Погреб

Погреб

I

— Грейбор, ты меня слушаешь? — Ты же не замолкаешь. — Там пропадают приезжие! Сорвавшись на крик, трактирщик схватился за края небольшого деревянного столика и опасливо покосился через плечо. Убедившись, что никто не обратил внимание на его восклик, он облегченно вздохнул и перевел взгляд на сидящего перед ним дварфа. Грейбор поплотнее набил трубку и какое-то время просто выпускал дым, не отводя взгляда от вспотевшего лица собеседника, чем только выводил того из себя. Трактирщик замотал головой: такой человек, как он, выросший на задворках людского города имел в своем арсенале полный набор предубеждений относительно других рас. И недружелюбность дварфов не было исключением. — Значит ты… — Поговорим о деле, — Грейбор неохотно отложил трубку в сторону и хмуро уставился на пляшущие языки пламени в камине слева от столика, — расскажи ещё раз про эту гостиницу, Фэй. Трактирщик вздрогнул; слова дварфа пробудили в нем отнюдь не приятные воспоминания. Прежде чем ответить, Фей сглотнул напряжение в горле и, прикрыв рот рукой, принялся разминать щеку большим пальцем. Долго подбирая слова, он несколько раз подозрительно пялился на редких посетителей, словно ожидая быть пойманным за свою болтовню, но в конце концов сдался и сложил пальцы в замок. — Не знаю, чего ещё ты от меня хочешь услышать, Грейбор. Говорю тебе, там что-то есть. Что-то опасное. — Если тебе нужно избавиться от конкурента – так и скажи. — Бах! Думаешь, я бы пошел на такое из-за денег? — усмехнулся трактирщик. — Все, что я сказал, было правдой. В этой гостинице останавливались самые разные путешественники и торговцы, вот только некоторых на следующий день больше никто не видел. — Ты говорил, что ночевал там. — Да, и это была худшая ночь в моей жизни! Стоит только прикрыть глаза и в голову тут же полезут всякие отвратительные мысли, — Фей подался вперед, — признаться, я и сейчас не верю, что то был всего лишь сон. Помню, как просто прикрыл веки. Обыкновенная сладкая дремота, какая всегда и бывает. Но вдруг какое-то наитие заставило меня проснуться. Точнее и не проснуться, а впасть в новый, на этот раз кошмарный сон. Находясь в нем, но еще не подозревая об этом, я открыл глаза и ничего не увидел. Кромешная тьма. Открыл их как можно шире – все бестолку. Попытался натянуть свое стеганое одеяло на грудь, но пальцы ничего не нащупали. Стал искать – вдруг сбросил, – но руки по всем направлениям упирались в невидимую преграду. Скользкую и холодную. В какую лихорадочную панику меня тогда бросило! В испуге дернулся и сильно ударился головой. Подумал, что похитили и везут в каком-то гребаном гробу. Или и того хуже: уже закопали в глуши мрачного леса, и надо мной тонны земли. Жадно всасывая воздух, как рыцарь после долгой тренировки, я прижал одну ладонь ко рту, а другой принялся барабанить по крышке. Но удары были скорее осязаемы, чем слышны. Не прошло и минуты, как я стал умолять. Кричал во все горло, несмотря на то, что воздуха было совсем мало. Сердце билось так часто, что казалось вот-вот разорвется. И тогда я услышал звук. Приглушенный, но с каждой секундой набирающий силу. Тук-тук. Дварф усмехнулся: — Тук-тук? — Тук-тук, — подтвердил Фей, перейдя на шепот. — Знаешь, именно тогда – сам не знаю почему, – я понял, что все это сон. Кошмарный сон. Звук был таким неестественным, словно эхо отражающееся от стенок бесконечно глубокой бездны. Он постепенно подкрадывался со всех сторон, пока его источник не оказался прямо возле меня. Тук-тук. Так бьется гнилое сердце больного в последние секунды жизни. Тук-тук. — Боюсь, что умирает только твой талант рассказчика, — Грейбор закурил уже почти потухшую трубку. Воздух над столом наполнился ароматными, хотя и удушающими, клубами дыма. Фей не решился ответить и молча уставился в сторону камина. Его лицо сделалось мрачным и отчужденным; трактирщик ненавидел запах табака Грейбора, и его терпение было для дварфа красноречивее любой жуткой истории. Наступило обоюдное молчание. Огонек в трубке вспыхивал и гаснул, отмеряя минуты проведенные в тишине. Грейбор успел обвести взглядом пространство таверны, остановившись на барной стойке, располагавшейся прямо напротив входа. Помощник трактирщика обслуживал пару пьянчуг, коих еще не смог победить алкогольный сон. В былые времена здесь целые сутки толпилось множество торговцев, усталых путников и обычных зевак, не прочих пропустить кружку хорошего эля. Лишенный всякого воображения Фей так и назвал свою таверну – “Кружка Эля”. Дешевый ход, но работал исправно. Долгие годы “Кружка Эля” была средоточием приятных компаний и хорошего времяпрепровождения, а пары эля насквозь пропитали все внутреннее убранство. Только в том и была беда – Фей был не из тех, кто мог бы придумать историю подобную той, что выдал ранее. И не мог сыграть ту истерику, в которую его бросило от воспоминаний. К столику плавной походкой подошла официантка. Молодая полуэльфийка в платье, открытом во всех местах, где платье порядочной девушки должно быть закрыто, кокетливо подмигнула Грейбору и поставила перед ним кружку с пенистой верхушкой. — Может желаете чего-нибудь ещё? — Спасибо, пока что не надо, — вежливо ответил дварф и улыбнулся красавице. — Позовите, если понадоблюсь, — нежно промурлыкала девушка, — для вас все что угодно! Грейбор пригладил короткую бородку и прильнул губами к оловянной кромке, приподняв кружку над поверхностью столика. Прохладный эль освежил не только порядком подсохшее горло, но и мысли дварфа. Все таки интересно, что за просьбу предвосхищала история Фея? Они были знакомы давно; трактирщик знал, что за свою работу Грейбор требовал немалые гонорары. Вот только, каким образом в данном деле мог бы помочь наемник? — Почему никто не обратился к инквизиторам? Если замешаны демоны или некроманты, то они сразу все там разнюхают. Им только дай повод! — Проверяли и не раз! Ничего. Пусто. — Фей устало вздохнул и откинулся на спинке стула, уставившись на темные стропила таверны, украшенные тканями со столкнувшимися пивными кружками. — В ту ночь никто кроме меня ничего такого не видел. Все богатеи спали отлично. На бедняков никто внимание не обращает, да и место находится на главной развилке к Югу от Кенабреса, – никому не выгодно закрывать это место. — Хочешь сказать, что темные силы приняли тебя за нищего? — Пошел ты! — Всего лишь повторил за тобой, — сухо ответил дварф, лишний раз набив трубку, — чего же ты от меня хочешь? Я не берусь за дела, что предназначены крестоносцам. — Слушай, я знаю, что ты не по этой части и не веришь моим словам. Некоторые из пропавших были моими товарищами. Если все это действительно какое-то совпадение, Абадар свидетель – больше ни одна капля эля не попадет в этот рот. Просто проверь там все, ладно? Тебе я доверяю больше, чем любым инквизиторам, — трактирщик вновь переплел пальцы рук и поджал губы, — всего одна ночь, Грейбор. Чтобы я начал искать своих бедолаг в другом месте. Такого бредового заказа в репертуаре гордого наемника еще не было. Грейбор всерьез задумался: не повредит ли сей маскарад его репутации? Он ожидал вариации просьбы на тему: “Потрясти хозяина гостиницы и забрать его дело”. Охотиться за дурными снами – точно не забота профессионального наемника. Грейбор приосанился и уже собрался отказаться от предложенного заказа. Да только, откажись он от дела, Фей бы перестал рекомендовать его услуги богатым аристократам. Последние годы дела шли в гору, было бы расточительно потерять это из-за подобной мелочи. Грейбор наполнил легкие дымом и, закинув назад голову, выпустил плотное облако дымки. Все-таки иногда приходится идти на подобные компромиссы. Хотя это и непрофессионально. — Кое-чего я так и не услышал в твоей истории, Фей. — Чего же? — Размера моего гонорара.

