Она вам не девушка!

      Писать я начала не так давно, всего три года назад, но за это время успела уже понять кое‐что: каждое слово имеет свой вес, окраску и значение. Даже сочетание звуков может настроить сцену на определённый лад. Слова — это инструмент писателей и фикрайтеров. От них зависит, тронете ли вы сердца тех, кто читает ваши тексты, или нет.       — Леля, это всё, конечно, хорошо, но при чём тут заместительные?       А вот при том. Редкий фанфик или даже книга без них обходятся. Мы с Гаммой уже миллион миллиардов раз посетовали друг другу, что заместительные объяли современную русскую литературу, как зараза, как чума, и люди считают их нормой.       — Что, хочешь сказать, заместительные — это плохо?       Да, и сейчас я объясню почему.       Ах да! Ещё важным считаю сказать, что я знаю, что нет такого термина в литературоведении, как заместительный синоним, но я всё равно буду его использовать, ибо как это так: жопа есть, а слова нет. 1. Тавтология       Заместительные часто неуместны, потому что хватит всего ничего — имени и местоимения.       — Леля, а как же тавтология? Ты ведь не избежишь её, если будешь использовать только имя и местоимение!       Нет, это неправда. В европейской традиции имена собственные не несут языкового значения, а только указывают на своего обладателя напрямую, не описывая его свойства. Однако иногда имена могут передавать дополнительный смысл, например, в таких конструкциях, как «Эйнштейн – это Энштейн».       И, к слову, прекращайте уже бояться повторять слова, ваш страх заметен в тексте. Видно, что авторша хотела написать словечко, но забоялась и вывернула невероятный кульбит, использовав совершенно неподходящий синоним. 2. Действующее лицо       Смотрите на то, как действует персонаж. Если он у вас главный или фокальный, он действует как личность. Личность обозначается именем (и местоимением), потому что имя и выделяет конкретного человека среди серой массы всех существующих людей.       Иногда персонаж действует как функция. Это те самые учительницы, профессоры, мамы, папы и т.д.       Бывает и такое, что персонаж только‐только появился в тексте и о нём ничего толком и неизвестно. Его необходимо выделить из всей толпы; ищите у него яркую деталь, что отличает его ото всех присутствующих в сцене: необычный цвет волос, форма носа, рта, ушей, какие‐то дефекты — да что угодно. Но, как только мы узнаём его имя, оно и становится его отличительной чертой.       Если персонаж действует как личность или функция, его странно называть просто мужчиной или женщиной, потому что это не выделяет его среди сотни тысяч таких же мужчин, женщин, парней и девушек, которые есть у вас в тексте. Если герой появляется впервые, его можно выделить по признаку пола, потому что для фокального персонажа это просто какой‐то мужчина или какая‐то женщина, они не кто‐то важный для действующего лица. 3. Примеры       Хорошо, я тут натрещала много всякого несвойственным для меня публицистическим языком, но сейчас объясню всё на примере.       Представьте ситуацию: ваша мать пришла с работы и принесла любимую шоколадку вашей сестры. Вы по какой‐то неведомой причине решаете не съесть всё сами, а сказать про шоколадку сестре. Вы идёте к ней, набираете в грудь побольше воздуха и торжественно заявляете:       — Там блондинка принесла твою любимую шоколадку.       Сестра смотрит на вас удивлёнными глазами и переспрашивает:       — Кто‐кто принёс?..       Ясное дело, что вы мать никак не назовёте, кроме как матерью. Ну, если вы с ней в хороших отношениях.       Такое же недоумение возникает у начитанного человека, когда главного героя или героиню авторша называет «мужчиной», «женщиной», «девочкой», «припевочкой» *нужное подчеркнуть*. Эти синонимы не подходят, потому что они обезличивают героя, на которого читателям должно быть не всё равно. 4. Классика       — Но, Леля, даже классики использовали заместительные! Вон, у Артура Конан Дойля Ватсон зовёт Шерлока «мой друг», причём не только в прямой речи!       Потому что Шерлок и есть друг Ватсона! Романы Конан Дойля написаны от первого лица, как рассказ или дневниковая запись. И даже вы (хотя почему «даже»?), когда рассказываете кому‐нибудь о вашем друге, зовёте его вашим другом. Почему? Да потому, что действует он как ваш друг.       — А у Булгакова в «Мастере и Маргарите» вообще по профессиям героев зовут!       