***
Брок смолил, прищурившись под закатными лучами, выпускал сигаретный дым носом и слушал, упиваясь, гулкие шумы туристического квартала, не настолько переполненного, каким он мог быть в сезон, но довольно людного для середины июля, когда тропический зной и густая влажность выплавляли кости и мозги. Ему давно не было так спокойно, застарелая боль не разъедала, пробиваясь раз за разом через блокирующие её препараты, и какими бы ни были условия симбиотической связи, он был благодарен за этот выверт судьбы. У него не было далеко идущих планов, как и желания задерживаться в Мексике, но Веному нравилось здесь, его с всепоглощающим любопытством ребёнка тянуло к изучению местных рынков и обычаев, словно он пытался таким образом познать всё человечество разом. Брок находил это забавным, и принимал задержку, как один из неизбежных компромиссов. Он пытался брыкаться поначалу, устанавливая правила и проверяя границы, но стоило симбиоту в недовольстве единожды захватить контроль, полностью подавляя его волю и способность хоть как-то влиять на происходящее, показать свою сущность и возможность управлять чужим телом, словно марионеткой, и Брок признал, что свою неуживчивость и принципиальность придётся затолкать в задницу. Сложнее всего было привыкнуть не к возросшей физической силе и выносливости, какой у него не было даже на пике формы, не к щекотной заполненности сознания чужими мыслями, лишнее Веном отфильтровывал и умело блокировал, а к элементарному бытовому присутствию, без возможности уединиться хотя бы на пару минут. Но и по этому поводу Брок рефлексировал недолго, казалось, нового соседа совсем не интересовали такие повседневные для человека нужды, как походы в туалет и дрочка. Он всегда был жадным до плотских удовольствий, любил вкусную еду и хороший долгий секс, одинаково охотно брал и отдавал, но после "Озарения" сначала хотелось бессильно сдохнуть, потом — на силе колкой, опаляющей нутро ненависти — непременно выжить, а когда тело восстановилось достаточно, чтобы иметь возможность выплеснуть накопившееся напряжение одним из самых простых способов, Брок понял, что как раньше уже не будет. Никаких сладких и выматывающих затяжных прелюдий с красивыми мальчиками и девочками, которые велись на его хищное обаяние и поджарое мускулистое тело, только быстрая механическая разрядка с второсортными шлюхами, желание заработать в которых пересиливало брезгливость. "Брок, мы хотим жрать," — заворочался в сознании Веном, пока тихим отголоском, но он знал, насколько назойливым тот мог стать через некоторое время, если продолжать его игнорировать. — Сгоняем до бухты с акулами, — Брок затушил прогоревший до фильтра окурок, отбросил его лёгким щелчком. — Я заебался за тобой подчищать. "Мы не любим рыбьи мозги." — Расслабься, приятель. Там часто тусуются любители острых ощущений, если в воде найдут тело без башки, лишних вопросов не будет. "О, — Веном толкнул его изнутри под рёбрами мягко и едва ощутимо в неком подобии ласки и зашелестел шипяще, — ты входишь во вкус. Мы не прогадали, когда выбрали тебя."***
Парень был красивым, смуглый, скуластый, с вьющимися волосами, собранными в небрежный пучок на затылке, и недельной щетиной. Он отбился от шумной компании местных, устроившей попойку в центре песчаного пляжа, расположился в отдалении у огромных гладких камней, создающих иллюзию уединения, где Брок оставил свою одежду, и с жарким любопытством, присущим молодёжи, разглядывал его, выходящего из воды. Брок откровенно красовался, чувствуя чужую заинтересованность, нарочито растягивал движения, плавно зачёсывая пятернёй влажные волосы назад, и облизывал гладкие губы. — А ты без башни, — улыбнулся парень, когда они поравнялись, проследил взглядом за ползущими по подтянутому животу капельками воды, мгновенно впитавшимися в кромку плавок. — Купаться в акульей бухте. — А ты здесь не за этим? — Брок наклонился к своим тряпкам, доставая из кармана шорт сигареты, закурил, обхватывая губами фильтр. — Поделишься? В уголках его глаз собрались мелкие морщинки, какие появляются к тридцати у особо улыбчивых, и разглядеть их в сумерках