Топография вольностей наших

Ни Абигейл, ни Филеас не понимают, пока не становится слишком поздно. Пока лица окружающих не выражают слишком много веселья за их счёт. Пока Паспорту не отводит внимательный взгляд от пространства между ними, которого меньше с каждой новой покорённой точкой на карте. Пока в один прекрасный день они не видят друг друга отчётливее чем когда либо прежде. *** Однажды, под палящим утренним солнцем затерянного в океане острова, она чувствует себя ленивой и немножко обречённой, а его болезненно краснеющие руки мелькают на периферии зрения. Абигейл считает веснушки, покрывающие жилистые предплечья и не думает об этом слишком много. Не тогда, не потом, когда пытка жарой сменяется блаженной тенью бесконечных кают. *** Филеас отводит взгляд. Снова и снова, а потом безнадёжно признает поражение. На юную леди не пристало смотреть так пристально, какова бы не была причина. Её тонкие руки будто бы не подходят для этой жизни — полной пыли, въевшейся в линии на ладонях, обломанных ногтей и царапин неизвестного происхождения. Но кончики пальцев мисс Фикс всегда — даже (особенно) когда им выпадает шанс оказаться в комфорте цивилизации — будут отмечены назойливыми тёмными пятнами. Чернильные отметки напоминают ему, что она здесь с целью и на равных. Она пишет быстро и урывками, сгорбившись у окна поезда или за столом во время поспешного завтрака. Его собственные пальцы, однако, одолевает таинственный зуд. Филеас гонит прочь желание бережно оттереть застывшие чернила с загорелой кожи. Размять деликатный выступ шишки на среднем пальце — след упорного труда, в попытке доказать, что она тут не для балласта. Он не знает, как сказать ей, что никогда — даже во власти бурлящего раздражения — не посмотрел на её с подобным снисхождением. *** Она одергивает себя по сто раз на дню глядя, как разочарование и усталость собираются глубокими морщинками в уголках глаз. Такое естественное желание — разгладить их, мягким прикосновением, остроумным анекдотом. Какой позор, что её чистая дружеская привязанность должна натыкаться на заборы условностей, когда такой выдающийся человек явно нуждается в любой, даже самой неуклюжей версии комфорта. *** Он с каждым днём чувствует, как толстый панцирь, выработанный годами одиночества рассекают трещины. Всё чаще его голос звучит громче, ужасая крошечную застенчивую частичку сознания. Всё чаще он доверяет своим знаниям и выборам. Всё чаще Паспорту и Мисс Фикс держатся к нему вплотную — единый фронт перед лицом любой опасности. Всё чаще ему дышится легче, едва под одним боком появляется рыжая макушка, а под другим — крепкое плечо. *** Абигейл ловит на себе взгляды Паспорту с любопытством, умоляет тонкую светлую кожу щек не выдавать её неуместного волнения, смиряется с неизбежным румянцем, но всё же с однозначной приятностью смакует новизну чувства. Она позволяет себе краткую минуту (с три десятка), чтобы призадуматься, почему этот мужчина влияет на нее так особенно. И ответ, конечно, на поверхности — авантюрная натура Паспорту так разительно отличается от выверенной округлости комплиментов, коими атаковали её время от времени холостяки Англии. Но вместе с тем — она понимает с ещё большим удовольствием — изменилась и она сама. Лёгкой пружинистой походкой, Абигейл шагает по своей новой жизни и знает, что наконец-то расцвела по-настоящему. Среди дорожной пыли, трудностей перевода и бодрящей кровь гонки — её стихия. Паспорту замечает ее растущую уверенность, благо ему собственной уверенности не занимать. . Впрочем, даже мистер Фогг уважает этот новообретенный кураж, все реже прибегая в общении с ней к чопорной английской вежливости. Её компаньоны — она с немым восторгом пробует это слово — не вскакивают как болванчики, едва она входит в комнату, не хлопочут выискивая удобный стул, не, упаси Боже, рвутся целовать ей руку. И едва Фогг наконец распробует собственную, несомненно существующую, страсть к приключениям, их трио точно станет эталоном благородного партнёрства из романов, которыми Абигейл зачитывалась в юности. *** Мучительная неловкость парализует Филеаса каждый раз, когда он закрывает глаза на то, что мисс Фикс — леди. Его рука нервно сжимается в кармане, когда она выбирается из экипажа (самостоятельно). Ноги его чуть деревенеют, пока он обгоняет их с Паспорту, чтобы первым войти в отель (не поддержав дверь, не пропустив даму вперёд). Её багаж — её ответственность. С нелепой завистью Филеас смотрит, как небрежно Паспорту умеет предложить ей помощь, пусть даже из той же простой выдрессированной обществом вежливости. И дело, конечно не в том, что мисс Фикс ему неприятна. Он знает, что делает всё правильно — их союз лишь вынужденный, равноправный... и перестанет существовать, как только они выиграют. Или проиграют. *** Она держит его руку всю ту страшную, нервную ночь в Индии. Сквозь собственные панические амплитуды и его сокровенное бормотание в пылу лихорадки, Абигейл неожиданно становится чуть ближе к пониманию из чего сделан Филеас Фогг. Возможно самую малость, она с самого нашла понимает его куда лучше его самого. Воображение Абигейл несётся быстрее её благоразумия, и на один блистательный задыхающийся от восторга момент она в своих мыслях провозглашает Фогга романтиком подлинной редчайшей вымирающей породы. Устыдившись сразу же своего легкомыслия, она с удвоенной