Просто друг

***

      За окном бушевала настоящая январская вьюга. Сильный, пронизывающий до самых костей ветер страшно завывал, заставляя поплотнее задвинуть шторы и, завернувшись в плед, смотреть какой-нибудь сериал по телевизору. Было слышно противный скрип веток и заунывное гудение проводов. Стрелки настенных часов уже перевалили за девять вечера, те, кто не работал в ночную смену, уже давно сидели в своих домах и готовились ко сну, или же просто отдыхали, проводили время со своими детьми и близкими. В жёлтом свете уличных фонарей время от времени мелькали силуэты людей, спешащих спрятаться от холода в своих домах, ну или в местах, которые они считали своим домом.       В одном из небольших кабинетов по-прежнему горел яркий белый свет. Экран компьютера тоже светился, но чуть отдавал голубизной. Глаза от этого света, да и просто от усталости уже давно начали слипаться. Широко зевнув, Германия наконец-то выключил ноутбук и, встав из-за стола, неспешно побрёл к выходу из помещения. Ноги уже не слушались, а тело настойчиво требовало отдых. Но, не обращая внимания на эту ноющую боль в конечностях, немец продолжил идти вперёд, ни о чём конкретно не думая. Зачем спешить, если дома никто не ждёт? Если твоя квартира для тебя не является тем местом, куда хотелось бы возвращаться? Нет, в ней было тихо, спокойно и чисто, но очень одиноко и пусто… Зачем возвращаться в пустоту, которая начинает тебя угнетать? У людей есть семья, друзья, дети и просто любимые люди, с которыми можно встретиться и поговорить, да даже просто позвонить. А воплощениям нельзя привязываться к кому-то, нельзя чувствовать любовь. Ты всегда чувствуешь то, что чувствует твой народ, но, к сожалению, свои собственные чувства при этом никогда не угасали, однако ты, будь добр, подавляй их, ведь не ровен час, и вы с любимым воплощением окажитесь по разные стороны баррикад. Будет больно, поэтому лучше не любить, лучше быть чёрствым, лучше не чувствовать боль.       Из этих не самых радужных мыслей Германа выдернул тихий и до боли знакомый голос:       — Опять работаешь допоздна? — ФРГ остановился и, обернувшись, немного улыбнулся. Ваня, устало выдохнув, улыбнулся в ответ. Каждый прекрасно понимал, что напротив него стоит тот, ради которого придётся чувствовать боль. По телу разливалось приятное и поистине домашнее тепло, хотелось просто обнять, прижаться и, изредка целуя, что-то рассказывать. Совершенно неважно что, так делают люди, так они проводят свободное время.       — Как видишь. — Шварценберг знает, что Россия злится, очень злится. Но эта злость никакой роли не сыграет. Германия тоже частенько высказывает недовольство по поводу поведения Кудрявцева. Он часто сидит допоздна в интернете, смотря очередной сериал. Благо, это происходит нечасто, и за его здоровьем время от времени следит сестра. У Ивана хотя бы есть близкий человек, не союзник, не торговый партнёр, а именно близкий и родной человек. Беларусь — хорошая девушка, она добрая, со своим характером, и может позаботиться о других. Федеративная Республика часто корил себя и своё сердце, что оно ничего к ней не чувствует, так ведь было бы проще, по крайней мере, он был бы нормальный, обычный. И у него, может, был бы шанс, а так… Мозг отчётливо понимал, что с Россией у него шансов не будет. Они просто друзья, хорошие друзья. Но РФ, несмотря на свою дружбу со страной, входящей в Европейский Союз, не обязан менять своё мнение по поводу людей с гомосексуальной ориентацией. Благо, он относился к ним чуть лояльней, чем его граждане. Но признаваться своему другу ФРГ не спешил, да и, честно сказать, не собирался. Мало ли как он отреагирует.       — Я скоро у тебя в квартире поселюсь, буду следить за тобой. — голос у России звучит в тишине коридора успокаивающе, создавая уют. Герман из раза в раз признавался самому себе, что он готов слушать этот голос вечно. Этот голос у него уже давно стал ассоциироваться с родным человеком, который ему дорог. Первое время Герман считал, что русский с ним добр исключительно из-за хороших воспоминаний, связанных с ГДР. Они ведь с ФРГ были близнецами, может Российская Федерация скучал по своей приёмной сестрёнке, вот и видел её лицо и повадки в немце. Но в какой-то момент Герману стало всё равно на правду, пусть будет как будет, ему не достаёт тепла, и он хочет его получать, даже если оно адресовано другому человеку.       — А сам почему не дома? — поинтересовался немец. Ваня же прикрыл глаза и положил руку на плечо друга, слегка сжав ткань куртки.       — Решил закончить все дела заранее и завтра свалить пораньше. — пояснил славянин. Немец же слабо кивнул и, осторожно выдохнув, положил свою руку на руку России, всё ещё покоившуюся на его плече. — с тобой точно всё хорошо? Ты какой-то уставший.       — Просто… — Шварценберг прикрыл глаза. — погода так влияет.       — А что с погодой? По мне так она прекрасная! — воодушевлённо сказал русский. — эх, сейчас бы в снежки поиграть… — Герман усмехнулся, в России всегда жил какой-то маленький и непоседливый ребёнок, который даже во взрослом возрасте просился играть. Что ж, это даже хорошо, что детство из РФ окончательно не ушло, и он не стал скучным взрослым. Точнее, может, и стал, но не до конца. Всё же у них выбора нет, их судьба была предопределена после появления на свет. В идеале они должны были сразу рождаться осознанными существами, а не детьми. Но природа решила иначе. Зато, в теории, они могли общаться со своим народом, чтобы в будущем лучше понимать и чувствовать граждан.       «Но лучше бы я ничего не чувствовал…»       — Если хочешь… — начал тихо Герман.       — Я тебя просто обожаю… — также негромко проговорил славянин и, поправив шапку, схватил немца за руку и потащил к выходу из здания.       Стоило выйти на улицу, как в лицо тут же ударил холодный ветер, заставляя поёжиться, будто тысячи маленьких иголок впились в нежную кожу щёк.       — Постой-ка, — неожиданно остановился Иван, снимая с себя шарф, — вот, чтобы ты не замёрз. — бежевая полоска шерстяной ткани в ту же секунду оказалась на шее у немца. На удивление, стало только лучше, теплее. Шарф сам по себе приятно пах каким-то одеколоном и, наверное, естественным запахом РФ.       — Но я…       — Без твоих «но». Я планирую тебя в снегу повалять, а это, — он указал на элемент гардероба, — чтобы потом не жаловался, что вот, заболел. И ты ведь как упрямый баран снова припрёшься на работу… — Федерация нахмурился, в его понимании это была своеобразная забота о любимом человеке. Хах, любимом… Забавно, что этот «любимый» де-факто не являлся человеком, так ещё и был мужского пола. Россия много раз пытался «выключить» симпатию к этому немцу, но сердце каждый раз начинало радостно биться, стоило его увидеть в бесконечных коридорах или даже просто на улице. Германия был красивым. Таким высоким и подтянутым, несмотря на по большей части сидячий образ жизни. А ещё у него были мягкие волосы, которые приятно пахли каким-то шампунем. И нежные-нежные руки… Когда Кудрявцев осознал, что искренне хочет, чтобы эти руки его чаще касались, обнимали и, может даже, гладили по голове, он понял. Он понял одну простую вещь — он пропал. Его сердце дало сбой. Нет, он не должен был… Из этого потока самобичевания его вывело негромкое:       — Geht es dir gut? — парень усмехнулся, нет, не хорошо. Но сейчас будет.       — Побежали! — снег был такой пушистый и мягкий-мягкий, что невольно оба вспомнили детство. Хоть и не часто, но до войны они виделись и даже играли вместе. А потом… А потом Герман предпочёл не вспоминать этого весёлого и непоседливого мальчишку, который воровал ради него с кухни леденцы. Тем более, что у него теперь был новый опекун — США. Де-факто, конечно, за ним часто присматривал Швейцария. Без корыстных побуждений, просто привязался он к мальчику, да и ФРГ сам был благодарен швейцарцу за заботу. Уже бывший РСФСР тоже старался не вспоминать этого милого и весёлого голубоглазого немца. Только вот его сестра Теодора внешне очень напоминала своего брата, что было логично, но все же не до такой степени. А потом… А потом она умерла, и плохо было обоим, и ФРГ, и РФ. В тот день они оба плакали. Тогда оба парня встретились втайне ото всех, просто чтобы погрустить. За всё то время вместе Россия стал считать её фактически сестрой и корил себя из-за смерти ничуть не меньше, чем Герман.       — Эй! Так нечестно! — крикнул Германия. Русский же без зазрения совести, радостно хохоча, повалил Германию прямиком в сугроб, наседая сверху. «Er ist wunderschön…» В жёлтом свете фонарей кружились снежинки, оседая на шапке и куртке России, его щёки уже раскраснелись, а сам он лишь смеялся. Как в детстве. Ради такого можно и в снегу поваляться. В голове немца помимо всего прочего отчётливо появилось желание поцеловать его. Снова. Снова это желание появилось… Дело плохо… Такими темпами Росс может что-то заподозрить. Вдруг поймёт, что его друг любит совсем не женщин… Вдруг больше никогда с ним не заговорит вне работы…       «Вдруг я потеряю всё из-за своих чувств?»       — Честно-честно! — Кудрявцев всё ещё находился сверху, вдавливая немца в снег.       — Ты слишком тяжёлый! — внезапно славянин приподнялся на руках и перекатился на бок. Детская весёлость вмиг ушла, освобождая место чувству вины.       — Прости… — Росс поник, уставившись куда-то вниз. Герман же лишь вздохнул и, пододвинувшись поближе, обнял друга.       — Не извиняйся, со мной всё хорошо, это просто ребячество. — Ваня с благодарностью улыбнулся и прикрыл глаза. Так они и просидели в молчании несколько минут, белые снежинки оседали на их одежде, оставляя кое-где маленькие мокрые следы.       — Ну что, по домам? — первым решился нарушить тишину Росс, поднявшись на ноги.       — До завтра тогда. — как-то неуверенно произнёс Шварценберг, что странно, ведь завтра практически со стопроцентной вероятностью они встретятся. В коридоре, в кабинете, в зале собраний, на парковке, да хоть у кофемашины, но они встретятся. Пусть пересекутся взглядами, пусть просто издали кивнут друг другу. Им этого должно хватить.       Нет.       К сожалению, не хватает.       Герман уже жить не может без внезапных приходов России в его кабинет, славянин будто бы был глотком свежего воздуха в этом затхлом месте. К работе немец выгорал часто, его спасал исключительно этот русский. А Ванька уже не может жить без мягких рук Германа (скорее даже «Герочки»), которые нежно и аккуратно перебирают пряди у него на голове, когда он кладёт голову другу на колени и просто что-то рассказывает. Нежность в последнее время дарил исключительно этот немец.       Конечно, оба пробовали себя в отношениях с простыми девушками (Герман пару раз пробовал с парнями), но как-то не складывалось. Неизвестно почему, но ничего не клеилось, от чего становилось только хуже. Как можно всего в двадцать четыре часа уместить сон, бытовые дела, работу, встречи с дамой сердца и обязательные встречи с другом детства? Тут-то и оказывалось, что, несмотря ни на что, время друг для друга они выкраивали. Привязанность была сильнее, видимо, чем к так называемой «даме сердца».       «Я тебя люблю!» — буквально кричало сердце, давя на рёбра изнутри.       — До завтра и, Гер, постарайся выспаться, — Иван поправил шапку немца, съехавшую набок, — хорошо?       — Постараюсь. — улыбнулся Германия. — и тебе хорошо отдохнуть. — далее последовали дружеские короткие, но не менее чувственные объятия, и парни разошлись по разные стороны.       «Может снова пригласить Германа на ночёвку?» — промелькнула идея в голове у РФ, пока тот заводил двигатель авто. Что ж, можно предложить потом, если, конечно, Германия не поселится в офисе.       Дорога до дома заняла, к счастью, не так уж и много времени, чтобы Росс успел погрузиться в тягостные думы, связанные с прошлым и настоящим. Вот почему все всегда заставляют тебя думать, размышлять, анализировать? Почему все вокруг требуют от тебя постоянной мыслительной деятельности? Думай, что скажешь тому или иному человеку, стране. И нельзя ударить в грязь лицом.       Всё же быть воплощением ужасно.       Уже от одной причины хотелось убежать далеко-далеко. Чувства. Почему нельзя влюбляться? Ну, как нельзя… Запрет на эмоции только устный, да и то, его часто игнорировали. Как минимум конфликты, когда каждый считал своим долгом покрыть оппонента трёхэтажным матом, были обыденностью. А вот отношения видите ли должны скрываться так, как пиратское золото — за тридевять земель на необитаемом острове, который ещё до кучи окружён ядовитыми рыбами. Россия прекрасно знал, что на публике нельзя проявлять чувства к партнёру, даже если о ваших отношениях все давным-давно знают. Эта двуличность раздражала. Везёт же этому Джеймсу: даже если кто-то и догадывается, что у него присутствует пусть не «любовь всей жизни», а сексуальный партнёр в лице канадца, то этому американцу ничто не грозило по-любому. На его «слабость» в виде любви и близости все смотрели сквозь пальцы, но тут скорее Великобритания постарался, а впрочем, инцест — дело семейное, не России туда лезть.       Окончательно русский пришёл в себя только у двери своей квартиры. Под потолком горела тусклая лампочка, освещая лестничную клетку желтоватым светом. Лифт, захлопнув свои двери, со скрежетом поехал вниз. Все эти приевшиеся звуки усыпляли, мозг расслабился. Тут-то никто его лично не потревожит. Тут его знают не как воплощение страны, занимающей первое место в мире по площади, а как обычного человека, который рано утром уезжает на работу, а поздно вечером возвращается назад.       Тут он обычный.       В квартире было темно и тихо, лишь настенные часы нарушали покой, отбивая свой ритм. Заперев дверь и стянув с себя уличную одежду и обувь, Ваня щёлкнул выключателем и поплёлся вглубь квартиры. Сегодня он просто умоется и ляжет, не было желания залезать в интернет, смотреть сериалы или просто читать. Сейчас его мозг и тело активно требовали одного — полного отключения. Плеснув на лицо холодную воду дабы хоть на пару секунд взбодриться, — а то парень так бы и уснул, стоя перед раковиной, — РФ уставился на себя в зеркало. М-да, мешки под глазами стали больше. Нужен отдых. Желательно от мыслей, а не от работы.       Плюхнувшись на кровать, Кудрявцев завернулся в одеяло, как в кокон, и закрыл глаза. Разум сразу же провалился в небытие.