II

Грейбор достиг гостиницы “Сокровище Юга” во второй половине дня. По пути он встретил множество патрульных, разъежавших вдоль дорог на лошадях, и каждый из них посчитал своим долгом допросить дварфа о его истории и целях. Все потому, что наемник выглядел нищим. Рубище, которое так заботливо подарил ему Фей, свисало почти до колен. Наемник уже наперед знал, что его примут за вора, укравшего рубаху у того, кто был минимум на две головы выше. Грейбор сочинил целую историю, – напился и проиграл, мол, последние медяки и даже одежду. Решил попытать счастье и найти работу в Кенабресе; в карманах пусто, а ночевать вблизи Мировой Язвы он не рискнет, поэтому держит путь в гостиницу, где, как он слышал, принимают даже тех, кто не имел и гроша за душой. А рубаху подарила группа каменщиков, – те самые, кто и посоветовал поехать в город на заработки. Грейбор даже назвал пару имен – знакомых Фея, которые работали в городе. По крайней мере, они так говорили трактирщику. К удивлению дварфа, история действовала. Никто из стражи не заподозрил его во лжи. Было даже как то неловко: любой демонопоклонник или культист мог использовать тот же трюк и спокойно проникнуть в город. Знакомые контрабандисты исследовали сложные системы подземных тоннелей и досконально зубрили ночные маршруты служителей закона. Интересно, зачем, если они имели дело с такими недотепами? Гораздо сложнее было с оружием. Грейбор попросил Фея, чтобы тот вручил ему подходящую смену; дварфийская сталь его привычного топора слишком бросалась в глаза. Что же это за нищий, если у его оружия одна отделка стоила несколько золотых, а лезвие одним своим видом создавала ощущение пореза. Тогда старина Фей вручил ему топор для колки дров. При этом наказал вернуть – иначе таверну будет сложнее топить. Грейбор думал об этом весь путь до гостиницы, перебирая в голове имена тех, кто мог бы заказать самого наглого трактирщика Голариона. Таких имен было множество. Солнце нещадно пекло голову. Когда наемник увидел вдалеке небольшое строение, он уже мысленно и сам был готов переночевать где угодно, лишь бы уйти с подобного зноя. Пыльная дорога порядком набила собою рваные сапоги. Уже долгое время Грейбор не ощущал мелких камешков меж пальцев, трущихся о кожу, вызывая зуд. Он далеко не был неженкой, но всегда заботился о своей одежде и даже в самых сложных ситуациях не позволял себе подобной неряшливости. По меньшей мере она могла сказаться на его эффективности. Возле ворот стоял гигантский человек, облаченный в сыромятную броню, высматривая что-то на горизонте. Проследив за его взглядом, Грейбор понял, что тот тупо уставился на дорогу, будто выслеживая патрули стражей или демонические банды. Последние правда не устраивают набеги средь бело дня. — Добрый день! — Грейбор попытался изобразить несвойственные ему нерешительность и смущенность. — Это гостиница “Сокровище Юга”? Я пришел в нужное место? Гигант вывернул шею, громко чавкнул, заиграв желваками, и сплюнул под ноги дварфа остатки жевательного табака. — Да, — охранник изучающе посмотрел на просителя, точно портной прикидывающий мерки костюма, — проблемы с деньгами? — Они самые. Мне говорили, что здесь можно переночевать перед тем, как отправиться в Кенабрес. — Заходи, — гигант снял с ворот замок, — ищи Йована. Он главный. Обычно сидит за барной стойкой или копается в своих книгах в комнате сбоку от общего зала. Стоило Грейбору переступить порог двора, прилегающего к гостинице, как послышался лязгающий щелчок. Громила закрыл решетку и несколько раз дернул замок, проверив на крепость. Каменная стена, окружавшая двор была невысокой – раза в полтора выше дварфа, – но на ее верхушках недобро скалились острые клинья. Грейбор пригляделся. Ему показалось, что клинья, похожие на широкие лепестки какого-нибудь папоротника, по бокам были испещрены зубчиками, – уж слишком шероховатыми казались границы. Неужели настолько хватало разнородного ворья? Неподметенную дорожку обводили кусты можжевельника; кроме них в саду росли приземистые деревья, стелющиеся по земле своей пышной листвой, свисающей с веток зелеными сосульками; в остальном двор выглядел брошенным, трава была подстрижена, но ее болезненно бледный цвет и уродливые сорняки, встречающиеся чуть ли не на каждом шагу, отваживали любое желание красоваться уходом. Гостиница выглядела совершенно иначе. Двухэтажное уютное здание с самым удачным сочетанием линий кирпича, деревянной отделки и фронтонов, какое только встречал Грейбор. Приятный глазу фасад добродушно встречал нового гостя своими огоньками в оконных глазницах, расположенных под изогнутыми карнизами, точно подмигивал, призывая оставить тревоги снаружи. Полотно входной дверь украшал символ Иомедай, Вступив в общую комнату, Грейбор сразу принялся искать Йована, но увидел лишь несколько шумных компаний, пьющих и играющих в кости. Ни одну одинокую фигуру у широкой барной стойки, за которой стоял лысый человек, протирая бокалы, Грейбор выцепить так и не смог. В таверне было множество посетителей. Фею и не снился подобный аншлаг. Здесь были люди и дварфы, эльфы и полуэльфы. Даже пара тифлингов, оперевшись на бочонок, катали по нему кубики и звонко смеялись каждый раз, когда те слетали с его днища. Из таверны вело три выхода. Первые два были направлены в восточное и западное крыло, третий же подводил к лестнице, винтом уходившей наверх. Наемник причесал рукой бороду и, решив, что восточный путь ведет в кабинет хозяина гостиницы, направился в левый проход. Чутье его не обмануло: коридор почти сразу заканчивался одной единственной дверью. Со стуком Грейбор повернул ручку и вошел внутрь. — А! Добрый сударь, вы желаете переночевать, переночевать? — подскочив на стуле при виде посетителя, гном-хозяин заговорил голосом писклявой лисицы. — Не желаете чего-нибудь перекусить? — Я сыт, — буркнул Грейбор, — вы и в самом деле держите комнаты специально для… — Для нуждающихся, — с улыбкой закончил за него Йован, убрав со своего стола книгу с описанием каких-то зелий, — конечно, конечно! От наемника не укрылось, что маленькие глаза гнома забегали по его телу. Должно быть, подумал Грейбор, владелец прикидывал, не врет ли ему новый проситель, но глуповатая улыбка раздражала своей хитроватостью, не свойственной порядочному добродетелю. Закончив осмотр, гном кивнул и манерно проведя пальцами вдоль уса, отведя его в сторону. Длиннющие усы хозяина были по-щегольски закручены в спирали и свисали почти что до уровня плеч. Сам он был одет в мантию серого цвета и шляпу с конусообразным верхом. — Только вот есть маленькая проблемка, проблемка. Нет свободной комнаты. Вы не против разделить ложе с еще одним постояльцем? “Да вы должно быть шутите”, — подумал Грейбор, а сам произнес: — проблем нет, удовлетворюсь половиной одеяла. Владелец хлопнул в ладоши и повел замаскированного наемника в жилые комнаты бедняков, располагавшиеся на втором этаже. Оказавшись на верхнем ярусе гостиницы, они зашли в узкий коридор, заполненный блеклым призрачным светом, неуверенно льющемся из небольшого слухового окна; все внутренние двери были закрыты, а стены, забранные деревянными панелями, были лишены любого источника освещения. Буйные возгласы постояльцев пришлись Грейбору по душе. Место казалось живым, хотя и не пестрило удобством. С