Шрамы.

Небесное светило уже оказалось на верхушке своих возможностей, начало одарять своими лучами земли, белоснежные плитки и жителей торговых путей центра. Они проскальзывают тут и там, стараясь продвинуть свои изделия вперёд, пытаясь срубить на подобных уловках больше алмазных монет. На грани этой валюты вырисованы узоры, которые так и заводят смотрящего в прошлое, где он забудется в охоте и поиске. Хорошо ли это? Никто не знает, но и смысла задумываться нет. Товары — лучшее изобретение народа. По этой причине многие богачи, которые проживают в золотых особняках стараются дождаться летних деньков. Много мошек выбегает в те времена, стараются как можно больше ухватить, забрать себе навсегда. Торговля шла всегда, но именно в эти дни люди отходят назад, замечая впереди тени одного, а может двух, а может и вовсе всех трёх управляющих. Мраморная плитка ловит на себе прикосновения сапог из тёмной, тёплой-тёплой шкуры, которая совсем не годится в подобное время. Но никто не возражает. Походка у того человека уверенная, высокая, заставляющая каждого съёжиться на несколько секунд и перевести свой взор в пол от неизвестного стыда. Рядом с величественным прохожим раздаются постукивания чёрных каблуков. Тонкие ноги передвигаются вперёд с припрыжкой, совсем не внушая страха в глазах малых детишек и подростков рядышком. Кажется, что фигура совершенна изящна и чудесна. Однако, должники казино лишь отходят назад, стараясь спрятаться за стойки, стать ниже. Каким бы легкомысленным не казался прохожим, именно они знают, что если вовремя не сбежать, то сами игральные карты встрянут у них в глотке. Пара прохожих — мужчины. Пара управляющих этим белоснежным городом, который был отстроен не так давно в огромной дыре. Ныне она служила домом для каждого из них. Никто не желал возразить, потому что вмиг их недовольства прикроют драгоценные камни и технологии в здании каждого. Один из заправляющих легко посмеивался, размахивая своей высоченной шляпой, толкая в бок рядом стоящего приятеля. Второй же тихо помалкивал, осматривая свои владения, попутно выслушивая очередную колкость от друга. Видимо, их разговор был наполнен односторонними речами. Но разве подобное мешает? Взор тёмных шоколадных глаз молчащего упал на девчушку у одной из стоек со слащавыми красными яблоками. Он пристально стал рассматривать её черты внешности и лица от ленивой скуки, которая проходила через всю дорогу «к встрече». Она, встретившись с его взглядом пробежалась своими глазками по лицу правителя, а затем сжалась вовсе. Через несколько секунд девочка ринулась к маме, начиная дрожать, словно осиновый лист под дождём. Её руки стали указывать на управляющего, а затем на свои глаза. На данные жесты мать лишь аккуратно присела и стала шептать свои ласковые речи на её ухо, поглаживая по голове, словно пытаясь успокоить. Худощавый паренёк в шляпе приумолк и перевёл свой взор с неба на девчушку, а затем на приятеля с немым вопросом на лице. Еле видные локоны волос поднялись на ветру в ожидании, но ответных слов для успокоения так и не последовало. На подобный жест паренёк надулся, но выпустив пар спустя несколько секунд решил уточнить: — Э, Модди! Ну вот сколько живём, работаем, да вкладываем сил, так жителям всё не достаточно! Ну вот что она там рыдает? Что ей не понравилось? Не в первый раз уже такое не только с ней, но и с остальными! Названный «Модди» лениво склонил голову и провёл своими шоколадными глазами по ткани шляпы рядом стоящего товарища. Ему явно не было дела до этого вопроса, но ответ нужно было предоставить, иначе глупый «друг-ребёнок» рядом способен вынести ему голову в течение всего дня. — Они реагируют таким образом в связи с некоторыми не очень прекрасными чертами моего лица, — протянул Модди, осматривая уже не лица людей, а различные здания магазинов в округе. — Ааа, шрама на куске глаза твоего что ли? Нашли что изучать, гении недоделанные, — буркнул шляпник, сгибая руки и соединяя их в замочек около