***

      — Бухгалтер, милый мой бухгалтер! — дверь в кабинет ФРГ с громким звуком захлопнулась. — вот он какой, такой простой! Бухгалтер, милый мой бухгалтер, — с счастливой улыбкой до ушей РФ в пару шагов преодолел расстояние от входа до стола, где сейчас «восседала» — скорее устало полулежала, откинувшись на мягкую спинку стула — одна из главных стран Евросоюза.       — И тебе доброе утро, Ванечка. — усмехнулся немец, с нежностью смотря на друга.       — А счастье будет, если есть в душе покой… — плюхнувшись на стул, стоящий напротив немца, русский подпер голову рукой. — сегодня поистине ужасный день.       — С этим я, к сожалению, согласен… — пробубнил Германия, вновь переключая своё внимание на экран компьютера. Драматично вздохнув, Россия взял небольшой кусочек бумажки, где, видимо, был список покупок.       — Не возражаешь?       — Валяй, можешь заодно ещё сжечь эту макулатуру? — устало прикрыв глаза, Герман указал рукой на кипу бумаг, справа от себя.       — Неплохо бы, эх… Сейчас бы за город, шашлыки пожарить или картошечку на углях…       — Не провоцируй, я, между прочим, не завтракал. — недовольно пробурчал немец, чуть сощурив глаза.       — Тогда, Герр Шварценберг, — Россия поднялся со своего места и, обойдя стол, практически навис над немцем, смотря сверху вниз, — предлагаю вам культурно свалить в ближайшую кафешку прямо сейчас, не дожидаясь обеда. — сохранив документ, Герман закрыл крышку ноутбука и непонимающим взглядом уставился на РФ.       — Прямо… Сейчас?       — Естественно. — Россия всем своим выражением лица как бы говорил: «Поверь, всё будет хо-ро-шо. Никто нас не засечёт!»       — Ну, если только…       — Хоть на руках тебя отнесу!       — …нас никто не заметит. — усмехнулся Герман. — я не твоя любовь всей жизни, чтобы меня на руках носить.       «А вдруг любовь?»       Россия чуть покраснел и хихикнул.       — Ну хорошо, хорошо, я тебя понял. Все вопросы беру на себя.       — Dann geht das Mittagessen auf mich. — произнёс ФРГ, беря с вешалки пальто. Осень как назло выдалась довольно дождливой, так что неплохо бы ещё прихватить с собой зонтик.       — А с чего это платишь ты? Приглашаю я, значит я и плачу.       — Я могу сам за себя заплатить, необязательно кормить меня за свой счёт. — Россия на это заявление лишь хихикнул. Сам он решил не брать свою верхнюю одежду, а добежать так, ибо тащиться на несколько этажей вверх ради одного несчастного пальто, ей-Богу, не хотелось. Хорошо хоть само кафе находилось буквально через дорогу.       Холодные мелкие капли негромко стучали по крышам зданий. Тёмно-серые облака упорно заволакивали небо, не давая ни единому солнечному лучику пробиться сквозь. Что ж, сегодня синоптики обещали ливень около полудня.       — Ты точно не замёрзнешь? — поинтересовался немец. Идущий же рядом Росс лишь махнул рукой, перепрыгнув через небольшую лужу.       — Да забей, мы, считай, уже у цели. — улыбнулся он, хватая дверную ручку. В самом кафе было довольно тепло и уютно, впрочем, сейчас было бы уютно везде, где есть крыша и сухо. Интерьер был выполнен в нежных светло-кремовых тонах, пол выложен шестигранной плиткой, а на подоконниках стояли небольшие горшочки с какими-то цветами.       — Also, was wirst du essen?       — Просто комплексный обед возьму, он тут вкусный, а ты что хочешь? — ФРГ лишь пожал плечами, осматривая меню. По правде, всё выглядело вкусно. В итоге, заказав себе порцию панкейков со сладким повидлом, Герман уставился в окно, наблюдая как быстро стекают капли.       — Кстати, Гер, ты сегодня пойдёшь в зал? — немец слабо кивнул, переводя взгляд на друга. Удивительно, но около двух или более лет они даже не догадывались, что оба ходили в один и тот же спортивный зал. Как-то ни разу не пересеклись, а в один летний вечер ФРГ увидел рядом с ресепшеном знакомую высокую фигуру. «Так это круто!» — подумал он тогда, радостно помахав другу. Иван его увидел и со смешанным удивлением и радостью стал обо всём расспрашивать. Как давно он ходит сюда, как часто ходит, почему же они раньше не пересекались?       Случайность.       Всё в этом мире случайно.       После этого они стали ходить вместе в спортзал. Оба стали подстраиваться под удобное для них время. Эдакая парочка друзей, которую постоянные посетители частенько видели вечерами после работы.       — Ну что, сейчас поплаваем и в сауну сходим на полчасика. — с улыбкой произнёс парень, хлопнув друга по плечу. Германия улыбнулся и кивнул. Всё же хорошо общаться вне работы как обычные люди. Выбрав шкафчики, расположенные друг напротив друга, они стали переодеваться, параллельно болтая о чём-то обыденном.       — Bist du da drin fertig? — поинтересовался немец, развернувшись к славянину, тот же стоял к парню спиной, складывая вещи в шкафчик. Поджав губы, Германия уставился на спину Росса. В целом, всё телосложение славянина можно было описать как «спортивное», и как, то, которое нравится девушкам. Нет, сам ФРГ от отсутствия женского внимания отнюдь не страдал, просто как-то раньше он не пялился на спину своего друга.       Пялился?       — Да всё, всё, пойдём. — само плавание проходило практически так же, как и всегда. Разве что немец чаще бросал взгляды на своего друга, да и тот, похоже, тоже смотрел чуть чаще и чуть дольше, чем это было положено.       А положено ли вообще?       — Ух, ну хотя бы здесь не жарко. — радостно произнёс Росс.       — Да уж… — Герман натянул плавательные очки на лоб. — планируешь куда-то сходить в выходные?       — Да не знаю пока, было бы неплохо съездить в Турцию или в Египет на пару недель, отдохнуть и позагорать.       — Das ist keine schlechte Idee, vielleicht können wir ja mal zusammen hingehen. — не подумав, произнёс ФРГ, но парень даже не успел смутиться от своего же искреннего ответа, как Ваня лишь кивнул.       — Да, было бы неплохо. — спустя полчаса друзья направились в душевую.       Он красивый…       Вот так стоять и абсолютно легально смотреть на своего обнажённого друга… ФРГ в такие моменты всегда краснел, сам не зная почему. С чего бы ему стеснятся другого парня? В сауне стало ещё хуже: мало того, что было очень много людей, и друзьям пришлось буквально впритык к друг другу сесть, так ещё и жарко. Румянец на щеках не хотел сходить, да и Росс тоже покраснел, но скорее всего из-за жары.       Россу нравились девушки.       А Герман жалел, что он не девушка.       — Эй, Герман? Geht es dir gut? — Росс даже перешёл на немецкий и щёлкнул пальцами рядом с носом ФРГ.       — А… Да… Я здесь. — парень помотал головой и вновь вернулся в реальность, в которой он сейчас должен был поесть, ибо заказ уже принесли.       Трапеза прошла без эксцессов, пару раз парни перекидывались фразами, да и всё. Им просто нравилась компания друг друга, им необязательно говорить.       — Пойдём? — когда все блюда были съедены, воплощения оплатили счёт и неспешно пошли обратно в сторону здания их работы. Ливень закончился, и дороги вновь покрылись лужами. Небо было все таким же мрачным, нависшие тёмно-серые облака готовы были вновь разразиться ливнем.       — Ну так что, вечером встретимся в зале?       — Да, как обычно, в семь. — негромко сказал Герман, натягивая капюшон. Вдруг их кто-то увидит из окна? Вдруг будут расспросы? Проблемы?       У парней были проблемы, и имена им были: чувства.       — Иди сюда. — Россия потянул Германию за руку и потащил в сторону широкого и высокого дуба, листва которого уже практически опала, лишь десяток красных и жёлтых листьев держались на ветках. По бокам от дерева были небольшие голые кусты. — дай я тебя обниму наконец-то… — немец счастливо улыбнулся и сам подался вперёд, заключая в объятия своего друга. Да, нужно было это сделать прямо сейчас. Не в относительно безопасном кабинете или квартире, а именно здесь.       «У нас просто эмоциональная привязанность.»       Именно так они будут оправдываться, если что. «Надеюсь, это «если что» не наступит никогда» — подумал тогда РФ, положив голову на плечо немца, вдыхая запах какого-то дорогого одеколона.       — Пойдём… Нам пора. — Германия краем глаза заметил, как некоторые сотрудники стали выходить из здания на обед. Им тогда нужно возвращаться, чтобы никто не заметил их отсутствия.

