Такой же

Они снова встретились. Рэй видит и не может поверить, что это все правда. Норман. Как он смог избежать смерти? Что пережил в Лямбде? Почему только сейчас заявил о себе? Зачем создал этот «Рай» и что собирается делать дальше? Слишком много вопросов. Норман улыбается всем как раньше, выглядит немного заплаканным. Он очень вырос за все время их разлуки, и Рэй отмечает это про себя, искоса смотрит на них — таких счастливых и дорогих ему людей: Эмма плачет и улыбается сквозь слезы так, как не улыбалась никогда, дети вместе с ней тоже. Все, даже те, кто не был знаком с Норманом, тянутся к нему, хотят прикоснуться, хотят заразиться счастьем и надеждой. А Норман смотрит на него — мельком и часто — и почему-то виновато улыбается, почему-то кажется далеким и другим. Не-тревога, не-беспокойство, не-страх потерять семью сейчас движут Рэем, конечно нет. Он просто хочет убедиться наверняка, уничтожить сомнения, вздохнуть наконец спокойно: Этот Норман — не фантом из снов, а настоящий, живой, из плоти, крови и чувств. Рэй вдыхает родной-знакомый запах его тепла и улыбок. От этого немного кружиться голова, и хочется плакать, смеяться и жить. Жаль, ведь нужно очнуться от грëз. Поэтому он, не задумываясь, подходит к Норману вплотную и прицельно бьет кулаком в челюсть, поддавшись головокружительному безумию. И обнимает этих двух идиотов, которых он не потерял. Эмма, чуть помедлив, вжимается лбом в его плечо, Норман замирает, опускает медленно и безвольно руки — Рэй не верит, он хочет, чтоб оба вцепились в него мертвой хваткой. Рэй обещает себе все исправить и расставить по местам. *** Живой Норман постепенно вытесняет застарелый образ мальчишки с глазами-стекляшками и кожей, покрытой струпьями и кровью. Повзрослевший Норман отстраненно-холодно рассказывает про Лямбду 7214, которую он уничтожил, про демонов, о которых знает ужасающе много, о плане… Его взгляд тяжелеет, руки и плечи напрягаются, он не замечает, как меняется лицо Эммы, как она почти вздрагивает от всеобщих криков ликования. Это неправильно. Норман холоден и спокоен, приторно вежлив. В его руках еще больше информации, чем они могли представить, льдинистая нежность и грусть во взглядах, вечное солнце в смехе. Все это ускользает незаметно и проходит мимо. Норман кажется далеким идеалом: несокрушимым, всегда правым, к которому при всем желании не сможешь приблизиться, у которого нет чувств и слабостей. Рэй наблюдает-говорит-анализирует — хочет увидеть отражение, знакомую реакцию на свои действия. Подтрунивает, шутит больше, чем обычно, рассыпается в сарказме, ежеминутно пререкается и мириться с Эммой и со всеми. Он действительно счастлив — этим можно все оправдать, его поведение не требует объяснений, но Норман вскользь прожигает его взглядами, касаниями, голосом. И все равно избегает встреч, находит тысячу лживых оправданий, которые ранят — и выдают все его страхи. Рэй хочет на него накричать. «Пожалуйста, пусть это не будет правдой, пожалуйста… Не смей уходить». Но упрямо успокаивает себя каждую минуту: он все такой же, Норман не изменился. Норман повзрослел. Ему теперь не одиннадцать, далекий детский образ улыбается с потрепанных фотографий, несчастный, выжженный у них с Эммой на сетчатке глаз, в сознании, в жизни. Он кропотливо ищет факты. Детали. Осколки того, что осталось. «Серьезный». «Ледяной». «Император». Слова звучат в голове, теперь уже не кажутся бестолковыми и смешными — до сих пор не дают покоя, но еще не выпадает шанса поднять эту тему не-наедине — обязательно в присутствии Эммы, которая может разговорить кого угодно, которой Норман действительно хочет открыться. Рэй прячет поглубже мысль, что он никогда не довериться ему и былую дружбу уже не вернуть. «Ему тяжело говорить о прошлом». Он столько пережил, все они тоже, так что это неудивительно, естественно, совершенно нормально… «Но почему ты отводишь взгляд? Почему не обнимаешь так же крепко, как раньше? Почему так блекло улыбаешься Эмме?» «Я хочу узнать правду, и ты не сможешь снова обвести меня вокруг пальца».