груди. Взгляд на автомате притянулся к лицу Модди, начиная рассматривать черты его кожи. У Его приятеля на левом глазу располагался старый шрам, который рассекал кожу, оставаясь в душе, как пугающее воспоминание. Порой это выглядело страшно, отторгающе, но шляпник уже смирился с такой особенностью. Иногда в мыслях мелькали думы о том, что подобное украшение выглядит по своему завораживающе и по-родному. — Да, что-то вроде этого, Пугод, — названный закатил глаза под своим головным убором, а затем засунул руки в карманы, начиная пересчитывать алмазные монеты, чтобы рассчитать заработки. Конечно, поля шляпы должны были прикрывать возможность совершения такого действия. Однако, лишь сам парень знает, каким образом он добился исполнения подобного заклятья виденья на элементе своей же одёжи. Всё же, он являлся так же известным механиком после великого редстоунера Заквиеля в Государстве. Многие поражаются технологиям шляпника, начиная от автоматических металлических дверей, заканчивая золотым скоростным лифтом в центре города. Само изобретение способно за считанные секунды доставить своих хозяев на верхушку их «кабинета». Если чья-то заинтересованная рука решит притронуться к тайне его возможностей, то перед ним встанет сам великий чертёж хранителя Надзирательского города. Огромная перевёрнутая пирамида из тёмного материала парящая в воздухе — настоящее искусство, которого добились правители. Данная постройка держит весь юный народ под защитой от монстров, оставленных в полях после заражения неизвестного вируса. Как только существа подходят к границе между ямой и реальностью, то они мигом испепеляются, а останки проходят в специальную сортировку. Подобным могут гордиться лишь Надзиратели, да и никто более. В Конце концов пересчёт монет из уст Пугода приутих, а «алмазики» были убраны обратно в хранение глубин карманов. Они вдвоём с Модди уже отступили от безграничного возможностями рынка, выходя по тропинке вперёд, к оживлённой деревеньке. — Они вечно пугаются тебя из-за твоего ужасающего шрама. неужели ты сам не терпишь к нему ненависти или чего-то вроде? Это так странно, что ты со своим заунылым лицом ходишь туда сюда, не обращая ни на кого внимания, — Пугод вновь начал тот же диалог, но теперь его взор был прикован к небу, в котором проплывали кучи облаков. Некоторые из них были зеленоватого оттенка. Чёртово заражение. — Пакет, ты сам помнишь, по какой причине я так отношусь к нему. Традиции отца, его особенная метка, которую должен получить наследник, факт того, что я должен уважать её и прочее. Если уж так велела судьба, придётся смириться, к тому же — это опыт, — Модди протянул руку в кожаной перчатке к своему шраму, легонько касаясь его верхушки, аккуратно поглаживая. Родственные связи высокого парня желали быть лучше, но увы, такого не сбылось и не будет никогда. Напоминание о его тёмных ветках будет всегда мерцать в глазах людей. Но какое уже дело, когда он научился жить по-другому, по своему живо? — Да-да, твой папаша Бог Смерти, у него в роду и в голове свои традиции, поэтому он решил отпилить тебе пол глаза? Замечательный опыт! — Что уж поделаешь, но глаз он мне всё же не выпилил, Пакет, не преувеличивай, — посмеялся от глупой фразочки друга, Модди незаметно ущепнул его друга за кисть руки, на что тот чуть отпрыгнул, раскачиваясь в моменте. На несколько секунд затянулось глухое молчание, в котором крылось множество мыслей от двоих парней, много недосказанных фраз и шуток, которые так и дурманили голову, решая оставлять в себе только лучшее. Воздух «нервов» потихоньку стал заканчиваться у одного из них. По этой причине из горла выскочил волнующий душу вопрос с подрагивающими нотками: — Но всё же, Модди, разве… разве тебя не мучают мысли о том, что собственные близкие могут бояться, смотря на ужасающую картину твоего лица? Разве ты не нервничаешь по этому поводу? Это ведь ужасно, — вздохнул парень, поправляя свою шляпу, стараясь натянуть её сильнее на своё