энергией принимается искать на покрытом испариной востром лице признаки ухудшения или чуда. Руки его она так и не отпускает. *** Другой день на индийской земле полон волнений, беготни и адреналина. Лишь когда всё тревоги позади Фогг чувствует насколько горячее его тело. Солнце, призрачная слабость после лихорадки, усталость... Он вспоминает однажды, как очнулся в то утро — слегка дезориентированный, но на удивление бодрый. Затем он вышел из дома, и палящие лучи неумолимо обрушились на его макушку. А мисс Фикс, подобно персонификации солнечного удара, налетела на него тайфуном живого огня, заключая в неуклюжее объятие. Веснушчатые руки исчезают так же стремительно как появляются, а Фогг едва успевает осознать. Спустя часы, он зачем-то находит время покраснеть. *** Однажды, годы спустя, она восхитится собственной смелости. Собственному невежеству. Однажды, Абигейл вспоминает, как свадьба на далёких берегах не обернулась трагедией, потому что Филеас отказался принимать правила за правду, потому что стоял горой за любовь, словами которыми она сама вложила в его уста. Однажды, она снова кладёт руку ему на сердце, вспоминает беспокойные дни в Индии, и удивляется, как когда-то этот жест мог значить много, но в сравнении столь мало. *** Фогг не агрессивный человек. Он не дрался с дошкольного возраста, он не склонен решать проблемы насилием. Но в последнее время он узнает очень много о своём характере. Например, что ему нравятся люди. Гораздо больше, чем скрипучее кресло в Клубе и бездушные беседы с Беллами помогали понять. Ему нравится знакомиться, и очаровываться, и учиться людей понимать, и разочаровываться и может даже немного влюбляться... Фоггу очень нравятся Паспорту и мисс Фикс. И он почти уверен, что это чувство взаимно, несмотря на многочисленные ножи в спину. Фогг не агрессивный человек. Но каждое несправедливое, трусливое слово сказанное в адрес его друзей, вонзается в сердце хуже всех ножей. Его пальцы дрожат от усилий. Никогда не складываясь до конца в кулаки. Не в итальянских полях, не в жарких песках, не на пыльных улочках американских городков. Но он теперь он знает, за кого могли бы. *** Абигейл сбивается со счета удручающе быстро. Синяки, ссадины, раны, один сломанный мизинец и две очень неприятные трещины в ребрах. Десятки маленьких шрамов: одни напоминают об адреналине и чисто радости открытий, другие (большая часть) — об ошибках (часто — её). Однажды есть минута покоя посреди исследований совсем другого рода, и она с горьким юмором объявляет, что его тело уже давно с успехом принадлежит ей — столько следов оставлено на нём последствиями ее выборов. Он беззаботно смеётся, надеясь развеять её мрачные мысли. Нежные пальцы прослеживают старый шрам поперёк спины, всё ещё извиняясь. *** Однажды он думает, что в том первом путешествии их было четверо: он, Абигейл, Паспорту и его сожаления. Эстелла. Обрубленный конец, тупиковая тропа, источник сердечной боли... И спусковой механизм. Начало чего-то красивого. Пинок, который он ждал всю жизнь. Прощальные объятия Эстеллы уверенные и сильные, как она. На самом деле, они на мгновение забирают весь его воздух без остатка. А с новым вздохом, он новый человек. Такой, который выигрывает пари, путешествует по свету и имеет настоящих друзей. Абигейл же всю жизнь обнимает его по-другому. Порывисто и беспокойно. Она врезается в него, как будто с разбега, даже если стоит рядом. И отпускает слишком поспешно... по крайней мере ему всегда кажется мало. И после он не новый, но лучше. *** Трудно признаться, что пару недель их краткой разлуки состоящей из сборов, визитов, больших планов и мелких задач, Фогг провёл, отчаянно скучая. Он втягивает длинные ноги в проходе полупустого вагона и гадает, как жил раньше столь тоскливо. Как мог существовать, не чувствуя нарастающего нетерпения, с каждой новой точкой маршрута? Как он мог когда-то не знать комфортного шума, состоящего из стука колёс, свиста паровых двигателей и Фикс с Паспорту преприрающихся по поводу необходимости зонтика в экспедиции на океан? Даже ночная тишина теперь увлекательнее. Поезд деликатно стучит колыбельную по рельсам. Рядом Фикс скрипит карандашом по записной книжке, время от времени задумчиво пыхтя и жирным штрихом вычеркивая неудачные пассажи. В дальнем углу вагона лениво играют в карты их немногочисленные попутчики. Напротив Фогга Паспорту всё комфортнее расползается по своему и соседнему (к счастью пустому) сиденью, утомленный хлопотным днём и стартом новой поездки. Филеас переводит взгляд в окно и вскоре сам уже почти засыпает, убаюканный мерным грохотом состава да гипнотическими очертаниями полей. Сквозь сонную пелену он чувствует тяжесть и тепло на своем плече. Подбородок его щекочут упрямые рыжие вихри. Стоит только чуть повернуть голову, вся щека Фогга покалывает от прядей выбившихся из косы Фикс. Фогг благоразумно решает ничего с этим не делать. *** Иногда Абигейл кажется, что всё мужчины вокруг разом растеряли разум. Вот есть Паспорту — практичный и надёжный... Впутанный нынче в суицидальные планы побега в компании экипажа "Наутилуса". Вот есть капитан Немо — идеалист редкой отваги... Скрывшийся от полноценной жизни на дне морском и живущий прошлым. Вот есть Фогг — уравновешенный и умный... Кажется всерьёз раздумывающий над тем, чтобы присоединиться к экспедиции Немо и посвятить свою жизнь