***
Распахнутые в ужасе глаза дёргаются и мечутся в поиске ответного – жёлтого, карающего. Судорожный выдох вырывается из сдавленных лёгких, когда осознание простирает понимание: нет острого копья пернатого палача. Что плотный туман – на самом деле зернистые полосы длинных теней на потолке, а кладбищенские кресты – сваленная на спинку стула одежда. К слову эта куча пугает своей оригинальностью и огромной схожестью со страшным монстром. Олег истерично вздыхает. Может хоть это послужит толчком к мотивации наконец-то сразу вешать вещи в шкаф и складывать на полочку. И пускай свет он не включал, а в сгустившейся тьме за окном, точно убаюкивая пугающий грохот в груди, подвывал ветер да шуршали ветви деревьев, перед взором, не щадя одуревшее сознание - или какого чёрта там вообще от него осталось - всё ещё плавали разноцветные пятна. Олег дышит загнано, стирает холодный пот с кожи и крепко сжимает пальцами одеяло. Кошмар, ворвавшийся в его жизнь спустя год, самовлюбленно оторвал ногой дверь, закрытую за семью замками. Да, ровно год назад, в декабре Олег последний раз видел нечто подобное. Сон тягучий, душный проникал в самое нутро, рассыпался как песок, а вместе с ним рассыпался и Олег, чувствуя, как его придавили к самому дну, куда не проникают солнечные лучи. Он так тесно и самозабвенно жался к боку Саши, словно не прошло два десятка лет. Словно он по прежнему маленький мальчишка с душой формата А2 и с оригами лебедя вместо сердца. Олег не любил декабрь. Для него декабрь ассоциировался с частыми головными болями и окончательной утратой и без того неважного аппетита. Декабрь не даёт ему просто наслаждаться чтением. Он пробуждает его среди ночи во влажной промозглой темноте. В прошлом году после одного такого сна, паническая атака Олега перешла в рецидив. Он ничего не соображал, а тело не слушалось, совершая странные, вплоть да наложения на себя рук вещи. Если бы не Саша. Что уж и говорить о нём, когда сам испугался до чёртиков и готов был от нахлынувшей паники скатиться в истерию, но благо, обладал таким завидным самоконтролем, который в итоге обеспечил безопасность им двоим. А потом прямо посреди ночи соорудил Олегу амулет, предварительно проведя ритуал очищения. В его основу лёг камень аметиста. Но амулет далее не пригодился и стал пылиться в Сашиной шкатулке, да кто ж знал, что до поры до времени? Даже способность видеть мёртвых не избавляла от собственных страхов и ночным кошмаров - человеческий фактор. Во всём виноват декабрь.***
– Саш, можно?… – Шёпотом проронил Олег, будто это могло помочь не разбудить и не потревожить, а брат, интуитивно почуяв его присутствие, вытащит ответ на поверхность из своего сна каким-нибудь жестом или бормотанием. Хотя младший прекрасно знал, что можно. Придти к Саше, когда им будет по шестьдесят и семьдесят два - можно. И прижаться к чужой тощей спине тоже - тоже можно. Спрашивал ради мизерного приличия, чтобы не ворчали, мол, Олег обнаглел по самые феерические свински. Но ответа не последовало, и когда он уже упёрся левым коленом в край матраса, дабы бесшумно залезть в постель, из-под одеяла неожиданно выскользнула Сашина нога. – Стоять. Резкий, совсем не сонный рык пронесся по комнате и заставил ошарашено замереть на месте. В следующее мгновение его ощутимо боднули пяткой в руку. Предупреждая. Чего-то такого Олег не то чтобы предвидеть, но даже и ожидать не мог. Сейчас он смотрел на Сашину ногу, лежащую в метре от его руки не как на чудо, но как на то, что априори быть не могло. Беспомощно, как рыба открывал рот не в состоянии сказать хоть слово, а потому вырвалось булькающее: – Саш, я же… – Личное. Пространство, – Грубо отчеканили каждое слово с вкрадчивыми паузами, – без своей подушки и одеяла даже не приближайся. Таким его Олег ещё не видел. А может и не знал. Это он мог закатывать истерики, переть агрессией даже на Сашу и вообще быть последним отвратительным грубияном. Но ему, измученному после кошмара даже не дали сил удивляться и таращиться на холмик под одеялом более минуты. В голове стыла гадкая овсянка из мыслей разной степени неприятности, начиная от того, что он возможно кое где опять провинился перед Сашей, и провинился достаточно сильно, заканчивая тем, что Саша даже не пошевелился от его вскрика. Не