***

      — Ich bin wieder da… — негромко произнёс ФРГ себе под нос, перешагивая порог квартиры. Конечно, он знал, что ему не ответят, скорее немец просто озвучил мысли, не более. Помыв руки, хозяин квартиры плюхнулся на диван, кровать разбирать не хотелось, ибо лень Германа не щадила последние дни. Неплохо было бы что-то сготовить, но, опять же, тушу свою Герман бы не поднял, а телепатически готовить он, увы, не научился. Ладно хоть сил хватило на то, чтобы снять одежду и накинуть сверху спальную рубашку.       Мысли все текли как-то вяло и неохотно, всё сводилось к каким-то базовым идеям из разряда: нужно не забыть зайти завтра в магазин за мясом, а то в холодильнике немного осталось. Или же нужно забрать заказ, который пришёл ещё вчера, а руки — и ноги, — не дошли его забрать. И прочее, прочее, прочее. Слегка прикрыв уставшие красные глаза, Гера перевернулся на бок, задрёмывая. Мозг, как назло, вместо красочных снов подкидывал лишь воспоминания из жизни. К счастью, воспоминания не были грустными. Одна картинка сменяла другую. Вот он, будучи ещё маленьким мальчиком, весело бегал по узким улочкам центра города. Тогда был какой-то праздник, отовсюду играла весёлая и громкая музыка, между домами были натянуты лески с разноцветными флажками.       — Du wirst mich nie einholen! — задорно хохоча, мимо пробежала ГДР. Германия улыбнулся, смотря ей вслед.       — Oh, Sonnenschein, warte auf Papa! Ich kann nicht mit dir mithalten! — улыбка как-то быстро стёрлась с лица. Не к добру это… Обычно, когда отец или кто угодно из его родни случайно появлялся во снах, то, как правило, жди беды, ибо сразу же на следующую ночь они появятся вновь. В виде кошмара, правда. С одинаковым сценарием: Германия оказывался в пустой комнате примерно три на три метра, где не было ни окон, ни дверей, а на полу будто провели чёткую ярко-белую линию. И сколько бы Герман ни пытался, он не мог перешагнуть её, также как и родственники — вернее сказать, только один родственник — из мира мёртвых. Было ужасно страшно видеть размытый силуэт в нацистской форме и слышать этот голос… Он его звал. Он будто пытался наладить с Германом связь. ФРГ слышал голос отца сквозь призму помех и каких-то непонятных звуков на фоне, напоминающих треск.       — Deutschland! Hört ihr mich?! — нет, он не хочет его слышать. Фридрих Шварценберг давно мёртв, а это всего лишь галлюцинации его больного разума.       — Hau ab! Bitte geh weg! — но Рейх его никогда не слышал, ФРГ из раза в раз кричал в пустоту и, забившись в дальний угол комнаты, всегда сжимался в клубочек и ждал. Благо, такие кошмары длились недолго, около двадцати минут.       — Herman, mein kleiner Rochen, warum bist du auf? Ist etwas nicht in Ordnung? — парень вздрогнул и обернулся. Сейчас его папа был не страшный, нормальный. «Aber nur äußerlich, im Herzen ist er ein Ungeheuer.» — подумал немец, как вдруг отец присел на корточки напротив мальчика и, мягко улыбнувшись, произнёс:       — Deutschland, hört ihr mich? — тут немец резко проснулся, подскочив на кровати. Сердце бешено колотилось в грудной клетке, а на висках образовались мелкие капельки пота.       — Чёрт… — медленно вдохнув и выдохнув, немец лёг обратно на кровать и, зажмурив глаза, повернулся на другой бок, вновь погружаясь в царство Морфея.

***

      — Du bist schön wie ein Diamant… — Россия пел на немецком всегда очень мягко, нежно, растягивая гласные. Германия же сидел напротив и смотрел на это прекрасное лицо, слушая чарующий голос. Где-то на фоне слышались пьяные голоса и чоканье бокалов. В этом баре на окраине города двое друзей сидели в тёмном углу за маленьким столом на двоих. Алкоголь, еда, тепло и всё, всё сразу стало хорошо. Будто нет и не было проблем, переживаний, будто они просто люди, не воплощения стран. И, о счастье, у них были только свои чувства.       — Не хочешь потанцевать? Сейчас как раз должны включить музыку какую-нибудь… — лениво протянул Германия, подперев щёку рукой. Голова уже отказывалась держаться на шее самостоятельно, всё норовя свалиться на стол. Кудрявцев кивнул, отодвигая бутылку с алкоголем в сторону.       — И ты даже не посмотришь на то, что я парень? — поинтересовался Герман, но чуть тише. Сейчас пьяный разум был более свободным.       — В смысле? — непонимающе посмотрел на друга славянин.— а ты мне предлагаешь со стулом потанцевать? — усмехнулся Федерация.       — Мало ли, может у тебя девушка есть, а я тут тебя в бар затащил, — Гера повернулся, осматривая толпу, — где, между прочим, есть довольно привлекательные фройляйн. — на это заявление Россия лишь засмеялся, громко и заливисто, от чего и без того розоватое лицо покраснело ещё больше.       — Гер, у меня уже полгода как нет девушки… — с толикой грусти сказал Иван, смахнув с уголков глаз слезу.       — So ist das… Vielleicht sollten Sie versuchen, Ihre Beziehung wieder aufzubauen? — в глубине души ФРГ прекрасно понимал, что свою кандидатуру в качестве «девушки» для Росса ему точно предлагать не стоит. Алкоголь алкоголем, а терять друга он не хотел.       — Не, не стоит, Гер, я сам как-нибудь справлюсь. — немец кивнул и, встав, протянул руку русскому, диджей как раз включил музыку.

So if we all come together, we know what to do:

И если мы собираемся вместе — то знаем, чем заняться:

We all come together just to sing we love you!

Мы собираемся все вместе, чтобы петь о любви к тебе!

And if we all come together, we know what to do:

И если мы собираемся вместе — то знаем, чем заняться:

We all come together just for you!

Мы собираемся все вместе только ради тебя!