подсчёту косточек в прозрачных обитателях глубин. Абигейл злится, выпускает когти и заранее готовится услышать, что она ведёт себя иррационально. Ей хочется встряхнуть своих друзей за плечи, влепить пощёчину, напомнить о том, кто они есть. Но помнит ли она об этом сама? Клаустрофобичность пребывания на "Наутилусе" давит на её независимую натуру всё больше. Она мечтает о простых радостях суши: солнечном свете, транспорту по расписанию, горячий ванне. Она мечтает, чтобы ей не приходилось разбирать глупые споры в каютах переполненных тестостероном. Внезапно она чувствует себя подавленной и немного капризной. Но Абигейл сражается за своих мальчиков. Вооружившись фирменным красноречием, она каждый день понемногу оттягивает команду от безрассудного бунта. Паспорту кивает, но как-то упрямо поджимает губы, будто у него отбирают любимую игрушку. Другая битва сложнее. Во всю силу своих мускулов, тащит она Фогга назад, заставляя остаться рядом и выслушать её до конца. Услышать, что ему есть для чего возвращаться в Лондон. Для кого. Его холодные пальцы пускают неприятные мурашки, касаясь её ладоней, чтобы настойчиво разжать хватку на вороте своего пальто. Что-то тоскливое, что-то от старого Фогга мелькает у него в глазах, поражая Абигейл в самое сердце. *** Однажды они оба уйдут, — думает он. Однажды, он останется лишь эксцентричным покровителем в центре их красивой истории любви. И они всё ещё будут друзьями. Конечно, они трое всегда будут близкими друзьями! Но они будут вместе вдвоём, как-то чуть в своей стороне... А он по-прежнему мучительно одинок и среди книг кабинета, и под облаками в кабине воздушного шара. И всё это вдвойне больнее, когда Фикс читает все страхи по одному взгляду на его лицо. Она выглядит уязвленной. "Наутилус" — источник бесконечного интереса и возможностей для него, кажется теперь и вправду темнее и печальнее. В течение следующей недели, Фогг пытается извиниться и надеется, что она поймёт правильно. Он приносит ей сладкие яблоки из закромов камбуза. Он изящно убеждает Немо подняться на сушу, чтобы поглядеть на китов в лучах заката. Он думает, как можно организовать горячую ванну на борту и понимает, что, возможно, немного перебарщивает. Он прекрасно знает, что объяснить ей причины своей меланхолии будет гораздо разумнее, но ему кажется, что теперь он уже не может объяснить их до конца самому себе. *** Первые два десятка лет Абигейл прожила без головокружительных авантюр и романов. И сейчас, когда он думала, что знает о мире много и понимает людей, судьба подкидывает ей новые откровения в лице Паспорту. Они не то, чтобы ссорятся. Не тот чтобы по разные стороны баррикад. Но оказывается иногда можно смотря в одном направлении, идти разными дорогами. Абигейл чувствует, как что-то ускользает, меняется. Нить, связывающая их трио утончается. Свернувшись калачиком на жёсткой койке, она обхватывает себя руками и в глубине души жаждет, чтобы её обнимали руки чужие. *** Рыжие волосы покачиваются на волнах. На ум машинально приходит миллевская Офелия. Но антуражем сейчас служат не цветы и шёлка, а неумолимая стихия и первобытная паника. Абигейл. Паспорту что-то кричит, но Фогг не понял бы в ту секунду ни его, ни родную мать, ни господа Бога. Звон в ушах Филеаса прекращается, вместе с новой волной, накрывающей его по грудь. Оглушительная катастрофичность момента атакует чувства Фогга. Каким-то чудом, они затаскивают Фикс в шлюпку. Несколько минут... Или вечность назад, в свете сразу двух молний, Фогг, кажется разглядел близлежащий остров. Но в данный момент его понимание мира сводится к ледяным рукам безмолвной девушки и дорожающему голосу Паспорту, пытающегося из последних сил раздавать трезвые команды. Швы её корсета трещат между раскатами грома, сердцебиение в ее груди слабое, дождь продолжает неустанно проливаться на них. У Паспорту и Фогга дробью стучат зубы, но все их заботы занимает лишь попытки достучаться до Абигейл и дать ей шанс вздохнуть. Приключения могут быть прокляты, природа страшна, мир неправильный и сломанный вплоть до той секунды, когда Абигейл издаёт жуткий хрип, выплёвывая мерзкую солёную воду. Годами позже, она вспоминает эту историю с легкомысленной ухмылкой, говоря, что в тот день наконец-то получила боевое крещение и сравняла счёт со своими компаньонами в вопросах жизни, висевшей на волоске. Годами позже Фогг тихо злится на неё за такое отношение. В его воспоминаниях есть только болезненный холод, оглушительная буря, страх за её хрупкие ребра под руками иступленного Паспорту. И горечь обстоятельств первого прикосновения его губ к губам Абигейл. *** Объятия Фогга застают Абигейл врасплох. Возможно, потому что она уже десяток раз приготовилась умереть сегодня: если не в гигантской консервной банке, то на дне неумолимого океана. Возможно, потому что Фогг оказывается куда мягче и теплее, чем она ожидала. Абигейл привыкла к его костлявым локтям, к длинной руке, обернутой, вокруг её плеч. Но в это первое правильное объятие, он втягивает её на свою орбиту с свирепым облегчением, сжимает до хруста в костях и измельчения в прах остатков приличий. Она чувствует измученный ритм его сердца против своего. Они гремят невпопад. Её нос мимоходом щекочет его по шее. Запах морской воды, пота и лондонских цирюлен наполняет её внутренности не комфортом и спокойствием, но беспокойным