другой стороны, можно ли было ожидать чего-то другого от бесплатной ночлежки? Проходя очередную дверь, Грейбор услышал как об деревянное полотно что-то стукнуло. Прошло мгновение, и из недр комнаты показался тучный мужчина с черной, как смоль, бородой и пьяной походкой направился в сторону лестничного пролета, на ходу попивая из бутылки темно-красную жидкость. — Некоторые просто не могут держать себя в руках из-за выпивки, выпивки — пискнул гном, провожая жильца взглядом, — но по ночам мы запрещаем шуметь. — Откуда же у них деньги на пьянство? — А мы берем совсем немного, немного! Кенабреские виноградники здесь рядом. Обычно привозят с довеском, который мы за дешево продаем. Грейбор поразмыслил над словами владельца: да кто вообще бы стал делать нечто подобное? Одно дело помочь с ночлегом, совсем другое помогать с выпивкой. Это уже казалось странным. Если не подозрительным. Йован щелкнул пальцами и указал на дверь у левой стены в самом конце коридора. — Пожалуйста, вот ваша комната. Располагайтесь со всеми удобствами, — подмигнул гном, передав Грейбору ключ, и развернулся на одной ноге, намереваясь удалиться. — Второй постоялец уже там? Что он из себя представляет? — Его зовут Зосиэль. Жрец. Бедняга переоценил свои запасы, направляясь в Кенабрес издалека. Дварф отблагодарил владельца и вошел внутрь комнаты, большую часть которой занимала здоровенная кровать, упиравшаяся своими боками в прижатые к стенам столики-сундуки. Над ними располагались грубые полки из темного дерева, – на вид такие хлипкие, что наверняка бы не выдержали и веса пары-тройки обычных книжец. Помимо этого в комнате было маленькое оконце с крестообразным переплетом из тонких металлических прутьев. Грейбор уселся на изножье кровати – только с этого края можно было на нее залезть, – и бросил на середину топор. Под наемником что-то хрустело и трескало при каждом нажатии на матрас, словно тот был набит хрупким фарфором или сушеными фруктами. Неудивительно, что на таком ложе снятся самые чудовищные сны. Наемник хмуро оглядел убранство комнаты и поймал себя на мысле, что та строилась второпях. По большому счету ему было все равно, но глаз то и дело цеплялся за диспропорции: одна стена казалась чуть длиннее другой, панели выглядели неровными, а небольшой наклон потолка словно специально уменьшал пространство, чтобы жилец чувствовал себя в западне. “Чертов Фей, — подумал Грейбор, — накрутил меня своими бреднями. Может просто решил посмеяться надо мной?” Наемник прилег на кровать. Какого черта он тут делает? Что о нем подумают коллеги по ремеслу? Храбрый дварф переоделся бедняком и провел ночь в обычной захолустной гостинице, – хорошая строчка в репутации, ничего не скажешь. “Вы только подумайте! — восклицает Фей, рассказывая об этом свои пьянчугам, — действительно повелся на мои выдумки”. Грейбор знал, что ничего подобного Фей сказать не мог. А если и мог, то знал, чем ему придется расплатиться за это. Он пролежал еще недолго, дождавшись пока тлеющая злоба окончательно угаснет, и решил осмотреть содержимое сундуков. Крышка первого издала такой скрип, что разбудила бы мертвого; наемник заглянул внутрь и обнаружил стопку бумаг. Все листы новые: углы не смяты, текстура на вид не сморщенная. На случайно вынутом листе была нарисована птица с длинным разноцветным хвостом. Всех знаний наемника хватило только на то, чтобы понять, что картина довольно аккуратно написана маслом, но что именно на ней изображено – плод воображения или реальная живность – было вне его компетенции. Он долго вертел лист перед собой, пытаясь прийти к какому-то новому заключению, пока не раздался звонкий металлический лязг, донесшийся, со всей определенностью, с нижнего этажа. Грейбор положил находку обратно в сундук и вышел из комнаты, задумавшись у порога, брать ли с собой топор? Кто знает, насколько вороватая здесь публика? Простояв в сомнении добрую минуту, вспоминая высокие стены и шпили, дварф мотнул головой и направился в сторону лестницы безоружным. В общей комнате царил балаган. Бородатый мужик, который уже встречался наемнику, сцепился в схватке с серокожим тифлингом. Человек вознес над головой непонятно откуда взявшуюся булаву и резко опустил вниз; тифлинг едва успел прикрыть лицо щитом с железной сердцевиной. — Пшел вон, козлорожка, — тяжело дыша, прохрипел бородач, — ползи назад в свою Бездну, отродье Бафомета! — Отстань от меня, идиот! — крикнул в ответ тифлинг. — Проклятый пьянчуга. Охрана на помощь! — Ты оглох, козлорожа? Вали отсюда, пока цел! Мужик попытался повысить голос, но смог осилить тоном только половину фразы — в конце снова сорвался на глухой хрип. Не дожидаясь ответа, он вновь поднял булаву вверх, намереваясь сломать оборону противника. Грейбор не любил разборки дилетантов – пустая жестокость, созданная такой же пустой обидой, – но лихорадочный блеск в безумных глазах бородача вызвал у бывалого наемника улыбку. Да, именно таких, как этот тип, и ожидаешь увидеть в подобных тавернах, и именно таким лучше вообще ничего не подливать. Наемник оглядел собравшихся, ожидая, что сейчас выскочит тот верзила у ворот или его товарищи. Но никто и не думал разнимать сцепившихся. — Где стража? — осведомился Грейбор у стоявшего неподалеку белобрысого дварфа в добротно сшитых широких одеждах, — их же разнимут? — Обычно не разнимают, — с улыбкой ответил сородич, — стражник то всего один, и то снаружи гостиницы. Ему не до бытовых потасовок – демонов, понимаешь, высматривает. — На всю гостиницу один стражник? — Грейбор отказывался поверить в подобное. — Тут редко что-то случается. Грейбор перевел взгляд на драку; как ни странно, ни один из участников так и не продвинулся в атаке. Человек все еще держал булаву над головой, еле справляясь с ее весом и, судя по всему, пытался определить какой из двоящихся у него перед глазами тифлингов реальный. Его противник же выбирал в какой бок дернуться, чтобы не огрести здоровенной ручищей. Первым решился бородач и дернул оружие вниз. Прежде, чем булава вновь опустилась на щит – хотя Грейбор был уверен, что удар пришелся бы в пустоту, – из толпы послышался крик: — Стойте! Остановитесь, прошу вас! К сражавшимся – если эту нелепицу вообще можно было назвать сражением, – подбежал темнокожий юноша с тонкими, как у девушки, чертами лица. Он встал прямо между булавой и щитом и затряс своими руками, словно ребенок перед родителями. — Во имя Шелин, остановитесь! — лицо юноши словно дышало печалью. — Это же пустяки, давайте все вместе вернемся к веселью. — Шо?! — выпалил мужик и хмуро уставился на преградившего удар паренька. Его руки тряслись, уже готовые уронить немаленький балласт. — Шо за хрень? Уйди, сопля, дай мне вломить этой козлороже! Тифлинг, не теряя времени, воспользовался промедлением противника и, ловко проскочив вбок, выбежал из общей комнаты. Недоумение от исчезновения оппонента вывела бородача из мира разумных существ. Он недвижно пялился на то место, где несколько секунд назад стояла “козлорожа”, пока с его губы, прямо на густую бороду, не вытекала струйка слюны. В этот момент булава выскользнула из его рук и ударила по ноге. С жуткими проклятиями он принялся размахивать руками; юноша поспешил отойти в сторону от безумца и раствориться в толпе. Как только тифлинг скрылся, выбежали спрятавшиеся