Ведьмина лавка

              Япония — это одна из самых развитых стран в мире с тысячелетней историей, своей уникальной культурой и традициями. Много туристов со всего мира приезжают в «Страну Восходящего Солнца», чтобы хоть одним глазком взглянуть на японские исторические и архитектурные ценности, погрузиться с головой в сказочный мир, который скрывает за собой спокойную и уравновешенную, оттого и не менее привлекательную, культуру жизни. Ведь и правда есть что-то такое таинственно-волшебное, притягательное. Взять ту же чайную церемонию, гейш, язык и цветение японской вишни, в конце которого земля нежно устилается розовыми лепестками Сакуры. Однако за яркими красками мегаполисов, за видимой всем благоустроенностью граждан скрывалось что-то поистине ужасающе темное, грязное… место, лишающее надежд тысячи людей, — «улица красных фонарей» или же «квартал красных фонарей». По всей стране их большое количество и тогда и сейчас. Они были очень популярны лет сто назад. Раньше это было что-то вроде культурного наследия, а сейчас — бордели и проституция запрещена законом.       Квартал красных фонарей — этимологическое клише, обозначающее район города, в котором процветает проституция и другие виды секс-индустрии, такие как секс-шопы, стрип-клубы, рабство, торговля людьми и наркотиками. И это малая часть всего, что там происходит. А в подворотнях которых не то что заходить, подумать о том что там происходит — страшно.       Но ощущение необычности приходило лишь тогда, когда, углубившись в столь пропитанное отчаяньем, безысходностью и кровью место, встречаешься с обитателями дна.       Вообще история этих мест действительно удивительная и долгая. К примеру Ëсивара. В большинстве всего в такие места родители продавали девочек в возрасте от семи до двенадцати лет.       Если им везло, они становились ученицами высокопоставленной куртизанки. Когда девушки были достаточно зрелыми и завершали обучение, они сами становилась куртизанками. Девушки чаще всего имели контракт с борделем лишь на 5-10 лет, но огромные долги иногда держали их в публичном доме всю жизнь. Чаще всего, город буквально существовал благодаря таким местам. Ведь что не говори, а это дело прибыльное. Но в тех же подворотнях картина была уже не такой красочной.       Бездомные девчонки на улице долго не задерживались, как, в общем-то, и смазливые мальчики.       Ведь их сразу подбирали притоны и бордели или похищали и продавали. А если не подбирали, то их имели такие же бездомные и озлобленные на мир люди. Поодиночке или группами в грязных подворотнях. Такие девочки и мальчики никогда не принадлежали кому-то одному, ими пользовались все. Девушку трахнуть или парня — не имело особого значения. Зачесались яйца — зажал кого-нибудь в темном углу, задрал юбку или приспустил штаны, присунул без защиты, спустив внутрь, и был таков. И не кто, нечего не будет делать, а в тем более искать и наказывать спермодонора.       Но всё-таки если у тебя между ног вагина, вероятность отхватить приключений по полной программе в сто крат выше, чем если бы там болтался член.       Разумеется, сейчас уровень преступности безумно низок, но шансы все-таки есть.       Запах нищеты чувствуется в такие моменты особенно сильно. Ведь пути обратно, со дна, в цивилизованный мир — нет.       Ну так про что я… а точно                                                       ***              Разлепив глаза, я первым делом осмотрелась по сторонам, но толку от этого было немного: вокруг была кромешная тьма, а голова раскалывалась на тысячу кусков. Поэтому подвох я заметила не сразу, только когда попыталась снова уснуть, но вдруг почувствовала, что кровать какая-то… жёсткая, неудобная, маленькая. Простыни были ужасно грубыми, таких даже у моей бабки в деревне отродясь не было, а вокруг был какой-то едва уловимый запах сырости и плесени.       Глубокий вдох — прохладный с нотками дыма воздух обжег легкие, и я опять захлебнулась в сильном кашле. И все же он был другим: сухим, словно при сильной простуде.       До ушей донеслась невнятная, приглушенная речь, и звук трескающегося в огне дерева в то же мгновение показался неестественно громким. Костер в больнице?       Чушь — мгновенно отмахнулась я. И прежде, чем повторить свою попытку, я снова втянула носом воздух — мало ли почудилось. Но запах не исчез, он чувствовался только сильнее. Он не был одним из многих иллюзорных ощущений, мелькающих на краю сознания. Правда, теперь не уверена… иллюзорных ли?       Открыв глаза, я ощутила. Страх. Вот что я почувствовала, поняв, что истощённые мелкими царапинами и ссадинами худые и явно детские руки, с которых несколько минут не могла отвести взгляд, не мои. Что тело, которое должно быть моим, моим не являлось. Что лежала не на кровати, а на стареньком матраце, на деревянных досках. Неподалеку и вправду горел самый настоящий огонь, в маленькой печи вокруг которого сидели какие-то люди.       Страх вперемешку со смятением создавал бурный коктейль эмоций, который въедался под кожу и пронизывал сердце.       Да, именно эта эмоциональная буря опутала душу липкой сетью. Она не давала вдохнуть, парализуя дыхание. И чертов кашель, будь он проклят, снова сдавил грудную клетку. Вновь согнулась пополам, рефлекторно прижимая ладонь ко рту.       Неожиданно чья-то прохладная рука смахнула волосы с лица и коснулась лба — я вздрогнула. Мой взгляд столкнулся со светлыми глазами маленькой девочки. Она сумела бесшумно подкрасться ко мне и сесть рядом. Ее серо-голубые глаза излучали тепло и заботу.       — Где я? — задалась я вопросом. — Я мертва?       — Температура стала ниже, — голос у нее был очень приятным, ласковым, а язык, на котором она говорила, японским. — бабушка, ей легче.       В любом случае поездку в японию я не планировала, значит похищение.              — Держите, выпейте, — ко мне подошла женщина в возврасте и заботливо протянула мне кружку с каким-то мутным отваром, — тебе должно полегчать.       Что здесь происходит?