лицо по неизвестной причине. — Может быть, это и так. Но я не буду бояться самого себя из-за этого. Для меня шрамы — это память о себе, о своём прошлом, что-то важное. Если бы я мог, я бы получил ещё больше этих отметин на своё тело, чтобы ценить себя ещё сильнее. Разве не в этом смысл? Другие просто не понимают этой истины, как я. Поэтому мне и дела до них нет, пусть боятся, привыкнут же со временем, — развёл руками в сторону шравмированный, параллельно разглядывая знаки на домах, словно ища что-то какую-то цель, ради чего оба парня двигались вперёд всё это время. — Какой смысл помнить твою глупую ситуацию. Ты с отцом то вовсе когда связывался? Да давно уже наверное! — фыркнул паренёк, пиная первый попавшийся маленький камень на своём пути. Тот с игривым ветром улетает вперёд, ударяясь своим «телом» о первый попавшийся кристальный фонарный столб, который освещает деревеньку своими лиловыми лучами. — Зато позже, когда я буду дедулечкой и мне отобьёт память, я вспомню себя в молодости и то, как меня отец пинал туда сюда. А вообще. Многие люди скажут о ценности своих шрамов, тебе бы послушать, — шутливо заканчивает Модди, сворачивая на узкую тропинку, которая так и готова показать свою красу в виде кочек. Помнится, что однажды, когда они решились пройти по ним, Пугод улетел в куст клюквы, а затем весь вечер жаловался в покалывании в районе спины. Все те тяжёлые часы Модди устраивал себе марафон в бегах за помощью различного вида. Ему пришлось взять себя в кулаки, чтобы сходить в избушку Виверны за травами, которые помогут ране парня быстрее затянуться и окончательно пропасть. Сам же Чат не жалел о подобном, ведь ради близкой для него души он готов был пройти множество километров, и его тело вовсе не устанет. Никогда.       … Взаимоотношения этих двоих казались бы издали шуточными, совершенно глупыми, но нужно лишь вглядеться, чтобы увидеть светлую истину. Она же, словно мышь спряталась где-то вдали. Например, Моддичат никогда не пожалел бы своих сил, чтобы ворваться под крики шляпника на его Мегабазу поздно ночью, чтобы затолкать товарища в кровать после трудных дней рабочей смены. Он позаботится о нём путём своих утрат. Пугод же, хоть и тратил всегда огромное количество времени на свои безбашенные идеи, так и оставался с благодарностью в сердце к своему Чату. Он всегда старался отвечать на подобные манёвры по-своему, шуточно, может, даже по-детски. В прошлом году Пакет, лениво «крадя» какие-то глупые вещи всегда оставлял после себя памятку. Деревянные таблички покоряли старый дом Модди, напоминая о том, что друг обязательно вернёт то, что забрал. А ведь правда, он не оставит простаивать обещание просто так. Сейчас же, то здание и вовсе таким же образом продолжает простаивать свои времена на старой полянке, которая пропахла древесиной и воспоминаниями. У них наступил новый год, значит нужно идти в новое путешествие, возводить новые стены. Пугод не бросает слова на ветер, особенно тогда, когда он приходит на верхушку горы с деревянным непротопленным домом на ней. Холод пожирает стены, трогает до самого сердца. Парень же спокойно открывает дверь, проходит аккуратно вперёд и громко смеётся, когда закидывает на чуть подрагивающего Модди какой-то глупый потертый плед. «Ну я же обещал вернуть!» … Оба парня приближаются к обширному зданию на краю города. Оно переливается изумрудной гранью по бокам. Почти что двигающиеся узоры кружатся перед глазами, напоминая о важности здания перед ними. Ёмкая крыша выстроилась треугольником, который содержит в себе кругленькое окошечко с еле-еле светящейся лампочкой внутри. Выглядит всё по-привычному изысканно, особенно для постоянных посетителей, которые желают расслабиться Деревянное здание украшает одна особенность — флюгер-флаг на самой верхушке. Отражает он даже не само государство, не кланы, не торговые связи, а неведанную страну. Кажется, она была придумана одним из работников этого заведения, который яро доказывал, что она