«Был ночевать оставлен Серый Волк; Когда же на другое утро он, Собравшись в путь, прощаться стал с Иваном- Царевичем, его Иван-царевич Стал уговаривать, чтоб он у них Остался на житье, и уверял, Что всякую получит почесть он, Что во дворце дадут ему квартиру, Что будет он по чину в первом классе, Что разом все получит ордена, И прочее. Подумав, Серый Волк В знак своего согласия Ивану- Царевичу дал лапу, и Иван- Царевич так был тронут тем, что лапу Поцеловал. И во дворце стал жить Да поживать по-царски Серый Волк.»
(с) В. А. Жуковский
Был поздний вечер. Иван-царевич, а ныне Иван Демьянович, собирался закончить с делами и отправиться в баню. Уж и звезды первые показались. Закрутился в делах государственных, умаялся, только к вечеру потянулся, бумаги-рукописи в сторону отложил. Одна подчас радость оставалась – дождаться вечера и отправиться в баню царскую, а за компанию к себе позвать Серого Волка. Дела, значит, обсуждать. В неформальной обстановке. Такова была, по крайней мере, официальная версия. Что в бане творится, да как Волк человеком оборачивается, да что они там обсуждают – ни глазу, ни уху ничьему ведомо не было и ведомо быть не должно было. Дверь тихонько приотворилась. – Ваня, Ванюша, свет мой, ты все еще в работе? – тихий, глуховатый голос и мягкие шаги по ковру. Волк в своем одеянии, не самом парадном, но все-таки для царской службы разодетый, выглядел нарядно, был принят ко двору как есть – в волчьем обличье. Иван-царевич был женат, как и положено, но время они с женой Еленой Прекрасной проводили отдельно. Она с подругами, то в детской, то с мамушками-нянюшками, а Иван – вот… с Волком. И, конечно, с батюшкой и его советниками. Царь пока был в силах, но старался передать уже сыну все тонкости и премудрости правительственные, чтобы потом в свое будущее царствование тот дела его продолжил, не запутался. - Ох, Волк. Устал я, мочи нет. – Поднял Ваня глаза на Волка, а под глазами тени залегли, осунулся. Подошел Волк, обнял царевича, плечи его лапами разминать начал, легонько когтями задевая. – Пойдем уж. Баня истоплена, заждалась тебя. Всех дел в один присест не переделаешь. – И то верно. – Поднялся Ваня, плечами повел, стряхивая заботы. – Сейчас там буду, жди меня. Одежду только возьму из сундука чистую, переодеться. – Жду. – И Волк уже исчез за дверью. Когда Ваня вошел под деревянный свод, полный клубов пара, Волк сидел там уже, постукивал кувшинами и кружками, наливая себе и Ване хмельной мед, в своем человеческом облике. Никто не сунется в баню, когда она уже растоплена, если не позовут. И потому хвойный и ароматный банный туман кружил вокруг стройной длинной фигуры с длинными, черными с серебром волосами, и озорная серьга в ухе покачивалась и позвякивала. Волк тоже отдыхал от привычного своего дворцового вида. Вот, откинулся к стене бревенчатой, глаза даже закрыл. Да и на что ему глаза, когда обоняние острое, волчье. Лучше зрения иногда. Вошел Ваня, дверь прикрыл и уселся на лавку рядом с Волком. Лавка царская, вся резьбой изукрашена. На полу коврик тканый, с узорами. Рядом с собой примостил стопку одежды – рубаху да штаны простые, свободные, ночью без царских регалий. Мягкие, удобные – и довольно. Посидели Волк и царевич плечом к плечу. Открыл Волк глаза, на друга глянул, кружку ему подвинул – на, пей, отпусти заботы дневные, уж сон наступает, время граничное, сумеречное. Ваня кивнул, взялся за кружку, стукнулись за здоровье, отхлебнули оба. – Что, Иванушка, невесел? Что