Штат Вирджиния, Мистик Фоллс
Ноябрь, 1846 год
Промозглые капли разбивались о землю и со временем впитывались в почву. Они тарабанили по окошкам, недавно до сияния вымытых, и оставляли мокрые полосы, размывая обзор наружу. Темное непроглядное небо заполонили сероватые тучи и на фоне черного полотна выделялись лучше всего. Все живое вокруг попряталось, а те, кто не сумел укрыться бегством, поддавались ледяным ударам ветра. Деревья, стоящие вблизи, колыхались и, звучно ударяясь друг о друга, в брызгах скатывали еще пару капель книзу. Жилой дом, заселенный тремя людьми, вот-вот должен был пополниться новоприбывшими лицами. Лилиан, пребывая на мягеньком сиденье, намеренно оборудованном для беременной, бережно поглаживает собственный животик и с улыбкой глядит на супруга, который, в свою очередь, сохраняет тепло в доме, подбрасывая поленья в пламя. — Мамочка, можно я послушаю братика или сестренку? — подлетел голубоглазый мальчик и стиснул перстами пластичную ткань, приделанную к сплошной стенке-подлокотникам, вышитой изысканными расцветками, формируя эффект нежности. — Иди сюда, Деймон, — расплылась в нежной улыбке мать и подозвала мальчика рукою. — Не́чего, — избавляясь от излишек после дров, родитель отрезал и всерьез взглянул на мальчишку, вынуждая лишить заинтересованности к этому занятию. — Милый, пускай идет, разреши, — поглаживая костяшки ручек сына, она смотрела на мужчину и не ограничивала свою блестящую улыбочку. За секунду искорка в ее зрачках теряется, и на смену ей приходит скованность, которой сопутствует нестерпимая знакомая боль. — О господь, — Лилиан посильнее впилась руками в брюхо, сменяя собственную впечатленность, на адскую гримасу боли. За девять месяцев беременности ее организм ранее свыкся к боли и схваткам, однако на сегодняшний день малыш будто стремится порвать ее внутренности. Сальваторе задыхается, когда начинается еще одна схватка, и скручивается от муки, скатываясь по спинке, до тех пор, пока страдание постепенно не утихает. — Кажется, началось, Джузеппе! — визжит то ли от боли, то ли от радости женщина, уже на последнем дыхании. Приспевший муж в короткий срок оказывается у ее фигуры и растерянно вглядывается в нее, но представляет в целом нарастающую боль. Он неумело хватает избранницу за предплечье и перекидывает себе на плечо. — Жди здесь, — обернулся мужчина, обращаясь к мальчику, и указал на ближний стул, а затем поторопился доставить супругу до родильной комнатушки.***
— Мистер Сальваторе, поздравляю, у вас сын и дочь, — оглашает прислуга, выходя из двери, впуская родителя. Мужчина не церемонясь подступает ближе и определяет на руках двух детей. Да какое водилось ошеломление заметить девчонку, истерически рыдающую, пока ее двойняшка кормился грудью. — Успокой ее, Лили, — он трудно выдохнул и сцепился за виски, массируя пальцами, в меру надавливая. По его реакции можно было уяснить, что он был далеко не доволен такому пополнению. — Она же ребенок, ей нужно привыкнуть. Ты что, не рад? — ее лазурные глаза возвратили себе бывалый сероватый оттенок. Сейчас и ее напружинил открытый вопль ребенка, что мамочка и передала чувственное положение. — Мама, у нас что, и брат, и сестренка? — заглядывая в дверной проем задал вопрос Деймон, взирая на матушку с непониманием. — Да, сын. Ты теперь самый старший, — обратила на него внимание Лилиан и призвала рукою, демонстрируя поочередно младенческие личика. Краем глаза, она все еще видела Джузеппе и видела, как что-то заполняет его. Как ноздри расширяются, показывая вид на волосяные пушки, а взгляд полон разочарованием. Он покидает комнатку, так и не удосужившись взглянуть на второе чадо. — Но как такое возможно? Я думал, что можно только одного, — Ли все смотрела на дверь, что и забыла про покачивание и убаюкивание, а наполнивший крик комнату заставил выйти из этого состояния. — Ты что-то сказал? — спросила мать, испуганная резким выходом из раздумий. — Обещаю, мамочка, я буду оберегать их, — ответил сын, заметив ее состояние.Мистик Фоллс, 1864 год