существует, что он оттуда родом. Называется она Британия, что ли? В эти моменты парень в ярком синем капюшоне казался очень обиженным. Его карта неизвестных, совершенно ненастоящих материков сильно умиляла, давая посетителям возможность залиться смехом. Как глупо. Модди и Пугод дотронулись до деревянной двери, которая в ту же секунду пошатнулась, открывая проход внутрь в это «свободное» место для многих жителей государства. Верно, третье известное место в округе — бар. Модди иногда приходил в это место, чтобы грамотно выпить дозу расслабляющего пойла, однако Пугод вовсе плевался только от одного его вида. Паренька ни коем образом нельзя заставить вобрать в себя эту тлеющую жидкость. А зря ли? Сами не разобрались они, да и к чему? Мнение каждого существа должно всегда браться вперёд, словно флаг начала… В Миг по ушам ударила мелодия музыки, которая до этого момента вовсе не была слышна за прочными стенами. За эту шумоизоляцию нужно благодарить «священного» строителя с усами, который появился в одно счастливое мгновенье, да и так же пропал со всех радаров Надзирательских земель. Это опечалило многих жителей, но поделать было нечего. Никто не решился идти за ним, искать, это было бы бесполезно. — Добро пожаловать, Модди, Пугод! О боже, я вас уже заждался, отодвиньте куда подальше от моего бара этого омерзительного! Он сейчас снесёт всю мою выпивку к чертям вместе с хрупкой экономикой! — завопил бармен у стойки в сию же секунду после захода парней, пытаясь махать руками, чтобы привлечь внимание. За них быстро схватился юноша блондин с пятнами на лице и теле, которого явно мутило так, словно он забрал в свой кишечник банку незаконных веществ и трав. Два вошедших парня переглянулись. Ситуация была крайне неприятной, ведь вновь придется тратить пару алмазных монет из своего кармана за учинённый бардак, который принёс их общий друг — Жираф. Частенько он приходит в это место, чтобы побеседовать с барменом в капюшоне, чтобы заговорить ему язык, а затем попросить несколько чашек пьянящего пойла. Возможно, ему доставляло одно тягучее удовольствие, а возможно, избавляло от проблем. Однако пятнистый молчит, не говорит ничего плохого, с чем можно было бы помочь. Модди и Пугод давным давно бросили идею с тем, чтобы отговорить друга от плохой привычки. Уже не выйдет. Всё зря. — Жираф-жираф, ну ты опять свою шарманку завёл?! Ну господи, попросили же спокойно подождать в баре, чтобы потом пойти вместе храм Смотрящих возводить, а ты даже не вытерпел этих нескольких минут, чтобы не залить свой организм этими бутылками? Ха., — Пугод вышел вперёд, ударяя рукой по своей шляпе от безысходности. Данная ситуация при своих возможностях оставляла желать лучшего, однако это «лучшее» никак не выходило вперёд. Модди вышел за приятелем, вставая около блондина, а затем вытягивая к нему свободную руку, чтобы отдать щелбан с сильным хлопком прямиком в лоб. Жираф лишь взвыл, начиная смотреть в глаза приятелю, надуваясь от обиды за причинённую «боль». Чат лишь усмехнулся, присаживаясь за свободный стульчик около стола бармена. — Ну вот чего «Жираф-жираф»? Вы сами виноваты! Я пришёл сюда уже давным давно, ждал вас, а вы, глупые, не появлялись вообще! Сами виноваты в том, что опоздали. Бросили меня одного! Мне теперь выпить нельзя в честь такого горя? — блондин смахнул с щеки воображаемую слезу, начиная смотреть прямиком в глаза Модди с недовольным видом, словно пришедшие двое вовсе вдруг устроили ему мировую войну. — Мог бы и подождать нас, Жираф, неужели, это действие выполнить так трудно? Может, мы и разговорились на пару тематик, но я не считаю, что это заняло очень много времени, — хмыкнул Модди, отодвигаясь от блондина, чтобы опечаленно выдохнуть. Им нужно было достраивать мраморную церковь на границе города, ведь народ уже давно должен принять религию великих богов. Однако, из-за частых дел каждого из товарищей, времени никак не находилось. Сам же Модди не желал работать в одиночку, ведь подобное