Опять же, возвращаясь к пункту второму, они действуют как функция. Если вы обращали внимание, то Мастера не зовут ни «мужчиной», ни «писателем», хотя фактически он и тот, и другой. Когда Бездомный, попав в психиатрическую лечебницу, встречает его, Мастер отрицает, что он писатель:       «— Вы — писатель? — с интересом спросил поэт.       Гость потемнел лицом и погрозил Ивану кулаком, потом сказал:       — Я — мастер…»       И ни разу далее его не назвали писателем. Причём замечу, что Бездомный интересуется как поэт, потому что он встретил человека, профессия которого близка ему.       Так же и Маргариту зовут по имени. Однажды автор подчеркнул, что она «хозяйка»:       «Расцеловавшись, хозяйка и домработница расстались».       Хоть Маргарита и любезна с домработницей Наташей, автор обозначает вертикальный характер их отношений: они не подруги, пускай в их отношениях и есть такие неформальные жесты.       Надо понимать, что нужно выделить в тексте, на чём сделать акцент.       — А в романе Льва Толстого «Война и мир» вместо имён так и вовсе используются военные звания!       Я уже устала повторять, что в этих случаях персонажи важны как функции, а не как личности.       Давайте я ещё пример приведу, он мне очень нравится, потому что я не вкурила всей соли, покуда люди, меня умнейшие, не ткнули носом в это.       Итак. В. В. Набоков «Машенька». Ганин, товарищ с двумя паспортами, ворует, паскуда, визу Подтягина, из-за чего тот так распереживался, что умер. Как же так? Почему человек, душевные излияния коего мы слушали столько времени (примерно весь роман), вдруг взял и ограбил единственного, кто с ним так хорошо ладил? Что за чертовщина, Набоков? Что, снова провернул свою хитрую игру, как в «Лолите», и выставил мерзавца за святого? Нет. Теперь давайте вспомним, как называли Подтягина.       «Старый российский поэт».       А теперь вспомним, что говорил Ганин о своём настоящем паспорте:       «Один русский, настоящий, только очень старый…»       Путём очень хитрых и сложных вычислений, а также сопоставлений неназванных мною фактов и пересчёта кресел в пансионе, мы получаем простую догадку: Ганин и Подтягин – это герои-двойники. Т.е. Подтягин = Ганин, и, следовательно, Ганин не обворовывал бедного дедулю, а просто взял свою вещь. Во как! Видали, да? Вот что глагол животворящий делает!       И вообще, если уж мы начали равняться на классику, то почему вы не вводите тонну описаний природы, тьму ни на что не влияющих диалогов, многое множество обрисовываний платьев и т.д., и т.п.? Вы же это не пишете? Ах, пишете… Ну, пишите, пишите.       Надо понимать одну простую истину: классика неидеальна. Она хороша, да, но классикой она стала потому, что произведение каким‐либо образом повлияло на литературный процесс. Строго говоря, качество важно тоже, язык там обычно хорош и глубина присутствует, но это не значит, что сегодня эти книги будут выдерживать конкуренцию с другими для современной читательницы. Они написаны не для нас, а для тех, кто жил раньше. Но хорошего языка в книге недостаточно, чтоб она была актуальна. Она может быть хороша по качеству, но темп и темы не наши. Классика не вечно‐актуальна, нет. Классические авторы писали в первую очередь для своих современников. Да, там есть «вечные» темы, например, тема любви или тема отцов и детей. Однако вы вряд ли скажете, что сейчас актуальна тема крепостного права или царской власти. Нет, вовсе они не актуальны.       Впрочем, я не хочу, чтоб меня поняли превратно. Я ничуть не умаляю крутости классических произведений. Просто стоит учитывать, что они в первую очередь будут интересны литературоведам, а не современным людям, которые хотят почитать занимательный фичок в интернетике.       К тому же даже литературоведы исследуют конкретную, самую сильную сторону произведения. Если сильный язык – исследуют язык; если сильная сторона – фабула, то и изучают именно её. Например, Гомер, великий поэт античности, совершенно не считал важным хоть сколько-нибудь заботиться о динамике сюжета. Для него вполне приемлемо описать длиннющий список кораблей, который Осип Мандельштам прочёл до середины, и всех воевод, на этих самых кораблях приплывших, или же остановиться посреди описания эпической битвы, чтобы сказать, как красиво блик отражается от лезвия меча Ахилла, кстати, а вы видели, какие у Ахилла мощные власатые перси? Да, вы посмотрите, как вздымаются они, могучие, когда он вбирает побольше воздуха. О Музы, ну как же он хорош, а… Ах да, вы знаете, что Гектор умрёт? Ну, теперь знаете, Гомер упомянул это раз пять или шесть, чтоб вы точно поняли, что Гектору не жить.       