— Деймон, не нравится мне эта девица, — топнула ногой по паркету Калеи и дернула за край рубахи старшего брата, который только был поправлен. Прыгала из стороны в сторону и все отговаривала старшего брата, постоянно следуя за ним. — Калеи, я уже не шучу, дай мне собраться, — он поправлял, глядя в отражение, растопыренные волоски и заметил, что его сестренка, как надзиратель стоит над душой и дышит прямо в шею. — Сестра. — Брат, — перебила его девчурка. — Я знаю, что делаю, и, в случае чего, не дозволю приворожить меня и полюбить ее сильнее чем тебя, — чмокнув в щечку, линия губ выгнулась в простую улыбочку, и он медлительно отпрянул от сестры, никак не утаивая смелой усмешки. — Обычно после подобного выражения лица ты придумываешь, как смыться от меня, — только поспела завершить юная особа, как резкими перемещениями братец стремился перескочить через нее, стараясь сбить с толку. Он стоял на месте, однако все еще изображал, что планировал двинуться в иную сторону. Продолжалось это минуту, до тех пор пока кареглазая не запыхалась и не совершила оплошность, поддавшись коварным махинациям рук и ног.***
Началась суматоха. Кровь стукнула им в головы, и, словно обезумевшие псы, вырвавшись на волю, народ разделился на группы из трех, порой из пяти людишек. Они следовали с факелами, прогоняя нечисть, именовавшую себя вампирами. С кровожадностью связывали каждого попавшегося, заламывая им руки, и совершенно не задумываясь о их благополучии. Огонь, разрастающийся от людей, страшил. Иногда сильные вампиры вырывались и боролись насмерть с людьми, уже не скрывая собственной силы, но их было в разы больше и, воссоздав круг, они повалили кровососа на колени, пронзая уже мертвое туловище копьем с серебряным наконечником. Вопли обреченных людей заседали глубоко в сердце и хорошо отпечатывались в голове. Калерия продвигалась вперед, явно опасаясь наткнуться на одного из представителей кровососущих. Она покрывалась мурашками от каждого совершенного выстрела, закрывая субъект ладошкой. В руках ее располагалась жалкая палка, которую она выставляла вперед и зажимала до беления костяшек. Каждый раз как псы рвали в клочья человеческие плоти, с жадностью поедая их, будто знали и ожидали этого дня, сердце Калеи сжималось так сильно, что она не могла себя сдерживать. И зарыдала полной грудью. Сальваторе издавала истошный скулеж, что на поле битвы не был слышен. Любой раз, каждый новейший шаг давался с трудом, ее внутренности сжимались от малоприятных зрелищ, которые в конечном счете заканчивались летальным исходом. Ручеек слез на бледной щеке отражал кровопролития, языки пламени, лица, боязнь, ненависть, мольбы. Она ни за что не отправилась бы в самое пекло бойни, осталась бы дожидаться окончания. Забиться, как мелкий зверек в собственную норку, и медлительно оттягивать наступление своей погибели. Причиной существовали братья, верно кинувшиеся преследовать повозку Катерины, — вампирши, обрекавшей их на верную смерть. Скрывшись за ближайшими кустами, из каких мест Стефану и Деймону довелось увидеть, как еще одного вампира связывают и бросают туда, куда усадили их возлюбленную. Стефан первый принимает решение отвлечь отца и еще кучку людей, пока старший брат проникает к задней составляющей повозки и помогает вылезти Катерине, возлежащей в бездне вампиров. — Катерина, — прошептал брюнет, пытаясь привести девушку в чувство. Пара мужских рук конвульсивно ослабляют грубую веревку и снимают «намордник» с лица Петровы, регулярно поторапливаясь и оглядываясь не