Запретный плод всегда сладок

Тихий субботний вечер не предвещал никаких новых бед на горизонте после прошедших ранее событий. Угроза последствий сбоя давно миновала, все проблемы устранены одна за одной (ну, исключая, разумеется, уже имеющиеся жертвы на Предприятии), поэтому вскоре все вновь «задышало» спокойствием и население перестало содрогаться при упоминании заголовков статей о «сеченском провале». Не сказать, что это все замяли, но и шуму развелось гораздо меньше, чем ожидалось — все благодаря новой главе Предприятия, уважаемому Михаэлю Штокхаузену. По его указке, за «проявленные отвагу и мужество» майору Нечаеву выделили квартиру в Москве. Мотаться туда-сюда из Казахстана на Предприятие в Москву в «родной дом» и наоборот хоть и вызывали некоторое недовольство, но и технологии на месте не стояли: спустя пару лет и железную дорогу успели провести со сверхскоростными «Вихрями» и не только, и на «Кондорах» полеты никто не отменял — хотя с последним еще была дискуссия на уровне громкой бытовой ругани, потому как Нечаев считал расточительным бредом арендовать на одного человека целую платформу, когда проще потратить те же деньги на билет на поезд либо просто реактивным самолетом его послать. «И вообще, — возмущался Сергей, — в чем проблема была купить квартиру сразу у Предприятия?!» Штокхаузен — в «простонародье» и среди своих просто Шток — все же придерживался более утонченного мнения: «раз уж человек уважаемый, то и атрибуты у него должны быть не скромные и стесняться нечего». Легко говорить, когда теперь из дурацкого кабинета с окнами в форме кружочков в сыре на Челомей созерцает твоя кучерявая башка, твой правой рукой легко можно назвать одну из самых важных ученых дам Академии Последствий (разумеется, не без слушков), ты стоишь весь такой накрахмаленный и важный, хоть и без Близняшек рядом, и ты привык к шику и без зазрения совести показываешь свой статус, пусть и без той излишней тщеславности, которую от тебя могут ожидать некоторые. Или ожидали. События сбоя тесно сблизили четырех человек, которых буквально насильно втянули во весь этот цирк, а следующие несколько лет позволили быть друг с другом на короткой ноге. Так что пускай вся эта мышиная возня из-за квартиры и была лишь дружеским спором, но в ней все равно состыковывались две кардинально разные точки зрения. Единственный, кто не придерживался какого-либо мнения по этому поводу вообще, привычно торчал в своей лаборатории в «Павлове» и мог там хоть ночевать при условии, что все прибрано и никакие реагенты случайно не свалятся на голову с полки на койку, куда Захаров прилег подремать. Это никак не могло не бесить Сергея при учете того, что вообще-то они вместе делят одну квартиру и, черт, ну мог бы хотя бы на выходные заявиться на один день. Вместо этого Харитон даже сейчас отмахнулся, мол, «работы много, некогда». Иногда Нечаеву хотелось в открытую назвать его овощем каким-нибудь, близко к картошке — из-за недосыпа Захаров и выглядел неважно, поэтому сходство вышло бы стопроцентное. Только очки с игрушечных кукол нацепить на клей и в кусок рыжей ткани обернуть, будто в свитер, и вот тебе вылитый Харитон Радеонович. Один раз от такой шутки Нечаев получил отчетом по затылку, когда случайно заглянул к ученому на огонек в кабинет. Вообще, в отношениях они были уже как почти полгода и за все это время подобные проблемы с работой только начали всплывать. У Сергея дел было не так много — задание получил, сделал и по домам, все быстро и без задержек. Лишь только внештатные ситуации требовали каких-то отклонений от задуманного времени выполнения, к тому же это время увеличивалось, если на задание необходимо было брать с собой Харитона. Тот не мешал, просто