      — Ну хорошо-хорошо… — Россия поднялся и, сделав выпад вперёд, фактически повис на немце, уткнувшись носом куда-то ему в шею. Да уж, даже заводная музыка не была, видимо, способна взбодрить его.       — Эй! Давай просыпайся!       — Да-да… Сейчас…

Racing all around the seven seas,

Бороздят Мировой океан,

Chasing all the girls and making robberies,

Преследуют девчонок и совершают грабежи,

Causing panic everywhere they go,

Сеют панику — куда бы не пришли,

Party-hardy on Titanic!

Тусят на Титанике!

      — Wir sind Seeräuber! Los, kommt! Fünfzehn Männer und eine Leichentruhe! — посмеялся немец, таки приведя друга в вертикальное положение.       — Да… И бутылка рома! — усмехнулся Росс. — И пар… И женщины.       — И женщины. Может тебя всё же с кем-то познакомить?       — Нет, нет и ещё раз нет… — Россия отрицательно помотал головой, — не надо.       — Тогда давай веселись!

Sailing, sailing, jumping off the railing,

Дрейфуем, дрейфуем, носимся по реям,

Drinking, drinking, 'till the ship is sinking,

Пьянствуем, пьянствуем, пока корабль тонет,

Gambling, stealing, lots of sex-appealing!

Карты, кражи, тонна привлекательности!

Come, let us sing the sailor-song!

Давайте-ка споём пиратскую песенку!

      — Ваня?.. — кое-как подняв взгляд на своего немецкого друга, славянин уставился на него. Будто бы в душу смотрел. Сейчас светло-голубые глаза потемнели, а зрачки немного расширились.       — Что?.. — немного развернув друга, Россия неожиданно прижал его к стене, продолжая так пялиться.       — Что ты делаешь?       — Ничего… — встав практически вплотную, Росс сжал ткань одежды на плечах немца, чуть наклонившись. — ты… Знаешь, я раньше не замечал, но ты…

So if we all come together, we know what to do:

И если мы собираемся вместе — то знаем, чем заняться:

We all come together just to sing we love you!

Мы собираемся все вместе, чтобы петь о любви к тебе!

And if we all come together, we know what to do:

И если мы собираемся вместе — то знаем, чем заняться:

We all come together just for you!

Мы собираемся все вместе только ради тебя!

      «Sag mir, dass du mich verdammt noch mal liebst!»       — Что «я»? Что я мужчина? — нервно усмехнулся Герман, уставившись на русского в ответ.       — Не только… Знаешь, ты очень красивый…       «Oh, mein Gott! Ich träume doch nicht, oder? Das ist kein Traum?..»       «Я боюсь тебе признаться, мне стольких усилий стоит сдерживаться, чтобы тебя сейчас и здесь не поцеловать…»       — Ross, wir werden beobachtet… — Шварценберг неловко поёжился, осторожно уперевшись руками в грудь друга, намереваясь отодвинуть его.       — Мы ничего такого не делаем… — уже на грани слышимость проговорил Росс, ибо громкость музыки ничуть не желала утихать.       — Die Leute könnten denken, dass du schwul bist… — обеспокоенно пролепетал немец, чуть сжав ткань одежды русского.       — Aber ich bin nicht schwul. Ich bin nur… — Россия в тот момент и сам не знал, что хотел сказать. А музыка лишь продолжала играть.

Sailorman, you really turn me on!

Морячок, а ты меня и правда заводишь!

Now the guys are gone, come let us get it on!

Теперь, когда ребята ушли, — давайте повеселимся!

Girls like me are pretty hard to find,

Девушек вроде меня довольно трудно найти,

So if you go, I'll kick your heine!

Так что, если надумаешь бежать — я надеру тебе зад!

      «Я тебя люблю»       «Я тебя тоже люблю, глупый русский, но я боюсь тебе признаться»       — Пойдёмте-ка домой, Ванюша Евгеньевич, вы пьяны… — мягко проговорил немец, наконец-то отстранившись от друга. Тот лишь кивнул и, слегка улыбнувшись, положил руку на плечо Герману. — точно всё хорошо?..       — Да, — вяло кивнул он, — пойдём ко мне?       — Хорошо, горе-пират, пойдём к тебе… — алкоголь выветриваться не спешил, но более-менее стоять на ногах эти воплощения в данный момент могли. Благо, оба доехали сюда на такси, поэтому проблем с машиной не было. К Россу же было решено идти пешком, ибо на дворе был тёплый август и солнышко ещё немного светило из-за горизонта. К тому же, свежий воздух обоим не помешает.

Sailing, sailing, jumping off the railing,

Дрейфуем, дрейфуем, носимся по реям,

Drinking, drinking, 'till the ship is sinking,

Пьянствуем, пьянствуем, пока корабль тонет,

Gambling, stealing, lots of sex-appealing!

Карты, кражи, тонна привлекательности!

Come, let us sing the sailor-song!

Давайте-ка споём пиратскую песенку!

      Последнее, что увидели посетители сего заведения, как двое парней, практически за ручку, покинули бар.       Размеренно шагая вдоль домов и изредка перекидываясь фразами, друзья свернули в один из закоулков. Во дворах ещё гуляли молодые парни и девушки, а временами пробегали дети помладше, задорно смеясь. У них были, наверное, каникулы. Было детство, они были счастливы.       «Почему мы не обычные люди…»       — Ты учти, что я совершенно не знаю этот район. — проговорил Герман, оглядываясь по сторонам. Не то чтобы он ожидал, что на них из-за угла нападёт маньяк, но внимательность не помешала бы.       «Почему здесь так спокойно?..»       — Да ладно тебе, Гер, ты ж со мной, ничего мы не заблудимся. — усмехнулся Кудрявцев, поворачивая направо и идя по узкой тропинке. Зелёная, чуть подросшая трава мягко колыхалась на ветру, а небольшие полевые цветочки приветливо выглядывали.       — Oh, sieh mal, eine Miezekatze. — сказал ФРГ, показывая пальцем на животное; мягко ступая лапками по дороге, кошка медленно приближалась к ним.       — Оу, какая милашка! — улыбнулся Россия, присев на корточки. — кис-кис-кис… Давай я тебя поглажу… — Герман же, находясь рядом, мысленно отметил, что при виде любого представителя семейства кошачьих у его друга напрочь отключается мозг. Ну, разве что остаётся активен центр, отвечающий за умиление. Животное же лишь негромко мяукнуло и, подойдя к протянутой руке славянина, понюхало пальцы и буквально через секунду стало ластиться.       — Ути моя хорошая… — сказал Росс, поглаживая кошечку по мягкой белой шерсти с редкими сероватыми пятнами. — так, на тебе есть ошейник, оно и видно, что не бездомная. Чистенькая и ухоженная…       — Und wenn die Katze die Katze eines Niemandes war, was dann? — поинтересовался немец, присаживаясь рядом.       — Естественно забрал бы к себе. — кошка издала одобрительное «мяу». — ну посмотри какая она хорошенькая…       — Может тебе завести кота какого-нибудь?       — Я на работе очень часто задерживаюсь, а он же скучать будет… — негромко произнёс парень, почёсывая кошечку за ухом. — да и вряд ли я буду хорошим хозяином просто по причине, что я люблю этих пушистиков…       — Im Internet gibt es zahlreiche Artikel über die Pflege dieser Tiere, und außerdem gibt es Tierärzte, die sich um sie kümmern. — Кудрявцев не успел ответить на эту реплику друга, так как откуда-то сбоку послышался женский голос: «Конфетка, ты куда убежала?»       — Ну всё, беги к хозяйке. — поднявшись на ноги, сказал русский. Мяукнув, кошечка вильнула хвостом и пошла на голос женщины.       — Пойдём дальше?       — Пойдём.