теплом. Что-то новое есть в этом объятии. И это абсолютно застаёт Абигейл врасплох. *** В порту Ла-Манша Абигейл берёт Фогга под руку. С того момента, как она чуть не погибла в шторме похоже навсегда окончившем историю "Наутилуса", он посматривает на нее особенно нервно. Приятно успокоить, разгладить нахмуренные брови лёгким касанием по запястью, дружеским толчком локтя. Я здесь, я живая и громкая и ещё заставлю вас улыбаться. Паспорту же смотрит на неё как-то странно. Как-то любопытно и немного хитро. Ей хочется оттаскать его за уши, как мальчишку, который точно где-то соозарничал, хоть пока и неизвестно, как именно. И это тоже что-то новое. Как легко, думается ей, одна привязанность сменяет другую. Еще несколько недель назад, одна мысль о новой встрече с Паспорту ежедневно выводила её из равновесия на уровнях, о которых приличные барышни знать не знают... И теперь она всё столь же рада его видеть, но уже не чувствует ни трепета, к которому никогда так и не привыкла, ни уязвимости, которую так неохотно однажды признавала. Всё что однажды заставляло кровь пылать, естественно переросло в мягкие поддразнивая и бесхитростную заботу. Ей кажется, что узы в компании стали только крепче. *** Уже глубоко за полночь, когда они достигают улиц Лондона. Чуть не силой, Фогг и Абигейл отнимают у валящегося с ног Паспорту багаж и отправляют его отсыпаться домой на первом же кэбе. Новую повозку нужно ждать ещё пару минут, ибо несмотря на небожеский час, они не единственные путешественники, стремящиеся к тёплому очагу. Филеас отчётливо понимает, что ему надо что-то сказать Абигейл. Особенно потому что с тобой момента, как она безуспешным пыталась отговорить его от ухода в монастырь глубоководных просторов, они так ни разу нормально не обсудили, что произошло. Но слова не идут. Несмотря на университетское образование и богатый по меркам среднего обывателя жизненный опыт, Фогг, не понимает, как выразить сложность своих чувств. С чего вообще начать? Где они находятся? Где находятся она и Паспорту? И почему у него навязчивое ощущение, что он вот-вот сделает какое-то открытие? Стоит ли начать делиться своими страхами и сомнениями, когда голова голова работает на последних каплях утреннего кофе, Абигейл тихонько зевает не удосужившись прикрыть рот рукой, а из-за угла уже показался предназначенный ей кэб? А что если он...? — Спокойной ночи, мистер Фогг. Ее ладонь скользит по плечу, нежно тянет его враз одеревеневшую фигуру вниз. Филеас чувствует на шее щекотку от ее непокорных кудрей, а потом скорее слышит, чем осознаёт в моменте мимолетный поцелуй на щеке. Когда мозг догоняет зрение, Абигейл уже и след простыл. Его собственная поездка домой полна душевных метаний, рассеянного бормотания себе под нос, но больше всего — отрицания. *** Что на неё нашло в ночь возвращения Абигейл, не понимает даже много позже, когда знает своё сердце до конца. Как ни крути, поцелуй был легкомысленым и нечестным по отношению к их дружбе. Ей тут же хочется объясниться с Фоггом, но слова нерешительно переминаются на кончике языка — слишком искренние и весомые, чтобы быть озвученными. Смущённый её поведением или нет, Фогг тем не менее продолжает держаться с ней безукоризненным джентльменом. Абигейл переводит дух и собирается быть впредь осмотрительной и тактичной. Как жаль, что судьбы другие планы. Через неделю в Лондоне, когда багаж разобран, а базовая часть приключений рассказана всём, кто готов слушать, они с Паспорту наведываются к Филеасу на чай. Беседа идёт легко, чай медленно перетекает в ужин, а затем и в стакан бренди на дорожку. Абигейл покидает гостеприимный дом с горячими щеками, обманчивой лёгкостью на душе и на не очень твердых ногах. Она почти уверена, что со стороны выглядит вполне презентабельно и лишь чуть более оживлённо, чем положено молодой женщине, отправляющейся отдыхать. Она решительно не видит нужды в предложенного ей локтя Паспорту на крыльце дома Фогга. И уже тем более ей не нужна поддержка самого хозяина при погрузке в кэб. Коварная ступенька повозки, однако, бессердечно покачивается под её каблуком. Ладонь Филеаса сухая и горячая против её вечно холодных пальцев. Вторая его рука опасно скользит по спине, на полпути к тому, чтобы сжать её поясницу. Абигейл рвётся вперед, практически в прыжке приземляясь на потёртое сиденье. На её вкус Паспорту выглядит слишком веселым. Через почти две недели дома, им приходит предложение на интервью от Daily Telegraph. После некоторых споров и её ворчания, движимого профессиональной гордостью, Абигейл соглашается с доводами своих компаньонов. Интервью быть. Но почему-то быть героиней Абигейл всегда давалось сложнее чем, быть рассказчиком. В день интервью она просыпается позже планируемого, выпивает две с половиной чашки кофе на голодный желудок и рвёт шнурок, слишком туго затянув правый ботинок. К тому моменту, как она оказывается за столиком в ресторане, где должна была происходить встреча, нервы её уже настолько измотаны, что Абигейл ощущает лишь леность и голод. Словно сжалившись над ней, репортёр начинает с вопросов для Фогга, плавно переключаясь затем на Паспорту. Пока последний зачаровывает журналиста зубодробительным обаянием и прогрессивными взглядами, Филеас уличает минутку, чтобы шепнуть ей пару слов. — Вы сегодня очень тихая, Фикс. Вы в порядке? Абигейл вздыхает. — Все со мной