Брок мог только из-за симбиотической связи и тех способностей, что она ему даровала. Как и отпугивать акул одним лишь своим присутствием, те чувствовали неизвестного, более опасного хищника и держались в стороне. — С незнакомцем нет, — он прислонился спиной к нагретому за день камню, медленно выдыхая дым. — Я Диего, — парень подобрался ближе, проехался на пробу подушечками пальцев по костяшкам, забирая предложенную сигарету, и, не встретив сопротивления, прикурил напрямую от его зажжённой. — Лео, — Брок не шелохнулся, давая понять, что не против продолжить с того места, где они остановились. "Уже можно его сожрать?" — вклинился в повисшую интимную тишину Веном, нетерпеливо покусывая клубок нервных окончаний в области языка, чем лишь сильнее подхлестнул плавно накатывающее возбуждение. "Потерпи ещё немного, — коротко осадил его Брок, — не обламывай мне кайф." Губы у Диего оказались мягкими и податливыми, он охотно пропустил в рот юркий подвижный язык, прижимаясь крепкими бёдрами в джинсовых шортах к его мокрой коже. Брок наслаждался колкой щетиной чужого подбородка и чувственным теплом сильного тела, мял ладонями широкие плечи, затянутые в хлопок тонкой футболки, и упругие ягодицы под вытертым денимом и расставил ноги шире, позволяя шершавым пальцам забраться под узкие плавки. Парень не носил белья, под расстёгнутыми болтами показалась блестящая бордовая от прилившей крови головка аккуратного обрезанного члена, и Брок уже готов был опуститься на колени, чтобы почувствовать на языке её тяжесть и вкус, но не успел. Чужие губы коротко мазнули по рёбрам, скользящим движением съезжая на живот, и сомкнулись вокруг его собственного члена, погружая в бархатистое тепло. Диего старался, пытаясь произвести впечатление на случайного любовника, сладко вылизывал и томно постанывал, помогая себе рукой, и Брок придерживал его под затылок, вплетаясь пальцами в мягкие собранные кудри. Он не подгонял, пытаясь голодно вбиваться в жаркое горло, давал парню шанс сполна насладиться последним в жизни сексом. Веном скручивался внутри тугими нетерпеливыми жгутами, выглаживал с изнаночной стороны чувствительные нервные окончания, подкатывая его к самой границе оргазма, и Брок едва успел оттащить Диего за волосы, чтобы не кончить ему в рот. Парень протестующе простонал и уткнулся носом в изгиб его бедра, быстро додрачивая им обоим. — Остудимся и повторим? — Брок настойчиво потянул его к воде, пока сознание оставалось мягко затуманенным послеоргазменной негой, завлёк в тягучий ласковый поцелуй, и Диего бесстрашно шагнул за ним, подхватываемый тёплыми волнами. "Веном, — коротко позвал Брок, когда они отплыли подальше от берега, скрываясь за каменной грядой, — можно." "Ну, наконец-то."***
Август выдался не самым жарким, больше сырым и душным, на северо-запад Брок выбирался всего пару раз в наиболее спокойные ночи, когда тропические дожди не заливали побережье. Ливни в горах нередко смывали в пропасти узкие хлипкие подвесные мосты вместе с беспечными путешественниками, затапливали дороги и целые поселения, и иногда они с Веномом пользовались этим, таким образом заметая следы. Охота давалась ему бессовестно просто, после множества командировок в горячие точки и сотен отнюдь не миротворческих миссий под эгидой разных шпионских организаций, после десятилетия грязных высокооплачиваемых частных заказов, человеческая жизнь переставала иметь хоть сколько-нибудь значимую ценность. Исключением было только благополучие близких, но с кровными родственниками Брок порвал настолько давно и так грамотно вычистил личное дело, что даже Пирсу нечем было на него давить, кроме ставшего за годы совместной службы семьёй отряда. От которого впоследствии ничего не осталось. Они временно осели в Мехико. Брок подыскал зал без грёбаных хипстеров-качков и блогерш-фитоняш в числе постоянных клиентов, небольшой, неприметный, расположенный ближе к окраине — тихое местечко с тренажёрами и рингом, чтобы не заскучать окончательно и держать себя в форме. И пусть способности в связке с симбиотом привели его тело в лучший вид, ежедневная тренировочная рутина была подобна