***

      Тишину квартиры разрушила противная и громкая трель будильника. Очередное утро. Очередной рабочий день. Еле как разлепив сонные глаза, Герман повернулся на спину. Темно и совершенно неуютно. Не хотелось выходить на улицу, на холод. Кое-как приняв сидячее положение, ФРГ откинул одеяло и встал. По ногам прошёлся неприятный холодок, создавая контраст между холодной квартирой и тёплой кроватью. Одёрнув штору, Шварценберг посмотрел в окно. Тёмные, практически чёрные облака неспешно плыли по небу, перекрывая вид на редкие звёзды. На главной дороге мелькали автомобили, люди потихоньку просыпались. Фонари ещё горели, освещая двор и дорогу, мягкий, белый и чуть тёплый жёлтый свет отражался от кристалликов снега.       — Нужно одеваться… — зачем-то вслух произнёс Герман, шлёпая босыми ногами в ванную комнату. Нужно умыться и наконец-то нормально открыть глаза. Посмотрев на свою уставшую физиономию, Герман умылся прохладной водой. К сожалению, противный холод очень хорошо бодрил.       Всё как и всегда.       Мыча себе под нос какую-то незамысловатую мелодию, немец принялся готовить завтрак. Решив не заморачиваться, ФРГ просто насыпал в миску немного хлопьев и залил их молоком. Тряхнув коробкой, Герман неожиданно понял, что внутри что-то есть. Заглянув внутрь, он увидел небольшую игрушку в пакете. Это была маленькая, но довольно детализированная машина. По телевизору, как немец помнил, часто крутили рекламу, что в каждой сотой упаковке есть эта лимитированная игрушка из коллекции. Туда, вроде как, входило великое множество самых разных марок автомобилей всех времён и народов. Усмехнувшись, Герман осмотрел свою находку со всех сторон. Прикусив губу, ФРГ устало прикрыл глаза. Это была та же марка машины, что и у «Ванечки»…       «Это знак…»       Мотнув головой, немец убрал коробку с остатками обратно на полку, так и не достав игрушку из пакета. Это плохой знак, он не готов ни физически, ни морально. Он сам-то с трудом принял свои чувства, а РФ? Ему нравятся девушки. А парочка инцидентов ни о чём не говорят, ибо тогда всё было по пьяни, да и они даже не целовались, просто чаще стали обниматься. Так это не запрещено и признаком гомосексуализма не считается.       Съев завтрак, немец оделся и, выйдя на лестничную клетку, запер входную дверь.       «Если в лифт зайдёт кто-то, то признаюсь ему.»       Шанс был маловероятен, ибо ФРГ покидал многоквартирный дом чуть ли не одним из первых. Думая о своём, Герман пропустил тот момент, когда лифт остановился на третьем этаже.       «Нет…»       — Здравствуйте… — тихо поздоровалась девочка лет десяти, заходя в лифт. Германия нервно сглотнул, да что ж такое-то… Отстранённо кивнув, немец продолжил таращиться в неизвестность. Двери же через пару секунд закрылись, и лифт, вздрогнув, поехал дальше вниз.       «Бог любит троицу» — подумал немец. Должен быть ещё один знак, тогда он точно решится. Заведя авто, Герман выехал со двора и неспеша поехал. Движения были какими-то вялыми, уставшими, будто бы он болен простудой, и все суставы разом заломило из-за болезни. Радио слушать не хотелось.       В здании уже горели окна, мелькали силуэты воплощений. На парковку заезжали автомобили. На самой дороге местами были ужасные заносы, ибо снег шёл практически всю ночь.       «Боже, я так понимаю, третьего знака не будет?» — нервно усмехнулся про себя Герман, смотря под ноги. Белый снег искрился в свете уличных фонарей, шаг — и на носках ботинок оставались лёгкие блёстки, мерцая. Красота. Откуда-то сзади раздалось знакомое:       — Эй, Герман! — «о, Господи, нет… Ты же шутишь?» — Шварценберг зажмурил глаза. Теперь ему всё казалось каким-то не таким. Это же просто Россия, это не «знак свыше», русский подошёл бы к нему в любом случае. — здравствуй. — и снова такие родные и тёплые объятия.       — Привет, Вань… — с улыбкой произнёс Германия, вдыхая родной запах. Хорошо, день определённо неплохой. На пару секунд парень даже забыл о двух совпадениях.       — Как всегда не позавтракал? — на такое высказывание Герман хотел было возразить, но Росс вручил ему небольшой бумажный пакет, из которого доносился невероятно вкусный аромат свежей выпечки.       — Заботишься… — ФРГ открыл его, осматривая содержимое. Мягкие булочки, видимо, с какой-то начинкой, несколько пирожков с мясом и что-то ещё.       — Ну, мало ли ты проголодаешься. К тому же, там есть печенька с предсказанием, мне её бонусом дали. — «а вот это плохо. Очень и очень плохо…»       — Danke…       — Keine Ursache. — Кудрявцев быстрым шагом направился ко входу, а Герман так и продолжил стоять.       «Es wird nichts Schlimmes passieren, wenn ich einen Glückskeks öffne, richtig?»       Выудив продукт, Герман, секунду поколебавшись, разломал печенье. Несколько крошек упали на кристально белый снег.       «Не признаетесь в любви сейчас — будете всю жизнь жалеть, что не сделали этого ранее.»       — Ihr sollt alle zur Hölle fahren! Nein! Ich kann ihm nicht davon erzählen… — но с другой стороны… Он уже устал бояться. Он устал бояться всего, своих чувств, этих дурацких правил. Есть же шанс на взаимность? Даже если это жалкие полпроцента!       Даже если последствия будут ужасными, даже если его осудят все его союзники, даже если все враги и недоброжелатели будут тыкать в него пальцем.       Он признается. Сегодня.

***

      — Ich verehre dich einfach! Der Freitag ist zu schick. Du, ich, ein Dutzend Flaschen Bier… Das Leben ist wunderschön! Wenn es nur mehr Musik gäbe und ich vielleicht mit dir tanzen könnte! — буквально пропел Германия, плюхнувшись на мягкий диван. Сейчас его язык абсолютно ничего не связывало. Лишь алкоголь, тёплая квартира, мягкий диван и его друг. Россия хихикнул с такого высказывания, садясь рядом. По телевизору шла какая-то мелодрама, главная героиня счастливая шла под ручку с красивым и явно богатым молодым человеком. В сюжет никто из парней особо не вникал, с большей внимательностью слушая слова собеседника. После парочки банок пива Кудрявцеву хотелось поделиться какими-нибудь историями из жизни, коих был вагон и маленькая тележка.       — Хах, знаешь, а я ведь раньше пытался построить отношения с девушками… — начал говорить Росс, отпив немного. — помню, мне часто не везло с ними. Видимо, я пользовался популярностью у противоположного пола чисто внешне. — Германия вопросительно уставился на друга.       — Не, ну, внешне ты, по правде, действительно как Аполлон. — улыбнулся ФРГ, смотря в глаза России. Тот посмотрел в ответ, медленно моргая.       «Ich gebe zu, in der Umkleidekabine habe ich nicht nur in deine schönen Augen geschaut.» — таким грешил не только немец, но и его дорогой русскоязычный друг. Ваня из раза в раз понимал, что в друге он ценил не только душу, но и красивое тело. По меркам Росса — очень даже привлекательное. Как минимум было желание прикоснуться, вдохнуть запах тела и…       А дальше Ваня предпочитал не думать, ибо и так понятно, что на том свете возмущается не только отец, но и дедушка. Ибо его дорогой внук отправиться далеко не в Рай. Нет, конечно, пару-тройку молитв Иван знал, у него даже был православный крестик на позолоченной цепочке. А ещё жизнь ему завезла бонусом гомосексуализм, для полного, так сказать, комплекта.       — Да прям уж «Аполлон». Не преувеличивай, Герман. — немец положил голову на плечо русского.       — Ванюш, я приуменьшаю… — рука Германии мягко провела по щеке, переместившись затем на голову, перебирая пряди волос. — эх, будь я женщиной, я бы за тебя замуж вышел…       Герман, не испытывай на прочность мою гетеросексуальность.       — Ну так что ты хотел рассказать, что за история?       — Да ничего особенного, познакомился я как-то в кафе с Софией, вроде всё как обычно, слово за слово я ей предложил встречаться. Она мне нравилась. Я ей нравился. Всё просто прекрасно. Спустя, может, месяца четыре отношений она мне предложила съехаться. Я долго решался, но всё-таки согласился. Она переехала ко мне. Первое время всё было просто прекрасно, но потом, как это бывает, прошла любовь, завяли финики. Как выяснилось, мы совершенно друг другу не подходим, жить вместе стало практически невозможно. Расставание проходило просто ужасно, — тут Ваня прервался на несколько секунд, — но в итоге она ушла. Даже некоторые из вещей не забрала с собой, а я не заметил, они как-то в глубине шкафа оказались. Я когда это обнаружил, то постарался её найти, но она меня везде заблокировала и, похоже, прежний адрес сменила. Где она сейчас — не знаю… — на пару секунд повисло молчание, экран телевизора всё продолжал мерцать.       — Для тебя это, наверное, сугубо личная история…       — Да нет, просто… Я на неё зла не держу, да и было это довольно давно. Конечно, я пробовал построить отношения и не раз, но София была единственной, с кем я пытался съезжаться. — Кудрявцев мягко убрал руку Шварценберга со своей головы. — ну всё, ты мне гнездо так сделаешь.       — У тебя такие мягенькие волосы… — то ли Германа жуть как в тепле развозило, то ли он просто пользовался полной вседозволенностью. — оу, кстати, а вещи твоей бывшей девушки ты по-прежнему где-то хранишь?       — Ну да, просто в отдельном пакете лежат на шкафу. — Россия даже краем разума не подумал, зачем ФРГ это спросил. Тот лишь кивнул и, хитро улыбнувшись, встал с нагретого места и ушёл из комнаты.       — Und warum erfahre ich erst jetzt von dieser Sophia, wenn du mir überhaupt nicht vertraust? — крикнул Герман, стоя, видимо, в коридоре.       — Да у тебя был тогда слишком уж загруженный период, ты толком домой не заходил. Ты чуть ли не на месяц, вроде, уезжал в командировку.       — Да уж, было такое. Как я тогда не откинулся — сам не знаю. — послышалось какое-то шуршание и скрип. — кстати, а почему ты не мог отдать эти вещи своей сестре? Или просто в секонхэнд? — РФ пару секунд помедлил с ответом.       — Сестре вещи такие не нравятся. Не очень она жалует короткие юбки и футболки, ей больше оверсайз нравится. А с секонхэндом руки не доходят. То времени нет, то я забуду. Вот они там лежат и лежат… — Герман замолчал, а Росс стал смотреть в телевизор. Кажется, главные герои ссорятся. Или это не тот парень, с кем она была изначально?..       — Schau, ich hoffe, du bringst mich nicht um, aber trotzdem… Schließe bitte deine Augen. — крикнул Германия из другой комнаты. Далее последовали быстрые шажки обратно в комнату.       — Что ты за… — дверь резко распахнулась, и в дверном проёме возник Герман. Росс даже не смог договорить фразу, ибо просто потерял дар речи.       Он был в чёртовой юбке.       Вшитые в элемент одежды шорты прикрывали исключительно пятую точку и ничего более. Юбка же была до такой степени лёгкой, что задиралась буквально от каждого движения. Сама ткань была нежно-розового оттенка с плавным переходом к бордовому цвету сверху.       «Дедушка прости, но дорога на небеса мне закрыта.»       — Na ja. Findest du, dass es mir gut steht? — мягко покрутившись вокруг своей оси, немец подошёл вплотную к другу. Нет, Ваня много раз видел своего друга, даже абсолютно без одежды, но сейчас…       Сейчас было восхитительно.       «Хорошо, что я не выкинул вещи…»       — Это… Это просто… — Россия, как ему казалось, только чудом смог сдерживать руки, чтобы не прикоснуться к заднице друга. — это слишком шикарно. — Герман же, видимо, сейчас чувствовал себя как никогда хорошо, раз без зазрений совести сел на подлокотник. Теперь Росс буквально не мог не смотреть на бёдра ФРГ. Сам же немец в этот момент не думал ни о чём. Просто у него была цель: как можно сильнее приковать внимание русского к себе. Цель выполнена? Более чем, он его ж буквально взглядом раздеть хочет.       Но ведь даже после такого эпизода в их «дружбе» они будут продолжать избегать признания.

