Половина второго

Юнги приоткрывает сначала один глаз, а затем и второй. Неуверенный шорох около двери оказывается Чимином. Тот держит в руках подушку, а по полу за ним волочится одеяло. — Хен, не спишь? Можно к тебе? — Что-то случилось? Юнги двигается к краю кровати, освобождая место. Кокон из Чимина и его добра сворачивается рядом почти мгновенно. — Да так. Чимин громко сопит и ворочается. Через некоторое время на пол летят пижамная рубашка в голубое облачко — Юнги скорее помнит ее, чем действительно видит в полумраке, — а за ней и пижамные штаны, почему-то из другого комплекта. Легко представить, как Чимин второпях одевался для того, чтобы пройти десяток метров по общаге и снова раздеться здесь. Юнги не торопит его, не настаивает на ответе, и через несколько минут, когда он уже почти успевает задремать, Чимин подает голос снова. — Я тут пересмотрел «Сладкий ноябрь» и подумал. Года три назад Юнги не упустил бы шанса сказать что-то вроде «о нет» или «Чимини думает, это не к добру», но сейчас подстебывать за чувствительность и трогательную любовь к слезливым мелодрамам уже кажется неуместным. Но все-таки Юнги спрашивает: — И ты пришел не к Тэхену, не к Хоби, а ко мне? — Подумал, вдруг ты дашь умный совет, — отвечает Чимин. По его тону понятно, что свой шанс поделиться мудростью Юнги вот-вот потеряет — а этого никак нельзя допустить. — Старый или новый? — А что, есть какой-то новый? Я с Киану Ривзом смотрел. — Это и есть новый, — вздыхает Юнги и приподнимает край одеяла. — Старый был в шестидесятых. Двигайся сюда. Чимин распаковывается и подползает к нему под самый бок, устраивается. Юнги накрывает его, кладет ладонь между лопаток и медленно скользит вниз, надеясь узнать, были ли под пижамой трусы. — Сладкий ноябрь, — напоминает Юнги. — Точно. Да, — отмирает Чимин. — Вот. И я подумал, как это: потерять кого-то неизбежно и окончательно. Или не просто кого-то. А что, если это будете... Он замолкает, но продолжать необязательно. Юнги прерывает свой путь к трусам, чтобы потрогать лицо — но оно сухое. — Я не плакал. Просто стало очень грустно. А еще... Юнги гладит Чимина по колючим щекам, расчесывает пальцами длинные пряди у висков, чешет за ухом. — Еще: а что, если таким человеком стану я сам? — Ты же не... — Я вспомнил угрозы, которые менеджер не успел перехватить. У Куки недавно снова была странная доставка. Намджун ездил на похороны родственника. Бабушка Тэхена. — У моего отца рак печени, — говорит Юнги. — Ему за шестьдесят. Он, конечно, больше особо не пьет, но бегает, как будто ему двадцать. — И спина у меня опять заболела, — делится Чимин. — Покажи мне, у кого она не болит после тридцати. Юнги находит повод вернуться к его пояснице. — Мне нет тридцати. Тебе, кстати, тоже. — Да не так долго осталось. Где? Он прощупывает позвоночник вниз за изгибом талии. Пальцы натыкаются на кромку белья, Юнги осторожно скребется и, не встречая сопротивления, лезет внутрь. — Да, — говорит Чимин. Приходится остановиться. Юнги осторожно нажимает вокруг, давит кончиками, а потом и костяшками пальцев; Чимин прогибается и подается к нему ближе. Юнги чувствует его частое и влажное дыхание на шее. — Ты отвлекаешь. Юнги... хен. Ты ведь понял меня. — Я не думаю, что мы исчезнем из твоей жизни в ближайшие десятки лет. А ты — из нашей. Честно. У нас не для этого целый штат врачей и охраны. — Что угодно может случиться в любой момент, — продолжает спорить Чимин. — Просто представь. Юнги. Имя действует магическим образом. Конечно же, Юнги и с первого раза понял, что хочет сказать Чимин, но только сейчас перестает возражать и просто прижимает его теснее к себе. — Я представляю. Недавно он переслушивал Нирвану в поисках вдохновения и очень остро ощутил: лет десять назад он бы проникся этими эмоциями, пережил их внутри себя — отчаяние, горе, истерика, пустота, ощущение неопределенности, свободы и грядущих перемен. Будущее. А сейчас он просто подумал «здесь я должен чувствовать так» — но ничего не испытал по-настоящему. Его релизы расписаны на два года вперед, а менеджер подыскивает дом в центре Сеула — не то чтобы Юнги очень нужен был дом, просто чтобы банковский счет не простаивал. Ему было... спокойно. Психотерапевт, наверное, гордилась бы им. Но не значило ли это, что он лишился теперь чего-то важного? — Я представляю, — повторяет Юнги. Включая возможность сочувствовать чужому страху совершенно гипотетических состояний. — Как-то я читал сборник психиатрических кейсов, — гворит он и тут же признается: — Рыдал почти на каждом. — Ты не рассказывал. Чимин наконец сам обнимает его в ответ, скользит голой коленкой между бедер, укладывает голову на плечо. — Конечно, нет. Такое позорище. На самом деле он не стеснялся, он даже любил быть демонстративным. Скорее повода не было. — Тот врач занимался в основном стариками и раковыми больными. — О, — понимает Чимин. — И вообще всеми, кто сталкивается с неизбежностью смерти. У него был пациент, который страдал бессонницей и, чтобы засыпать, дрочил перед сном. — Разве не все так делают? — удивляется Чимин. — Хотя бы иногда. — Не знаю, может, в Америке полвека назад так было не принято. Это старая книга. — Тоже из шестидесятых? — Типа того. Проблема у этого пациента вообще-то была другая, но дело не в том. Дрочка — это не только эндорфины, химия мозга, физическое напряжение и прочее. Имитация полового акта — способ обмануться, представить, что ты продолжаешь род. А продолжение жизни в других — это способ избежать смерти. Юнги и сам не успел заметить, когда его рука снова оказалась под бельем Чимина. Волоски на пояснице были тонкие. Совсем прозрачные, помнил он. И было так приятно ловить их кончиками пальцев. — Я сначала хотел сказать, что вот потому и пришел к тебе, а не к Тэхену, но передумал. — М? — Ты буквально предложил мне осеменить подушку, чтобы перестать переживать, или что? Юнги заходится тихими смешками. — Нет. — Значит, ты намекаешь на секс? — Ты пришел ко мне в постель, — веселится Юнги, — и разделся. Мне кажется, это ты тут намекаешь на секс. — Возмутительно. Нет, — бурчит Чимин и прячет лицо, но не уходит от ласкающей его руки. Еще некоторое время они проводят в молчании, пока Юнги не продолжает: — Я просто к слову вспомнил эту историю. Но на самом деле книга была про то, что бояться нет смысла. Вообще неважно, сколько там осталось. Ты только портишь себе то время, которое мог бы прожить с радостью и заниматься тем, чем хочешь заниматься. Думаю, ты сам понимаешь. Да и фильм ведь тоже про это. Чимин сопит ему в подмышку, а потом спрашивает: — А тот пациент, что с ним было дальше? — Вроде он нашел живую женщину и стал трахаться с ней. — Вот это да. У Юнги устает плечо, и он перекатывает Чимина на себя. — Женщину не предлагаю, но ты точно не хочешь?.. Чимин мотает головой. — Секса не особенно, а, как бы объяснить... — Близости, — понимает Юнги. — Да. Он стаскивает с себя одежду, и Чимин раздевается до конца тоже. Они несколько раз меняются местами, чтобы улечься удобнее и обняться всем, чем обниматься можно. Под одеялом становится жарко, но Юнги не спешит его откидывать. Он гладит Чимина: по плечам, по спине и бедрам, считает ребра, мнет ягодицы и забирается между — но нигде не задерживается. Он не пытается возбудить Чимина специально, тот просто приятный на ощупь и очень нежный на внутренней стороне бедра. Сразу под ягодицами кожа чуть шершавее, а ближе к коленке есть едва заметная выпуклая родинка. Юнги останавливается, уже засыпая, и в полудреме чувствует, как Чимин даже не целует, а трогает его щеку губами. — Юн-ги, — говорит он тихо-тихо. До будильника остается четыре с половиной часа.