нормально... Думаю... Наверное, я просто привыкла всегда держать контроль над ходом разговора. А тут меня моим же оружием. — Это ведь не допрос, — улыбается одним уголком рта Фогг. — Берите пример с Паспорту и легко обезвредите коллегу своей яркой индивидуальностью, — добавляет он, с некоторой долей иронии кивая на разошедшегося Жана. Когда Абигейл наконец-то задают полноценный вопрос, она на миг замирает. Затем на её запястье, лежащее на колене, опускаются ласковые пальцы. Мизинец замирает над пульсом, а Абигейл чувствует необходимый прилив энергии. Прочитав спустя пару дней готовую статью, Паспорту объявляет, что на всю библиотеку клуба, что их интервьюер влюбился в Абигейл до потери памяти. А значит конкуренции в Telegraph она может больше не опасаться. Абигейл смеётся, остальные джентльмены смеются с ней. Необычно тихий Фогг отводит пристальный взгляд. На третью неделю в Лондоне до них добирается Королевское географическое общество. На приглашении есть позолоченная эмблема и их имена напротив графы "почётные гости". На этот раз ворчит Паспорту, но не слишком долго и упрямо. После некоторых внутренних дебатов, Абигейл надевает своё изумрудное сари. Приём оказывается куда многолюднее, чем был готов Паспорту. И куда скучнее, чем ожидал Фогг — главный энтузиаст сегодняшнего вечера. Абигейл оказывается вполне комфортно среди приветливых жен академиков и профессоров, но вот мужское внимание к её экзотическому наряду, через несколько часов становится слишком докучливым. Один за другим, почтеные гости незаметно ретируются в сад. Отсюда слышны нежные скрипки, но дышится легче. В ходе кратко перешептывания приём признан сносным, но беспросветно светским. Поскольку компания в зале к этому моменту достаточно успешно развлекает себя сама, они принимают решение отсиживаться здесь так долго, насколько возможно. Полчаса спустя Паспорту кратко ретируется в зал за шампанским. — И клубники захвати! — ухмыляется ему вслед Абигейл. Когда она оборачивается, смех застывает в горле. — Можно ли мне...? Абигейл смотрит на протянутую руку Фогга и знает миллион причин, почему это ужасная идея. Абигейл слышит знакомую мелодию, чувствует декликатную прохладу августовской ночи и не может заставить себя отказаться от одного-единственного танца. Фогг оказывается приличным танцором. Возможно, несколько лишённым практики, но ловким и внимательным. Что очень удачно, потому что сама Абигейл полностью растворяется в моменте и лишь слышит барабаны своего сердца, чувствует жар руки Филеаса на голой коже своей талии. Когда спустя минуту-две, мелодия стихает Фогг кружит её последний раз, а напоследок порывисто целует тыльную сторону ладони. Внутри неё оживает на мгновение версия Абигейл, которая младше на год — и презрительно фыркат. Нынешняя же Абигейл практически бесстрашна, совершенно безнадёжна и держит пальцы Филеаса чуть дольше, чем необходимо. Паспорту возвращается с угощением — отсутствующий явно слишком долго для такого простого задания. Непринуждённо, он продолжает их беседу с того же места, где она останавилась ранне. Будто очевидно, что в его отсутствие не было сказано ни слова. Таким образом через месяц после возвращения, Абигейл лезет на стенку от навязчивых мыслей, наперебой подбивающих её на теперь уже намеренные фривольности. Ей нужно меньше видеть Фогга. Ей нужно найти новый источник притяжения. *** Филеас Фогг сходит с ума от Абигейл Фикс. Нет, нет так. Абигейл сводит его с ума. В отсутствие новых планов и маршрутов для их компании, она направляет всю энергию в работу. Правда и становится её религией, если не была таковой раньше. Неделями, они трое не могут встретиться за ужином, потому что Абигейл то собирает в это время информацию в бог знает каких трущобах, то примеряет такие нелепые прикрытия, что удивительно, как она ещё не загремела в Скотланд-Ярд. Фогг переживает, но вновь не знает с какой стороны подойти к задушевному разговору. Попытки послать на это задание Паспорту, натыкаются на баррикады ехидства и отговорок. Фогг осаждает друга с три недели, прежде чем тот не сбегает в Париж, якобы повидать дальнюю родню. Таким образом в промозглый ноябрьский вечер Филеас оказывается один на один с кипучей инициативностью Абигейл, её очевидным переутомлением и толстенной рукописью, которая могла бы сойти за роман, но почему-то была представлена ему как заметка. Пока он милостиво читает манускрипт, Абигейл успешно действует ему на нервы, маячя по гостиной, выдвигая ящики и ощупывая безделушки. Несколько вежливых предложений присесть игнорируются названной гостей. Не стоит упоминания, история оказывается написана прекрасно, в таланте Абигейл к слову Фогг никогда не сомневался. Что, к сожалению, порой ее подводило, так это здравый смысл и умение распознать чужие границы. Однажды, в безмятежно погожий весенний денёк, Фогг находит в ящике письменного стола обрывки той статьи. "Жизнь и трагедия капитана Немо: Вы его не знаете, но он видел вас насквозь". Нижняя половина страниц яростно измята, чёткий, но лишенный каллиграфичности почерк Абигейл расплылся в паре мест загадочными кляксами. На некоторых листах отсутствуют углы. Там, где Абигейл успела в них вцепиться в приступе яростного неприятия. Оглядываясь назад, Фогг думает, что поступил не очень мудро. Защищая секреты Немо, он явно продолжал защищать свои. Неисправимое любопытство