Позволит себе слабость.

Он не понимал, боится ли лишиться жизни. Боится ли остаться калекой. Каждый раз стискивал зубы и сглатывал крик боли и отчаяния, впивался ногтями в спасительный выступ на горе, раздирая мозолистые подушечки пальцев до мяса. Он сильный и сможет выстоять любое горе. Сможет противостоять всем, кто встанет против него. Всем, кроме одного человека. Ветер опять неприятно дул в лицо, царапая морозом лёгкие, будто превращая все внутри в кровавую смесь. Торфин кашляет, зажмуриваясь, разгребает снег руками и скатывается в брод, пытаясь неуклюже остановить падение. Шипит, закрывая рот рукой, второй рукой сжимает клинок, осматривая местность. Никого рядом нет - его спасение. Хотя могла быть засада, что плохо бы сказалось на его задании. Нет, он бы смог со всеми справиться - для него это не проблема, но ему надо было идти ещё несколько километров, пробираясь сквозь снежную метель, а потом так же незаметно идти обратно в их лагерь. Особенно нужно было оставить сил для возвращения в лагерь, где его ждала награда. Только Торфин об этом подумал, сразу встал со снега, пытаясь найти обход реки в ближайшем от него расстоянии. Разочарованно выдыхает. Идти вдоль небольшой реки смысла нет - потеряет больше времени, поэтому, выбрав наиболее неглубокий путь, набирает в лёгкие воздух, срывается с места и бежит. На другом берегу проверяет свои клинки - на месте. Кивает, устремляя свой взгляд вперёд. Его ждёт ещё долгая дорога. Не обращает внимание на неприятное жжение от мороза в ногах и продолжает свой путь, надеясь на быстрое возвращение. Ему было все равно, насколько он будет ранен, насколько он устанет и как ему будет тяжело - им двигала ненависть и месть, пожирающие его изнутри. Чувствовал ли он хоть что-то кроме этого? Вину, выбирающуюся постепенно наружу, поглощающую и липкую. Поймав себя на этих мыслях опять старается не задумываться - заваливает себя работой, чтобы побыстрее отомстить убийце его отца. Но он мог позволить себе поразмышлять в последние минуты, прежде чем провалиться в кошмарный сон. Мог позволить себе испытать эту тоску и грусть, прежде чем не прийти в форму, не засунуть эту колющую обиду на весь мир куда подальше. Он мог позволить себе помечтать о том спокойствии, которое мог бы испытать на тех пшеничных полях, засеянных его семьёй в Винланде. Он жил войной, рос на ней и воспитывался на поле боя. Не мог знать о чем-то теплом, нежном - мог представлять и мечтать. Но представлять что-то своеобразное, вспоминая только силуэты своего детства. Совсем отдалённые, почти стертые из его памяти, но по-своему спокойные, безмятежные. Он мог позволить себе это, но очень редко, когда уже совсем плохо, когда не справляется больше и хочет все отпустить. Дальше жить не получится - Торфин уверен, но не был уверен в том, что и смириться со всем этим он сможет. Он старался не думать. Скрывается где-то за деревом, наблюдая за одним из домов в деревне. -Тот человек должен находиться где-то здесь, - бормочет уже в привычной манере для себя, осматривая весь ряд изб. Торфин почти с головой зарывается в снег и медленно проскальзывает до его цели, пока в деревне только только зарождается паника из-за горящих неподалёку деревьев - работы парнишки. Он стискивает зубы, совсем не ощущая снег за пазухой, берет в руки клинки и выбивает дверь ногой, направляясь в центр открывшейся комнаты. Слышит громкий детский плач и крики - хмурится и кидает клинки в сторону, замечая, как становится тише. Ему было все равно, кого он убивал, пока он шёл к своей главной цели. Младенец, старик, девушка, парень или ещё кто-то - не имело значения, все меркло перед ним, пока он заносил клинок для очередного удара. Он смотрит на женщину, прикрывающую девочку, цыкает и устремляет только что подобранные кровавые клинки в её сторону, как слышит мужской голос. В избу вбегает брюнет, направляя меч в сторону Торфина, скалится и что-то говорит, но парень уже не слышит, направляясь в сторону женщины с ребёнком - сначала избавится от них, чтобы потом, если что, не возвращаться. Вдруг прыгает в сторону, сразу метнув взгляд на мужчину. Рядом пролетает топор, совсем не задевая Торфина - он увернулся слишком быстро. Видя на лице смятение, быстро кидает клинки в сторону