накроют ли их план. Но отец и его подручные возвращаются и стреляют на поражение двух молодых, оставляя их находиться на холодной земле. Дожидаясь в оцепенении хоть какого-то показателя на жизненный процесс братьев, что погубили свое существование простым словом «любовь», Калеи, самая наименьшая в семье, потеряла свой здравый смысл. —Ты! Это ты убил их! — чуть ли не падая, собственная дочка подбегает и, на глазах у горожан, замахивается и ударяет отца по груди. Но каждый удар, кажется, был ориентирован именно ей в грудную клетку. Слеза за слезой скатывались по щекам и окрашивали наряд в одно огромное темное пятно. Она могла это предотвратить, но не вышло. Она винила себя. Калеи всю сотрясало изнутри. Девушка надрывает голосок, в надежде образумить родителя и посодействовать, но не один из людей не шевельнулся в сторону парней. Ватные ноги согнулись пополам, и тяжелая масса обрушилась на землю, беря удар на колени. Светлая кожица дотронулась до грунта, черного, как и дыра в ее сердце. Персты сдавили влажную основу и восстановили кулак. Она ударяет им раз. Второй. Третий. Но ничего не забрало ее боль. И плотно захлопывает глазки, спуская прерывистый выдох, в то время как с них сочатся слезы. Так и это тянулось кратковременно. Джузеппе, что только осуществил убийство и даже глазом не моргнул, схватил дочь за запястье и одним резким движением поднял на ноги. — Пусти! Я ненавижу тебя! — вопит во всю гортань молодая девушка, непоследовательно размахивая руками во все стороны. Не выдерживает, чувствуя трясучку вновь и вновь. Заглатывая слезы, усмирить которые не выходило, содрогающимися руками размазывала плач. Сальваторе мотает голову из стороны в сторону, яро отрицая факт, что Стефан и Деймон мертвы. — Смотри на меня, — взяв за подбородок и дернув в сторону, зажав в меру под собственными пальцами тонкую кожу. — Если не желаешь завершить точно также, то кончай ныть, — он это заявлял с таким омерзением, делая акцент на каждом слове. Словно у него не было никогда сыновей. — Они изменники! Как ты не поймешь?! — кричал кто-то из толпы. Сестра, каковой некому ее так называть, в завершающий раз смотрит на их туловища и отчаянно выискивает хоть какое-то движение, пробегая по каждой составляющей корпуса. Но они продолжают лежать в неестественных позах, а кровушка продолжает выбираться наружу. Чувства берут вверх над ней: она ощущает, как сердце в один момент охватывает тягучая печаль, а по прохладным щекам текут пламенные слезы. Беспомощность накрывает тело, ведь подобная хрупкая душа просто не способна выдержать на себе такой огромный груз и, постепенно осознавая обстановку, Сальваторе спускает чугунную голову на колени, заслоняет горячее лицо ладошками. — Вы обещали, что не бросите меня. Она снова пробует соленый привкус слез на своём языке и испытывает, как сердечко буйно колотит, а кровь с гулом ходит по организму. Карета все удаляется и удаляется.Мистик Фоллс. Настоящее время
Который час Калеи Сальваторе сидела в гостиной своего дома. Закинув ноги на старый деревянный столик вместе с грязными кроссовками и выпятив нижнюю губу, девушка обдумывала слова старших братьев. Её вновь наказали, и юная Сальваторе не знала чем ей заняться ближайшие пару часов. Девушка громко вздохнула. Чёртова школа какой уже раз становится объектом ненависти: из-за несделанной домашней работы учителя вновь пожаловались на школьницу, а братья, которые придают слишком большое значение её образованию, не нашли лучшего способа наказания, как запереть дома без мобильного, в окружении старых книжек и столетней пыли. Книги не помогали ей развеять скуку и уж точно не помогали найти выход из этой ситуации. Делать домашнюю работу без мобильника и интернета было чертовски сложно. Ей нужны были формулы, которые в