***

      — Ну, вот, Иван Евгеньевич. Новый день и новая боль в новом месте. Поехали! — кое-как продрав глаза, Россия принял сидячее положение. Слава Богу, что после такого пикантного воспоминания его друг в штанах не принял вертикальное положение. Увы, такие сны со временем Кудрявцев видел всё чаще и чаще. А ещё касания, Господи, он готов был согласиться прилюдно признать свою ориентацию, лишь бы Герочка его чаще касался, обнимал и…       — Не думай, не думай об этом… — Ваня откинул одеяло и быстро прошёл в ванную. Нужно умыться, нужно не думать.       «Нужно перестать думать о том, что я неправильный…»       А что подумал бы о нём покойный отец?.. Что его сын — позор всего рода? Позор человечества, раз влюбился в того, в кого не должен был влюбляться?       Влюбиться в человека — нормально. «Уж лучше бы я полюбил простую девушку и до конца своих дней страдал из-за её смерти…»       В какой момент его разум и сердце дали осечку? Почему именно Герман? Почему?       Зажмурив глаза, Иван продолжил упорно чистить зубы, а мозг не прекращал подкидывать далеко не самые позитивные мысли. Евгений Александрович хотел видеть в своём сыне хорошего преемника, который будет, как минимум, здоровым физически и душевно.       А его сын больной.       Ему нравится мальчик. И, возможно, он был бы не прочь связать свою жизнь именно с ним.       «Прости, отец, я не смог оправдать твои ожидания»       Разогрев вчерашний ужин, Россия сел за стол, слушая параллельно телевизор. Да-да, погода будет хорошая, снегопад, заносы, температура опустится до минус семнадцати градусов и прочее, прочее, прочее.       Дальнейшие действия были словно в тумане. Официальный костюм, тёплая зимняя куртка, четыре поворота ключа в замке. Очнулся Кудрявцев только в тот момент, когда двери лифта со скрипом закрылись за его спиной. Издав какие-то непонятные звуки, лифт наконец-то тронулся с места. Глаза сами собой слипались, погружая РФ в лёгкую дремоту. Всё было каким-то неважным, медленным. Иногда славянину казалось, что он живёт во временной петле, из раза в раз проживая тот день, где он мысленно собирается сказать три заветных слова Герману, но так и не решается.       Это замкнутый круг.       «Было бы неплохо заскочить в пекарню.» — внезапно возникла мысль в полусонном сознании Вани. Хмыкнув, Россия открыл глаза, лифт опустился на первый этаж. Блёклая лампочка освещала подъезд холодным белым светом, временами моргая.       «Чёт или нечёт?» — Россия сделал шаг из лифтовой кабины в подъезд. Лампа на секунду погасла и вновь вспыхнула. — «чёт. Один.»       Звук шага глухо отразился от холодных стен.       Лапочка вновь потухла, но затем загорелась, и в следующие полсекунды погасла и вновь вспыхнула, освещая помещение. «Чёрт, уже три…» В один широкий шаг Кудрявцев преодолел оставшееся расстояние до двери. Лампа так и продолжала светить. Нажав на кнопку, Россия одновременно с характерным писком толкнул железную дверь. В это мгновение подъезд погрузился в темноту, это Иван отчётливо смог увидеть, смотря краем глаза себе за плечо. Темнота.       Но лампа, по закону подлости, загорается пятый раз.       «Блять…» — Ваня захлопнул дверь и пошёл к автомобилю, пиная свежевыпавший снег, он пушистый, мягкий и лёгкий. Хотелось упасть и сделать снежного ангела. А может сделать?..       — Чёрт, нужно поторапливаться, а то я опоздаю. — по пробкам не хотелось тыркаться. Ещё нужно заскочить за пирожками.

***

      Собрание текло медленно, неохотно. Стрелки часов будто были приклеены к циферблату. Рядом сидела Василиса и о чём-то трещала, что-то вроде местных сплетен.       — Ау, ты спишь что ли? — Белла тряхнула брата за руку, заставляя проснуться. Но сон не уходил, Ваня смог только приоткрыть один глаз. Душно. Ужасно душно.       — Ага… Не выспался нифига…       — Это видно по тебе. — хмыкнула девушка, смотря по сторонам. — что-то американца не видно… — Россия хмыкнул. Ну да, ну да, не хватает только этого звёздного. Посмотрев по сторонам, Кудрявцев на пару секунд задержался взглядом на Шварценберге, тот просто перебирал какие-то бумаги. С краю стола стоял явно пустой бумажный пакет из-под выпечки. «Значит понравилось.» — улыбнулся Иван про себя, вновь переключая внимание на сестру.       — Он же у нас «начальство», а начальство не опаздывает, оно задерживается. — подперев голову рукой, Росс вновь прикрыл глаза.       — I apologize ladies and gentlemen, too many urgent matters, thank you for waiting for me. — вспомнишь говно… Соединённые Штаты Америки зашёл в зал и быстро прошёл к своему месту. Весь этот «улей» из воплощений вновь загудел с новой силой. Этот ежедневный шум уже так приелся, что действовал как снотворное. Василиса внимательно слушала речь, а Иван продолжал бороться со сном, естественно безуспешно.

***

      — Вань, вставай! — раздался над ухом голос сестры. Кудрявцев что-то недовольно промычал и принял сидячее положение. Страны собирали свои вещи и постепенно уходили прочь. Что ж, тем лучше, если его не трогали, значит не очень-то важные вещи обсуждали, небось опять обмусоливали одну и ту же тему.       Встав и захватив с собой сумку, РФ потопал к своему кабинету. А дальше работа, работа и ещё раз работа. Огромное количество бумаг, документов, отчётов. Переживание касательно самого себя и своих чувств Росс на некоторое время отодвинул в сторону. Смотря скучающим взглядом на экран компьютера, Ваня волей-неволей стал думать о чём-то своём, ибо уставший мозг отказывался анализировать отчёт с кучей таблиц и графиков.       «Может, всё же стоит признаться?» — РФ прикрыл глаза. — «а если откажет? А если просто посмеётся? А если об этом узнают другие…»       Стоп. Никаких «если бы» да «кабы».       Они, в конце-концов, взрослые люди, воплощения, не столь важно. Герман ведь не захочет смеяться над этим, он ведь не такой…       А если такой? А если Шварценберг всё это время пользовался их дружбой? — твердил, нет, буквально кричал перевозбуждённый разум Вани.       Нет, это невозможно и нелогично. Он не получал от их дружбы никаких выгод, формально Германия не друг России. А что там на самом деле — никого не волнует. Они смогут скрыть свои отношения, если чувства будут взаимными.       А другие страны?       Узнают, значит узнают, договоримся, если надо будет. Хватит бояться и хватит жалеть себя.       Нужно просто сказать ему.       Почувствовав в себе прилив сил, Россия закрыл крышку ноутбука и, встав из-за стола, быстрым шагом вышел вон из кабинета. В голове роились сотни мыслей, все они как улей гудели наперебой. Стиснув челюсть, Росс распахнул дверь, ведущую к лестницам. Практически перепрыгнув два лестничных пролёта, Ваня свернул в коридор. Тихо, очень тихо. Неужели все воплощения разъехались по домам? Впрочем, это не было чем-то из ряда вон, но тишина положительно не влияла. Громко выдохнув, Ваня сделал пару шагов, подойдя к кабинету Германии. Узкая полоса света пробивалась из кабинета, значит хозяин на месте.       Обычно Иван ни то что бы не стучался… Скорее просто пару секунд прислушивался и если понимал, что Герман был один, то просто входил. Трижды постучавшись, Кудрявцев произнёс:       — Кхм, ФРГ, — господи, как непривычно было называть Германа так официально, — я могу войти?