от хаоса официантки: принялись рассаживать всех по местам и собирать расколовшуюся столовую утварь. Еще через минуту появился охранник со входа, схватил пьянчугу за плечи и силой поволок на верхний этаж. Местные правила были чересчур диковаты: Грейбор даже не помнил в каких гостиницах охрана не влезала в драки и не выкидывала зачинщика на улицу. Он долго провожал эту парочку взглядом, перед тем как сесть на ближайшее свободное место и попросить налить крепкого. Некоторые постояльцы еще отходили от потрясения, но большинство уже смеялось, красочно подтрунивая над произошедшим балаганом. При первом осмотре это не бросалось в глаза, но почти все здешние посетители явно относились к “нуждающимся”. Если не вообще все. Пересчитав присутствующих взглядом, не забыв включить и себя, Грейбор насчитал ровно то число комнат, что было на верхнем этаже. Затем, совершенно случайно, взгляд Грейбора зацепился за люк, спрятанный в углу у задней стены. Он не был прикрыт, но заметить его можно было только имея наметанный глаз или зная, где тот находится. Обычный люк в погреб, какие бывают во всех тавернах без исключения. Но наемника смутило одно обстоятельство. У люка не было замка. Не было ручки. Только квадрат, вырезанный на деревянном полу. Неужели дверца была магической? И кому это надо так ухищряться ради мелкого погреба? Смеживав брови, Грейбор выдохнул и отхлебнул местного дешевого пойла. “Тук-тук. Так бьется гнилое сердце больного в последние секунды жизни”, — пришли на ум слова Фея. Грейбор сплюнул вино и отставил кружку подальше. Бредни трактирщика подействовали на него сильнее, чем того хотелось. Какой там “Тук-тук”! болван наверняка отравился местной похлебкой и дал волю фантазии. Вкус местного вина был необычно горьким, даже от одной капли голова наливалась железом, а мысли сгущались, как от трех полных пинт. После такого действительно начало казаться, будто под полом раздавались шаги. Приглушенные, с каким-то огромным интервалом, похожие на ковыляние великана, возвращавшегося после битвы в свою пещеру. Грейбор достал из кармана кисет и принялся набивать табаком трубку. Нежно и аккуратно, с той тщательностью, с которой волшебники заботятся об изъеденных временем фолиантах, а воры о наборе отмычек. Для наемника этот процесс был далеко не просто делом привычки; он наслаждался каждым моментом, начиная от насыпки табака в чашку и заканчивая плавным втягиванием дыма во время раскурки. Магия, заключенная в последовательности нехитрых действий, создавала ритуал. Закурив, он почувствовал себя лучше, – практически пришел в норму и избавился от назойливых мыслей и жуткого привкуса. Тут он понял, что не посчитал того совриголову, полезшего под горячую руку пьянчуги. Но найти его в толпе так и не получилось. Интересно, что он вообще забыл в этом месте? Хилое тельце, страдальческое выражение лица, – такому бы выступать актером трагедии, а не шляться по кабакам. Гребор закинул руки за голову и стал разглядывать сводчатый потолок. Голые рамы буквально утомляли своей простой. Сюда было просто необходимо повесить каких-нибудь трофеев или полотен. Что же это за владельцы: место у самой границы Мировой Язвы, а в помещении ни одного трофейного оружия или хорошего чучела. Тогда Грейбор задумался: остаются ли тела демонов на земле, после того как им снесут голову? Сам он еще никогда не сталкивался с этими тварями: в работе наемника встречаешься со смертными, а не чудовищами с других планов. Его размышления прервал знакомый белобрысый дварф, с улыбкой поинтересовавшись, можно ли ему присесть рядом? Грейбор кивнул и сородич бувально плюхнулся на стул, парой щелчков подозвав местную официантку. Поначалу он не особо напрашивался на беседу, но после второй кружки поведал, что его зовут Грэм и он кузнец, работающий на крестоносцев. — Часто здесь останавливаетесь? — осведомился наемник. — Пожалуй, — дварф почесал голову, — приходиться часто навещать родню в Кенабресе. Грэм помахал в воздухе пустой кружкой; служанка – смуглая черноволосая девушка, хлопочущая неподалеку, смиренно кивнула, и скрылась на кухне. Вернулась она, неся огромный кувшин с изогнутым ободком. — Выпивка здесь, что надо! Дешевая и сердитая – точно по моим стандартам, – сказал Грэм. Его лицо вновь пропало за стенками оловянной кружки. Отпрянув от выпивки, Грэм заулыбался, словно Грейбор был его старым приятелем и, оперевшись на стол рукой, подался вперед. — Ты это, тоже ведь здесь из-за этой акции? — Акции? — переспросил Грейбор. — Хочешь сказать, что ты действительно нищий или обижен войной? Рубаху то небось у приятеля какого-то одолжил? Не бойся, не выдам. Тут все такие, друг, — Грэм подмигнул и сделал еще один добрый глоток, — хозяину вообще наплевать на какие-либо доказательства. Поначалу конечно боялись, но вот я смотрю на здешних: многих видел уже не раз и не два. Вот только… Кузнец замолчал, причмокнув губами. Грейбор кивнул, показывая, что готов его выслушать, но собеседник лишь хмыкнул и, допив кружку, попросил новую. Вскоре хмель окончательно победил Грэма, и тот начал причитать на свою родню: племянники, ничего не понимающие в торговле, залезли в долги и почти расстались с фамильными реликвиями. Несчастный не стеснялся при выборе слов, описывая свою многострадальную родню, однако его заплетающийся язык мешал соединять одни эпитеты с другими. Грейбор уже не слушал его тарабарщину, лишь изредка кивал – в те моменты, которые казались ему удачными, – чтобы не портить своим трезвым поведением буйную радость разошедшегося собеседника. Взгляд наемника был прикован к подвалу. Внутри Грейбора боролись две мысли: рациональная часть подсказывала, что все подозрения обеспечены длинным языком Фея, однако чутье – то самое, что неоднократно спасало дварфа из самых сложных ситуаций, – точно указывало на опасность, таящуюся под люком. Могло ли быть так, что под полом прятались некроманты или бандиты, похищающие в ночи ничего не подозревающих бедняков? Тот звук, что напоминал ему ковыляние, больше не доносился, и Грейбор списал его на разбушевавшееся воображение. — Да чем ты ее набиваешь? — Грэм закашлял, пролив содержимое кружки – уже пятой по счету, – на пол. Грейбор и не заметил, как воздух окутало облаком белого табачного дыма. Продолжительные оргии смеха за оставшимися столами, ставшие очень громкими после замечания Грэма, отбили у наемника всякое желание оставаться в таверне. Теперь его мысли были заняты неким Зосиэлем, с которым ему предстояло делить одеяло. Не хотелось думать об этом – ведь никто не любит спать вдвоем, будь это даже родной брат или сестра, – но с другой стороны такая перспектива открывала новую возможность. Если его сосед по кровати уснет, то у Грейбора появится тот, на ком можно проверить теорию Фея. Наемник встал и, кивнув на прощание Грэму, уже собрался уходить, когда его сородич, по воле случая, захрипел: — Слушай, а тебя это…пропажи, — дварф впечатался лбом в поверхность стола, — ох, что-то я надрался. — Пропажи, – Грейбор, напряг весь свой слух, чтобы выудить из пьяного бормотания слова, – о чем ты? — Да, говорят тут, ик, говорят пропадают. При мне такого еще ни разу не происходило. Но вот знакомый, говорил, что один тифлинг… — Грэм подковал рукой голову, и провалился в сон, не договорив последнюю фразу.