заглянул к нему, чтобы успокоить и почти не пустил в свою кровать. Чертовщина, не иначе. Но Олег обязательно разберется с ней позже, и пусть брат судя по всему даже к своему боку этой ночью его не подпустит, почему-то даже просто элементарно лежать рядом с ним - уже ощущать полное умиротворение. Саша заёрзал, откидывая одеяло в сторону и Олег поспешил в комнату за всем своим спальным инвентарем - не хватало ещё, чтобы брат передумал окончательно и вовсе выгнал прочь. Олег, конечно, мог бы вступить в перебранку, начать причитать, обвинять, орать, если понадобится, но именно сейчас это было иррационально глупым и бессмысленным. К тому же Саша знатно его напугал. С видом великого мученика он тащил из спальня одеяло, похожее на огромное крыло пегаса, не заботясь впрочем о том, что оно неплохо собрало на себя всю пыль и грязь с пола. Растрепанный, помятый Саша встретил его в проеме комнаты, и когда в приподнятой руке Олегу холодно подмигнул блик аметиста, он послушно повернулся к Саше спиной, чуть не запнувшись о свою ношу. По шее легонько царапнули ногтями, поправляя закрывавшие доступ вихры. Секунду он не дышал, дожидаясь щелчка тонкой цепочки, от холода которой по коже побежали мурашки. А затем тёплое дыхание пощекотало загривок так близко, что Олегу казалось он упадёт прямо сейчас от такого бешеного контраста. Когда Саша молча отступил, он нервно обернулся: тот как ни в чем не бывало лёг на свою сторону, продвигаясь к самому краю и уткнулся лбом в изгиб локтя. В эту беззвездную ночь Саша источал просто сверх ханжеское сочувствие. Олег нарочито громко скинул свой груз, долго ёрзал на простыне в «попытке» принять удобную позу и без конца ворочался с одного бока на другой. Ноль реакции. Обида прочно засела в груди и с раздражением накрывшись одеялом, он наконец-то успокоился, хотя перед этим, подумал, что может и посопеть вдобавок так, чтобы стены зашатались.***
Время тянулось как резина. Уснуть не получалось. Страх отпустил естество, отступая в свой мрачный и темный лес, где ему самое место, а вместо него поселилась злоба. Какого чёрта? Олег рывком обернулся к брату с самыми скверными намерениями, которые в принципе можно ожидать от человека, если спишь вместе с ним. Саша по прежнему лежал к нему спиной. Одеяло сползло до выпирающих ребер. Легкий лунный свет серебренной пыльцой оседал на его волосах, подсвечивал рельеф худых, прочерченных, словно по линейке плеч, а изгиб острых лопаток напоминал зачатки крыльев. Живописное заглядение, но Олег настроен серьезно, и, если понадобится – не даст Саше сегодня спокойно дожить до утра. Он слегка поддается корпусом ближе, холодные ноги решительно и без зазрения какой бы там ни было совести – её не было, к слову, ни черта – проскальзывают под одеяло и переплетаются с чужими, теплыми. Олег накрывает своими ступнями лодыжки брата и плавно натирает большим пальцем преступно выпирающую косточку. Саша крупно вздрагивает на такое мелкое хулиганство, его ноги начинают протестующе извиваться, брыкаться и слегка биться о матрас. Олег не медля больше не секунды прижимается к нему ещё ближе, утыкаясь лицом прямо между лопатками. Так непривычно. Потому что во взрослом возрасте Олег приходил ночевать к брату всего пару раз. В детстве Саша казался ему большим. Прижимал к своему боку, обнимал и накрывал всем собой от этого бренного, заполненного кошмарами мира. А сейчас? А сейчас Олег вырос, раздулся в плечах, стал шире в спине, да и вообще по всем параметрам превосходил брата. Саша отчего-то казался крошечным. Может, все дело было в худобе. Но Олег знал: настала его очередь. Они меняются ролями. – Саш, мне холодно, – Невнятно бормочет он куда-то в выступающие позвонки, слегка задевая губами тёплую, стремительно покрывавшуюся мурашками кожу. Он откровенно пристает, донимает, ластится, как самый натуральный кот в попытке умаслить, сгладить какие-то невидимые углы, а может, и попросить прощение за одному Саше известный проступок. Олег не понимает, в чем дело и ему это не нравится. – Ты успокоишься уже наконец или нет? – Раздраженно выдыхает Саша, не отнимая лица от руки. Он предпринимает попытку отодвинуться от брата, но тот вцепился в него, словно мерзкий клещ. К тому же дальше уже и двигаться то некуда, если только