вдвоем задания всегда выполнять надо не поспешно, а обдуманно и с учетом второго человека. Это им не мешало, поскольку синергия их дуэта всегда вызывала приятное удивление свыше. А вот Захаров по смыслу работы всегда мог задержаться на день-второй, а то и больше. Казалось бы — взаимоотношения прекрасные, как партнеры друг друга устраивают, даже ругаться приятно из-за того, что оба человека умные и эрудированные в предметах спора, так что не так? Иногда начинаешь голодать не только по человеку в целом, но и конкретно по интимным отношениям с ним. Все эти дерзкие зажимания в дальних углах зданий, пока никто не увидел и недовольное ворчание Захарова, что можно это не на публике делать, вообще-то, и обычные спокойные, по-особенному нежные и чувственные прикосновения, будто бы один боялся лишний раз сделать больно, а второй просто не до конца осознавал ситуацию и был не совсем опытен из-за взглядов на жизнь… Целая вереница эмоций — и все рядом с одним человеком. Пожалуй, такое бы Нечаев не захотел обменять на воспоминания о прошлой жизни ни за какие пироги — даже самые ебучие. Что было, то прошло. Важно лишь настоящее, но даже это сраное настоящее кое-кто просиживает за микроскопом в лаборатории и в ус не дует о том, что кое-кто очень недовольно обдумывает, как бы затащить Захарова за шиворот уже поскорее домой, чтоб прекратил себя в работе топить. В полимерной ванне не вышло поплавать, так в бумажках да исследованиях решил устроить заплыв — рядом со все той же полимерной ванной. Ну да, нашелся умник. Из-за этого и из-за нагрузок на работе, которых в последнее время стало чуть больше, у Сергея на нервной почве вновь стали проклевываться «приходы» подобно тому, что он мог видеть в Лимбо, только более безопасные. За некоторое время «Восход» в голове успели деактивировать так, что теперь Нечаев не превращался в «машину для убийств без памяти и сознания», а просто видел мир таким, каким он видел его в Лимбо обычно. При этом сам имплант из мозга извлечен не был из риска для здоровья, поэтому его оставили. Это не мешало майору, но на всякий случай в такие моменты он старался быстро остаться один и в закрытом помещении — мало ли что в голову взбредет. В последние дни приступы участились, и Нечаеву наказали сидеть дома, оформив это как «официальный отпуск на несколько дней». И в один из таких дней Захаров наконец освободился от своей любимой работы и соизволил вернуться домой. Как раз в тихий субботний вечер. Квартира встретила мужчину привычными зелено-золотистыми обоями в полосочку в прихожей. Закрыв за собой дверь, Захаров снял пиджак и повесил на вешалку. Ключи с брелком в виде белого котенка он кинул в мисочку для всякой всячины на тумбочке под зеркалом. Те приятно брякнули, но это был единственный звук, что раздался в квартире. Похоже, никого не было дома… Но дверь в спальню была закрыта. «Спит, что ли?» — Харитон изогнул бровь в удивлении. Вроде Сергей не брал отпуск. Разувшись и надев тапки, ученый подошел к двери и попробовал открыть дверную ручку — та поддалась. Внутри комнаты на краешке кровати сидел Нечаев и как-то подозрительно таращился в ковер, будто следил за чем-то в нем. Глаз Сергея Харитон не увидел, но потихоньку начал догадываться, что это может быть. — Сереж? — тихо позвал майора Захаров. Тот повернул голову, и по совсем бледным, почти покрытым белизной голубоватым глазам с узкими зрачками все сразу стало ясно — Лимбо. Снова. Что примечательно — Сергей так и не снял с левой руки перчатку, придя домой, а Харитон всегда надевал на свою руку правую для поддержки контакта. В парных перчатках спустя время после событий на Предприятии и после некоторой череды обновлений помимо общей базы данных появился способ поддерживать связь без использования «Груш» или «Мысли», что играло им обоим на руку. Их перчатки не только помогали лучше выполнять задание в свое время, но и не раз выручали после и просто были приятной мелочью в бытовой жизни. Но о том, что он будет сидеть дома, Сергей не сказал. Разумеется, Захаров переживал. И не просто потому что столько провозился с Нечаевым и во время реабилитации, и во время сбоя вместе были не разлей вода по вынуждению и просто притерлись — ему ведь действительно не было все равно на самочувствие Сережи! И о проблеме на нервной почве, обострившиеся из-за нагрузок по работе и эмоциональной части Харитон тоже знал далеко не краем уха — как раз из-за перчатки. И сейчас все было ясно. Мужчина сжал и потер пальцами внутреннюю сторону ладони там, где находилась звездочка манипулятора. — А я думал, ты уже слился с лабораторией в одно целое, — буркнул Нечаев. Харитон просто подошел сбоку и кое-как обнял со спины, чтобы не завалиться в процессе на кровать от неуклюжей попытки. Правой рукой он случайно задел левую руку Сергея, пока обхватывал его за торс, отчего та среагировала мгновенно — коннекторы перчаток выползли из звезд на ладонях и дотянулись кончиками друг до друга. Ученого словно ударило током — на секунду он увидел знакомые ему лишь по описаниям зеленые луга и ясное голубое небо, потом моргнул пару раз и вновь увидел Лимбо. Но даже спустя многократные попытки сморгнуть видение «красочный безмятежный мир» с зелеными лужками, словно игрушечными домиками и облачками все равно не исчез. А вместо Сергея на высокой кочке сидело большое человекоподобное существо с белым пушистым мехом и очень смешным хвостиком в качестве прически сзади, как у самого Сережи. Харитон невольно уткнулся носом в мягкую шерсть — что-то подсказывало, что это и есть Нечаев. И недоумевающее ворчание только подтвердило эту догадку. Разве что размазанная красная жижа смущала — будто бы кто-то пробил майору голову, но свалившееся с нее на траву яблоко, спелое и алое, доказало обратное. — Надо же, как ты соскучился, — пророкотал Сергей, наблюдая через плечо за Захаровым. Тот просто водил ладонями по меху на брюшке, довольный и радостный — пришел домой после трудовых завалов, а тут такой странный, но приятный опыт. Он и так называл Сережу «котенком», а сейчас это сходство было еще большим, чем обычно. Только сам котенок, похоже, настроен был менее миролюбиво и гораздо более «игриво», потому что в один момент Харитона подмяли под себя, упираясь большими пушистыми лапами в землю. Очки случайно слетели куда-то в траву рядышком. Мужчина с плохо скрываемым испугом уставился в голубые глаза Сергея — немудрено, ведь такое состояние у него не до конца понято даже самим Нечаевым, а уж сам Захаров и подавно именно в ЕГО Лимбо не находился. Пусть мягкая зеленая травка и выглядела с этими цветочками очень по-детски, но именно поэтому и добавляла к ситуации жути: в такой обстановке майор привык находиться в безмятежном забвении, пока извне кромсает всех подряд, а тут они вместе в Лимбо и… Что вообще случится, неизвестно. Но Сергей не проявлял агрессии, да и раз они вместе находились в одном мире, то все не должно было быть так плохо. Вместо этого он поднял правую лапу и осторожно, словно проверяя размеры и прилагаемую силу, положил ее на грудь Харитона и провел ею вверх к шее. Подушечки лап, которыми Нечаев дотронулся до шеи и подбородка Захарова были приятно горячими, а со случайным царапаньем от коготков ощущалось это очень приятно. Мужчина сглотнул, борясь со смешанными эмоциями, и наклонил голову в сторону, стараясь действовать очень осторожно. Двумя руками он обхватил лапу Нечаева за запястье на всякий случай. С одной стороны ему