Фикс задело больные старые мозоли в их отношениях, а прямота Фогга в итоге задела чувства Абигейл. Он смутно помнит, что они тогда другу другу наговорили. Как быстро дружеский спор перешёл в обличительные крики со обоих сторон. Она не хотела принимать от него критику, он не мог позволить ей напечатать статью в таком виде. Что Фогга помнит отчётливо, так это как в один момент Абигейл оказывается рядом с ним, упрямо вырывая рукопись из его рук. Глаза ее блестят от непролитых слез обиды, сердце Фогга сжимается. А статья стремительно погибает, порванная кулаками своей создательницы. В последней попытке спасти положение, Фогга вытягивает часть листов из хватки Абигейл, примирительно поднимая руки. Она, оглушенная гневом, прыгает на него, потягивается к рукописи, зажатой у Филеса над головой. Свободная рука его смыкается вокруг её пояса, пытаясь удержать продолжение бури. Между ними резко становится мало пространства, а ещё меньше — кислорода. Фогг опускает взгляд и чуть не сталкивается с Абигейл нос к носу. Против воли и рассудка, его взгляд скользит к её губам на кратчайшее мгновение. В следующий момент она вспыхивает с ног до головы, отлетая на другой конец кабинета. Фогг буквально видит, как краска её щёк выравнивается в оттенке с волосами и алым шарфом. — Прошу прощения, что отняла ваше время, мистер Фогг. Капитану Немо очень повезло с таким верным другом! Жаль я не могу нынче сказать того же о себе, — ощетинивается Абигейл напоследок, прежде чем хлопнет дверью. Филеас остаётся в кабинете до конца дня. Перебирая листы с её почерком. Записывая на чистых слова, которые едва ли смогли бы залечить её оскорбленные чувства. Пытаясь найти хоть какой-то выход для их, похоже, безнадёжно испорченной дружбы. Филеас... без ума от Абигейл? *** Так или иначе Абигейл едет в экспедицию с детьми Джейн Дигби одна. В конце концов ни Паспорту, ни отец, ни тем более Филеас не находят (не осмеливаются), что-то ей возразить. Первый дарит ей на прощание новенькую коробочку патрон, второй жмёт ладонь Хериберта с непринуждённой угрозой. Третий приходит на вокзал мрачнее тучи, стоит в сторонке и сверлит её исподтишка пристальным взглядом. А в последний момент всё же сует ей в руки небольшой футляр. — Удачи, Абигейл. Берегите себя. Она отчаянно хочет сгрести его в объятия, но поезд уже тронулся, а обида свежа. Всё таки поездки всегда действовали на ее душевное состояние благотворно. Едва они покидают Лондон, как груз её проблем остаётся позади. Плечи Абигейл сами собой расправляются, ей дышится легче. Попутчики её немногословны, но вежливы и организованны. Она почти скучает по феерическому хаосу её обычной манеры путешествий. Дамаск встречает Абигейл беспощадной жарой, удвоенной дозой веснушек на носу и старыми знакомыми. Джейн рада её видеть, но ожидаемо все внимание старшей женщины направлено на её выросших детей. Столько нужно сказать, столько нужно показать, столько отплакать. Абигейл оказывается немного в изоляции, но прекрасно понимает воссоединенное семейство. Однажды, когда на пустыню вот-вот опуститься ночь, а закат окрашивает пески в цвет расплавленного золота, она наконец находит мгновение, Джейн находит Абигейл на вершине песчаного холма и задаёт вопрос, которого та боялась: — Разве тебе не нужно домой, дорогая? Мы тебе рады, но дело сделано, разве нет? И Абигейл прорывает. Признания, сомнения и страхи — пустыня слышит все её тайны. А затем даёт ответ. — Как вообще узнать, какой выбор верный? Что ты не потеряешь все? Как понять, чего на самом деле я хочу, а что только плод воображения... — Никак, милая. Ты в своей жизни столько всего потеряешь и обретёшь... Дигби оборачивается на шатёр, где обитают её дети. — Подумай о том... О чем больше всего скучаешь. Это и будет то, к чему тянется твоё сердце. Абигейл медленно кивает. Рука её сама собой тянете к карману брюк, где обитает небольшой футляр. Под обтянутой прочной кожей крышкой хранятся маленькие очки от солнца и послание: «Дорогой друг, пусть ничто и никогда не мешает тебе видеть истину» Когда яркое зарево заката сменяют россыпи звезд, Абигейл лежит без сна, вспоминая лицо Филеаса напротив своего. Что случилось бы, если у неё хватило храбрости остаться тогда в его объятьях? Ей отчаянно хотелось бы узнать. *** Однажды на дворе третий час утра, а число ночей, которые Фогг провёл без сна идёт на второй десяток. Абигейл две недели как в Дамаске. Фортескью от неё приходят телеграммы, Паспорту приветы, Филеасу — отрезвляющее молчание. Ко всему прочему, оба друга задают ему слишком много вопросов об Абигейл и, разумеется, заранее готовы встать на её сторону. Филеас широко зевает. Подсчёт овец не помогает, успокоительный травяной чай лишь оставляет неприятный привкус во рту. Если бы он только мог избавиться от груза на сердце. Если бы он только мог объясниться с Абигейл по-человечески и на спокойных тонах... Но что бы он сказал? Что сожалеет о сказанном в отношении её статьи? Это была бы ложь. Что просит прощение за вольности, которые впустил в их отношения? Но он не чувствует за собой вины. Фогг свирепо переворачивается на другой бок. Слишком много мыслей, чтобы отдыхать. Ему жаль, что он её обидел. Ему больно, что она его не слышит. В конце концов он подскакивает на кровати и отправляется на поиски. С первыми красками рассвета, перерыв половину гардеробной, Фогг извлекает