головушку повесил? – Волк улыбнулся, заглянул в глаза. – Али трудная работа царская, неблагодарная? – Благодарная, Волк, благодарная. – Вздохнул Ваня. – Да только душно мне тут, в тереме, работы много, Елена с царевичем, всё ладно, и только мне на волю хочется. – Не только тебе, Ванюша. Мне бы тоже косточки поразмять... Но что мы сидим тут, в предбаннике? Пойдем-ка, баня – самое то сейчас, и веники скоро подоспеют, думаю. Идем, проверим. – И потащил Волк царевича в баню, в самое пекло. А там в пару ни зги не видно, нащупали поло’к на ощупь, уселись, греются. Пот начал течь и каплями в струйки собираться, влажные дорожки побежали по коже. Втянул Волк воздух носом и в ванину сторону повернулся, даже ближе подвинулся, чтоб видно было: – Зря ты, Ванюша, так убиваешься. Государственному делу на пользу не идет это. Попроси лучше царя Демьяна в отпуск тебя отпустить? Поедем ко мне, в мой замок, никогда ты там не был еще. А так и вовсе его не увидишь. Да и я там давно не был – с самой свадьбы твоей. – Оох, Волк, не томи душу, я так хотел бы! Но отпустит ли батюшка? А то ведь и вправду, потом, может, еще труднее будет вырваться, а так хочется посмотреть, наслушался я твоих историй. – и Иван тихонько подтолкнул Волка в плечо, потерся кожей о кожу. Кожа была уже вся влажная, как от росы, у обоих и стремительно наливалась розовым, как яблочки к осени. Волк не отодвинулся, но глянул пронзительно, как в сердце самое заглянул: – А ты спроси, Ванюша. – Вздохнул и спрыгнул с полки: Вот я сейчас тебя веником! Уже прогрелись, пора! Ваня залюбовался стройной фигурой Волка, пока тот придирчиво выбирал веник из кадушки, замоченной в ароматном настое из целебных трав, которые в лесу травники собирали, а банники заваривали. – Ложись, парить буду! – скомандовал Волк, и Ваня охотно подчинился, растягиваясь на чистом полотне поверх лавки, вниз лицом, устраиваясь поудобнее. Волк парил от души, пощады не давал, даром что любил Ванюшу очень, а то и поэтому. Зато напряжение снималось отлично, Волк знал толк в банном деле, северная душа. Так что спустя пару минут в бане носились ахи и охи, когда Ване приходилось особо хлестко, но это все было приятно, и тело по-настоящему расслабилось и расправилось, как надо. - Ух, Волк, спасибо! Давай и я тебя! - Этому я только рад буду, но сперва пойдем, выйдем, а то как бы так сразу не перегреться. А уж во второй заход ты по мне тоже.. пройдешься! – Подмигнул Волк царевичу, и они вышли к кружкам и кувшинам, дух перевести. Сделали недолгую паузу и вернулись в туман, стало там еще жарче, и теперь волк растянулся на лавке, а Ваня побрызгал на шипящие камни и приступил к делу. Хлестал от души, но бережно, и Волк, вздрагивая, жмурился от удовольствия, потом стало достаточно: - Благодарствую, Ванюша! От души. – Проурчал он, как будто какой кот, протянул руку, сцапал Ваню за руку с поднятым веником и к себе подтянул. Одновременно перевернулся, рукой скользнул на талию, подтянул к себе царевича, заглянул в глаза. – Давно мечтаю тебя с собой забрать, да где там, хлопот полон рот, без твоего плеча крепкого дворец рухнет, уж наверное. Ваня засмеялся, наклонил голову, кудри защекотали грудь волку: - Да что ты! Ну, засиделся я, признаю. Утром немедленно к батюшке, отпрашиваться! – Царевич радостно засмеялся от облегчения. Беспросветные будни отступили и вокруг начал витать дух приключений. - Сам ты себе голова, батюшка твой пока, слава богу, жив-здоров. Отпустит,- успокоительно