было все еще немного страшно, а с другой… Он доверял Сергею и знал, что он его так просто не тронет. Не пригрызет, не травмирует, не ударит. К тому же сейчас он, очевидно, пытался понять на живом человеке, как ему взаимодействовать с ним в своей «форме». И пытался понять это очень осторожно. Мысль о том, что именно с ним он так осторожничает и старается не причинить вред начала растекаться по телу Харитона, как хороший алкоголь и начала действовать успокаивающе. Видя, что Захаров успокоился и не дрожит подобно осиновому листу, Сергей запустил вторую лапу под рыжий свитер, ласково поглаживая живот и бока. Ученый рвано выдохнул, ощущалось это безумно приятно, а шерсть еще и мягко щекотала кожу. Майор улыбнулся, начиная гладить тело любовника от груди до бедер и низа живота одними подушечками лап. Сжав пальцами шерсть на противоположной руке крепче, Харитон стиснул зубы и чуть подался навстречу прикосновениям — настолько хорошо ему было от них. Но едва он почувствовал на своей шее совсем под подбородком горячее дыхание, все стало ощущаться еще лучше. Сергей оттянул одним пальцем воротник свитера, чтобы не мешался, и провел шершавым горячим языком от ключиц до ушной ямки. Захаров сбился с дыхания и тихо простонал. Нечаев точно знал все его чувствительные места, и прекрасно знал, что ученому просто сносит крышу от поцелуев и даже простого дыхания за ухом — вплоть до неприличного скулежа, если перестараться. «Котик» еще и легонько дунул в то место, вызвав у Харитона неконтролируемую дрожь, отчего тот еще крепче вцепился в шерсть на руке и моментально сдвинул ноги. — Не так быстро, — горячо выдохнул Сергей и раздвинул свободной лапой бедра Захарова в стороны, подставив между них свое колено совсем близко к паху. Тот лишь смотрел вниз прищуренным взглядом. «Вот же зараза, еще и издевается…» — подумал было он, как еще один «лизь» от шеи до уха выбил из Харитона очередной стон, громче предыдущего. Нечаев убрал правую лапу с груди партнера, вновь упираясь ею в траву и на нее полностью для более удобного положения, другой же начал забираться под свитер дальше, дотрагиваясь до груди и ключиц. От теплых и мягких подушечек возбуждение накрывало с головой словно волна в море. Харитон убрал руки по бокам своего тела, полностью отдаваясь Сергею и впился пальцами в травинки, уставившись мутным взглядом в небо и тяжело дыша. Голова шла кругом, в паху начало приятно ныть. Когда Нечаев легонько сжал между подушечек один из сосков и принялся «перекатывать» в пальцах, с губ вновь слетел стон. Он перешел на кадык и повторил все действия ранее, но уже намеренно задерживаясь горячим шершавым языком на адамовом яблоке, наблюдая за реакцией партнера. Пришлось даже сглатывать слюну, коей стало внезапно слишком много — а от мыслей о том, что будет дальше так вообще контролировать дыхание стало просто дико трудно. Захаров не заметил, как принялся специально тереться пахом о ногу Сергея, намекая, что уже давно готов к большему и все прелюдии только оттягивают нужный момент. — Какой нетерпеливый, — заурчал Нечаев, и вибрации от мурлыканья заставили Харитона зажмуриться, хотя сейчас он точно знал, что еще и покраснел от замечания словно рак. — Сережа… Пожалуйста, хватит томить, — он зашипел сквозь зубы, явно наслаждаясь тем, что сейчас бесстыже трется пахом о бедро майора. Ему даже представлять взгляд мужчины напротив не пришлось — уже и так было понятно, что на ученого смотрят с хищной ухмылкой и самодовольно вскидывают голову, довольные результатом. Низкий, почти на уровне диафрагмы смешок послал новую волну возбуждения, отчего внизу у Харитона все завязалось в тугой комок, требуя срочно что-то с этим сделать. — А обычно тебя не заставишь даже