медитации и отлично прочищала мозги. Ладить с Веномом день ото дня становилось проще. Брок понял, как закрываться от телепатии, чтобы ему не фонило чужими эмоциями и бытовыми размышлениями, а симбиот в свою очередь не копался во всплывающих мимолётных воспоминаниях. Они выбирали теперь, чем делиться друг с другом, ощущая себя равными и в то же время чем-то единым и цельным. Веном показал ему Клинтар, живой и дышащий, полный симбиотической жизни, даже растения здесь сосуществовали в неразрывной паразитной связи, ассимилируясь подобно земным раффлезиям. Пусть неохотно, но он так же рассказал о своих, их общих уже уязвимостях, но куда более глубоким и личным Броку казались прорывающиеся время от времени сквозь щиты отголоски глухой тоски по прежнему носителю. Он понимал. И ненавязчиво открывался в ответ, вытаскивая из глубин памяти тёплые сицилийские вечера, нелепые детские оплошности и курьёзные истории из учебки, тренировки с отрядом и шпионаж на две стороны. Свои ожидания и свой грандиозный провал, закончившийся кое-чем пострашнее смерти. Они не обсуждали ничего из этого, ни вслух, ни телепатически, Веном мягко толкался в рёбра после каждого такого откровения, давая понять, что услышал и с благодарностью принял искреннее желание поделиться чем-то настолько важным и сокровенным. А потом их нашёл Зимний Солдат.***
Подпольные бои проходили в старом промышленном здании сгоревшей ещё в начале двутысячных текстильной фабрики. Местечко было колоритным, огороженное со всех сторон высоким металлическим забором испятнанным ржавчиной, заброшенное, как и десяток соседних зданий, вышедших из тиража по разным причинам. Верхние этажи тут и там зияли провалами выбитых окон, на двух нижних всё было наглухо закрыто листами фанеры и забито сверху досками, подгнившими от времени. Внутри кое-где оставались цеха с массивными станками и огромными бобинами истлевших ниток, швейными столами на покосившихся ножках и оплавленными печатями для маркировки, тогда как другие помещения выгорели подчистую. Фабрика была обесточена десятилетия назад, но к вычищенному под бои пространству вела дорожка из переносных строительных прожекторов. Над самой клеткой и по периферии помещения были выставлены более мощные осветители на перезаряжаемых литиевых батареях. Контингент в подобных местах собирался соответствующий, вышедшие в тираж бойцы, не умеющие зарабатывать иначе, кроме как кулаками и любители лёгких денег, адреналиновые наркоманы и искатели острых ощущений разного толка, парни из мексиканских картелей и колумбийцы. Эти были куда более опасными, выхолощенные, вспыльчивые, они воспринимали парней в октагоне не иначе как бойцовых псов, выведенных для их развлечения. На первый бой его позвал Карлос, плечистый бритоголовый мужик из зала хорошо за сорок. Они изредка спарринговали, и тот намётанным глазом оценил и хорошо поставленный удар, и, вероятно, военную выправку, не догадываясь, что Брок бил даже не в половину силы, не желая ни покалечить неравного противника, ни привлечь ненужное внимание к своим возможностям. Он согласился, потому что Веному было любопытно посмотреть, попробовать на вкус горячку боя — невинная кровь приелась, не давая достаточной остроты. Брок поставил ему всего два условия: не перехватывать контроль, позволяя дозированно использовать физическое превосходство над, пусть тренированными, но обычными людьми, и не подгонять регенерацию полученных в клетке повреждений по очевидным причинам. Это шло в разрез с естественной потребностью симбиота в защите носителя, но доверять и делать друг другу некоторые уступки они уже научились. Первые пару боёв Брок провёл безымянным зрителем, сторонним наблюдателем, изучая сильные и слабые стороны потенциальных противников, их стили и излюбленные приёмы. В подполье одобрялось всё, что было запрещено в большом спорте, каждый грязный приём, который делал поединок в октагоне более зрелищным и запоминающимся, горячо приветствовался публикой. Парни не гнушались использовать зубы и щипки, цеплять пальцами ноздри и уши, давить в глазницы и на свеженанесённые раны, бить в горло и по