***

В свою комнату Грейбор поднимался с плохим настроением. Слишком уж многое указывало на то, что в гостинице и впрямь что-то происходило. Вряд ли Грэм мог поделиться какой-нибудь ценной информацией, но даже тот факт, что и ему было известно о таинственных исчезновениях, говорил о многом. Прорезь люка на полу первого этажа также не давала покоя. Наемник привык тщательно готовиться к каждому заказу – знать все о своей цели и помещении, где она находилась, – но сейчас он сам себя чувствовал жертвой. Проклятый погреб и вино, которое, казалось, навсегда останется на языке, в разных мыслеформах метались по его разуму, обжигая каждый раз, когда сознание касалось одной из них. Вид уходящего за горизонт солнца, окрасившего местность в золотисто-багряные тона, неумолимо приближал сумерки, – первые, на памяти Грейбора, наступление которых он бы хотел остановить. Подходя к своей спальне, Грейбор отчетливо различил шорохи и копошение, раздававшиеся изнутри комнаты. Неужели сосед объявился? Дварф толкнул дверь и вошел внутрь. Над кроватью склонился никто иной, как тот самый темнокожий юноша, решивший разнять местную шпану. Он пристально разглядывал рисунки, разложенные мозаикой по всему одеялу, будто обдумывал, как бы собрать из разношерстных картинок целое полотно. Скрип двери привлек его внимание; юноша дружелюбно улыбнулся и спешно начал собирать свои работы с кровати. — Должно быть, вы Грейбор? Владелец мне обрисовал ситуацию, и я сразу дал свое согласие, — сложив вещи в сундук, он протянул наемнику руку, — меня зовут Зосиэль, жрец Шелин. Кровать большая – не потесним друг друга! Если будет нужно, могу спать на самом краю. — Полегче, парень, — прервал Грейбор монолог молодого жреца, — просто не будем создавать друг другу каких-либо проблем. Идет? — Да, конечно! Рукопожатие состоялось и соседи занялись своими делами. Зосиэль достал пустой лист бумаги и, прислонив его к стенке, принялся набрасывать тени пейзажа, видневшегося из небольшого окна. Делал он это быстро и неаккуратно, будто хотел побыстрее запечатлеть стремящуюся убежать картинку. Грейбор же проверил заточку топора – давняя привычка перед сном, – и вновь убедился в ее полной негодности. Топор для рубки дров – как же! Таким и масло не разрубить. Он положил оружие на полку, удостоверившись, что та выдержит его вес, снял сапоги и прилег на кровать, наблюдая, как тени предметов становятся все длиннее и длиннее. — Если хотите спать, я уберу инструменты, — заявил Зосиэль, посмотрев в сторону Грейбора. — Не надо, парень. Все в порядке, — успокоил его наемник, — занимайся своими делами. Я не хочу спать, просто лежу смотрю в потолок. Он достал из кармана трубку и одним глазом взглянул на жреца. — Тебя не смущает? — Нет, все хорошо, — улыбнулся Зосиэль, — окно все вытянет. — Не куришь табак? — поинтересовался Грейбор. — Нет. Наемник сунул трубку обратно в карман штанин. Ночь обещала быть долгой.

III

Первым, что Грейбор приметил, когда сумрак поглотил все пространство комнаты, была гнетущая, почти сверхъественная тишина. Ни в одной другой гостинице – даже тех, где постояльцев почти не было – такого не встретишь. Пугало не само отсутствие звука, но напряженность здешнего воздуха; то удушение бесчисленных шорохов, какие обязательно издает дом и предметы любой, даже самой темной ночью. Та запредельная тишина, способная удерживать рождение звука, повергла Грейбора в состояние близкое к отрешению: боязнь шелохнуться или вздохнуть, нарушив тем самым некое правило, предписанное этому месту. Месту, в котором царствовал абсолютный покой. Впервые за долгое время наемник был счастлив, что проводит ночь не один. Годы тренировок, наточившие его инстинкты и подозрения до предела, не позволяли ему расслабиться в присутствии постороннего. Если ситуация не оставляла иных вариантов, слух наемника реагировал на каждое чужое движение; тело находилось в постоянном ожидании. Такие ночи были особенно сложными, не наделяя даже толикой сил для предстоящего дня. Грейбор чувствовал себя прекрасно лишь в уединении. Но не сейчас. Сейчас он был рад тому, что рядом с ним кто-то находится. Грейбор не видел и не слышал своего соседа. Он просто знал, что тот лежит слева от него. Или верил. — Эй, парень, — прошептал Грейбор, надеясь привлечь внимание соседа, — не спишь? Ответом была тишина. Грейбор не думал о том, что скажет, если Зосиэль поинтересуется: какого черта тот будит его посреди ночи. В сущности, это было неважным. Он был готов сказать что угодно. — Парень! — крикнул Грейбор во тьму. Тьма не ответила. Грейбору захотелось закричать во всю мощь легких – и будь что будет! Он ждал, что хоть что-то заявит о себе, все же сломает эту непрошибаемую тишину. Дварф замотал головой, пытаясь зацепиться за любой проступающий силуэт, но даже острый глаз наемника не смог различить знакомое окружение, как если бы луны, звезд или любого другого источника света просто не существовало. Неужели тучи так плотно заволокли небо, что мир погрузился в непроницаемую тьму? Прочную и липкую, как-будто сотканную из черных паутинных нитей. Оставалось лишь встать и посмотреть в это чертово окно. Грейбор почувствовал, как в нем начинает ворочаться столь несвойственная ему паника. Опьяненный гнетущей обстановкой, он то и дело прокручивал в голове историю Фея. Разум, подвешенный во мраке, утратил привычные ориентиры и слишком близко воспринимал все эти глупости старого пьяницы. Все эти его фантазии. И вот так наемник ощутил прилив спасительного гнева. Какого дьявола он лежит здесь и трясется, как гребаный младенец, оставленный в темной комнате? Он приподнялся на локте, собравшись сесть на кровать. Таков был план, а в действительности его голова почти сразу уперлась в преграду. Руки наемника мгновенно бросились вверх и наткнулись на стенку, похожую на холодное полированное дерево. Колени сошлись и рывком дернулись вверх, ударившись о твердь. Одно за другим, два чувства завладели ситуацией. Страх прошелся холодным разрядом по всему телу, застряв где-то в районе солнечного сплетения. Сердце билось с такой силой, что его эхо раздавалось в горле и кистях. Захотелось кричать во все горло… уже в который раз. Ногти, царапающие поверхность, не оставили на ней даже ощутимых шероховатостей. Однако страх довольно быстро истощился, – на смену ему пришла ярость. Несколько раз Грейбор пнул преграду ногой и даже ударил об нее кулаком, отведя руку настолько, насколько позволило тесное пространство. Звук, сопровождающий удар о невидимую поверхность, напоминал отзвук толстой кирпичной кладки, об которую били тканевой шапкой; удара будто не было вовсе. Все это напоминало ту самую