не на пол, но Саша готов хоть на стену лезть. – Что с тобой? – Просто отодвинься, по-хорошему прошу, иначе я… – Что «я»? – За себя не ручаюсь. Олега как с обрыва скинуло. Он приподнимается на локтях и пытается заглянуть в лицо брата, которого, конечно же, не видно. На висках стынет испариной, а пальцы мелко дрожат. Сдерживается. Вот только Олегу непонятно от чего. Намек не пролил ни капли света на его метания. Он тяжело вздыхает, аккуратно укладывает подбородок на Сашино плечо и тихо шепчет, всё ещё не отрывая бегающего от скулы к уху взгляда – все, что находится в поле его видимости: – Саш, почему? Ты хочешь меня ударить? Я что-то сделал не так? Мы же взрослые люди… – Олег, – Старший сглотнул. Впрочем это не помогло стабилизировать голос, который трещал от напряжения. – … и мы должны разговаривать. Ты такой странный, а я не могу тебя понять. Мне приснился кошмар, но я даже простых объятий не заслужи! – Угомо… – Да в чем дело?! – Олег в отместку очень ощутимо и достаточно болезненно укусил за плечо, так что наверное останется след от зубов. Это выглядело так по-детски. Потому что его не хотели слушать. Не хотели объяснять. Не хотели говорить. Это выбивало из колеи. Саша поднялся так резко, что Олег задушенно охнул от неожиданности, стукаясь головой о подушку. Воздух панически сжимался. А затуманивающее взгляд серое пламя – что, если не его собственный приговор? В этой ночной тьме что-то очень явственное сверкнуло на их дне. Олег зажмурил глаза, ожидая самого худшего. И он не знал, как оно будет выглядеть – это худшее, но секунды показались бесконечно долгими. А потом Саша рывком содрал с него одеяло – одно-единственное мгновение, сумасшедшее и… будоражащее. Олег подавился вздохом, когда оба его запястья с силой прижали к матрасу по обе стороны от головы, а в ноздри слишком резко ударил пьянящий запах геля для душа. Ему казалось, что жар прижавшегося к нему тела он ощущал каждой своей собственной клеточкой. Энергия Саши была сумасшедшей; она опасно искрилась, ползла как змея-искусительница и, – было заметно – пытается из последних сил удержать свой самоконтроль. К слову, он был на исходе. Олег весь покрылся мурашками, не в силах выдавить и слова. Он по прежнему не открывал глаз, а в следующее мгновение ухо обожгли долгим касанием губ – горячих, уверенных губ. – Ты… – Прохрипел Саша, посылая разряд электрического тока по всему телу. Олега под ним бесконтрольно выгнуло дугой от накатившей чрезвычайно сладкой дрожи. – Я… – Надломленно попытался прошептать он, но горло охрипло, как при простуде. Губы пересохли – Олег облизал их, услышав резкий, свистящий выдох. Неожиданно чужая холодная рука проскользнула между лопатками и надавила. Олег закусил губу, стискивая бёдрами – да какая уже к чёртовой матери разница чьё – одеяло, точно боясь такой близости, надеясь на некоторый, пусть и очень сомнительный барьер. Его рванули на себя с таким остервенением, что он едва не прикусил себе язык, захлебнувшись холодным воздухом. – Ты издеваешься надо мной? – Прошипел Саша, всем своим телом вжимаясь в подавившегося стоном Олега. Он незамедлительно закинул одну ногу брата на свою талию, проскальзывая коленом между подрагивающих от мучительных спазмов бёдер, – испытываешь моё терпение? Подсчитываешь, сколько ещё я смогу продержаться, а потом самодовольно лезешь в мою койку и не даешь нормально спать? В ушах Олега заколотило собственное сердце. – Я не… – Заткнись! Саша судорожно выдохнул, уткнувшись лбом в покрытую испариной шею и дышал – глубоко, ровно. Он пытался привести себя в чувство, пока ещё не поздно. А потом Олег вместо того, чтобы оттолкнуть, ударить, убежать с криками о том, какой же его брат больной на всю голову извращенец – высвободил второе запястье из ослабевшего захвата и обнял поперек спины двумя руками, прижимая ближе к себе. Натужный вздох потонул в волосах Саши, чей запах как будто только обострился под всеми этими накатившими ощущениями – Олег прикрыл веки. – Что ты делаешь? – Просипел Саша не в состоянии больше ничего соображать. Он слепо ткнул носом в линию челюсти, чувствуя, как держится из последних сил. И Олег ему в этом нисколько не помогал, наоборот – шире раздвинул ноги, сильнее распаляя, соблазняя. Это было похоже на приглашение. Саша