на свет верный саквояж, а из его глубин потрёпанную фотокарточку. С ней он начал свои путешествия. С этой самой фотографией отца и дочери в руке, он впервые умирал от беспокойства по Абигейл. Филеас смотрит на застывшее в вежливой полуулыбке лицо Абигейл и почти сразу осознаёт, как бессмысленна эта затея. Она достойна лучшего мужчину. Она заслуживает честного разговора с глазу на глаз, который он должен начать не единственно ради очистки совести... Филеас кладёт фото между страниц записной книжки. Свернувшись калачиком, он начинает заново мысленный счёт. На четвертой сотне, его разум наконец-то отключается. Во сне его преследуют загорелые веснушчатые руки, внимательные глаза и губы, которые шепчут ему, как сильно она скучала. Однажды под шорох простыней и тяжкие вздохи, Фогг наконец признается себе, что сам тоскует по ней бесконечно. *** За день до Рождества 1873 года Абигейл возвращается в Лондон. Ещё в Дамаске, она шлёт телеграмму отцу, прося сообщить дату приезда и Паспорту и Фоггу. Всю дорогу, она пребывает в нервном в нервном анабиозе, каким-то чудом не пропустив ни одной пересадки и не сбившись с маршрута. Вопреки её опасениям, когда поезд прибывает на платформу, она почти сразу замечает три родных лица, напротив своего вагона. Отец поднимается на нижнюю ступеньку, обнимает Абигейл до треска в костях, без лишних церемоний забирая у неё из рук чемодан. Абигейл лишь поднимает глаза на друзей, а затем тянется вперед, сгребает обоих в объятия. Её руки крепко сжимают их плечи, а её ноги больше не касаются земли. Паспорту смеётся ей в правое ухо, Филеас облегченно вздыхает в левое. Они опускают её обратно на платформу, Абигейл встречается взглядом с Филеасом и понимает, насколько незначительны были её обиды. Ей видится ответная улыбка в глазах Фогга. Он открывает рот, будто собираясь что-то сказать, но передумает в последний момент. Поджатые губы почти не видно за холёными усами. Спохватившись, что молчание затянулось, Абигейл набрасывается на Паспорту с распросами о последних новостях по эту сторону Канала. Обмен впечатлениями занимает всю дорогу домой, снабжен обильными комментариями Фортескью и лаконичными мнениями Фогга. Оказавшись в своей комнате впервые за полтора месяца, Абигейл понимает, что мертвецки устала. На следующее утро она просыпается уже после полудня и долго соображает, где находится. А затем моментально вспоминает, что должна сделать. Поспешно одевшись, Абигейл, вылетает за дверь своей квартирки и на всех порах отправляется к дому Фогга. Которого, по жестокой насмешке судьбы дома, конечно не оказывается. Видя её расстроенный вид, Грейсон любезно провожает её в гостиную, предлагая подождать хозяина, который должен вернуться с минуты на минуту. Спустя сорок минут и две чашки чая, перегоревшая от напряжения Абигейл, признаёт поражение и отправляется переодеваться. Вчера в суматохе и волнении воссоединения, отец взял с неё строгое обещание о совместном рождественском ужине. Почему-то то, что Филеас тоже может быть приглашен не приходит ей в голову. До того самого момента, как она оказывается напротив него за столом, разделённые румяной запечнной индейкой, ставшей невольной свидетельницей их украденных взглядов. Едва ужин заканчивается, Абигейл, ретируется в холл, чтобы разложить подарки под пушистой ёлкой в главной зале. — Абигейл? Она оборачивается на его голос, почему-то ни капли не удивленная. — Мистер Фогг. — Я... Грейсон передал мне, что вы заходили... — Ну, я хотела... Он поднимает руку. — Прошу, дайте мне договорить. Дело в том, что мы с вами разминулись. По той простой причине, что когда вы справлялись обо мне, я в этот момент ожидал вас... Ну... у вас в квартире. — Оу... — Абигейл даёт себе момент, чтобы осознать. А затем они оба смеются. У неё на сердце лёгкость, которой не было месяцами. А его тёплые глаза наконец-то светятся неподдельным восторгом. Абигейл хохочет безудержно, сгибается пополам, хвастается за подвернувшийся локоть Филеаса. Подол её пурпурного праздничного платья шуршит по его ботинкам. — Абигейл, — пытается отдышаться Фогг, улыбаясь от уха до уха. — Мне очень нужно вам кое-что сказать! — Просите! Конечно, — выдыхает она, утирая редкие слезы. — Я вас внимательно слушаю. Смех всё ещё клокочет в её горле, но Фогг вдруг решительно берёт её руки в свои. Абигейл резко становится серьёзной. Она понимает, что они сейчас настолько близко, что ей приходится чуть-чуть задирать голову чтобы видеть лицо Филеаса. — Абигейл, — в которой раз начинает он. И ни один из них не осознает лёгкости, с которой он использует её имя. — Я думаю... Я верю, что наша дружба — это самое замечательное, что когда-либо со мной случалось. Весь прошлый год, со всеми переживаниями, опасностями и недопониманием, стоит нескольких десятков лет, что я провёл до того. Без цели, без связи... А потом было пари. И Паспорту. И вы. И весь мир наполнился красками, вкусом... О Боже, когда я репетировал, всё звучало не так мелодраматично! — Всё в порядке! У вас всё прекрасно получается! — поспешно сжимает его ладони Абигейл. — Не всем же быть мастерами слова. — Да уж... Так вот. Абигейл, я убежден, что вы достаточно умны, чтобы заметить, как бесконечно дороги вы мне стали за последний год. И, я боюсь... Я надеюсь... Надеюсь, что то, что я собираюсь сказать, не разрушит наши отношения, потому что как бы