Гарет обустроил себе жилье, неожиданно стал пристанищем для еще пяти мальчишек. Они проснулись и теперь удивленно оглядывались и спрашивали друг у друга, что же произошло. Дело почти дошло до драки, когда Гарет вернулся в сарай. Разноцветные плащи лежали грудой у двери, на самом верху – красный. Гарет взял его бережно, словно древнюю реликвию, примерил на себя и молча подал оставшиеся мальчишкам. Кажется, теперь он знает, как достигнет цели. Может быть, не станет рыцарем, человеком короля, но будет спасать людей. Невиновных или просто хороших, таких, как Мерлин. И больше никто не будет звать его Гаретом Белоручкой. И где-то внутри него, в той части души, которая спала на зачарованном острове, ожидая своего часа, эта идея нашла отклик. Потому что спасать людей, защищать королевство – все еще было его судьбой, пусть даже Гарету не суждено это вспомнить…