Осколки

      Проводи меня до дома. Пожалуйста. Наверное, я никогда это не скажу вслух, но, пожалуйста, моя девочка не с этой планеты, прочитай мои мысли.       Мы только вышли со льда. Вернее, мы уже далеко от ледового дворца. Но внутри таится такое ощущение, будто мы до сих пор там. Боль в ногах и терзает, и пьянит, а тело чувствует себя вчерашней лепёшкой. Можно было бы сказать лужей, но лужей оно себя ощущает и без катка. Но только рядом с тобой. Ни у кого другого так и не получилось сделать меня такой. А такой — это какой? Открытой? Глупой? Свободной? Или разбитой?       В голове утренний туман. Странно, на дворе давно вечер, тогда должны быть сумерки. Но думать о чем-то сейчас так не хочется. А мысли не то что лезут, они — черви, которые уже нашли норку, маленькую дырочку и скользят, скользят в голове. И медленно, и быстро, даже на массаж похоже немного. Утренний — потому что в голове до сих пор утро. Я не уверена, хотела ли я просыпаться этим утром, чтобы жить. Но меня никто особо не спрашивал. Одно я знаю точно — я проснулась ради той, кто идёт сейчас сбоку и как-то наивно поднимает взгляд в небо. Чего ты только не натерпелась. Сегодня я проснулась ради тебя. Чтобы тебе было легче. Чтобы тебе было не так больно. Чтобы ты, Камил, ещё верила, что мир не такой жестокий, как ты думаешь.       Мне так не хочется говорить, что именно сейчас, именно в этом моменте ты права. Что твоя темная головушка права. Но я сделаю все, чтобы ты увидела, что добро побеждает зло, а счастье существует. Я покажу это всё. Обещаю.       На улице так мало людей. Центр города, теплый апрельский вечер — и никого. Ты молчишь. Наверное, это правильно. Но я знаю, молчание тебя съедает. Я чувствую, как тебе больно внутри. И почему я не могу забрать эту боль всю себе? Ты начинаешь рассказывать мне что-то, очень тихо, интимно. Только для меня. Я слушаю тебя и почти не дышу — смысла будто нет. Я легко поднимаю руку и касаюсь только что родившихся пушистых листочков из взорвавшихся почек, некоторые из них до сих пор виднеются на отдельных ветках. Ты так же легко смеешься над моими действиями, а я как-то глупо улыбаюсь. Это так странно ласкает мне душу. Ты продолжаешь свой рассказ обо всём на этом свете, и мне так нравится, что я хочу его записать на диктофон. Но телефон в кармане — такое не записывают. Это не передать через видео или голосовое в Telergam, это нужно прожить и хранить это чувство всю жизнь, заботиться о его здравии и молиться за его благополучие. Кажется, что ничего подобного я больше не испытаю в этой жизни. Да и в следующих тоже.       Ветер бьёт тебе в лицо и легко развевает твои каштановые волосы, не собранные в хвост. Ты красивая. Впрочем, ты это и без меня прекрасно знаешь.       Мимо нас проносится человек сразу на 5 электросамокатах. Понятно, что он работник компании и просто везёт их заряжаться, но выглядит эта картина до боли забавно. Она даёт сил просто обращать внимание на мелочи вокруг. Наверное, если не зацикливаться на высоком и жить этими эпизодами по 20 минут какого-то случайного сериала из интернета, то можно где-то и счастье отыскать. Мы слишком много думаем. Прям как ты сейчас. — Не люблю этот парк. Я гуляла тут почти со всем Хрустальным. Сразу как-то неприятно, — ты произносишь в пустоту, которая никогда не станет слушать тебя. Стану слушать я. — Мы почти дошли до конца, Камил, — отвечаю я. И беру тебя за руку. Так спокойнее? Да. Возможно, это оправдание. А, возможно, и нет. Но ты сжимаешь мою руку сильнее, чем руки всех остальных. Я наблюдала. — Спасибо, Саш, — ты едва двигаешь губами, но я улавливаю это и без звука. Не за что, Ками, не за что.       Мне так хочется прошептать: «Всё будет хорошо». Но не время. Ты не поверишь мне. Самой бы мне себе поверить. Продолжай свой монолог с моими короткими репликами. Я лишь помогаю тебе распутать твой клубок в голове. Я вылавливаю, как рыбак, самых важных рыбешек из твоего моря, раскладываю их по полочкам, чтобы потом было проще достать. Когда ты смотришь на этих рыбок на полочках, тебе сразу становится понятно все в этом мире. Они тебя странным образом успокаивают. — Красивый мостик, — замечаешь ты и делаешь фото. — Выложу потом куда-нибудь. — Я здесь гуляла прошлым летом. Правда красиво.       