позвонкам. В клетку Брок вышел, рисуясь, мелкий и жилистый на фоне массивного противника, но куда более ловкий и быстрый даже без учёта нынешних сверхчеловеческих возможностей. Он знал, что в лёгкую мог бы укатать этого парня, но предпочёл растянуть бой, играя в поддавки до первой крови и пропуская пару несерьёзных ударов по корпусу и лицу. Веном завозился недовольно, из солнечного сплетения густо растекаясь к конечностям и обволакивая каждый орган, каждую кость и каждую мышцу, чтобы не позволить серьёзных внутренних повреждений. Он давал Броку слово, что не станет на чужих глазах затягивать рассечения, выглаживать гематомы и вправлять вывихнутые суставы, выдавая их ускоренную регенерацию, но бездействовать совсем он ему не обещал. Домой они возвращались полные медленно растворяющегося в крови адреналина и сладкой эйфории от победы.***
Зимний выглядел хорошо. Короткая стрижка не скрывала красивого лица, тронутого лёгким загаром, в глазах было куда больше осознанности и тёплой живой синевы, чем Брок у него когда-либо видел. Не изменились лишь губы, яркие, вкусно очерченные, мягкие и гладкие на вид даже в худшие дни, когда Зимнего на его глазах сшивали наживую из разрозненных лоскутов плоти. Его собирали по частям, придерживая норовившие вывалиться внутренности, а он смотрел на командира, не отводя взгляда от песочных, почти жёлтых глаз, и облизывал эти чёртовы красные губы. Брок выдохнул и с небывалой лёгкостью ушёл от удара, чувствуя, как металлические пластины искусственного кулака прошли по касательной, едва задевая плечо. Он слишком расслабился среди обычных людей и безобидных европейских туристов, с поддержкой симбиота возомнил себя практически бессмертным, но появление Зимнего нельзя было списать на случайность. "Любовничек?" — с интересом заворочался внутри Веном, поверхностно считывая его узнавание, поднимающуюся злость и какую-то мягкую глухую тоску. "Нет!" — рыкнул Брок в ответ, позволяя толстым чёрным тяжам оплести тело, укрывая его словно защитным панцирем и в миг делая неуязвимым для огнестрельного и колюще-режущего оружия. Но Зимний даже не потянулся за ножом, словно не собирался его убивать. "Жаль, — промурлыкал Веном, синхронизируясь с его движениями и подпуская противника ближе. — Давай тогда сожрём, пахнет он вкусно." "Нельзя." "Это ещё почему?" "Веном. Просто нет." "У нас не бывает просто, Брок." — Настоящий, — уголки губ Зимнего дрогнули, изгибаясь в клыкастой улыбке, и Брок бы замер, поражённый прозвучавшей в его голосе теплотой, пропуская бэкфист, в исполнении модификанта способный нокаутировать любого противника, если бы Веном не перетянул управление на себя, в последний момент блокируя и нанося ответный удар. Зимний только хмыкнул, слизывая кровь с уголка лопнувшей губы, и расслабленно потянулся живыми пальцами к блестящей симбиотической плоти, погладил по выпуклому рисунку мышц на предплечье. Веном потянулся к нему в ответном изучающем жесте, прошёлся по шершавым, мозолистым от оружия подушечкам пальцев тончайшими, словно иголочки щупами. Зимний рвался его касаться, ещё будучи едва живым, беспамятным оружием на службе Гидры, но Брок тогда не позволял лишнего ни себе, ни ему. Давал ровно столько ласки, сколько мог себе позволить без угрызений совести: коротко погладить по живой руке, переплетая пальцы в замок, легко коснуться щетинистой щеки, глядя в подёрнутые дымкой глаза, запустить пальцы в спутанные пряди, почёсывая и мягко массируя затылок. Он и хотел бы сделать больше, но это должно было быть по-другому, обоюдно, остро, взаимно. Тогда бы не получилось, а теперь он и не смел надеяться. — Привет, мы Веном, — у Брока было острое чувство дежавю, но Зимний продолжал разглядывать их с интересом, позволяя уплотнившимся текучим тяжам подняться до самого запястья в приветственном жесте. — Не нравлюсь с зубастым довеском, Зимний? — совсем осипшим голосом прошелестел он. — Ты мне любым нужен, командир. Даже с зубастым довеском, — его голос таким живым и человечным Брок никогда не слышал. — И перестань звать так, у меня есть имя. — У меня тоже.***