дело оставляет неприятный осадок в душе, и усталость во всём теле. Всё же, здание должно быть совершенно не маленьким и не скучным по виду. В этот же раз, хоть Жираф и напился, делать было нечего. Нужно было лишь поскорее вытаскивать свои туши из бара. Времени прохлаждаться не совсем не оказалось, как и времени на возвращение сознания друга. Они все слишком часто откладывали то, что должны были возвести ещё несколько месяцев назад. Пока Жираф стал переваривать сказанную шравмированным информацию, сам Модди тяжело вздохнул, молчаливо принимая список Джея с долгами и итоговой ценой. К сожалению, хоть их друг и был уважаемым в данном помещении, скидки не давались. А стоимость была не маленькой. Вновь приходилось тратить несколько алмазных монет из-за глупости, вновь слушать то, что блондин вернёт потраченные деньги позже. Это ведь никогда не происходило, поэтому оставалось лишь безразлично кивать. Обманет ведь вновь. — И о чём же таком важном, как хуй бумажный вы говорили? Опять о самоотсосе? Если это так, то я вас двоих заставлю у меня же и отсосать, ха! — переработка информации в голове пятнистого окончилась, изо рта у него вырвалась лишь подобная «пикантная» фраза, которая заставила рядом сидящего Пугода подавиться воздухом и припрыгнуть. — Жираф! Ну не при незнакомцах же., — пробурчал Пугод, качая головой, одновременно сгорая от стыда внутри. Затем его руки сжались, а голова вовсе упала на столешницу, пока сам шляпник стал что-то бурчать от испортившегося настроения. Да, порой их темы заходили настолько далеко. Но проблемы в подобном никогда не было. Они любили шутить вместе, хоть иногда и пошло, переходя за дозволенные грани сознания и связи дружбы. Однако, их уши и очи не видели в этом проблемы. Не редко из губ товарищей слетали сладкие слова в сторону друг друга. Подкаты туманили разум, заставляя покрываться багровым румянцем под усмешки. Это не было чем-то инородным, скорее до жути близким. Особенно часто Модди и Пугод перекидывались подобными мягкими словами друг с другом. Устроить конкурс в том, чтобы довести другого до горящего красного лица? Просто! Жаль, что МоддиСкам редко выигрывал. Иногда другие народы удивлялись подобным мелочам, даже сторонились этих персон с «нетрадиционной ориентацией», как они сами говорили. Но товарищи лишь шли дальше, не обращая внимания на подобные заявления. В конце концов традиция подобных шуток вышла за пределы клана. Многие другие коллеги стали употреблять такие же сладкие шутки, но уже друг к другу. Но разве это плохо? Нет, никто так не считал, особенно Пугод, наблюдающий в прошлом за прикусившим губу Модди. Необычно. — Незнакомцам?! Да Джей мне уже как родной отец! Мы с ним лучшие подружки, после вас конечно, так что всё окей! Да-а Джеюшка? — Жираф растянул улыбку, обращая своё внимание на парня в капюшоне, который спокойно протирал бокал. Услышав своё имя, тот отвлёкся, а затем лишь фыркнул на подобное заявление, чем вызвал смешки со стороны Модди. — Мне кажется, что он так не думает. У тебя односторонняя любовь, Жираф! — протянул шравмированный, перебирая в своих руках горстку алмазных монет, чтобы отдать их бармену и спокойно вывалиться из данного помещения, чтобы наконец выполнить свою «православную» цель. Модди вытянул вперёд кулачок с валютой и оставил её на деревянном столе, который вовсе пропах каким-то напитком с элементами апельсинового сока. Запах неплохо дурманил голову, заставляя парня испытывать себя не в своей тарелке. Что такого наготовил Джей в этот раз? Неизвестно. — Спасибо за оплату, до встречи в следующий раз! Надеюсь вы пробьёте мозги этому чуваку, а то подобного погрома в своём баре я больше не выдержу, — внятно и быстро проговорил Джей с улыбкой на лице. Он стал махать рукой на прощанье привставшим товарищам и Жирафу, которые потихоньку направились к выходу, придерживая друг дружку, чтобы не упасть. Блондин то и дело покачивался, желая свалиться вниз, на что оба парня рядом ругались, клянясь запретить