историю. Однако, подумал Грейбор, когда же он успел уснуть? На самом деле – и наемник довольно быстро это понял – было важно лишь то, что будет дальше. “Тук-Тук”, как декларировал тоном гробовщика его бедовый знакомый. Несмотря на все угаданные трактирщиком подробности, разум отказывался повенчивать происходящее с услышанным ранее бредом, – в этом мире существовало слишком много способов обмануть доверчивый разум, внушить любую иллюзию. Чем бы не было вызвано это наваждение, его можно рассеять. Железная воля дварфа взяла под контроль дыхание. Карманы. Нужно проверить карманы. Ладони методично охлопывали рубаху и штанины, пока не наткнулись на проступающую через ткань трубку. Грейбора посетила безумная идея закурить ее прямо здесь, но он тут же вспомнил о вещи, что точно должна была лежать вместе с трубкой. Коробок спичек! Он успел вытащить коробок, когда покров тишины наконец-то исказил звук. Шепот, подобный вздоху мертвеца, заставил руки дварфа застыть. Но он был ничем по сравнению с тем, что последовало далее. Своеобразный звук стал напоминать неудачную комбинацию из скрежета заржавевшего рычага и перестука громадных копыт, – постоянно ускоряющегося, без ритма отбивающего какой-то жуткий танец на заскорузлом деревянном полу. Он становился все громче, напирая будто бы со всех сторон. Лишь когда невыносимый стук стал настолько громким, что стал заглушать учащенное биение сердца, Грейбор понял, что его источник находится прямо над ним. Воздух наполнился почти ощутимым напряжением. Грейбор не видел своих пальцев даже в дюйме от лица, но был уверен, что темнота ещё не окончательно поглотила его: не вползла под кожу и не сжала кольцом его внутренности. Немыслимым усилием наемник выдернул руки из хватки оцепенения и пытался зажечь спичку. “По крайней мере, я все буду видеть. Тук-тук! Идиот даже определить звук толком не смог!”, – подумал Грейбор чиркая, казалось, самой влажной спичкой во всем Голарионе. Что бы не издавало перестук, но оно опускалось все ниже и ниже, – охотника и жертву стало отделять лишь узкое пространство невидимого гроба. Это было что-то большое, больше самого пространства гостиницы, может быть даже больше Голариона! И “это” было уже над ним. Вдруг звук замер. Замер на всего на секунду, но ее хватило, чтобы чертова спичка успела вспыхнуть.

IV

Зосиэль не мог заснуть. Храп и пьяные выкрики постояльцев проникали через каждую щель и трещину; может и сами стены были тонкими, как лист пергамента. Не помогал заснуть и свет луны, до краев заливающий комнату своим ртутным светом даже через такое маленькое оконце. Жрец взглянул на своего соседа: дварф спал на спине со сложенными на животе руками, не издавая ни звука. Юношу настолько поразила умиротворенная поза Грейбора, напоминающая ему памятники на могилах героев, что ему захотелось запечатлеть эту картину на холсте. Он не знал насколько дварф был погружен в мир снов и не хотел ненароком разбудить его, поэтому отложил эту затею в сторону. А затем и вовсе отказался от нее, сочтя свое желание неподобающим. Сперва нужно было получить разрешение самого Грейбора. Постепенно крики постояльцев утихли. Звуки гостиницы сменились настойчивым скрипом половиц, будто кто-то ковылял туда сюда по деревянному полотну. Зосиэль не был удивлен такому исходу. Учитывая сколько выпивки влили в себя постояльцы, походы в уборную казались очевидным следствием. Сам жрец не прикоснулся к отраве, потратив свободное время на игру в кости. Сон никак не желал овладеть разумом молодого жреца. В какой-то момент тот вспомнил, что дверь осталась незакрытой. Действуя настолько тихо, насколько это было возможно, Зосиэль встал с кровати и направился к выходу. Повернув в замке ключ, он обратил внимание на задвижку. Недолго думая, юноша дернул за стержень, но тот не поддался. Пьяные дебоширы могли устроить что угодно, поэтому юноша потратил немало времени, чтобы все таки закрыть задвижку, и это ему удалось; довольный своей работой он подошел к окну. Поля, расстилающиеся перед гостиницей, перекрасились в серебряные и черные тона. Сменив гардероб, природа ничуть не изменила своей красоте. Жрец оперся руками на подоконник, стараясь запомнить каждую деталь пейзажа, когда услышал шелест одеяла. Обернувшись он увидел настолько странную картину, что не знал, как должен реагировать. Грейбор сражался с воздухом: его руки и ноги бросались вверх, будто намереваясь сбросить с себя толстое одеяло. Через некоторое время в ход пошли ногти и кулаки. Но это было еще не самым пугающим. Страшнее были глаза. Взгляд Зосиэля так и застыл на них. Он никогда прежде не видел, чтобы кто-то спал с открытыми глазами. Вот только те были черными, как два опала. Из коридора – скорее из из комнат постояльцев – послышались звуки разбитого стекла и звонкий хруст осколков; то самое ковыляние стало громче и отчетливее. Едва Зосиэль краем глаза приметил, что в щели под дверью замерцал свет, как в воздухе пронеслась дрожь. Тени внутри помещения сгустились, поглотив серебристые краски лунного света темно-синим мороком. Жрец вытянул дрожащую руку, опасаясь наткнуться на ставшую невидимой мебель, и неуверенно шагнул в сторону кровати. Нащупав ее край, он залез на матрас и, сложив ладони вместе, принялся медленно отодвигать их друг от друга, концентрируя божественную силу; между ладонями засверкал огонек – маленький комок чистого света, мощности которого едва хватало чтобы выдернуть кровать из темных объятий. Дварф продолжал дергаться, но его движения изменились: теперь он яростно хлопал себя по рубахе. В полумраке его ладони мелькали призрачно-белыми пятнами. Грейбор тяжело дышал, будто охваченный тяжелой лихорадкой; какой сон мог вызвать такую реакцию организма? Однако телодвижения дварфа вовсе не были бессмысленны, и чем дольше Зосиэль наблюдал за его странным поведением, тем отчетливее понимал это. Сила жреца подсказывала, что здесь не обошлось без злых чар, они же и навлекли тьму. Не мог же порыв ветра так быстро нагнать тучи, полностью перекрыв луну? — Помогите кто-нибудь! — прокричал юноша на всю гостиницу. Сам он не мог покинуть больного: могли быть потеряны драгоценные секунды. Жрец сложил ладони в молитве, перебирая в голове всевозможные мантры, когда вдруг заметил в руках своего соседа спичечный коробок. Хуже того, – уже через несколько секунд спящий дварф достал и пытался зажечь спичку. “Он же может обжечься”, – мелькнуло в голове Зосиэля. Превозмогая страх, последователь Шелин потянулся к рукам соседа, намереваясь забрать коробок, но в последний момент остановился. На скривившемся лице Грейбора проступили темные вены, словно маленькие ручейки, спускавшиеся