книге по химии не найти, а конспекты она не вела уже давно. Переворачивая страницы раз за разом, она не добилась успеха. Разочарование и раздражительность вмиг охватили её разум, заставляя зарычать и кинуть тетрадку в глубь комнаты. Предмет пролетел через всё пространство и ударился о деревянный комод в углу комнаты. Тетрадь с громким стуком упала на пол, распахнув страницы, не тронутые чернилами. Она так и осталась лежать, пока девушка ходила взад вперёд, пытаясь избавиться от скуки и раздражения. Калеи хотела была разгромить комнату, желательно старшего брата, дабы развеселить себя, как услышала стук, не в двери, а в окно её спальни. Ее комната находилась между первым и вторым этажом, как бы странно не звучало. В комнате сложная конфигурация потолков, заданная формой крыши и формирующая уютный альков, подчеркнута с помощью реек из темного дерева. В дизайне интерьеров гармонично соединены два стиля — классика и модерн, а цветовая гамма в пастельных тонах создавал в комнате светлую уютную атмосферу. Потемневшее от времени дерево подчеркивало время и историю дома Сальваторе. Большая площадь остекления, ведущая на маленькую террасу, — только подчеркивает образ. Здесь девушке легко дышалось, её разум был спокоен, и она могла расслабиться. Окно в спальне было одно, но это не мешало лучам солнца проникать каждое утро в комнату и будить юную Калеи. Оно было расположено возле её кровати и находилось на довольно низком расстоянии от земли, что давало девушке иногда сбегать из дома без происшествий и переломов. Юная Сальваторе выглянула в окно с надеждой на спасителя. Перед окнами стоял парень: из-за невысокого роста ему пришлось встать на цыпочки, чтобы опереться на подоконник с другой стороны дома, его русые волосы были взлохмачены, а в васильковых глазах плескался азарт. Эрик широко улыбнулся, увидев свою подругу: — Кейс, — младший Миньярд называл её так с самого начала знакомства, несмотря на то, что с настоящим именем Калеи оно не сочеталось. — Мы с ребятами устраиваем вечеринку у костра, и нам не хватает вишенки, что взорвет танцпол. Парень подмигнул, рассмешив темноволосую девушку: — Скорее растоптать засохшие листья, а не взорвать танцпол. Сальваторе задумалась всего на пару секунд, после чего, накинув чёрную джинсовку Стефана, перелезла через окно. Она была уверена, её накажут, и в этот раз надолго. Но слова о вечеринке у костра затуманили её разум, маня за собой вглубь леса. Солнце не торопясь садилось за горизонт, оставляя уже после себя лиловые сумерки. А это означает время посиделок у костра. Как обнаружилось, не каждый ступал в эти дремучие зоны: в следствии этого местность принадлежала только этой компании. Уверенная рука парня, за каковой волочилась меньшая Сальваторе, привела двоих к месту назначения. Если осмотреть обустроенное для них место, то возможно сделать заключение, что ребята подготавливались к этому дню не один день. Многоцветные гирлянды развешены вдоль и поперек вокруг специфических стеблей деревьев. Оглушительная музыка, звучавшая из колонки, на каковой стоят приобретенные бутылки разливного пива. Пряные напитки, дурманящие мозг девушкам и молодым людям. Конфетти, развевающееся в порыве легкого ветра, осыпалось на липкие туловища, кружащие около эффектного костра. Красные языки пламени создавали вид, что поймали такт песни, и также извивались между собой, смешиваясь с красными и опасно оранжевыми цветами. — Эй, планета Земля вызывает Вас, — Эрик пихнул в плечо девушку, что завороженным взглядом смотрела чуть ли не разинув рот. — Да, я тут, — не переводя глаз на собственного приятеля, отозвалась молодая девушка, в облике которой вырисовывалась улыбочка. В ее глазах существовало столько непередаваемого экстаза, что стеклянный зрачок Калеи передавал