Зимний медленно снял простую кожаную куртку и по-хозяйски бросил на неудобный продавленный диван, оставаясь в тонкой хлопковой майке, ноябрьские ночи в Мехико были прохладными, не в пример томным тёплым вечерам на южном побережье. — Новая игрушка? — глаза невольно зацепились за незнакомый протез более тонкой работы, изящный и лаконичный. Бугристые, временами воспаляющиеся шрамы на стыке с плечом, какими Брок их помнил, выгладились и выглядели более здоровыми. Он в целом выглядел здоровым и осознанным, едва узнаваемым в своей новизне. — Подарок вакандской принцессы, — отмахнулся Зимний, словно это не имело значения, и шагнул ближе, замирая на расстоянии вытянутой руки, будто оставлял за ним право выбора и последнее слово. Брок не знал, как его называть. Баки Барнс был только для Стива Роджерса, да и использовать эту собачью кличку после всего того запутанного и горького, что между ними было — что между ними не случилось — он бы не смог. Джеймс кололось на языке ненужным официозом, Джей, Джейми, Джимми — ни на одно из них он не имел права. Ни одного из них Брок не заслужил, проебав все свои шансы с десяток лет назад, не приложив ни единого усилия ни во время, ни после, чтобы исправить всё то больное и жестокое. Чтобы исправить хоть что-то. — Детка, — позвал Веном его, Броковым, хриплым шёпотом, натягивая за внутренние струны его окостеневшие, захваченные против воли связки. Зимний дёрнулся, как от короткого электрического разряда, прежде чем рвануть к нему, добровольно преодолевая оставшиеся между ними дюймы. Его губы оказались тёплыми и твёрдыми, и первым же лёгким касанием украли дыхание. Брок пообещал симбиоту, что позже непременно пустит его порулить и позволит нажраться мозгов до отвала, если сейчас тот не станет мешать им двоим, и с тихим длинным стоном приоткрыл рот, впуская горячий развязный язык. Его давно не целовали так: изучающе и в то же время властно, тягуче-медленно, словно пытаясь запомнить его вкус и изгиб изнанки его наглого, такого же ответно-жадного рта. В Барнсе (про себя он остановился пока на этом варианте) таилось столько ошеломляющей страстности и нерастраченной щемящей нежности, что Броку плавило мозги от этих первых, пробных глотков. Под сухими мозолистыми ладонями он чувствовал аномально горячую кожу спины, перекаты тугих жгутов мышц под ней и контрастно прохладное металлическое плечо под своим предплечьем. — Нужно добраться до кровати, если мы хотим продолжить, — нехотя Брок оторвался от таких желанных зацелованных губ, напоследок лизнув острым кончиком языка пухлую нижнюю. — Этот диван — убийца позвоночника. Барнс коротко хохотнул, уголки его порочного рта по-кошачьи изогнулись вверх, делая и без того чарующий вид ещё более привлекательным. В глазах тоненьким ободком плескалась глубинная, жаркая, жадная синева, почти поглощённая чернотой расширившихся зрачков. Брок подхватил его под ягодицы, каменно-твёрдые, плотно обтянутые тканью простых, военного кроя штанов, вынуждая Барнса тесно обвить его мускулистыми ногами, скрещивая лодыжки на пояснице. С симбиотической связью Брок с лёгкостью мог поднять его и удерживать на весу сколько угодно долго, несмотря на вес протеза и усиленного вибраниумом скелета. — Хотел сам отнести тебя, — выдохнул Барнс ему в губы, — но так даже интереснее. — Ты и представить себе не можешь, что я теперь умею вытворять языком, — самодовольно хмыкнул Брок, опуская его на незаправленную смятую постель. — Так покажи мне. "Да-а, — растягивая гласные в предвкушении растёкся по изнанке горла Веном, — покажись нашему Джимми во всей красе."***