протянул Волк, поглаживая по спине доверительно приникшего царевича. - Полезай ко мне, - и подвинулся, освобождая место. Благо, баня царская, хватает места на широком полке. Зарделся царевич, но послушался, улегся рядом. А сердце так и ходит. Лег Волк к нему поближе, совсем прильнул, потянулся, за пояс обнял, в ухо шепчет: - Я тебе там всё-всё покажу. И лес, и чудеса разные вокруг, лесные, ты такого не видывал! Мы с тобой всё спешили, никуда не сворачивали, ничего не видали ещё! Неровно дышит Иван-Царевич: - Мне и чудес других с тобой, Волк, не надо! Я до встречи с тобой жил, как во сне спал, а с тобой как будто проснулся. Ничего лучше со мной не бывало! Повернулся к Волку царевич, а тот его уже по груди гладит, косточки выступающие руками чуткими обводит, мышцы ласкает, носом щекочет, вниз к крутым бедрам спускается. Знает, хитрый, что царевич тает, как масло, от всего, что Волк с ним делает, и ни мысли нету возражать ему такому. Вдохнул царевич судорожно только и по волосам черным гладит волка, а волосы, черные с серебром, как крыло старого ворона, шелком по рукам вьются, ласкают пальцы, и лежит царевич весь – в ласке и неге, как у матушки в колыбели, только – по-взрослому уже, и чувства взрослые, страстные в нем бьются, как птицы в клетке – не удержать, не успокоить. - Иди ко мне, Волх, милый, - хрипло просит царевич, и Волк повинуется, скользит к нему наверх, целует крепко, а уста сахарные, медовые, еще просят – как отказать? Обвился царевич вокруг Волка, крепко к сердцу прижал, руки сильные сжимают человеческое тело, а глаза смотрят на царевича с огнем звериным, темным. Но царевич не пугается – знает, Волк сам пропадет, а его в обиду не даст. Бывала Ванюше обида смертельная от недругов, Волк его с того света вытаскивал – теперь зато глаз с него не спускает, даже вот не отлучается от него никуда. Замок забросил свой, как-то он там? Размышления прерываются тихим рычанием, и объятия становятся еще крепче, нетерпеливее, и вот уже Волк оказывается внутри, сопровождаемый тихим вскриком – так естественно и быстро, как будто возвращаясь на свое законное место. Царевич прогибается со стоном, и его светлая кожа молочно светится в бане, подсвеченная шипящими светильниками, глаза Волка сужаются в прищур обладателя, осматривающего свое сокровище. Он и целует свою драгоценность, и делает с ним, что хочет, а сокровище извивается, стонет, сжимает в ответ, стремясь вернуть удовольствие взаимностью, и ахает от полноты чувств. - Волх, милый, не могу больше! – вырывается у царевича, и Волк с тихим рычанием заканчивает их общий танец несколькими уверенными движениями, попадая куда-то прямо в космос на двоих. Разбегаются мурашки по телу, и лежат они, довольные, счастливые, банька уже утихает немного, в узкое окно месяц заглядывает да ночные птицы кричат за ним, как будто они в лесу уже, далеко-далеко от дворца. Волк встает, подает руку царевичу, тот чуть покачивается, сонно и хорошо ему. Ковш с длинной ручкой помогает им обоим помыться и в порядок себя привести. Выходят, сидят в предбаннике, слушают ночь. Завтра, даст бог, отправятся – царь Демьян не возразит, поглядев на сына, тому уж давно пора отдохнуть, а с Волком за него не страшно – надежнее, чем за стенами дворца. Соберут Волк с царевичем снедь на дорогу, выйдут на городскую околицу и пропадут, как призраки, едва ступив в лес – тайными тропами, ведомыми ему одному, поведет Волк царевича к своему наследному замку.