всю картину, стоящую непосредственно перед ней. — Только умоляю, не снеси голову от восторга, — в ироническом тоне он раскрутил к себе темноволосую и глянул на ее от счастья детские глаза. — Хорошо-хорошо! — завизжала девчонка и крепко окольцевала своими ручками, зажимая грудную клетку Миньярда. Таким образом она старалась продемонстрировать насколько счастлива, что даже не сумела это изложить словесно. — Ай! — выкричал паренек из понимания, что дышать уже нечем, ведь ребра, которые сдавливает восхищенная подружка вскоре сломаются. — Полегче, — в заключительном выдохе выбросил русоволосый и стал бороться с ее руками, которые в скором времени опустились. — О-о-о, а вот и наша девочка, — восторженно ликовал Лиам, сокращая дистанцию между ними. Он ведал, она не упустит подобное развлеченье, по этой причине лицо его ни капли не поменялось. Юноша крупного сложения, в разы больше ее попутчика, развел руками и обнажил свои белоснежные зубы. — Я уже думал, ты не пожалуешь, — стал придуриваться старший Миньярд. Он одарил взглядом обоих и планировал было проводить вглубь, да вот только замешкался на Калеи. Глаза его чуть ли не пошли из орбит, когда он заметил обычную повседневную одежду на ней. — О господи, Лиам, мне некогда было переодеваться. Сам знаешь, я под домашним арестом. — слегка закатила глаза молодая особа, когда дошла до темы, какую хотела бы не поднимать в кратчайшее время.Чуть ранее
***
— Брат, я не понимаю твое рвение к полноценному обращению в гибрида, — Элайджа сложил за спиной руки и смиренным взглядом дожидался действий от своего собеседника. Таким приемом он стремился его удержать, этот диалог шел бы длительное время, однако у них его предостаточно, следовательно он приступил задавать вопросы издали. — Знаешь, почему-то я начал ставить под сомнение собственный поступок, — плюхнулся он в кресло, обшитое гранатовой по цвету кожей. — О чем ты? — вампир недоуменно свел густые брови и поддался вперед. Никлаус взял продолжительную паузу для беседы и, подхватив недопитый стакан вместе с обжигающей жидкостью, погрузил в себя, все больше питая организм спиртным. Темно-русые брови опустились на веки, придавая взгляду суровость, а взъерошенные волосы — безумие. Прокручивая в руках стакан, рассматривая его рельефы, персты в один момент сомкнулись в кулак, и осколки громогласно посыпались по полу. — Что не вогнал в тебя кол, — голос его набрал подобную громкость, от чего стены и окошки затряслись от таких-то звуковых ударов. Молниеносно оказавшись около брата, находившегося в пяти метрах от него, он выдал: — Самое время это исправить, — голос прозвучал совсем у его уха, чтобы услышать мог непосредственно Элайджа. Никлаус — ослеплен собственной злобой, а благородный же, был в разы сдержаннее. Он сумел бы отобразить первую, вторую и в том числе третью попытку навредить. Но в этот раз первый удар последует за ним. В ту же секунду Майклсон был откинут прямо в бетонную стену. Хотя это никак не останавливало импульсивную натуру представителя сильного пола, и он был готов броситься на него, будто собака на мясо. Только и в этот раз брат превзошел, возникнув пред ним, сдавливая его шею. — Все твои попытки исчерпаны, точно так же как и стремления быть совершенным гибридом, — лицо сохранилось таковым же неизменным, равно как сначала разговора. — Дай угадаю, ты предоставил обещание милой Елене, что им не навредят? — задыхаясь от желчи, которую он выплескивал как змея, но уж точно не от руки, целенаправленно сжимающей шею. — Не тревожься, я всего лишь опустошу ее, как пакет сока. А Сальваторе компенсирую Кэтрин. Или погоди, Катерину желает взять твоя милость? — с подобного говора, Элайджа на одну секунду лишился бдительности, а Клаус решил этим воспользоваться и швырнул дальше от себя.