там не сложилось, я не могу представить себе жизнь, в котором мы не друзья... — Друзья? — повторяет Абигейл и чуть хмурит брови, когда липкий голосок сомнений и неуверенности начинает нашептывать. Фогг замечает эту малейшую перемену в её настроении. — Нет! Нет же... Я имел в виду, как... О Господи, если Паспорту был свидетелем этому разговору, я бы никогда бы больше не знал покоя! — Паспорту? — Ну, я попросил у него парочку... советов... скорее идей... Журналист внутри Абигейл чует развернувшийся под самым носом заговор и, заглушая яд сомнений, придаёт девушке смелости. — Например? Какого рода советы? Фогг интенсивно краснеет и Абигейл несколько мелочно радуется — хоть однажды бледная конституция подводит не её. — Ну, например, чего лучше вам не говорить... С чего начать разговор... Где его начать... — бурчит Филеас. — И вы выбрали дом моего отца, в канун Рождества, с ватагой гостей за стеной и... В коридоре? — улыбается она, нежно поправляя разнервничавшемуся Фоггу покосившийся галстук. — Чтобы было проще сбежать, если беседа пойдёт не по плану? — Тутестьомела... — быстро бормочет, смотря куда-то мимо её макушки. — Что-что? — Тут есть омела, — повторяет Фогг, несколько обречено, но находят силы взглянуть ей при этом в глаза. — Паспорту думал, что это будет забавно. Абигейл молчит так долго, что вся краска успевает сойти с щёк Филеса. Одной за другой она перебирает варианты реакций: отшутиться, отправиться сказать Жану пару ласковых, шмыгнуть на улицу через столь удачно расположенную прямо за спиной дверь. — Что ж, — произносит она в конце концов. — Сейчас Рождество. И если кругосветное путешествие меня чему-то и научило, так это то, что нужно всегда уважать местные традиции. Действуя быстро, пока не успела передумать, Абигейл приподнимается на носочки и крепко целует Фогга прямо губы. Нос её утыкается в его щеку, они оба шумно втягивают воздух. Абигейл чуть отстраняется, опасаясь перегнуть палку, но его дыхание вдруг догоняет её, руки Фогга деликатно ложатся ей на талию. Следующее, что она знает это что её тщательно целуют, а праздничный шум из столовой только добавляет ситуации азарта. Через некоторое (крайне приятно проведенное) Филеас отпускает ее и испытающе смотрит. — А зачем, кстати, вы приезжали сегодня ко мне днём? Что вы хотели сказать, мисс Фикс? Абигейл требуется хорошая долгая минута, чтобы припомнить, что там было важного. — Ох... Ну, вообще-то я хотела извиниться за ту вспышку. По поводу капитана Немо и его истории... Я тогда всё же чересчур увлеклась... Пожалуй, об этом надо было поговорить сначала, а уже потом... Она неопределённо кивает на потолок со зловредным букетиком омелы. — Хмм... Я думаю, у нас будет ещё много времени, чтобы обсудить наши мнения и разногласия, — заключает он, не очень успешно стараясь скрыть самодовольство. — Ну знаете! — фыркает Абигейл, беря его за руку и ведя обратно в столовую. — Если вы будете так себя вести каждый раз, когда окажитесь правы, я в красках перескажу Паспорту всё, что тут сейчас произошло. *** Всё когда-нибудь случается однажды. И где-то. Поэтому однажды, в жаркое июльское утро, в лондонской резиденции четы Фоггов царит покой и идилия. Сегодня все встали в приличный час, а не до рассвета. В столовой накрыт полноценный завтрак с сырами, ветчиной и джемом в вазочках. Янтарный чай аккуратно разлит по фамильному фарфору. Старина Грейсон несгибаемой статуей застыл на пороге. Наверху пространство кабинета наслаждается передышкой от стрекота печатной машинки. Порядок царит среди бумаг. В хозяйской гардеробной чистота. Фогг устроился во главе стола, и его туловище практически полностью скрыто за газетой. Время от времени длинная рука высовывается за чашкой. Волосы Абигейл, аккуратно заплетены и уложены наверх. Её блузка сияет белезной, а чернил под ногтями нет и в помине. Между тонкими пальцами зажат кусочек тоста, пока леди дома сверяется с планом на день. Солнце заливает ковер через приоткрытое окно. Слышно, как в саду пчёлы кружат над цветами шиповника. Однажды, с одиннадцатым ударом старинных напольных часов этот душный мир наполняет приятный хаос. — Пора? — Филеас комкает газету. — Паспорту должен быть здесь с минуты на минуту. — Ты вязла достаточно лент для печатной машинки? — Конечно взяла, что за вопросы такие? Где твой чемодан с рубашками? — Уже отправлен на борт "Дункана"... Грейсон, ты уверен, что тебе не нужна помощь в наше отсутствие? Мы ещё можем послать за... — Всё в порядке, сэр. Ничего сложного, сэр. — Хорошо. Отлично. Абигейл! — Что ты так кричишь? Паспорту уже здесь, мы грузим саквояжи... — Подойди сюда, пожалуйста! Буквально на минуту! Она снова появляется на пороге столовой. — Мы что-то забыли? — она озадаченно приподнимает бровь. — В каком-то смысле да, — выдыхает Фогг, сгребая жену в объятия. Филеас глубоко целует Абигейл, пока у неё не скручиваются пальцы на ногах, и они оба становятся слегка запыхавшимися. — Вы же в курсе, что вы плывëте вместе? — ухмыляется Паспорту, когда они наконец-то отрываются друг от друга. — Мы плывём все вместе, — сконфуженно ворчит Фогг. — На кону жизнь отца и счастье его детей. Так что я собираюсь полностью сосредоточиться на успеха этой миссии. — Хотелось бы уточнить, — фыркает Абигейл. — Это была цитата под печать? Под задорный смех Паспорту, Фогг берёт её за руку и тянет навстречу приключениям.