женщины, следом слыша истошный крик, с каждой секундой становившийся все тише и тише. Он не колебался - это его работа. Он должен, если хочет отомстить. Должен, если хочет продолжать жить, чтобы наконец вонзить клинок его отца в эту бледную шею. Он почти никогда не сомневался не думал о том том, что делал. Машет головой и хочет наконец расправиться с главной его проблемой, как замечает в углу небольшое детское тело, дрожащее от страха или холода - хотя, в этом случае, скорее всего, от того и того - приподнимает брови, замечая реакцию мужчины. Он бежит, прикрывая телом своего сына. Все его руки и ноги будто искупались в крови - настолько был потрепан в недавнем сражении с Торфином, но он старался уверенно держаться на ногах, чтобы спасти последнее, что у него осталось. Торфин увидел в его глазах..надежду? Пошатнулся на месте и часто заморгал, замечая, как его тело дрожит. -Не трогай моего сына, прошу, - мужчина бьёт себя кулаком в грудь, - он совсем мал, это единственное, что осталось. Парень замирает, совсем теряясь. Видит, как мальчик прячется за ногой отца, обнимая. Прикрывает глаза, вытирает слезы - все это напоминает Торфину день, который он пытался забыть. Хотел стереть со своей кожи ножом, выцарапать что-то другое, совсем новое воспоминание, лишь бы забыть то. Он хочет забыть ту боль и вину, съедавшую его изнутри. Он хотел воткнуть себе нож куда-то на подкорку сознания, чтобы больше не думать, не чувствовать. Мужчина, заметив смятение на чужом лице, быстро реагирует, хватает недалеко лежащий меч, который он выпустил из рук, метнув топор, направляет на Торфина и бежит, ударяя куда-то в ногу. Парня будто выдергивает из его мыслей, он не успевает среагировать и чувствует, как его плоть разрывает острое лезвие. Неглубоко - но довольно ощутимо, больно, много крови. Торфин рявкает, втыкая в чужую шею нож - слишком безрассудно поступил воин, накинувшись на вооружённого парнишку. Было это отчаяние или что-то другое? Торфин уже не думает, тяжело дышит, пока, хромая, бежит по снегу, оставляя след из крови. Стенки горла с каждым вздохом будто сильнее каменеют, превращаются в твёрдый лёд. Его взгляд мечется, ноги становятся ватными. -Отец! - маленькие руки тянутся к мужчине, но парня хватают, отталкивая. Он видит стрелы, торчащие из тела его отца, сглатывает ком в горле и кричит, - отец, прошу тебя! - слезы текут по щекам. Это он виноват в смерти родителя. Он защищал его, пытался не подставить под клинок. Торфин был виноват, чувствовал, что без него отец бы справился. -Отец, - выдыхает с хрипом Торфин, кашляя. Хромает на одну ногу - рана была не глубокая, но в таких условиях ощущалась, будто оторвали половину бедра. Сжимает зубы, заходя в реку - перебежать уже не сможет. Чувствует, как намокает его одежда, становится тяжелее. Торфин старается не думать. Старается не чувствовать. Опять вспоминает этот строгий взгляд карих глаз и стискивает клинки в руках. Он хотел кричать. Кричать настолько громко, чтобы можно было сорвать голос. Чтобы вообще потом всю жизнь молчать - слышать себя ему было противно. Даже если он умрёт, всем будет все равно. И ему тоже. Себя он ненавидит. Он опять думает. Позволяет себе, потому что думает, что умрёт. Мысль о мести правда помогает идти, но пыл не такой большой, как всегда. "Отец бы не хотел этого". Эти слова въедаются в него с каждым убийством, с каждой попыткой отомстить. Они пожирают изнутри, разрывая грудную клетку. Отец бы не простил - думает Торфин. Торфин смотрит исподлобья, даже не хмурится. Взгляд уставший и пустой, хотя перед врагом хочется выставить себя кем-то опасным. Не сегодня, не сейчас - он хочет хотя бы раз позволить себе слабость. Только один раз. -Завтра утром получишь желаемое, - бросает блондин, закидывая ногу на ногу, - ты себя пока подлатай, а то даже простой мальчишка сможет тебя убить, - наклоняется, - не говорю уже о себе. Торфин молча разворачивается и собирается уходить, как слышит едкие комментарии в свою сторону. Хмурится, сжимая клинок. Или ну эту слабость? Выдыхает, волоча за собой мокрую одежду. Хочет уйти вглубь леса, сесть под деревом и заснуть надолго - так устал от всего. От этих людей, от себя, этой жизни. Приподнимает брови. Ему правда хочется ощутить эти