Ну и понять все эти приколы тогдашних людей без дополнительных источников будет тяжко. Допустим, зачем с Менелаем под Трою приплыло столько разных царей, корабли которых Гомер описывал целую песню? Или почему Зевс соглашается помочь Фетиде? Или почему Ахилл злится и «из-за какой-то пленницы» подвергает такому великому бедствию всех своих товарищей? И почему вообще ахейцы проигрывают, когда на поле боя нет Ахиллеса? Таких вопросов тысячи, и без контекста чёрт ногу сломит, не то что простые смертные. Древние греки этих вопросов не задавали, потому что для них всех это было как само собой разумеющееся.       Важно не пытаться бездумно подражать классикам. Нужно понимать, что и для чего они делают, как и зачем. Без высшего образования, ну или же просто наставника, который всё разжуёт вам и моськой в нужные места тыкнет, разобраться что к чему будет ой как тяжко. Бесспорно, классика может нравиться современным людям. А ещё современным людям вполне может заходить фанфик про Т/И и Драко Малфоя. Тут всё зависит от аудитории, для которой вы пишете.       5. Восприятие мира персонажем       Отдельно хочу сказать про то, как персонаж воспринимает мир. Каждый это делает по‐разному, и это стоит учитывать. Ребёнок будет видеть мир по‐своему, и в тексте должна прослеживаться детская наивность, непосредственность. Хороший пример такого текста — «Калечина‐Малечина» Евгении Игоревны Некрасовой. Главная героиня, девочка Катя — ученица младших классов. Когда открываешь книгу, сразу чувствуешь, что она ребёнок.       В другой книге (прости Боже за кощунство) описывается то, как отец смотрит на сына. Он влюблённо выделяет каждую его черту, умильно подмечает разрез глаз, то, как прекрасно локоны легли на его плечи, да и в целом — какой же он всё‐таки раскрасавец, эх… В простонародии сказали бы, что он его «облизал взглядом». При этом сын неустанно называется то «юношей», то «молодцем», то ещё Бог весть кем. И дураку понятно, что не стал бы отец так смотреть на сына. Чего он там не видел, спрашивается? Разве только отец не педофил‐инцестник — а именно такое впечатление и складывается при прочтении.       Итак, мироощущение персонажа обязано прослеживаться в тексте. Язык должен быть живым — вам это скажут все классики, на которых так любят ссылаться защитники заместительных. Хороший текст звучит плавно, приятно, и читатели понимают, что люди вполне могут так выражаться. И заместительные хорошенько так мешают тексту звучать живо. Почему? Потому что они обезличивают его. 6. Обезличивание текста       У нашей системы образования есть какой-то нездоровый кинк на психологические тесты. Я за последний месяц прошла около десятка похожих друг на друга тестов, одно из заданий коих – это написать пять ответов на простой вопрос Зеленского: «Хто я?» Мой основной список был таков: 1. феминистка 2. художница 3. патриотка 4. христианка 5. фикрайтерша       Это основные характеристики меня как личности. И вся эта личность объединена в одном слове: Леля. А теперь представьте, что слова этого нет, а нам, читательницам, невидимая рука авторши подсовывает вон те пять словечек в разной последовательности. Эти слова не говорят обо мне целиком, они говорят лишь о какой-то одной стороне из всех моих сторон. Проще говоря, это не я, это лишь часть меня. А ещё они говорят о тысячи тысяч таких же феминистках, патриотках и христианках. В них нет конкретно моей личности.       Так выглядят и заместительные, которые убивают особенный взгляд персонажей на мир. Они, вопреки всем предрассудкам по поводу обогащения языка, обедняют его. В миллионе «девушек», «парней», «юношей» нет ни капли особенности. И, что самое страшное, люди так не говорят. Они не зовут ни себя, ни близких «девушками», «черноволосыми», «азиатами» — нет. Вы нигде такого не услышите. Разве что так опишут какого‐то незнакомого человека.             — Да стоял рядом со мной парень в очереди, красивый невозможно. Блондин, прям как мне нравится. Или:             — Прикинь, встретила сегодня азиата. Да нет, не казах, а прям японец!       