Наказание

      В рёкане Какаши заказал себе отдельный номер. Даже не номер: домик с личной маленькой купальней.       «Лучше бы отругал, — думала Цунаде, оставшись в своих аппартаментах одна. — Самыми последними словами. Только не этот его ледяной взгляд…»       Он изменился с тех пор, как бремя Хокаге легло на его плечи: стал ещё более замкнутым и жёстким — несмотря на то, что часто улыбался и был неизменно заботлив к окружающим.       «Сам пришёл вытаскивать меня из задницы, будто других дел у него нет. А, чёрт… Как же это трогательно, Какаши…»       Годайме улыбнулась. Странность из странностей: рядом с ним, молодым мужчиной, который по возрасту годился ей в сыновья… Рядом с ним она чувствовала себя той самой женщиной — мягкой, беззащитной. И пускай они никогда не говорили о чувствах — по негласному уговору — его поступки, особенно вот этот, лучше всяких слов давали ей понять, что она дорога ему.       Только почему же теперь Рокудайме бросил её одну? Ещё и караульного оставил возле двери. А сам удалился в этот свой домик… С собственной купальней.       Представив, какие возможности это даёт, Цунаде невольно облизнулась.       «Ну уж нет, Хатаке Какаши! Не дождешься, чтобы я унижалась и пришла стучать в твою дверь. Если тебе безразлично, что мы упускаем такой редкий шанс… Так тому и быть.»       Но к вечеру, после купания и ужина — к которому не подали саке, возмущённо отметила Годайме, понимая, откуда ветер дует — её гордость растаяла, как снег под весенним солнцем.       «Не смей, Принцесса Цунаде!» — сказала она себе. — «Пусть куксится в одиночестве. А я посплю.»       Но это были доводы разума… А сердце и всё тело требовали совсем другого. И чем старательнее она пыталась об этом не думать, тем большую силу набирали эти мысли. С досады Цунаде впилась зубами в подушку, мстительно представляя, что это — плечо Шестого Хокаге.       «Чёрт… Чёрт, чёрт, чёрт!!!»       Нужно выпить воды и успокоиться. Годайме поднялась с постели, кутаясь в халат, подошла к столику, где стоял кувшин — и…       Опомнилась она уже в длинном коридоре. Вот выход из рёкана, за ним — короткая аллея, и по ней — домики. В третьем как раз и поселился Рокудайме.       АНБУ провожал её в спину бесстрастным внимательным взглядом.       «Что я только творю?» — спрашивала себя Цунаде, шагая по аллее. Ночь была лунной, и по песчаной дорожке плыли чёрные тени глициний. — «А ну как он сейчас не откроет? С него станется…»       Где-то в ветвях оглушительно стрекотали цикады — в такт бешеному стуку сердца.       — Мммм? Не спится, Цунаде-сама?       На губах Какаши мелькнула полуулыбка — но глаза оставались холодными. Годайме стало не по себе. Она и не думала, что он умеет так улыбаться.       «Цунаде-сама?! Вот так, значит?!»       — Не спится, — вздохнула она. — Я могу войти? Или будешь держать меня на пороге?       Рокудайме небрежно пожал плечами — ох, как же хотелось взаправду его укусить! — и отошёл в сторону. Осмотревшись, Цунаде жадно сглотнула. Здесь всё было задумано будто нарочно: высокий забор, обложенная камнем купальня под ветвями раскидистой глицинии, широкая веранда… Отдельный маленький мир, созданный для того, чтобы заниматься любовью.       Но Хатаке Какаши устроился на ступенях веранды под жёлтым фонарём, со своей вечной книжкой, как ни в чём ни бывало. Годайме зябко поёжилась. Неужели он настолько сильно сердится?       Когда она присела рядом и уткнулась лбом в его плечо, Рокудайме даже не шевельнулся.       — Какаши… Спасибо тебе.       — Хм? За что? Любой уважающий себя мужчина на моём месте поступил бы так же.       Сказал — как отрезал.       — Не скромничай, — проворчала Цунаде. Боги, почему так стыдно? Не первый раз она проигралась, не первый раз из-за этого угодила в передряги… Но впервые чувствовала себя виноватой. И чувство это было очень неприятным.       — Интересно, что же ты сделал этим негодяям. Ох и лица у них были…       — Вам это знать необязательно.       В лунном свете над купальней клубился серебристый пар. Раскатисто гремел хор цикад. Сладко пахла глициния. Но ещё слаще был запах мужчины, сидевшего рядом с Годайме. Она подцепила зубами край его халата, спустила с плеча, обнажая бледную кожу — удивительно нежную. Провела по ней кончиком носа, вдыхая этот запах, не поддающийся описанию: запах силы, во власть которой так хочется отдаться…       — Если вы пришли за этим, — спокойно заметил Какаши, переворачивая страницу, — то напрасно, Цунаде-сама.       — Почему? — шепнула она, подбираясь губами к его шее.       Ответа не было. Не было и никакой реакции на ласки. Да что он себе позволяет, в конце концов?!       Но она зашла уже слишком далеко, чтобы просто вернуться в свой номер.       Рокудайме не поднимал глаз от книги. Только когда рука Цунаде скользнула ему под полу халата, он остановил её и наконец встретился с ней взглядом.       — Не стоит, Цунаде, — сказал он всё тем же ровным тоном — но что на самом деле происходит у него внутри, ясно читалось в огромных чёрных зрачках. — Моё сегодняшнее… настроение может вам не понравиться.       — А если понравится? — выдохнула она, мягко высвобождая руку и сплетая его пальцы со своими. От соприкосновения ладони с ладонью будто пронзило током. — Как ты говоришь, цитируя своего ученика… Пока не попробуешь — не узнаешь?       — Как же вы любите играть с огнём, Цунаде.       — Да. С огнём, который ни разу не обжигал меня до боли…       — Только в этот раз вы действительно рискуете обжечься.       На какой-то миг стало страшно. Всего на миг. Следом снизу живота взметнулась такая волна возбуждения, что у Годайме закружилась голова. Что же… Что же такого хотел бы сделать с ней этой ночью Какаши Хатаке?       — Риск — это моя стихия.       Книга со стуком свалилась на ступеньки.       Всего несколько раз Цунаде доводилось видеть его в бою: невероятную скорость, отследить которую практически невозможно. Теперь эту скорость она испытала на себе. Сколько времени понадобилось Какаши, чтобы сорвать с Годайме всю одежду, притащить из домика футон и, уложив её лицом вниз, привязать полотенцами оба её запястья к столбикам веранды? Пять секунд? Семь? Спину обдавало ночным ветром — но он был бессилен остудить пожар, разгоревшийся внутри… Задыхаясь от предвкушения, Цунаде подтянула колени к животу и приподняла бёдра.       «Мммм… Он войдёт в меня прямо сейчас? Вот так сразу?»       Плеча коснулось что-то холодное. Годайме вздрогнула, осознав, что по её коже плашмя скользит кунай: медленно, очень медленно, от лопаток — к пояснице.       Это пугало. И это же заводило.       — Ещё.       Клинок очертил формы её ягодиц. Двинулся вверх. Снова вниз. Невесомый укол острия…       — Аххх, Ка-ка-шиии…       Кунай металлически звякнул, брошенный на пол. Его сменили руки — горячие, жадные… Мяли и тискали тело, проходились с нажимом, заставляя нетерпеливо постанывать. Цунаде охнула, когда Рокудайме властно накрыл её вульву ладонью.       — Вы жаркая, — шёпотом заметил он, пропуская складки половых губ между пальцами. — Жаркая и мокрая… Как будто не можете больше ждать.       — Не могу… О, Какаши… Пожалуйста…       Палец отыскал клитор и начал поглаживать.       — Пожалуйста — что?       Шлепок. Цунаде вскрикнула:       — Ещё! Ах! Сильнее!       — Ммммм? Вот так?       — Да! О, даааа, — простонала она. Сочетание удовольствия и лёгкой боли лишало остатков рассудка. — Возьми меня, Какаши!       От прикосновения пениса она застонала снова. Боги, какой же он твёрдый… Как же невыносимо хочется почувствовать его внутри!       Только этого не произошло.       «Где он?!»       На шорох Годайме повернула голову. Опираясь спиной о столбик, к которому была привязана её правая рука, Рокудайме сел и лениво потянулся за оброненной книгой.       — Какаши!!!       Он вопросительно изогнул левую бровь. В свете фонаря Цунаде отчётливо видела, как его член выпирает под халатом. Ведь он хочет того же, что и она… По глазам видно, как сильно хочет. Какая же у него нечеловеческая сила воли, чтобы вот так сдерживать и её, и себя?!       Она могла освободиться. Сконцентрировать чакру, снести к чертям эти столбы — и полдомика впридачу… Но Годайме не нужна была свобода. Ей нужен только…       — Мммм? Куда вы смотрите таким голодным взглядом?       Дыхание сбилось. Словно завороженная, Цунаде следила, как неспеша — специально, чтобы подразнить — Какаши отворачивает полу халата. Его пенис настолько налился желанием, что крайняя плоть сползла сама собой, обнажив блестящую алую головку. Впервые он демонстрировал так бесстыдно то, чем доводил Годайме до вершин блаженства.       — Дай мне его, — прохрипела Цунаде, облизывая пересохшие губы.       Он сделал вид, что опять собирается взять книгу — не сводя глаз с её лица.       — Дай мне его, Какаши!       Наверняка он всё рассчитал заранее: высоту и количество ступеней веранды. Когда Рокудайме стал перед Годайме на коленях и, взяв её за волосы, мягко заставил запрокинуть голову вверх, его член оказался точно напротив её рта.       — Хотите?       — Да! — выкрикнула Цунаде.       Не выпуская её волосы, Какаши взял пенис свободной рукой и придвинулся ближе. Мазнул по губам. Немножко пошлёпал. И снова прижал, позволяя Годайме обхватывать, щекотать языком уздечку, нырять кончиком в узкую щёлку на верхушке… А потом толкнулся ей в рот, размазывая по нёбу капельку терпковатой жидкости.       «Надо постараться, — мелькнуло в голове. — Надо сломать этот его… Проклятый самоконтроль.»       Движения понемногу становились грубее, и почему-то это только усиливало возбуждение. Какой же восторг — подчиняться ему… Цунаде с наслаждением посасывала головку, чувствуя, как сама буквально переполняется влагой, до того, что тягучие струйки уже бегут по бёдрам. Только бы он не вздумал закончить вот так!       Член выскользнул из её рта.       — Ненасытная, — прошептал Рокудайме, глядя ей в глаза. — Чего же вы хотите?       «О боги, я сейчас сойду с ума… А он всё такой же невозмутимый?! Да как, как ему это удаётся?!»       — Дьявол, — выругалась Цунаде, — дьявол во плоти, вот ты кто… Ты знаешь, чего я хочу!       — Возможно.       — Возьми меня!       — Я и так вас держу, — заметил Какаши и несильно потянул её волосы.       — Какаши…       — Вернусь-ка я к книге. Там как раз начинается самое интересное… Или вы можете предложить что-то получше?       — Возьми меня, как хочешь. Как тебе угодно…       — Как я хочу, — задумчиво повторил он. — Хмммм…       От бессилия и желания Годайме готова была расплакаться.       — Как ты хочешь, Какаши… Пожалуйста! Только быстрее!       Он ничего не ответил. Просто отпустил волосы и мимо неё прошёл вглубь домика.       — Какаши!       Вдруг он ворвался в неё — резко, сразу целиком. Цунаде вскрикивала снова и снова от каждого его толчка. Казалось, такой экстаз просто невозможно выдержать, что сейчас разорвётся сердце… Только руки Рокудайме, что сжимали её бёдра, удерживали её в этом мире. И как сквозь толщу воды она слышала, что её имя становится стоном у него на губах.       — Как я хочу? — прерывисто прошептал Какаши, когда остановился. — Как я хочу, да?       — Да… Как ты хочешь…       Звук открывающейся пробки. На ягодицы полилось что-то прохладное, густое… Годайме уловила тонкий аромат миндальной косточки. Массажное масло? Зачем?       От догадки перехватило дух.       — Только если вы тоже хотите, Цунаде, — ответил он, опять начиная двигаться в ней. Она застонала, извиваясь на футоне, теряя себя в блаженстве… Хочет ли она?       С ним она хотела всего.       — Да. Да, Какаши…       Но Хатаке Какаши не торопился. Он никогда не торопился. И к тому моменту, как он вынул член, чтобы переместить чуть выше, Годайме уже извелась от нетерпения.       Головка скользнула по её анусу, растирая масло.       — Ммммм…       — Приятно?       — Очень… Я не думала, что это так…       Вверх, вниз, по кругу. Лёгкий нажим — на пробу. Цунаде задержала дыхание, прислушиваясь к новым ощущениям и стараясь расслабиться. Кому ещё она доверилась бы настолько? От мысли, что они делают это впервые — и вместе, в груди разливалось тепло.       Нажим становился всё настойчивей, и наконец головка проникла внутрь. Годайме ахнула от удивления, что поддалась так легко… И следом ещё раз — уже от удовольствия. Наслаждение было невероятным: оно рождалось не там, куда так плавно и постепенно входил член — а охватывало весь низ живота, трепетное, томительное…       — Не сдерживайтесь. Я люблю слушать, что вам хорошо.       — Я просто не смогу… сдержаться… Оооо, Какаши… Быстрее…       — Ненасытная, — он шлёпнул её по бедру и ускорил ритм. — Так?       — Ещё!       Неужели это она? Подзадоривает его просьбами — и вскрикивает, кайфуя от того, как под его хлёсткой ладонью начинает гореть кожа?       — Да… Даааааа! Какашиииии!!!       И тут сквозь зубы закричал он, вздрагивая и сжимая пальцы на её бёдрах до хруста.       Не успела Цунаде опомниться, а Рокудайме уже развязывал ей руки. Как оказалось, лишь для того, чтобы привязать снова — но перевернув на спину.       В зубах у него был кунай.       — А теперь я хочу вас видеть… И это не всё, чего я хочу.       Под его взглядом она оцепенела — мокрая, возбуждённая, дрожащая… О боги, чего ещё он может хотеть?       Теперь, когда Годайме могла не только ощущать, но и смотреть, как Какаши гладит её лезвием, чувства обострились до предела.       — Такая покорная, — улыбнулся он, перехватил кунай остриём к себе и поймал в колечко торчащий сосок. Склонился, коснулся кончиком языка. Эти два ощущения разом — холодное и горячее — вырвали у Цунаде долгий стон.       — Извращенец… Боги, Какаши, ты настоящий извращенец!       — Но ведь вам это по душе, мммм? — отозвался Рокудайме, сминая вторую грудь рукой.       «Он собирается меня дразнить? Как долго? Ведь для него должно пройти время, пока…»       Какаши присел между её разведенных ног и опять взял бутылочку с маслом.       — Сказать вам, чего я хочу больше всего? — спросил он, наливая золотистую жидкость в ладонь.       — Скажи… Скажи, Какаши.       Пальцы, скользкие от масла, прошлись по её набухшим от похоти половым губам. Проникли внутрь: один, потом два… Годайме застонала, когда добавился третий. Но оказалось, это не всё.       — Вы сказали, что я могу делать с вами что угодно, — напомнил Рокудайме, медленными движениями вворачивая в неё всю кисть. — Грустно, если за всё это время вы так и не поняли, в чём моё самое главное желание.       — Аххххх…       — Вам не больно?       Цунаде помотала головой. Не было ни слов, ни мыслей — будто она превратилась в животное, обезумевшее от весеннего гона. Рука Какаши в ней осторожно собиралась в кулак, растягивая её до предела.       — Я хочу, чтобы в постели со мной из всех знакомых имён вы помнили только одно, — вторая рука, тоже в масле, коснулась её лобка. — Моё.       Кулак провернулся. Невыносимая эйфория взорвала Цунаде изнутри; она выгнулась на его руке — а Рокудайме заставлял её кричать снова и снова. И когда наслаждение достигло пика, ей вправду показалось, что она умерла — и попала в рай.       Реальность возвращалась постепенно: стуком собственного сердца, горячей водой, настырно звонкими песнями цикад. Объятиями Какаши Хатаке. Как он отвязывал её и нёс на руках к купальне, Годайме не помнила.       — Наигрались с огнём, Цунаде?       — Я хочу ещё… Не сейчас. Когда-нибудь.       По макушке прокатился тихий, ласковый смех:       — Только снова проигрываться в карты бандитам для этого не обязательно.