ему приходить в подобное место ещё раз. Хотя, они оба знали, что не сделают подобное, но, пожалуй, мозги промыть своему товарищу не мешает вовсе. — Ну, Пугодик, Модди, вы так и не объяснили чем таким интересным занимались вдвоём всё это время-я! Мне же интересно, я же ваш лучший дружок! — промямлил Жираф, когда троица придвинулась к спасительному выходу и остановилась, чтобы подтолкнуть препятствие в виде двери вперёд. Подобное действие наконец поможет вдохнуть прохладный ветерок и протрезветь окончательно, что было важно, в особенности для пятнистого. — Да ничего интересного там, мы о шрамах говорили, — процедил словно в привычной манере Модди, поглядывая в сторону Пугода, чтобы понять реакцию того на высказанное заявление. Сопротивления не последовало, значит, подобное можно обговаривать. — Шра-амы? О, о! А я тоже хочу к вам присоединиться! Не только же Модди будет хвастаться своими богатствами! — засмеялся Жираф, ухмыляясь в сторону товарища по «ранению», явно пытаясь подразнить того вытянутым язычком. Пугод склонил голову, пытаясь понять, что хочет сказать пятнистый. Порой от такого товарища можно ожидать лишь ужасы, но иногда он способен посоветовать или показать что-то дельное. Именно сам Жираф предложил поселиться в подобной яме, именно он первым создал макет будущей базы для всего клана. Пугод мог бы поспорить, что не только у него самого есть больше всего скелетов в шкафу, но и у этого «животного». Странно порой разговаривать о подобных особенностях тела, страх часто проходит в душу по причине того, что сам шляпник скрыт. Никто не знает его настоящей натуры, настоящего лица без скрывающего истину цилиндра. Он, — чистая тайна. Дрожь всякий раз пробивает тело, когда близкие товарищи просят показать или рассказать детали про его тело. Пугод боится, боится, что все узнают настоящую правду без масок и плотных тканей одежды. Он не будет отказываться от слов, что он что-то скрывает, что имеет в себе что-то до жути пугающее. Разговор про шрамы вызывает некоторое помутнение в разуме. Вдруг они спросят про него? Вдруг заставят показать себя «настоящего», который скрывается под плотными слоями одежды? Вдруг заставят открыть лицо? Не то чтобы Пугод не доверял своим товарищам, не то чтобы он не верил даже самому Модди. Он боялся увидеть себя вновь. Картина самого себя настоящего в прошлом пугала многих, поэтому он решился скрываться. Вечно, но безопасно он будет держать этот пузырь спокойствия… — Пугод! Ну ты чего застыл так? Да, у меня тоже вообще-то шрам есть! Показать что ли? — радостно подскочил Жираф, вырываясь из-под поддержки двух друзей, вставая прямо напротив них с яркой улыбкой. Кажется, разум блондина окончательно протрезвел, что не могло не радовать. Пугод молчал, тупо смотря на друга, пытаясь понять, шутит ли тот или серьёзно готов раздеться прямо сейчас? Кто знает, где находится подобная отметина на теле пятнистого. Пугод никогда не разглядывал его тело, как мышцы на торсе того же Модди. Доводилось просто видеть иногда, но он не считал это проблемой. На то и дано им разное тело, чтобы красоваться по своему, чтобы показывать себя в лучшем свете. Однако Пугод никогда не понимал в этом смысла, оставаясь закрытым. В своём черном пиджаке с галстуком золотого цвета он лишь помалкивает, когда проходит тяжёлая жара. Его это не выведет до подобного уровня. Ни за что. — Молчишь, значит согласен! Модди-и, иди сюда! Во, смотрите и любуйтесь этой красотой! — Жираф мигом припрыгнул к ребятам, забираясь своими пальчиками себе под белоснежный воротник, оттягивая тот. На ключице парня располагался обширный шрам, который являлся довольно старым по виду. Ранение сверкало на солнце чуть розоватым оттенком, пока его хозяин хитро дёргал бровями вверх вниз, хвастаясь полученной «драгоценностью». — Это ты где так. — прошептал шляпник, аккуратно дотрагиваясь до диковинки на ключице товарища. Сам шрам был немного шершавым, это по началу пугало до жути, что аж приходилось