***

      — Nein! Nein! Nein! Geh weg von mir! Wagen du es nicht, näher zu kommst! Nein! Fass mich nicht an! — резко проснувшись от очередного кошмара, Герман, тяжело дыша, оглядывался по сторонам. А, что, где он?.. Почему так темно? Схватившись за сердце, Шварценберг пытался глубоко дышать. Сердце так бешено колотилось, что стук был слышен, кажется, отовсюду. Из глаз покатились крупные капельки слёз, впитываясь в край одеяла.       — Чёрт… — кое-как нащупав телефон на тумбочке, Герман посмотрел на время: 3:30 утра. М-да уж, нехорошо, после такого он вряд ли уснёт. Тело по-прежнему слегка дрожало. Неожиданно в коридоре включился свет — это было отчётливо видно сквозь полупрозрачное стекло в межкомнатной двери. Оставшись на ночёвку в квартире России, было решено, что Шварценберг ляжет в гостиной на диване, а Кудрявцев же, как обычно, будет спать у себя.       «Блять, я его похоже разбудил», — мелькнула мысль в голове немца. Было чертовски неловко. В дверном проёме показалась высокая фигура РФ. Герман старался на него не смотреть, потупив взгляд.       — Ты чего кричал?.. Всё хорошо или что-то случилось?.. — голос у славянина был очень тихий и хриплый ото сна.              — Прости, я не хотел тебя разбудить… Всё хорошо, можешь идти дальше спать… — вяло пробубнил ФРГ. Вздохнув, Россия подошёл к другу и присел рядом. Хотя в гостиной стало чуточку светлее, всё равно присутствовал полумрак. Наконец набравшись смелости, Шварценберг посмотрел на лицо Ивана. Стоп, он плакал? У Кудрявцева были красные, слегка опухшие глаза. В уголках глаз ещё оставалась влага, которая не успела высохнуть.       — Warum hast du geweint?.. — на грани слышимости прошептал ФРГ, придвинувшись к своему другу. Тот ответил односложно:       — Отец… — немец понимающе кивнул и положил руку на плечо славянина. Отец… Нет, СССР не пугал сына, не кричал, Кудрявцев просто видел воспоминания, связанные с ним. Он просто скучал. Он просто хотел вновь стать маленьким мальчиком, не знавшим бед. Просто носиться по полям да лугам, радоваться каждому дню. — а ты почему кричал? Опять кошмары снились? — Герман безусловно доверял русскому, но никогда не уточнял, что именно ему снится. «Кошмары есть кошмары», — рассуждал Россия. Мало ли что присниться может, к тому же, когда человек проснулся, то может и не вспомнить причину страха.       У ФРГ, к сожалению, всё было иначе.       — Отец снится… Хах, знаешь, самое забавное, что сон повторяется из раза в раз… Будто бы я стою в комнате, а напротив его силуэт… Я его толком не вижу, но слышу, как он зовёт меня… Из раза в раз… Будто сломанное радио с помехами… Будто он пытается установить со мной связь… — Герман вытер рукой несколько выступивших слёз. — может он вправду хочет что-то сказать, извиниться… Я не знаю… — ФРГ немного согнулся и чуть тише добавил: — и извини ещё раз, что разбудил…       — Эх, дурак ты… Ладно уж, пойдём ко мне спать. — устало произнёс Россия, чуть улыбаясь краешками губ. — кровать у меня всё равно двухместная.       — Я не усну… — вяло прошептал Шварценберг, чуть отвернувшись. — да и я мешать тебе во сне буду.       — Ну, предположим, с кровати ты меня вряд ли столкнёшь. — встав на ноги, Ваня резко поднял немца на руки. Вскрикнув, ФРГ всем телом прижался к славянину, обвив шею руками. — держишься? Или может тебя на спине покатать?       — Nein, danke, ich möchte dich nicht wie ein Pferd ausbeuten. — Герман сейчас улыбался. На душе стало в разы легче, сейчас нет кошмаров, зато есть дорогой сердцу Германа человек. Хмыкнув, Иван на руках дотащил своего друга до комнаты и посадил на кровать.       — Э, ну не наглей. — Герман лёг на середину кровати. — я тебя по доброте душевной к себе спать пустил, а ты как кот. И подвинуть тебя нельзя, жалко такую милашку тревожить… — немец хихикнул, да уж, шикарное сравнение, ничего не скажешь.       — Ну хорошо, хорошо. — перекатившись на дальнюю половину кровати, Герман лёг на бок, лицом к Ване. — всё, ложись и спи.       — Благодарю, ваше немецкое котейшество. — согнувшись в поясе, произнёс Россия. Укутав обоих одеялом, парень прикрыл глаза. Удивительно, но на Германа положительно повлияла эта спокойная и поистине безмятежная атмосфера. Мягкая постель, любимый (пусть и в тайне) человек. Воспоминание об очередном кошмаре постепенно отошло в дальние отделы мозга.       — Знаешь, Вань, я вот всё думаю… К чему бы этот сон? — ФРГ подполз поближе к другу. — то есть, ну, у вас же в культуре есть такое, что сны как-то толкуют?       — Ну, да, я в это, правда, не верю, но такое есть. Вроде, если вам снится мёртвый родственник, то это может быть к болезням… Если этот мертвец зовёт тебя за собой, то всё, жди беды.       — А если он снится периодами… И где-то с середины девяностых?.. — Россия пожал плечами.       — Не знаю, можешь к врачу сходить, авось поможет. Может просто ты слишком перерабатываешь? Вот твой мозг и посылает тебе такой… Своеобразный сигнал о том, что пора бы тебе, дорогой, слетать в отпуск. — аккуратно приобняв ФРГ, Россия потрепал его по голове. — засыпай давай. — прикрыв глаза, оба стали потихоньку погружаться в сон.

***

      — Кхм, ФРГ, я могу войти? — вопрос так и завис в воздухе. В глубине кабинета послышались медленные шаги, негромкий щелчок задвижки — и дверь отворилась.       — Оу, привет, не ожидал, что тут ещё кто-то есть… — Герман так и продолжал стоять в дверном проёме. — ты что-то хотел? Почему ты не дома?       «Так, Вань, спокойно. Вдох и выдох.»       — Знаешь, Гер, я… Я давно хотел тебе кое-что сказать…       «Давай же, черт возьми, скажи это!»       — Россия… С тобой всё хорошо?       — Почти. Герман, мы с тобой достаточно давно дружим и… Общаемся… — Росс опустил взгляд. — и, понимаешь, иногда такое бывает между друзьями, что один из них…       — Что?..       — Я люблю тебя, всем сердцем люблю… — кажется, где-то со стороны послышался удивлённый вдох. Или показалось? Герман же еле как стоял на ногах от такого потрясения. Глаза судорожно бегали из стороны в сторону.       — Я… Я… Я даже не знаю, что говорить… Я… — сердце в грудной клетке отстукивало бешенный ритм, руки неожиданно вспотели, а все известные слова разом вышибло из головы.       — Я могу тебя поцеловать? — шёпотом спросил Федерация, с надеждой смотря в глаза напротив.       — Да. — поцелуй вышел смазанным, неловким, скорее это было просто лёгкое касание губ. Задержавшись буквально на несколько секунд, Ваня осторожно отстранился от Германа, часто дыша. Оба часто дышали и смотрели друг другу в глаза.       Неужели это всё — реальность? Это не сон? В жизни действительно может быть хорошо?       — Ich… Ich weiß gar nicht, wie ich reagieren soll. — слова всё никак не хотели приходить в голову, хотелось просто молчать. Молчать и лежать в обнимку. — du… Wir sind… Sind wir zusammen? — Россия слабо кивнул.       — Если ты хочешь…       — Конечно. — ответ прозвучал очень тихо, необычайно тихо… Да и другие обыденные звуки звучали тихо-тихо. Перед глазами всё медленно плыло, мир будто бы начал наклоняться куда-то вбок.       «Почему… Почему так плохо… Голова кружится…» — где-то в висках застучала кровь. Жарко. Плохо. Просто ужасно. Кажется, он упал, ибо перед собой он сейчас видел лишь белый потолок.       — Эй, Росс! — удивительно громко крикнул знакомый голос. Нет, это был не Германия. Это был тот, кого Ваня самым последним хотел видеть в своих снах. Уже было понятно, что всё это — всего лишь сновидение и не более.       Он спит? Только где? Где граница между сном и реальностью?       — Здравствуй… — сквозь зубы прошипел Россия.       — Да, здравствуй-здравствуй, давно не виделись. — только почему на русском? Джеймс шагал уверенно, твёрдо ступая на пол. Удивительно, когда Иван тоже оказался в вертикальном положении? Подойдя поближе к русскому, на расстояние вытянутой руки, американец усмехнулся.       — И что ты хочешь? — Кудрявцев предчувствовал, скорее знал, что Мурике что-то да нужно от него.       А если… Да не дай Бог.       — Сразу к делу? Ну что ж, так даже лучше. — Америка ловким движением руки выудил из недр кармана пиджака фотографии…       Вот чёрт. Нет, нет, нет! Запечатлён поцелуй, всё, как ты оправдаешься? Никак. Ты его целовал.       — А я и не думал…       — Это не твоё дело. — Штаты улыбнулся, обнажая зубы. — не. Твоё. Дело…       — А по-моему…       — Заткнись…       — Оу, как грубо… Но, знаешь, это лицемерие. Запрещать своим гражданам любить, когда сам целуешься далеко не с женщиной. — давить на совесть? Бесполезно. Его симпатия к Герману никак не повлияла на политику, никак не повлияла на мировую ситуацию.       — У тебя почти во всех штатах инцест по обоюдному согласию — уголовное преступление, но это же тебе не мешает активно поёбывать своего брата? — вопрос риторический. Ни то что бы Коллинсу когда-то мешали правила. — ой, и не строй такие удивлённые глазки. Все обо всём знают. Просто всем, как бы по-вежливее сказать…       — Похуй?       — Да. Точно. — хах, только во сне эти двое смогли построить вполне спокойный диалог. Даже не кричали.       — Но, всё равно, даже если предположить, что другие страны узнают об этом совершенно случайно, а я в этом вопросе займу нейтральную позицию… Они ведь всё равно тебя осудят. — что правда, то правда, но тут уже ничего не попишешь. Такова его участь.       — Я совершаю меньшее преступление, чем ты.       — Твои друзья так не посчитают. — интересно, а Джеймс и в реальности знал, что Россия неровно дышит к ФРГ? Это было заметно?       — Мы смогли много лет скрывать свою дружбу. Для нас ничего не измениться. Будем жить как раньше, разве что почаще оставаться друг у друга на ночь. — Иван облокотился о стену. — и, признай, это у нас неплохо получилось. — Америка лишь усмехнулся, но фотографии убрал.       — Я тебя могу понять… Всем нам нужна хоть какая-то личная жизнь. А чувства запрещены…       — Формально да…       — Естественно это правило все нарушают. — Джеймс снова улыбнулся, на этот раз, как показалось Россу, искренне. — но всё равно, мало ли.       — Тогда, договорились? Ты не лезешь ко мне в постель, а я не лезу к тебе.       — Договорились. — «самый наркоманский из всех моих снов.» — подумал Россия, вновь куда-то проваливаясь. Снова всё плывёт и изгибается. Америка куда-то исчез. Видимо, пора просыпаться.