Барнс нетерпеливо повёл бёдрами, заласканный неторопливыми вдумчивыми прикосновениями ладоней и губ от крепкой жилистой шеи до подрагивающего в напряжении живота, но Брок намеревался использовать выпавший ему шанс на полную. Он вскользь лизнул чувствительную кожу возле пупка, прикусил, едва сомкнув зубы у самой кромки штанов, и плавно потянул их прочь вместе со слегка повлажневшим бельём. Барнс сдавленно простонал, его высвобожденный член качнулся упруго, прижимаясь к животу, налитой, с блестящей от смазки тёмно-розовой головкой и остро пульсирующим рисунком вен. Брок царапнул ногтями по коротко стриженным волоскам в паху, широко лизнул ладонь, наклоняясь ближе, и мокрыми от слюны пальцами погладил бархатистые яйца. Удлинившийся язык щекотной лаской скользнул ниже, обволакивая каждый дюйм нежной плоти и туго сжимая, и Барнс не сдержал удивлённого вскрика. — Я не знаю, как ты это делаешь, но не смей останавливаться, — он опустил ладонь на затылок Брока, пропуская отросшие чёрные пряди сквозь металл пальцев и прикрывая глаза. Ресницы у него были длинные и густые, щекотно-пушистые даже на вид, с приоткрытых полных губ срывались рваные сладкие стоны, грудная клетка поднималась и опадала в такт дыханию, и Броку хотелось его такого не выпускать из постели, пока один из них не сдохнет. Он, хлюпая слюной, заглотил сильнее, пока головка не прошла глубоко в упругое горло, а зауженный кончик его языка мягко не скользнул дальше, толкаясь между литых ягодиц. Барнс всхлипнул, выгибаясь и шире разводя колени в стороны, кристально честный в своём искреннем желании быть с ним, под ним обнажённым до самой души. Брок дёрнул болты на джинсах, выдирая их с мясом, чтобы хоть немного ослабить давление на собственный член. С Барнсом, таким восхитительно стонущим, шумным, податливым Барнсом никакой выдержки не хватало. Упругим подвижным щупом Брок дотянулся до нижнего ящика прикроватной тумбочки за полупустым тюбиком смазки, не находя в себе сил оторваться от округлых ягодиц, покрытых тонким пушком. Он мял их в ладонях, разводя в стороны и открывая больший доступ для скользкого языка, погружался в эластичное влажное тепло, разлизывая под себя тягучими медленными движениями. На смену греховному ласковому рту пришли пальцы, Брок протолкнул сразу два, имитируя неглубокие фрикции, повернул запястье, прокручивая их внутри и потирая костяшками простату. — Если ты не вставишь мне прямо сейчас, я тебя пристрелю, — хрипло, едва слышно выдохнул Барнс, подаваясь на каждый толчок. — Я понял, детка, — он напоследок припал губами к растянутой дырке, втягивая в рот припухшие края, — перевернись. Вид со спины был не менее головокружительным, Брок придержал его под твёрдое бедро, направляя смазанную головку внутрь, проследил взглядом глубокий изгиб поясницы, провёл, склонившись, по нему языком, собирая влагу и соль. Барнс, шипя и вытягивая руки перед собой, опустился грудью на подушку, нетерпеливо насадился до самого корня и задал быстрый темп, двигаясь размашистыми рывками и плотно сжимая его в себе. — Блядь, — выругался Брок, накрывая его своим телом и тесно прижимаясь к мощной красивой спине, подхватил под живот, сменяя небрежные толчки мелкими и глубокими. — Ты меня убиваешь. Он хотел сделать всё неспешно, в полной мере наслаждаясь каждым долгожданным касанием, но голод Барнса, их общий пробирающий до самых костей внутренний зуд подхлёстывал возбуждение, выкручивая ощущения до болезненной остроты. Брок лизнул коротко влажную от пота шею, прихватил зубами выпуклый позвонок, царапнул с нажимом под пупком вдоль узкой дорожки тонких волосков и обхватил крепкой мозолистой ладонью налитой член. Барнсу хватило нескольких движений, чтобы с громким протяжным стоном густо излиться на его пальцы. Веном дёрнулся внутри, жидким огнём плеснулся в кровь, и Брок за мгновение до оргазма почувствовал, как кожу изнаночно закололо десятком тысяч мельчайших шипов. Он завалился на окончательно разворошённую постель, подгребая Барнса в цепкое объятие, и нежно, благодарно поцеловал. — Нам нужно будет поговорить о том, зачем я тебя искал, — тот лизнул его ответно в краешек рта и ткнулся носом в ямку под углом челюсти, — но уже утром. — Как скажешь. И Брок по-детски глупо загадал, чтобы утро никогда не настало.***
"Брок, — тихо позвал Веном, — он теперь наш?" "Я не знаю." "Наше надо сберечь. Другой Брок не смог." "Другой Брок?" "Наш прежний носитель. Эдди." "Он мёртв?" "Нет. Но он потерял Энн, — Веном свернулся сонным клубком между третьим и четвёртым ребром, гулко зевнул. — Давай оставим Джимми себе, он красивый и нас не боится. Нам нравится." "Мне тоже, приятель, мне тоже." "Мы знали. Он всегда был у тебя в голове."