за себя не отвечает. – Посмотри на меня, – Приказал он, ловя ладонью растерянное, помутненное от желания лицо. Ни одного хоть малейшего отголоска или напоминания о прежнем смехе и ребячестве. Страха там тоже нет, будь то от кошмара или действий, которые они вытворяли. Это взгляд, как зеркало, обжёг его ответным жаром. Полоснул оглушающей молнией из-под чёрных ресниц. А затем Олег прикрыл глаза, брови его свелись у переносицы, чтобы через секунду расслабленно поползти вверх в немом блаженстве. Язык смочил пересохшие губы под пристальным, изучающим взглядом, прежде чем послышался шумный выдох через нос. Это, кажется, Саше сорвало тормоза. Окончательно. – Останови меня, если посчитаешь нужным, – Едва различимый шёпот коснулся губ Олега так близко, что он в отчаянии вцепился короткими ногтями в чужую спину. Его накрыло такое умопомрачительное возбуждение, что в ответ он смог лишь слегка качнуть бедрами, подгоняя. Саша как с цепи сорвался. Горячие губы раскрылись, выпуская наружу нетерпеливый язык. Он рисовал мокрые дорожки, которые поблескивали в призрачном свете луны и гнался за мурашками к закоулкам самых сокровенных фантазий и желаний. Это доводило до помешательства. Олег дёрнулся, когда острые зубы принялись играть с мочкой уха, а жаркое дыхание потонуло в чувствительной впадинке. Жилистые руки с невероятным упоением огладили бока, спустились к бёдрам и чувственно сжали, выбивая из несчастных легких громкий вздох. Его лихорадило, разные части тела подрагивали и совершали непроизвольные движения. Вниз по позвоночнику скатывалась мокрая капля пота и настолько нервировала, что Олег начал тереться и ёрзать на простыне, чтобы она наконец-то лопнула. Он не заметил, как проехалась по его животу чужая, натянувшая нижнее белье эрекция, пока Саша предупреждающе не рыкнул в ложбинку между ключиц и сильнее не сжал его бедра. Олег обездвижен полностью. Он сходит с ума. Горячее дыхание брата оставляет ожоги, губы самозабвенно мажут по коже, играясь, провоцируют всё новые и новые мурашки. А Олегу всё мало. Он выгибает шею, захлопнув веки и почти скулит, не в силах более терпеть: – Саша, прошу, укуси, – Ответом ему послужила тихая ухмылка чуть ниже ключицы. Саша не мигая, наблюдал за ним. – Где, малыш? – Поджав губы, Олег хотел съязвить, но вместо этого вытягивается на подушке, дурея от осязаемого тепла, когда очередной поцелуй сладко заныл в животе. – Здесь? – Саша размашисто проходится языком по изгибу шеи, заставляя Олега выгнуться и приоткрыть губы в судорожной попытке поймать ускользающий воздух. Младший одобрительно сжимает чужие волосы и тихо стонет, когда зубы смыкаются на горячей коже. – Ещё, – В каком-то сдуревшем забвении шепчет поехавший от возбуждения Олег, ощущая себя в раю и аду одновременно. Саша покорно скользит мелкими поцелуями выше, словно подбирая нужную точку, обдает жаром дыхания, натирает чувствительные точки языком и слизывает аромат. Олег под ним извивается, жмётся ближе, теснее и одобрительно вскидывает бедра, когда кожу под ухом в очередном раз пронзают крышесносным укусом. Сашины клыки ощущаются так приятно, так правильно, так порочно-растленно и так нужно, что Олег готов заскулить вслух. Саша втягивает губами покрасневшую кожу под шумное мычание и скатывается вниз. Ладони почти неуловимо тряслись, блуждая по торсу, повторяя линии рёбер, оглаживая живот, сминая бока, трогая, трогая, трогая его везде, куда могли дотянуться. Он не мог налюбоваться, натрогаться, надышаться. Всего слишком много и слишком много позволено – Саша терялся. Столько запретов оставили свой отпечаток, так что теперь ему необходимо было восполнить эти огромные пробелы. Кожу, чуть смуглее его собственной; губы, припухшие, приоткрытые так соблазнительно и развратно – будь его воля, живого места не оставил бы. Но это чуть позже. Губы на самый десерт. Сейчас же не менее интересный объект. Саша опалил кожу горячим дыханием прежде чем втянул в рот один из мигом затвердевших сосков. К такому оглушающему занятию присоединились и пальцы. Они слегка щипали другой, будто бы извинялись за то, что он остался без внимания. Хотя позже язык Саши занялся и им тоже. Олег в отличии от брата зимой спал в пижамных штанах, но для Саши они не стали особым препятствием. Он