Но на друга или на подругу никто не скажет: «Я сидела напротив азиата / блондина / парня». Скажут: «Я сидела напротив друга (если собеседник не знает его имени) / Саши / Маши / Даши / Наташи» и так далее.       К тому же ещё замечу, что у каждого — абсолютно каждого — человека свои особенности речи. Кто‐то использует сленг, кто‐то — просторечия, у одного мат проскальзывает через каждое слово, другой, напротив, выражается самым что ни есть литературным языком. Это и есть живость текста. Заместительные же убивают эту индивидуальность подчистую. 7. Обогащение языка       — Леля, ты ничего не понимаешь! Заместительные украшают текст, придают ему изюминку! Как они могут убивать живость и индивидуальность?       Ой, да запросто! Никак заместительные текст не украшают. В них путаешься, создаётся впечатление, что в сцене толпа людей, хотя там всего два персонажа. В порыве подобрать «красочные» заместительные авторши упускают самое важное: они забывают про чувства. Хотя какие там чувства? Не мешайте, авторша занята, она придумывает синонимы!       Но, может, что‐то всё‐таки мы упускаем и на самом деле заместительные спасают текст? Ну, что ж… пример в студию!       «Слизеринец обнял гриффиндорку, и кареглазая покраснела.       – Да как ты смеешь?! – возмутилась шатенка.       – А вот так и смею! – усмехнулся парень.       Обладатель платиновых волос поцеловал девушку.       Отличница с удивлением распахнула глаза, но не смогла сопротивляться притяжению к шикарному мужскому телу и запоздало ответила на поцелуй. Подростки страстно целовались, и юноша повалил заучку на постель.       — Нет, мы не должны… — зазнайка снова смутилась и отвела взгляд шоколадных глаз.       — Плевать!       Задира начал снимать с участницы Золотого Трио мантию, руки чистокровного волшебника дрожали от нетерпения».       Ну как, украсили текст? Да ни капли. Вместо красоты слога мы получили кашу в тексте. Тем паче, что в попытке не повториться авторша напрочь забыла про чувства героев — а ведь ради них и читают художественные тексты! Ради чувств, ради эмоций, а не ради мнимой «красоты слога», которой тут и в помине нет.       — Ну Леля! Ты опять всё переворачиваешь! Зачем же так перебарщивать? Достаточно ведь всего лишь пары заместительных, таких как «девушка» или «гриффиндорка».       Да? То есть вы считаете, что указание на пол или факультет так важно? Вам в вашей работе смертельно необходимо ткнуть в то, что у вас не личность, а какая‐то ни Богу ни чёрту не нужная девушка? Вам важен её факультет, а не она сама?       — Но местоимения ведь тоже обезличивают!       Нет, местоимения не обезличивают. Они указывают. Это не пол, не профессия. И в обычной речи вы их используете, когда говорите о важных вам людях. Художественный текст стремится к жизни, а жизнь в людях. Не нужно писать сплошь разговорной лексикой, но надо стремиться к простоте и близости к читателю и добавлять лишь то, в чём есть смысл.       Заместительные — это преклонение перед страхом тавтологий. Это безосновательный страх, потому что имени и местоимения вполне хватит, чтобы не допустить повторов. Не бойтесь — пишите!        8. В заключении              Заместительные обезличивают текст, делают его условно «правильным» и подходящим под нормы русского языка, но это не так. Заместительные убивают жизнь в тексте, стирают особенности, добавляют ему тяжести. В таких текстах нет воздуха, всё затхло и душно.        Для писателей язык — это единственный и основной инструмент. Умение им пользоваться и отличает опытного автора от новичка. У каждого слова есть вес, окрас и значение, и очень важно правильно их использовать. Заместительные в неумелых руках приводят к извращениям над языком, и читателям, привыкшим думать над текстом, сложно воспринимать его, не запинаясь.       Заместительные хороши, когда они уместны, когда они подходят по смыслу к ситуации в произведении. Не нужно напихивать тонну «девушек» и «мужчин», когда они действуют как Маша, Петя, Саша, мама, учёная и так далее. Всегда спрашивайте себя: герой действует сейчас как кто? Как Петя или как полицейский? Что вы хотите донести через это слово?       Самое важное в человеке пишущем, если он хочет писать хорошо — это чувство языка. Уместно слово в контексте или нет?       Не поддавайтесь страху повториться. Вкладывайте смысл, вкладывайте чувства в каждую букву.