Домашняя еда

Макак определённо не жаловался, что теперь ему приходилось жить с Укуном. Во всём были свои плюсы и минусы. Не только Макаку приходилось терпеть поведение Укуна, но и тот должен был свыкнуться с тем, что теперь гора Фруктов и Цветов не принадлежит только Королю Обезьян. Они отстроили этот дом вместе, как бы слащаво-романтизировано то не звучало. И вот тогда и начались первые проблемы. — Ты питаешься заказной едой и своими волосами?! Ладно, Макак не должен был настолько удивлён. Он знал Укуна слишком хорошо — они вместе прошли огромный путь, но, чёрт возьми, пятьсот лет, Сунь Укун. Пятьсот и даже чуть больше прошли, и ты до сих пор не научился готовить. Фантастика. Эта чёртова обезьяна была ещё жива лишь благодаря бессмертности. Укун в ответ лишь подавился только сотворённым из магии чипсом, приняв максимально оскорблённый вид. — Не тебе учить меня, что есть, Макак. Думаешь, я не видел, как ты воровал лапшу Пигси? — Укун приподнял бровь, натянув поистине горделивую улыбку полного превосходства. Слишком для того, кто сейчас валялся, окружённый пачками из-под снэков. И о, восхитительно. Теперь Укун ещё и смел давить на него таким способом. Дальше всё становилось только хуже. Не только для Макака, вынужденного почти каждый день убирать дом от пачек из-под персиковых чипсов, но и для Укуна, который не слишком был рад делить своё пространство с вещами Макака. — Ты расставил своих кукол на мою полку с коллекционными фигурками Короля Обезьян?! Укун оглядывался, пытаясь в панике найти хоть одну. Пусть эти фигурки и достались ему за бесплатно, но, чёрт возьми, неужели Макак правда просто переставил их, заменив своими театральными куклами. — Я выкинул их. Он сделал что. — Ты ведь шутишь? — Укун пытался сдержать улыбку на губах, когда подходил к Макаку. — У тебя и так полно собственных фигурок, прекрати быть таким самовлюблённым, Сунь Укун. Вслед за фигурками наружу через окно полетел и Макак. Это могло бы продолжаться вечно. Настолько, что даже обезьянки, наблюдающие как их двое опекунов и защитников опять не могут выбрать, где кто спит, уже скоро бы стали вешаться на собственных хвостах. Но к счастью или нет, вскоре Макаку нужно было уйти. На время, разумеется. Макак и Укун прожили к этому времени уже три месяца, и даже не переубивали друг друга в страстном порыве, что правда можно было праздновать юбилеем. На самом деле, обманывались ли обезьянки и другие, посещающие гору, но их отношения стали немного терпимее за этот период. Когда они смогли разделить какие-то обязанности по дому и свои личные пространства. Теперь же Макаку нужно было с кем-то разобраться. Он заранее предупредил, что уходит всего на неделю, но Укун сразу же вместо прощания бросил, что тот может не возвращаться хоть ещё сотню лет. Правда, на третий день отсутствия Макака его мнение немного поменялось. Привыкнуть к чему-то за такой короткий срок нахождения Макака рядом было сложно, но, видимо, у Укуна как-то вышло. По крайней мере, Укун — с тяжелым сердцем и разбитой гордостью, а также в уме, а не вслух — был вынужден признать, что готовил Макак, ну, неплохо. Может, даже вкусно. Чёрт возьми, не то чтобы Укуну могли когда-нибудь надоесть персиковые чипсы, но. Вздох. Ему лучше будет не заканчивать эту мысль для собственного психологического состояния. Да и без жалоб Макака — его голоса в целом, или фигуры, иногда выходящей из комнаты, чтобы чем-то заняться, было немного тоскливо. Укун впервые не особо-то спешил домой. Проведя почти весь день с МК и Мэй, затем за тренировками и наконец посетив какой-то местный фестиваль. Но вечером, возвращаясь домой, Укун немного даже жалел, что не согласился на ту лапшу, которую ему за бесплатно собирался всучить МК, чуть не получив за это от Пигси. — Я дома. Произнёс Укун в пустоту тёмного дома, спрыгивая с Кинтоун. Да, если бы ему кто-то ответил было бы, как минимум, стрёмно. Укун достаточно устал, чтобы, по крайней мере, сразу направиться в спальню, стараясь не забивать голову лишними мыслями. Поэтому его удивлению не было предела, когда на столе кухни, в свете оставленного фонаря Макака, Укун обнаружил еду. И это даже не было шуткой или отчаянием с ума сошедшего разума. На столе стояла миска с чем-то пряно-сладко пахнущим. И несколько печений на тарелке рядом. Среди всего этого Укун не сразу обнаружил записку, сначала почти поддавшись зову ноющего живота и на всякий ещё раз осмотрев везде кухню. «У меня выдалось несколько свободных часов. Овощное рагу (без мяса, да, я запомнил, что ты его не ешь, доволен?) и печенье (да, оно с персиками). Я использовал один из артефактов, чтобы передать еду домой. Надеюсь, ничего не разлилось и не сломалось (если еда остыла, то разогрей в микроволновке и, ради Будды, Укун, не ставь внутрь столовые приборы)». Укун отложил записку прежде, чем наконец поднести ложку ко рту. Это не было отравлено, даже с учётом, что Укун бы не смог умереть от яда. И, что более пугающе, это было вкусно. Просто еда. Которую Макак сделал для него. И как бы жалко то не звучало, это, наверное, было лучшим, что Укун ел за три дня. Даже холодным рагу согревало-щемило так беспомощно что-то в груди. Улыбка не сходила весь поздний ужин. Возможно, в том, чтобы жить с Макаком были и свои небольшие плюсы. По крайней мере, Укун не жаловался.