— терпение на исходе. Рэй считает время и стучится в знакомую дверь. «Он заботится о всех, но больше не улыбчивый и не теплый». Нет, Норман горячий, красный, обжигающий. Румянец пятнами идет по его лицу и шее, он не знает, куда деть руки — прямо как в тот день, когда они… — От меня больше не скроешься за красивыми словами, Норман. Парень упрямо молчит, они стоят близко-близко. Рэй и не думает отстраняться. Не хочет. Он вспоминает о том, что Эмма постоянно в такие моменты, когда нужно уговорить или переубедить, использует касания, поэтому наугад тянет руки и сжимает чужие ладони. Норман больше не пытается улизнуть или спрятаться. Смотрит прямо, решает про себя что-то. — Ты помнишь тот поцелуй? Случайный, спонтанный, о котором они никогда не говорили ни с кем. Сложно забыть то, что давно хранил с таким трепетом: смущенный донельзя Норман, тишина и неестественное тепло — возникшее в сердце, ползущее мурашками-цепочками по легким к рукам, согревающее не хуже объятий. Оно не могло исчезнуть, раствориться, смешаться с окружающим миром, нарушая тонкий баланс. Зато породило в одно время хаос в голове Рэя, зато заставляет сейчас забыть все причины и выводы, верить. — Да. — он сокращает расстояние. Чужие пальцы путаются в волосах, Норман не может дышать, Рэй еле держит равновесие. Раньше он ненавидел себя за это: чувства приносили боль, смешивались с воспоминаниями, хотелось испепелить весь чертов мир. Рэй не верит, что у него есть возможность касаться, смотреть, целовать, говорить с ним, а не слушать безответные голоса из пустоты и просыпаться от ночных кошмаров, которые преследуют с четырех лет. Норман — его спасение, свет, жизнь. — Я люблю тебя, — Рэй вжимает его в кресло, смотрит пронизывающим взглядом — чувствует, что сейчас может узнать все, что угодно, сжимает чужую ладонь крепче. Норман нуждается в нем, поэтому отпускает слабость и тянется слепо сам, крепко обнимая за шею. Он хочет, чтоб Рэй остался и помог ему, он мечтает по-детски о свободе. Норман намерен уничтожить полмира. Пронизывая тихим шепотом, сбивается, запрокидывает голову от удовольствия. Рэй целует поочередно скулы, нос, подбородок, шею… «Всегда ли ты будешь рядом? Смогу ли я уберечь всех вас? Смогу ли помочь?» Сделать так, чтоб в жизнь вернулись искренние чувства, чтоб прошла застарелая боль и ненависть отступила, не скрывая собой ясный взгляд. Норман неприступный, холодный, святой. Совершенно другой, абсолютно тот же. Заботливый, нежный, любящий их безмерно. Рэй не сдерживается и крепко обнимает его — не хочет отпускать, не может видеть чужие страдания и бессилие перед ненавистью. — Все в порядке, я здесь и больше никуда не денусь, — в его улыбке почти-любовь, вера, но во взгляде нет былого желания жить — Норман больше ничего не скрывает, — Рэй, совсем скоро мы все будем счастливы вместе. — он касается щеки, волос, век. Медленно заполняет сознание, мгновенно подчиняет себе. Но. Рэй бесцветно улыбается, внимательно вглядывается в лицо напротив. И находит наконец все ответы, больше не пытается обмануть себя. «Какой же ты дерьмовый лжец». *** Он собирается в путь, Эмма маячит рядом рыжими всплесками, смехом, надеждой. Они знают, что должны делать. Ненужные сомнения остаются позади. Рэй привык рисковать, и он в очередной раз ставит на кон свою жизнь. Ему вовсе не нужно менять мир, захлебываясь в реках крови, он хочет вызволить всех детей и спасти одного единственного любимого человека от страха, безумия и смерти. Рэй идет с Эммой в неизвестность.