из век к подбородку. Но не только больной вид соседа, отравленного каким-то колдовством, порчей или болезнью, заставил тело жреца окостенеть. За дверью послышался шум невидимой толпы – грохот, будто каждый постоялец сбежался на его крик. Но уже через какую-то секунду юноша понял, что то была вовсе не толпа. Звуки сошлись воедино и стали напоминать шаги очень грузного человека или дварфа. — Грейбор? — голос Зосиэля был не громче шепотка. Поколебавшись, жрец принялся трясти дварфа за бок, а затем за плечо. Когда прикосновения не подействовали, он вновь сложил руки в молитве – скорее инстинктивно, чем намеренно. Слова, что слетали с его губ, были рассказом; слова – и чувства, облеченные в них – были предназначены для мира и красоты, но никак не для защиты от зла или излечения болезни. Жрец просто не был готов к таким испытаниям. Когда иссяк маленький шар света, Зосиэль перестал видеть границы комнаты, словно потолок и стены раздвинулись, впуская абсолютную тьму. И тогда шаги-ковыляния стали громче, как будто кто-то очень большой с трудом перебирал свои огромные лапищи, перетаскивая их одна за другой. Жрец уже тараторил молитвенные слова, стараясь не утратить последние остатки воли. Постоянное ожидание удара или внезапного вопля разгоняло по телу ледяные волны страха. Откуда-то справа донесся звук приоткрывшейся двери, которая тут же уперлась в задвижку. Затем последовал удар, а за ним и еще один; в комнате зазвенели висевшие на крючке ключи. Удары переросли в зловещий грохот, – дверь вот-вот должна была слететь с петель, или могла отколоться задвижка. Уже готовый к немедленным действиям, Зосиэль сконцентрировал в руках всю доступную ему праведную энергию; ладони охватил свет, который через секунду выплеснулся в воздух золотистым кольцом. Тьма рассеялась, открыв путь лунному свету. Дверь в комнату действительно была чуть приоткрыта и об нее билось нечто громадное. Удары становились настойчивее и уже слышался стон металлических петель. И тогда Зосиэль услышал звук загоревшейся спички. Оглянувшись, он увидел Грейбора, резко подскочившего на ноги. Спичка упала и почти сразу затухла.

V

Это не было похоже на обычное пробуждение. Вместо того, чтобы находиться в полудреме – с трудом продирать глаза и осознавать свое присутствие, – Грейбор пробудился мгновенно. Тьма, окружавшая его разум, рассосалась по углам комнаты. Наемник уже был готов к любому действию, ему потребовалось совсем немного времени, чтобы оценить обстановку. Входную дверь пытались выбить – и это нужно было остановить. Подскочив к сундуку, Грейбор двинул его к двери. Тот оказался довольно легким, его быстро удалось перетащить, уперев нижнюю панель створки, но с другой стороны это означало, что его тяжести будет недостаточно, дабы сдержать натиск врага. Прислонившись к сундуку спиной, дварф обернулся к кровати. — Парень, кинь его! — крикнул Грейбор, перебивая звук колотящих ударов. — Что? Кого? — Зосиэль вскочил, растерянно вертя головой. — Топор, парень. Топор, мать твою! — закричал наемник, уже из последних сил сдерживая оборону. Жрец кинулся к полке и, схватив топор, кинул его плашмя под ноги Грейбора. Как раз в этот момент послышался треск полотна: верхнюю панель двери надломило, и нечто уже ковырялось в щепках, пытаясь пробраться во внутрь. Наемник напряг мышцы спины до предела, буквально вдавив сундук в проклятую дверь, и прижал к груди топор, “Ну давай, сукин сын, покажись!” – думал про себя Грейбор, вслушиваясь в непрекращающийся хруст внутренностей двери. Только когда несколько крупных кусков полотна упали перед его ногами, дварф перевернулся на спину и, затаив дыхание, приготовился к атаке. Из образовавшейся дыры высунулись пальцы. Грейбор видел, как огромная костяная рука – словно собранная из костей множества живых существ, связанных воедино, – выпросталась из-за поверхности сундука и резко сжалась в кулак. Наемник не стал колебаться. Он поднял топор и обрушил его на запястье чудовища, показавшееся ему наиболее уязвимым местом этого монстра. Лезвие рассекло руку скелета; кисть отвалилась, с грохотом упав слева от головы наемника. Чудище завизжало и в иступлении принялось дубасить об дверь всем своим телом. Грейбор огляделся, выискивая Зосиэля. Жрец вжался в угол комнаты, дрожа, как маленький колосок во время урагана. Его губы без конца шептали какие-то слова, точно у обезумевшего прихожанина церкви. Грейбор несколько раз перевернулся через бок, достигнув центра комнаты, и вскочил на ноги. Выставив топор перед собой, он ждал, когда ослабевшее чудовище разберется с дверью. Верхняя петля уже слетела, дверь перекосилась вперед, словно в слабом поклоне. Вся комната содрогалась под напором ударов; такой шум точно должны были услышать постояльцы и охрана гостиницы. И вот чудище показало себя. Сундук отбросило, и несчастная дверь рухнула прямо на него, образовав своеобразный трамплин. Никогда прежде наемнику не приходилось встречать ничего подобного. Внешне монстр напоминал человеческий скелет, но огромные толстые кости, обмотанные рваными белесыми тряпками, не принадлежали ни к одной из известных дварфу рас. Одна кисть была раза в полтора больше головы орка, а кости плеч шире любого бицепса. Одна из ног была подвернута, выкручена под прямым углом. Отвисшая нижняя челюсть, которая похоже не была способна подняться, задрожала и из недр скелета раздался душераздирающий вопль. Хор десятка мертвых душ, неупокоившихся и преданных скитанию в этом жутком теле. Мертвец бросился на наемника, выставив вперед свои острые пальцы, но реакция Грейбора была отточена до предела. Ни один монстр не сумел бы опередить столь стремительный бросок, с каким дварф метнулся в бок, и последующую контратаку. Лезвие топора мелькнуло серебряным светом и глубоко воткнулось в ручищу противника. Раздался очередной вопль, и Грейбор, вытащив оружие из кости, одним размашистым ударом врезал прямиком в открытый позвоночник чудовища, согнув его пополам, как срубленное дерево. Потребовалось еще несколько ударов, чтобы противник наконец замер, и лишь тогда дварф позволил себе легкую передышку. — Парень, у тебя есть оружие? — тяжело дыша, поинтересовался наемник. — Н-Нет, у меня н-ничего нет, — заикаясь ответил жрец. Быстро оглядев комнату, и удостоверившись, что оружия действительно нет, Грейбор кинулся к окну и выглянул во двор. Как и предполагалось, – там никого не было. Тогда дварф вернулся к костям. Как бы страшным не казалось это чудовище, дварф понимал, что не его звуки и не его присутствие он ощущал, находясь в безумном бреду. Та тьма была больше, чем тысяча подобных мертвецов. Переступив через дверь, разломившуюся