***

      — Да-да, Вась, я сейчас встану… — Беларусь несильно толкнула брата в плечо. Собрание подходило к концу, удивительный сон всё-таки. Краем глаза ещё не до конца проснувшийся русский глянул на место, где сидел Америка. Тот методично собирал документы в сумку, напевая какую-то мелодию под нос. «А всё же интересно… Он догадывается о чём-то?» — но, увы, похоже, этот вопрос так и останется открытым, ибо напрямую спрашивать не стоит. Всё же, США во сне и наяву — разные люди. Мало ли…       Выудив из кармана телефон, РФ быстро напечатал сообщение для Германа: «Жди меня в своём кабинете.» — ну так, на всякий случай.       Чувство паники и нервозности перед признанием уходило. Мир стал вдруг таким… Хорошим. Всё должно пройти просто прекрасно, превосходно.       — Вась, Вася… Ты сейчас куда пойдёшь?       — Да к себе, очень много работы, ужас какой-то! Вот возьму и на месяц в отпуск уеду. — звучит заманчиво.       — И меня с собой прихватишь?       — Не дай Бог. — усмехнулась Василиса. — мне отдохнуть надо, а не найти себе на попу приключений. — усмехнулась Кравченко и поправила выбившуюся прядь волос. Встав со своего места, девушка последовала к выходу вместе с основной массой стран.       «Тебе будто в моём кабинете мёдом намазано» — достав мобильник, Россия увидел это сообщение, что с Германовского языка переводилось как: «Приходи конечно, я тебе всегда рад.» Улыбнувшись, РФ почти что вприпрыжку побежал по коридору. Сейчас слишком много воплощений, его и не заметят. Кому какое дело в какой кабинет пойдёт Россия?       Прошмыгнув в нужное помещение, Ваня запер дверь и, мягко улыбнувшись, посмотрел на Германа. Тот в данный момент полулежал на небольшом диванчике, который был расположен вдоль стены.       — Привет, Вань. — негромко произнёс ФРГ, похлопав по месту рядом с собой. — садись давай. — как только Россия сел рядом, то немец, не теряя ни секунды, положил голову тому на плечо, с нежностью смотря из полуприкрытых глаз.       — Используешь меня как подушку?       — Конечно… — Шварценбергу совсем не хотелось сейчас что-либо делать. Совершенно. Хотелось домой, в тепло, в уют, а ещё хотелось обнимать любимого человека. Эх, жаль они живут далеко… «А может и вправду переехать?» — промелькнула мысль в головушке у Германии. Росс же старался ни о чём не думать, наслаждаясь моментом.       — Гер, Герман…       — М-м? — промычал Герман, убирая голову с плеча друга.       — Я бы хотел с тобой серьёзно поговорить… Кое о чём… — в голосе Федерации чувствовались нотки тревоги. Чёрт, нет. Нельзя нервничать. Всё будет хорошо. Герман хороший.       Он скажет. Сейчас.       — Что? О чём? Что-то случилось? — поинтересовался ФРГ, внимательно смотря на профиль русского. С ним что-то случилось? Какие-то серьёзные проблемы? Или…       Он хочет завершить их общение?..       Сглотнув подступающий к горлу ком, Герман слегка прикусил губу. Руки резко вспотели, а тело колотила мелкая дрожь. Чёрт, почему он так нервничает?       «Weil ich ihn liebe! Ich will nicht aufhören, mit ihm zu reden!»       Вспоминая все их совместные моменты, Герман из раза в раз убеждался в одном — без России он уже не представляет жизнь. Конечно, он смог бы прожить и без него… Но ведь с ним хорошо, комфортно в общении…       — Герман?..       — Я не хочу прекращать общение с тобой! — выпалил немец на эмоциях. «Что? Прекратить общение?..» — до разума Кудрявцева даже не сразу дошли эти слова, а когда смысл наконец-то дошёл, то славянин улыбнулся.       — Дурак ты, Гер… — подавшись вперёд, парень заключил немца в свои объятия. — ну куда я без тебя… Никуда. — у Шварценберга аж от сердца отлегло. Нервно засмеявшись, он уткнулся куда-то в изгиб шеи России, зажмурив глаза.       — Так, о чём ты хотел со мной поговорить?       — Герман…       Сейчас или никогда.       — Я тебя люблю. — вот и всё. Он сказал. А Германия, кажется, и вовсе замер, как статуя. Он не верил. Нет! Неужели… — Герман, я пойму, что ты можешь не ответить на мои чувства…       — Halt die Klappe! — внезапно выпалил немец. — sei still und lass mich dich küssen! — резко отстранившись, а затем подавшись вперёд, Шварценберг накрыл губы России своими. Господи, он дожил до этого момента. Он готов был просто зацеловать этого прекрасного человека. А вот Россия, кажется, был в шоке с такого внезапного напора, но спустя пару секунд все же ответил на поцелуй, приобняв немца за талию. Аккуратно положив руки на лицо России, Герман углубил поцелуй, стараясь вложить в него все те эмоции, что испытывал в данный момент.       — Ich liebe dich auch, ich liebe dich von ganzem Herzen… — оторвавшись от губ, Герман оставил смазанный поцелуй на скуле славянина.       — Честно, я в шоке…       — Я просто не мог признаться тебе… Спасибо, спасибо что ты…       — Что «я»?       — Что ты такой замечательный… — Россия мило улыбнулся и, чмокнув Германа в щёку, осторожно погладил по голове.       — Ты ж мой хороший… У меня будто камень с души упал…       — У меня тоже… Знаешь, я долгое время корил себя за привязанность к тебе… Я думал, что у меня и шанса не будет… Но, признаюсь, я на тебя засматривался, ты чертовски красивый.       — Признаю, я тоже этим грешил. Особенно в раздевалке… — Росс усмехнулся. — я всё время говорил сам себе, что, мол, это неправильно, что я больной, раз смотрю на тебя… Не как на друга, а как…       — Wie jemand, den du ficken willst? — хмыкнул Герман. Росс чуть смущённо кивнул. — а знаешь… Кабинет закрыт…       — Рабочий день в самом разгаре… — Кудрявцев осторожно наклонился, придавливая своим весом немца к дивану. — тебя будут искать.       — Я слишком долго ждал и почти не надеялся, что на мои чувства ответят взаимностью. Вань, мы оба этого хотели… — мягко проведя рукой по щеке, ФРГ зарылся в мягкую копну светлых волос. — или не будем торопить события?..       — Я обещаю, сегодня после работы я тебе устрою незабываемую ночь. — Ваня вновь мягко поцеловал Германа. — где хочешь на этот раз переночевать?       — На этот раз к тебе, но, смотри мне, у тебя звукоизоляция оставляет желать лучшего.       — Боишься, что соседские бабушки на тебя порчу наведут?       — Ага, а ещё в спину мне будут кричать: «Этот чёртов фриц развратил нашего Ванюшу!» — от такого Росс чуть воздухом не подавился, громко смеясь.       — Ты… Ой, всё… Я это представляю…       — Так что, если вдруг что-то пойдёт не так, то ты переедешь ко мне…       — Отлично, расскажешь мне о своей потайной комнате. — Герман вопросительно приподнял бровь. — ну как же, у каждого немца есть подвал с секс-игрушками и формой СС. — ФРГ хихикнул.       — Конечно есть, если тебя так интересуют игрушки такого рода… То я покажу свою коллекцию.       — Буду ждать с нетерпением. — Россия вновь наклонился к губам немца. — можно тебя ещё раз поцеловать?       — Конечно. Только, Ванюш… Как ты планируешь объяснять сестре своё возможное пребывание в моей квартире? — да уж, Германия уже задался этим вопросом, хотя ещё было рано для паники.       — Что-то да придумаем, Гер, не волнуйся. — улыбнувшись, немец снова подался вперёд, целуя.       Для остальных воплощений этот день был таким же, как и всегда. Никто ничего не заметил, даже Китай и Беларусь не увидели перемен в поведении Российской Федерации, когда тот пришёл к ним. Он был просто счастлив, широко улыбаясь. Просто у человека настроение хорошее. А вечером его можно было заметить рядом с домом Германа.       Совпадение? Конечно.       Главное, что сейчас у влюблённых всё наконец-то наладилось. Они вместе. Они любят друг друга, а возможные будущие трудности они преодолеют вместе.

***

      — Verdammte Ausrüstung! — громко выругался Фридрих Шварценберг, с силой ударяя по одному из приборов кулаком. Руку резко пронзила неприятная боль, но, всё же, стоит признать, что сама машина была сделана на совесть. Простым ударом вряд ли её вообще возможно вывести из строя. — was ist nur mit diesen Instrumenten los?! Was mache ich nur falsch?! — почему это чёртово устройство не работает?! По расчётам же всё верно, почему не работает?! Почему не удаётся установить связь с Германией?! Рейх этого откровенно не понимал, может стоит что-то вновь подкрутить и поднастроить? Сняв с головы наушники, немец отложил их в сторону.       — Эй, Фриц, заканчивай со всем этим и иди спать. — дверь открылась практически бесшумно. Обернувшись, Третий увидел в дверном проёме высокую фигуру СССР. Зевнув, коммунист прошагал к арийцу. — всё, хватит на сегодня.       — Ich muss eine Verbindung zu meinem Sohn herstellen… Alle Berechnungen sind korrekt, er muss meine Stimme hören… — Нацистская Германия пробовал говорить, он пробовал докричаться до своего сына, но в итоге только пару раз сорвал голос. Благо, была хорошая звукоизоляция в помещении. Герман его не слышал, а даже если слышал, то не отвечал. Было больно осознавать, что собственный сын не хочет идти на контакт ни в каком виде. «И поделом мне, я этого заслужил.»       — Послушай, ты устал, он устал. Ты почти каждую ночь ему «во сне» являешься. Я помогу тебе с аппаратом, покопаюсь в настройках и, глядишь, через неделю-другую всё заработает. — голос у Евгения звучал мягко, нежно, будто бы вселяя надежду.       — А если это всё бесполезно?! Что, если он так и не захочет со мной говорить… — прикусив губу, Кудрявцев тяжело вздохнул. Истерики только сейчас не хватало. Было, конечно, немного странно вот так стоять рядом с нацистом и пытаться его успокоить, но это изобретение немца в теории могло связать их мир мёртвых с миром живых, установить связь. Они смогут разговаривать со своими детьми, пусть и во сне, но всё же.       — Пойдём спать, Рейх, пожалуйста. Тебе нужен отдых. — Шварценберг всё же вяло кивает и, поднявшись на ноги, медленно выходит из комнаты. Женя вышел следом, выключив свет и заперев дверь. Завтра снова работать.

***