легко ухватился за резинку и когда младший приподнял таз – без особых усилий стянул вместе с боксерами. А затем этот чёртов обжигающий язык скользнул вниз от пупка к тонкой дорожке тёмных волос. Саша устроился в ногах Олега и обхватил под коленями, раскрывая для себя. Олег подавился стоном, который запнулся о мешающий, и до ужаса недостающий воздух. Пальцы судорожно впились в одеяло, сжимая до щёлканья в несчастных суставах. Он запрокинул голову так сильно, что казалось, будто острый кадык проткнёт нежную кожу. Саша не давая наваждению угаснуть, не теряя больше не секунды, медленно, но довольно таки размашисто лизнул на пробу головку - за кончиком блеснула, растягиваясь, упругая ниточка предэякулята – никакому Александру Шепсу не принадлежала. Из глаз Олега брызнули слёзы. Было так хорошо, так волшебно, так правильно, что хотелось кричать. Он слегка приподнялся на локтях, а затем застыл, как вкопанный: картина яркой вспышкой выбросила у него из легких весь кислород. Сейчас он как со стороны смотрел на неспешные движения языка, который раздразнивал, кружась вокруг головки. Его глаза расширились, с жаждой заморённого голодом, замученного и забитого до смерти зверя впитывали развернувшуюся картину. Саша как будто почувствовав его взгляд, слегка приподнимает голову, вновь приходясь языком по всей длине, да так медленно, так бесстыдно-порочно, что Олег не может оторвать взгляд, на секунду сместив его фокус на выступающий из-за приоткрытых губ белоснежный клык. Саша по прежнему не разрывая зрительного контакта, берет в рот. Удерживая член языком, усиливает давление и плотно смыкает губы. Замирает на мгновение, а потом подаётся вперёд, беря ещё глубже, шумно выдыхая через нос, и жадно ласкает, вылизывая, дразня. Тяжелая, намокшая от пота прядь падает на Олегово лицо, но он не обращает на неё никакого внимания. Тихий, несдержанный стон сорвался с его губ, а глаза накрыла плотная пелена. Олег смотрел на Сашу из-под полуопущенных ресниц. На такого невозможного Сашу, который переодически закатывал глаза и тихо мычал. Это мычание легкой вибрацией проходилось по всему телу, заставляя больше дуреть, путаться где-то между мирами и желать большего. Бёдра Олега дрожали от столь мучительных спазмов, но Саша удержал их крепко на месте, не позволяя задавать нужный ритм. В какой-то момент он расслабил горло, полностью насаживаясь на член. – С…С-с… – Скажи. Просипел старший, на секунду вынимая плоть изо рта, проходясь по ней ладонью. – С-Саша… Шепса прошибло. Сладкий стон, который вылился в его имя, посылал мурашки по коже.... С какой только интонацией Саша не выслушивал собственное имя. Никогда оно ещё не звучало для него так восхитительно. Ломающийся, чуть хрипящий голос, напитанный пламенем ранее неизведанного желания, наполнял стоны яркими красками. Он очень хотел узнать, какой именно последний штрих сладкий Олежа нанесёт на картину своего первого оргазма, доставленного другим человеком. И последний стон его имени утонул в пропасти короткого громкого вскрика, разверзшейся после ярчайшей вспышки. Саша даже не побрезгал всё проглотить, затем выпрямился тяжело дыша, но тут же чужие руки утянули его наверх. Завалившись прямо на Олега, Саша впился в его губы, сцеловывая рвущийся наружу очередной стон. Очертил скользким языком, слизывал соленые слезы, пот, семя Олега, проходясь ещё, и еще по особенно сладкому – нижней губе. – Надеюсь я ответил на твой вопрос, – надрывно шепчет он, когда отстраняется. – А ты… – Нет. – Но Саш… – Не нужно. Мне хватило одного вида на тебя, такого горячего, чтобы самому кончить. Саша встаёт на шатающие ноги и идет в ванную. А возвращается оттуда с пачкой салфеток. Он заботливо вытирает живот Олега. Тот слабо щурится, но видит, что Саша успел сполоснуть лицо водой и теперь с него бежали капли. Саша наконец то забрался на кровать и заключил Олега в объятия, который уже начал засыпать. Он не знал, когда от одного взгляда стало так сильно тянуть живот, а желание обладать собственным братом вспыхнуло яркими красками. Он всегда был так близок – они ведь жили в одной квартире – так желанно близко, что приходилось прятаться и закрываться в своей комнате, чтобы не сорваться. А потом Олег так бессовестно пришел к нему сам. Во всём виноват декабрь.