детские чувства - он принял это с большим сожалением ещё давно. Принял и забыл. Постарался, по крайней мере. Плюхается в заснеженные корни, вытягивая ногу, ноющую от жуткой боли. Для себя он решил, что, когда все заснут, он проберется в лагерь и хотя бы перевяжет рану, попробует высушить на остатках костра одежду. Он немного удивился, когда понял, что она мокрая - не замечал до этого момента, совсем провалился в свои мысли. -И долго ты будешь тут сидеть? - спрашивают негромко, но в лесной тишине это кажется громче крика Торкеля, затеявшего очередную драку. Торфин дёргается, хватает клинок и хочет встать, но шипит и вцепляется в ногу, падая обратно. -Почему не обработал? - спрашивают без эмоций, даже, скорее всего, не для интереса. А просто. Чтобы Торфин ещё помнил, что его могут видеть и слушать. Только напоминание, наверное, было с издевательством. Напоминание о том, что и чувствовать он тоже может. Стискивает зубы, не отвечает - думает, что будет игнорировать до последнего. Чувствует рядом чужое тепло, доселе незнакомое, понимает, что игнорировать вряд ли получится. Они молчат, сидя рядом друг с другом. Торфин не двигается - понимает, что вряд ли сейчас сможет выиграть. Да и пыл его утих после всех мыслей об отце. Простил бы ему это его отец? Смотрит на шрамы на руках, понимая, что не простил бы. Он сам себя прощать не хочет. После мести умереть во время боя - самое лучшее, что он может себе представить. И не потому что он найдёт кого-то сильнее. А потому что по-любому сам прыгнет под клинок или топор, раззадорит противника. -Торфин, - Аскеладд говорит совсем тихо, привлекая внимание парниши, - не задавай лишних вопросов, не пытайся вырваться или убить - хуже будет. Парень приподнимает брови и хочет как-то съязвить, но чувствует чужую крепкую хватку у себя на плечах, глупо моргает. В любой другой момент он мог бы дать отпор. Мог бы сразу убить или хотя бы попытаться. Возразить, оттолкнуть - хоть что-то! Все тело взывало к этому, когда душа требовала чего-то другого. Совсем забытого, совсем далёкого, чего-то из детства. Он смаргивает пару слез со своих глаз и льнет щекой к железным доспехам. Опять думает и действительно находит ответ в себе. Такой простой, но режущий больнее всего. Он позволит себе слабость один раз. Один раз обнимет в ответ - и не кого-то, а заклятого врага, понимающего тебя лучше, чем ты сам. Единственный раз позволит отпустить клинки куда-то в ноги. Он позволит показаться перед ним слабым - по щекам начинают течь слезы. Ему действительно этого не хватало? Его сильнее стискивают в объятиях, от чего он выдыхает. Совсем непривычно - да и привыкать точно к этому не надо. Но на какое-то мгновенье он будто снова оказался там. С отцом в Винланде. С его семьёй и друзьями. -Иди просушись, - бормочет Аскеладд, поднимаясь на ноги. Не смотрит в сторону парниши - понимает, что только смущать будет этим и без того сложного Торфина. Снег под ногами скрипит, блондин уходит в лагерь, оставляя его одного. -Плешивый, - хочет выругаться Торфин, но падает спиной на снег, смотря как сверху начинают падать снежинки. Выдыхает, видя в лунном свете этот пар изо рта. Отец бы простил, но вот он вряд ли сможет. Торфин не простит ни себя, ни Аскеладда за произошедшее. Он будет гнаться за этим, пока ноги не сотрёт - так для себя решил. Даже если ненависть и до конца уйдёт - не сможет простить. Хотя бы себя. Он смотрит за снежинками и вспоминает ту холодную зиму у себя на Родине. Погружается в воспоминания полностью. Позже он придёт в лагерь. Позже он обязательно найдёт не только угольки, но и дрова, спрятанные для него Аскеладдом. Найдёт и немного еды с какой-то сухой одеждой. Он обязательно направится ближе к сеновалу, чтобы попытаться заснуть, каждый час просыпаясь с криком от кошмаров, пока Аскеладд будет за ним издалека наблюдать. Он обязательно попытается опять убить его утром, попытается взять себя в руки, чтобы снова иметь возможность спокойно смотреть в эти голубые глаза - без надежды и боли, без сожаления. Торфин обязательно отправится с ним дальше, нога в ногу, чтобы следить за каждым действием врага. Обязательно, но не сейчас. Сейчас он просто хочет побыть слабым и улыбнуться от того мимолетного тепла, которое испытал недавно.