В твоих темных глазах-осколках отражается московский закат, ватные комочки облаков и, кажется, вся моя жизнь. Белые блики играют в этих прекрасных глазах, драгоценных камнях, но не на прилавке магазина, а где-то в старинной коллекции чьей-то прабабушки. Ты так часто была на витрине магазинов, что для тебя это уже обыденность. Как же я рада, что это больше не так, что теперь ты живёшь для себя, а не для тех странных людей, которые всё просят и просят делать что-то невозможное. Ты, конечно, девочка с другой планеты, но и для тебя есть непреодолимые барьеры. Для того они в нашей жизни и существуют — чтобы ограничивать нас.       В твоих ушах, едва проглядывающих сквозь сеточку гладких, немного спутавшихся волос, наушники и твой плейлист (слушала бы его по ночам — места на телефоне не хватает), лишь бы перекрыть мысли и боль. Я понимаю и лишь крепче сжимаю твою руку. Ты снимаешь их. В тишине тоже есть свое спокойствие. Мы наконец-то достигли с тобой такого уровня взаимоотношений, когда комфортно в тишине. Конечно, тишина тоже должна быть подходящая. Но сейчас она именно такая, какая должна быть — не нагнетающая, не пустая, не звенящая, как после битых тарелок и дребезжащих пустых зелёных бутылок. Она приятно обволакивает внутренние органы и заставляет чувствовать на подсознательном уровне тепло. Вообще, что-то чувствовать. И ты чувствуешь это тоже. Наконец-то что-то чувствуешь. Я радуюсь. Правда. Хоть на моем лице и ноль эмоций. — Погоди, остановись. Ты фотографируешь меня. На моем лице написана смерть. Кажется, что она за моей спиной, ходит со своей длинной косой, в обветшалом одеянии, которое волочится своими концами по земле. Она ждёт. Она и за твоей спиной.       Ты крайне недовольна тем, что я не улыбаюсь. А я смеюсь твоей реакции. Это правда забавно. Ты не умеешь злиться. Ты притягиваешь мне свой телефон с фоткой: красные волосы небрежно собраны в пучок, под глазами характерные синяки, бледная кожа, мятая футболка и первая попавшаяся толстовка, которая явно не особо подходит для вечерних прогулок по городу. Удивительно, как их вообще ещё никто не узнал? Хотя, похоже, сейчас всем, прям как и им, всё равно. Лишь бы добраться до дома. Лишь бы жить.       Кажется, что сейчас мы не какие-то известные фигуристки, чемпионки мирового уровня, а обычные запутавшиеся подростки, которые засыпают с мыслями о смерти. Ведь это правда, истина, скрытая за успехом, который из них выбивали лет с десяти. Интересно, кого-то вообще волнуют наши чувства, наше состояние, наши обычные жизненные проблемы, абсолютно такие же, как и у других?       Интересно, сможем ли мы сами себе сказать в лицо: «Вот мы, Камила Валиева и Александра Трусова, обычные подростки, которых сломал этот мир»?       В моих, казалось бы, чистых глазах-изумрудах, переливающихся на ядовитом свете ламп ледовой арены, никогда не будет видно эмоций. Не будет видно чувств. Там лишь тьма этих фиолетовых ночей, мгла и пепел от потушенной сигареты. Там только светло-коричневые осколки разбитых пивных бутылок. Там белые вкрапления неведомо чего. Нет я не такая, я спортсменка, нам с тобой ничего нельзя. Я в душе такая.       Камила, нам ничего с тобой нельзя. Нельзя выбраться из этой клетки, нельзя сбежать из этой реальности. Нельзя чувствовать.       Пожалуйста, найди ключ к моему замку. Я устала биться в закрытую дверь изнутри.       В голове и одновременно ничего, и одновременно всё. И грустно, и радостно. Счастливая грусть. Стеклянные от слез глаза, глухая боль в сердце и светящееся, обжигающее счастье. Твое счастье. Гори, Ками, гори этим счастьем. Я знаю, у тебя всё будет хорошо, я знаю. Солнышко, ты только не сгори.       Ненавижу это всё. Ненавижу всех тех, кто убил в нас все живое. Ненавижу того, кто сделал тебе больно.