отдохнуть, — парировал Нечаев и резко прильнул к губам Захарова, властно кусая нижнюю губу. Тот застонал в поцелуй, впуская язык Сергея в свой рот и укладывая руки на пушистую шею напротив. Майор убрал руку и в последний раз провел от груди до паха, спускаясь до штанов и расстегивая пуговицу на джинсах. Стянув их одним резким движением вниз, чтобы не мешались, Нечаев вовсе снял их с Харитона, отстранился, прервав мокрый поцелуй и внимательно через полуприкрытые веками глаза посмотрел на очень заметный стояк, который скрывали серые боксеры, облизываясь. Ученый стыдливо уставился на него из-за последнего действия. Но все смущение тут же смешалось с волной нового удовольствия, когда Сережа бесцеремонно закинул левую ногу Харитона себе на плечо, а сам склонился над пахом любовника и, поглаживая второй лапой внутреннюю часть бедра, заползая пальцами под ткань боксеров, лизнул очертания головки, где уже скопилось какое-то количество предэякулята и тем самым испачкало нижнее белье. С губ Захарова снова слетел стон, уже громче и более тонкий. Из-за тесноты боксеров и того, что Сергей начал только лизать кончик головки члена, терпеть было гораздо сложнее, хотелось снять эти чертовы трусы и просто одной рукой зарыться в волосы Нечаева и насадить его ртом на плоть, чтобы головка уперлась в стенку глотки, а самому наконец выдохнуть без этого скулежа. Но Харитон был готов признаться — такое издевательство над ним нравилось ему намного сильнее привычных сценариев в их спальне даже с экспериментами. А эксперимент с Лимбо и образом Нечаева как Пушистова-Ньютона пока возглавлял список необычного опыта в интимной жизни с ним. Вот только он все же не сдержался и сделал то, о чем сейчас думал. Низкое рычание Сергея прошлось вибрацией глотки по всей длине члена, что заставило Захарова выгнуться в спине и прикусить руку. Боже, блять, как же хорошо… Вот только такого сам Нечаев не одобрял, и, резко схватив руку Харитона за запястье, убрал его ладонь в сторону, с громким чмокающим звуком прошелся губами по стволу и выпустил головку изо рта, снова начиная ее лизать, одновременно проводя по члену ладонью и намеренно задевая коготками уздечку. Тугой узел возбуждения постепенно ощущался все сильнее, а к лицу стало приливать все больше краски, отчего мужчина резко спрятал в ладонях лицо и громко застонал на грани срыва в тихий крик, когда его накрыла волна эйфории, сравнимая со взрывом фейерверка. Тело пробила дрожь, дыхание участилось до того, что Харитон даже стал задыхаться, а снизу вверх прошлись мурашки приятного ощущения разрядки, сменяемые вялой негой. Он даже не заметил, что запачкал спермой ладонь Нечаева, свой живот и немного траву рядом (траву ли?), поскольку Сергей успел отстраниться, чтобы белесые капли не попали ему на лицо. Однако, когда Захаров все же убрал с лица ладони и посмотрел мутным довольным взглядом на майора, тот, не сводя взгляд, очень вульгарно слизал с руки сперму. В паху вновь закололо. И только Харитон закрыл глаза, чувствуя удовольствие и переводя дыхание после оргазма, как вдруг с него окончательно стянули боксеры и грубо притянули за бедра. К анусу прислонилось что-то большое и горячее, а совсем рядом что-то щелкнуло, будто бы крышечкой от тюбика. Захаров дернулся, распахнув глаза и кое-как поднялся на локтях, уставившись недоумевающе на Сергея. — Не забывай, что мы еще в спальне, Харитош. И что мы еще не закончили, — на лице того играла хитрая ухмылка, намекающая, что веселье только началось и своеобразный минет был лишь разминкой. Ученый даже не заметил, что за это время у Сергея уже тоже успел встать. Харитон неловко сглотнул, представляя себе, что его ждет дальше. Ни одной приличной мысли. — Ебучие блины…