пополам под тяжестью твари, наемник вышел в коридор. Все комнаты были открыты. Заглянув в первую же из них, Грейбор не нашел никаких признаков борьбы, лишь пустые койки. На полу валялась бутылка, дно которой было покрошено в мелкий песок. Так вот, что происходило с постояльцами этой гостиницы… Их и вправду похищали, но не бандиты или демоны. То были некроманты. И все же, каким образом им удавалось проворачивать все это, не вызывая лишнего шума? И главное – почему сейчас никто не подскочил и не забил тревогу? Вернувшись к останкам чудовища, Грейбор внимательно пригляделся к отрубленной кисти. Сначала он не поверил в то, что увидел, но поднеся лапу под свет луны ужаснулся своей находке. Лезвия на концах рук вовсе не были заостренными пальцами или ногтями – то были ключи; вместо пальцев каждый отросток имел свою особенную форму и свой язычок. Тогда, недостающий фрагмент мозаики в виде вина, в которое наверняка было что-то подмешано, всплыл сам собой. Теперь Грейбор смутно понимал происходящее. Хозяин гостиницы был даже не перевоплощенным демоном – он был гораздо хуже. Каким-то образом он создал этого монстра и приказал ему похищать невинных бедняков под покровом ночи. Одним Богам известно, что он делал с несчастными душами, у которых не было ни денег, ни положения в обществе. И тогда дварф вспомнил о погребе. — Парень, — Грейбор повернулся в сторону Зосиэля. Жрец уже пришел в себя, хотя его лицо побледнело настолько, что казалось юноша в любой момент мог рухнуть замертво. — Ты еще можешь стоять на ногах? — Д-да, – дрожащим голосом ответил жрец, присев на изножье кровати. — Здесь нужна будет помощь. Сможешь привести стражников Кенабресса? Они должны патрулировать эту дорогу. Никуда не ходи, просто увидишь на горизонте всадника с факелом и сразу кричи, зови на помощь. — А вы? В-вы куда? — Мне не нужно рассчитаться с местным хозяином, — дварф вышел в коридор и обернулся через плечо, — только никуда не заглядывай, парень. Жди стражу. Если что - кричи. Наемник двинулся вперед. Когда он достиг лестничного пролета, интуиция подсказала ему ощупать каменную кладку стены: особенно те части, что сильно выпирали наружу. Один из камней сдвинулся у него под рукой; в стене проявился черный прямоугольник, который затем слегка привалился назад. Нажав на него, наемник отодвинул плитку от себя, и перед ним открылся колодец. Огромная дыра ведущая вниз, как догадался Грейбор – в подвал здания. Сплюнув на пол, наемник двинулся дальше, спустившись по лестнице на первый этаж. Это была не гостиница, а настоящий дом ужасов. Он спустился в зал и заметил, что пара столов были сломаны, а стулья возле них опрокинуты. Те самые, что стояли в самом углу. У погреба. И нигде не было видно ни единой живой души. Ни охранника. Ни постояльцев. Ни персонала. На полусогнутых ногах, Грейбор двинулся в сторону лаза. Когда он почти дошел до цели, ноздрей наемника коснулся жуткий, хорошо знакомый запах. Запах, что преследовал его все эти годы – смрад мертвого тела. Медленно, очень медленно Грейбор подошел к люку и обнаружил, что тот приоткрыт. Крышка лежала чуть боком – так, чтобы ее створка опиралась на пол. Размяв кисти, Грейбор покрепче сжал рукоятку топора и поднял крышку. Сразу за этим в нос ударил такой густой смрад, что Грейбору пришлось уткнуть лицо в рубашку. Совладав с собой, он опустил ногу на первую ступеньку; от раздавшегося скрипа руки наемника похолодели. Подвальный запах был таким неприятным и сильным, что дышать приходилось часто и неглубоко. Грейбор погружался в почти осязаемую темноту, оглашая свой спуск каждой пройденной ступенькой, как звонкой клавишей рояля. Пройдя не менее десяти ступеней, тени стали чуть менее плотными, как если бы внизу располагался слабый источник света. Грейбор постоянно оглядывался назад, неуверенный, что крышка люка не захлопнется, отрезав путь к отступлению, пока не ступил на последнюю ступень. То, что Грейбор увидел в этом могильнике, никогда – и это наемник понимал точно, – никогда не исчезнет из его омута памяти. Словно завороженный, он переступил через месиво, что осталось от охранника у ворот, и слепо шел к центру помещения. Пол был настолько скользким, что каждый шаг приходилось отмерять с невероятной точностью, чтобы не упасть на разбросанные вокруг внутренности. — О, Боги! Грейбор обернулся – еле удержавшись на ногах – и увидел Зосиэля. Он плохо видел его лицо, но это и не было нужно. — Парень, вали отсюда! Я говорил… И тут раздался плачь. Жалкий и писклявый, как у лисицы. Посреди комнаты стоял монумент. Большая плита или могильное надгробие, от которой исходило слабое белесое сияние. Поверхность плиты была исписана письменами, которые не могло перевести ни одно из живущих ныне существ. “Великое откровение тайны смерти и пустоты. Живые глаза, в которых отсутствует смысл.” Грейбор и сам не знал, откуда в его голове взялись эти слова. В разуме вновь зазвучал перестук из кошмарного сна. Но воля наемника была нерушима, и он собрал все силы, чтобы дойти до фигуры, свернувшейся калачиком возле постамента. Хозяин гостиницы, завернулся в свою мантию и плакал, без конца поглаживая надгробие. Он был не в себе; когда Грейбор толкнул его его ногой, перевернув лицом вверх, гном задрожал и закрылся руками. Он плакал, а иногда щебетал отрывистым безумным смехом. — Он говорил, что получится, получится, — пропищал гном, встав на еле державшие его вес ноги. — Говорил, что жертв хватит. Говорил, что Они придут, придут. Гном задрожал сильнее и надавил себе на глаза. Он закричал пронзительным заячим писком; руки резко упали вдоль тела, как у куклы, чьи нити обрезали. Его лицо стало напоминать сплошной комок боли: глаза набухли и стали как-будто навыкате, из носа и рта пошла кровь, а щеки задергалась, словно из них вот-вот должно было что-то вылезти. — Говорил, что придут, — продолжил гном уже более спокойным тоном, — придут, как приходит тьма, приглашая ко сну. Хозяин внезапно переменился в своем настроении. Он замер, уставившись перед собой остекленелым взглядом. Лицо все еще было сведено страдальческой гримасой, но мертвенно, как у театральной маски. — Они придут, — его глаза резко впились в Грейбора. Гном повернул голову набок, как если бы его голова просто упала на плечо, и заморгал. — Ночь наступает для всех. Ведь так, дварф? Когда Грейбор подошел вплотную к хозяину гостиницы, тот не предпринял никаких мер. Только моргал и улыбался своей кровавой, безжизненной улыбкой. И тогда наемник увидел глаза. Глаза, не отражавшие ни единого луча света. Глаза столь темные, что в них могла бы поместиться целая вечность. Грейбор поднял топор. — Спокойных снов.