У озера

      Я сижу на траве, улыбаясь лучам вязкого солнца. Они липнут ко мне, словно рыбки-чистильщики, но это так приятно. Кожа загорает!.. Я смотрю на ныне бледную грудь, перевожу взгляд на плечи и вижу, как уверенно блестит на них бронзовый цвет. Чуть слышен шелест листвы неподалëку. Она, будто пытается разговорить меня, как девочка, что нетерпеливо шаркает ногой и жаждет ответов. Жужжат пчëлы, дополняя собой многоликий покой. Природа здесь нетороплива, но, может, оттого я и чувствую себя так уютно?.. В голову приходит мысль: «Нужно показать это место брату!». Мы видели много красивых миров, но этот...       Отправляюсь на поиски Эбардо. Но сначала отряхнусь от травы. «Как же тут всë-таки здорово!» — думаю я, поражëнно оглядываясь по сторонам и пробираясь через заросли деревьев. Идя вперёд, я сам не заметил, как лес впустил меня в свою чащу: большой и тëмный он шептал мне, предупреждал о чëм-то, хрустя своими длинными носами-ветками... Они были настойчивее, чем девочки-листья. Даже казалось, хотели укусить меня и рассмеяться, раскрываясь как злая ведьма. Или завыть голодными волками, жадно впитывая в себя детский страх... От таких мыслей я тревожно сглотнул, однако виду не подал (на случай, если лес и правда таит в себе голодных волков и злую ведьму) и молча ускорил шаг. Но момент страшной тишины закончился: я вышел на поляну, и всë вновь стало спокойно. Темнота была позади. Тут же на меня пролился тонкий свет, и я зажмурился. Кто-то стоял у воды. Моë любопытство было сильнее щурящихся глаз, поэтому я попытался угадать фигуру в первые же секунды. Такая же маленькая, как и я.       — Эбардо!       Я обрадовался, увидев брата здесь. Значит, уже исследует местную красоту! Скорее бы рассказать ему про то местечко!.. Эбардо почему-то застыл, не отзываясь на своë имя и не поворачиваясь ко мне лицом. Я не растерялся, уже зная, что мне нужно делать: подойти к нему и дотронуться, чтобы он «отмер», как в игре «замри — отомри»! Всë просто. Я медленно приблизился к нему, но моë внимание привлекли странные звуки. Что это? Я посмотрел под ноги и увидел, что источником этих звуков оказались плескающиеся в озерце утята. Вот это да! Я наблюдал за ними завороженно: они хлопали крыльями совсем как взрослые, но пищали, ещë недоросшие для кряканья.       — Откуда вы здесь, малыши? — дав волю нежности, спросил я. — Где ваша мама?       — Они одни, — прожурчал Эбардо.       Я было хотел что-то сказать, но невольно опустил взгляд на руки брата. В его пальцах барахтался кряхтящий утëнок. Он не прижимал нарочно, он сдавливал его, сминал, не давая двигаться. По ощущениям теперь я играл в «замри», изумлëнно глядя на Эбардо. Его пальцы клацали решëтками, сужая маленькую грудку, словно в попытках «схлопнуть» еë, как шарик. Моя собственная грудь начала вздыматься. В другой руке брат держал секатор. Я не понимал, что всë это значит и к чему ведëт. Утëнок едва мог дышать, и я, смотря на него, не мог дышать тоже. Он держал его долго, а потом обхватил секатором правую лапку. Я должен был что-то сделать, но, будто не мог отмереть. Никто не мог до меня дотронуться и сказать отмереть. Я вскликнул: «Прекрати!», думая, что это будет самый громкий и пронзительный крик на поляне, но это вышло беззвучно. Я не мог говорить. Брат тишину не слышал.       Короткий щëлк. Лапки нет. Лапка внизу, валяется. Теперь оторванная, как у плюшевого медведя, извергающего пух. И по руке Эбардо мелкой струйкой течëт кровь. Я понимал, что утëнок не мог разразиться плачем, но мне очень хотелось сделать это вместо него... Я неуклюже сдвинулся. Что-то развязало мне руки, и я повалил Эбардо. Навис над ним в попытках вырвать бедного утëнка из рук и понял, что трава в этом мире уже не была такой мягкой и мазала одежду. Толкаясь, брат брызнул в меня чужой кровью, и я отодвинулся. В этот же миг утëнок выпутался из «сетей», заметался и плюхнулся к другим, плавая уже с одной лапкой.       — Посмотри, ему даже времени не надо, чтобы привыкнуть без неë!       — Что ты такое говоришь?! Зачем ты вообще это сделал!       Я был способен кричать и кричал злостно, но мне было страшно. Не так, как в лесу. Это не голодные волки и злая ведьма. Страшно было по-другому.       Я чувствовал, что если задержусь хотя бы на немного, то не сдержу себя и замахнусь. Я не ударю, нет. Мы всë-таки братья. Хоть и он... Я поднялся и не в силах больше думать.. ринулся прочь. Эбардо бросил секатор.       — Подожди!       Меня не волновали длинные носы-ветки. Меня не волновали девочки-листья. Меня не волновал загар. Меня не волновало ничего, кроме как отгородиться от него, выставить тяжëлую стену между нами, но Эбардо нагонял меня. Я хотел переместиться, куда угодно, только переместиться, переждать. Ну, же, Искра, сработай!       — У тебя не всегда выходит, ты это знаешь! Не сбегай!       Я пробовал отчаянно, пытаясь переместиться раз за разом, но в этот раз ничего не получалось. Как Эбардо и сказал: не выходит. Я старался отдышаться.       — Эо, он же живой! — я не мог оставить то, что случилось. — Зачем?       — Он мог быть и мëртвым, но я хотел показать тебе, что живое создание даже при малейшем вторжении не поборется за свою жизнь. Оно бессильно! Ты сам видел, он как ни в чëм не бывало поплыл к своим — это просто жалко!       Меня проняло до мурашек.       — Но как же-       — Брат, если он не может за себя постоять, значит и этой жизни он не заслуживает.       О, Время... Что я слышу? Передо мной точно был тот самый Эбардо, которого я знаю? Эбардо, так во многом меня превосходящий? Эбардо, каким я восхищаюсь? Мой братик? Это непохоже на него. Совсем непохоже... Я знал, что не умею играть в догонялки и никогда не покажу то место брату, поэтому я сказал:       — Мне нужно побыть одному.       И я побрëл в никуда с всепоглощающими меня мыслями, а Эбардо остался стоять на одном месте и смотреть. Снова замер.

***

      — ...В конце-концов это был первый мир, который Эбардо разрушил, — подытоживает свой долгий рассказ Оракул.       — Подождите, но вы сказали, что разрушения уже начались позднее. Когда он стал пропадать и увидел.. что-то, что изменило его, — замечает несостыковку Лололошка.       — Верно, — соглашается Оракул, а после тяжело вздыхает. — В тот день он разрушил этот мир изнутри. Только для меня... А теперь уходи, я сказал всë. Мне больше не хочется слышать о моëм брате.       Мироходец понятливо кивает, оборачивается несколько раз перед тем, как окончательно покинуть Оракула, и уходит. С рассказом о случае у озера.