***

      Я люблю тебя.       Хочу сказать. Но будто боюсь. Я не хочу, чтобы это однажды стало ложью. Но сейчас это зелёная права, как свежая трава на газонах по дороге к моему дому. И я хочу ей с тобой поделиться. Я хочу, чтобы ты ответила мне тем же. Нет, я никогда не представляла нас как пару. Ну ладно, вру. Но я знаю, что это невозможно. Ты тоже это знаешь. Мне и не нужно больше отношений. Мне нужна ты рядом. Мне нужна ты, Ками, мне нужна подруга, которая всегда поймет и будет рядом. А ты стала чем-то за гранью слова «дружба». Мне кажется, в мире ещё не придумали этому определение. А даже если и придумали — мне всё равно. Ты стала моим светом. Светом во тьме моих глаз, фигурой в дыму от сигарет. Ты пришла тогда, когда я не ждала никого. Уже тогда я потеряла вообще какой-то смысл продолжать жить и идти вперёд. Да, Александра Трусова сдалась.       Мне было бы все равно, что бы написали в газетах. Да я бы всё равно не прочитала — мертвые не читают заголовки и статьи. Мертвых хоронят под слоем родной земли. Меня бы похоронили пол слоем пепла и осколков. И моих бесконечных мыслей.       Закат. Лилово-оранжевый. Месяц лениво нависает над редкими людьми и домами-прямоугольниками с бесконечными рядами зеркальных окон. Легкая пенка воздушных облаков. И мы. Мы — как будто часть всего прекрасного, что открывается сейчас перед всеми. Я всегда мечтала о таком: вечер, красивый закат, теплый ветерок, лёгкая усталость и самый близкий человек рядом. Ты всегда рядом, но и одновременно так далеко. Это мы вряд ли когда-то изменим. А нужно ли? Мы рядом всегда ментально — это заставляет нас просыпаться по утрам.       Туман рассеялся. И ты провожаешь меня до дома. Точно прочитала мои мысли.       Всё равно, что дома мне влетит от родителей за позднее возвращение. Всё равно, что я жутко устала. Во всех возможных формах. Всё равно на этот идиотский мир. Главное — это ты и этот момент. Поймать бы этот момент и не забыть. И хранить. Хранить в сердце. Хранить, пока не умру (не этой ночью).       Главное — жить. Ты справишься. Мы справимся с этим дерьмом вместе. Ведь, наверное, в этом и смысл нашего существования. А, впрочем, не нужно искать смыслы, лучше жить эпизодами сериала. И этот эпизод, я думаю, получил бы самые высокие рейтинги на стриминговых площадках. Я обнимаю тебя. Внутри чувство, что это последний раз. Я так боюсь тебя потерять. Я не знаю, чего ты боишься, но мне не нужно об этом знать. Если будет нужно, ты мне расскажешь. А я сделаю всё, чтобы ничего не случилось. Чтобы ты больше не боялась засыпать по вечерам. — Я люблю тебя, — и ты скрываешься в пустом кряхтящем автобусе. Ты опередила меня. Снова. Хотя ты все равно всё и так знаешь. Я тоже люблю тебя.       Больше ничего не надо.       Я прохожу к мосту и оборачиваюсь. Я всегда оборачиваюсь. А ты всегда смотришь мне вслед. Как и я тебе. Я смотрю на автобус. А через мутное окно виднеется сердечко.       Больше ничего не надо.       Только ты делаешь такой. А какой это — такой? Такой — это любимой.       Ведь мы обычные подростки. И точка.       И точка.       И многоточие, бесконечное многоточие, потому что за этой фразой — миллион смыслов, которые нам не стоит искать. Сегодня мы поживем эпизодом сериала.       Сегодня осколки внутри не делают больно. Но только сегодня. А завтра мне снова придется найти силы и причину, чтобы проснуться и жить.