отдёргивать руку, боясь принести неудобства и вред ране. — Да знаете, я однажды бухал где-то неудачно, я от своего веселья челу бутылку сбил, она разбилась ещё с хрустом таким! Это конечно очень забавно было, но смысл не в этом. Мне этот дед потом осколком от злости зарядил. Судя по всему он в шею целился, но я его руку успел перехватить, однако всё же получил своего. Похоже, та бутылка ему дорога обошлась. хорошо что Джей вовремя кремировал его! Я бы не выдержал избиения от какого-то алкаша! Вот честно, — развёл руками Жираф, стараясь правильно промямлить буквы и слова своей истории, чтобы она не выглядела по детски глупо, как может показаться с первого взгляда. Модди скривился от смеха, который сам сорвался с губ, оповещая о плохом состоянии одного шравмированного на полянке с яркими цветами и изумрудной травой. Смех его пугал бы прохожих, но в компании близких это выглядит достаточно мило. Так думает Пугод, смотря на это представление со смятением на скрытом им же лице. Почему они так гордятся шрамами? Почему они так гордятся подобными случаями? Почему им так весело, хотя это такой травмирующий опыт. Он не понимает. — Но, разве это не глупый случай? Почему ты рассказываешь с такой гордостью за эту бесполезную ситуацию? Тебе же вроде не идет этот шрам, — ноги уже стали затекать от длительной дороги, по этой причине после сказанных слов шляпник с усталостью в голосе присел на траву, вдыхая запах нектара, который исходил из рядом растущего алого цветка. Мак что ли? Жираф быстро среагировал на подобное заявление и за несколько секунд оказался рядом на траве с другом, ластясь, словно кот, которого плотно покормили несколько минут назад. Теперь он точно вовсе стал пушистым комком благодарности. Не похоже на него как-то, но какое уже дело? — ой, Пугод, не понимаешь ты ниче. Маленький совсем ещё, не то что мы с Модди! Шрамы, это круто. Можно ими хвастаться и гордиться, что у тебя есть опыт в жизни! Не важно, какая у них история, хоть с оврага упади, но память-то какая будет об этом весёлом событии! — Жираф радостно проговорил фразу и откинул голову к траве. Его волосы распушились из-за листочков повсюду, создавая вид «солнышка». Он стал смеяться от самого себя, щурясь от палящего наверху светила. Не протрезвел ещё что ли? Неизвестно, но так прекрасно. — Но, разве в такой памяти есть смысл? — Почему нет? Нужно уметь находить для всего историю! Вот получишь свой шрам и сам будешь гордиться, зуб даю! Просто подумай, что все тебя мигом зауважают! Славно же, — засмеялся на середине фразы Жираф, щёлкая пальцами перед шляпой Пугода, заставляя того отдёрнуться и тоже упасть на траву. Шляпник стал махать руками, словно злящийся котёнок, который старается достать своего врага. Рядом стоящий Модди лишь фыркнул на подобный открывшийся перед его глазами цирк. Шоколадные глаза уставились на обиженного жизнью шляпника. Модди аккуратно приблизился к тому и схватил за рукав, мигом подымая лёгенькое тело с земли, которое чуть не врезалось в него самого. Забава прекратилась, когда Пугод истошно прикрикнул, начиная шататься, пытаясь удержаться на месте, чтобы вновь не упасть в траву. Не зря же его спасал сам МоддиЧат? Троица стала смеяться. Жираф забрался поближе к земле, пытаясь утонуть в волнах травы. Шляпник же отряхивал свой пиджак от залезших внутрь лепестков какого-то одуванчика, который находился рядом и удачно отправил свои семена в путешествие прямиком к сердцу Пугода. Парень стал чуть ли не плеваться травой, которая оказалась ещё и около воротника. Всё это было совсем не из приятных ощущений, особенно факт того, что нужно вычистить всю свою одёжу. Важным делом ведь всё еще остаётся постройка церкви, нужно выглядеть как минимум презентабельно для этого задания. Кстати о ней… — Пугод, подожди, у тебя в ленточке шляпы застрял мак. Давай сниму? — неожиданно прошептал на ухо рядом стоящий Модди. Пугод дрогнул от подобной резкой близости, но всё же кратко кивнул, наклонив голову ближе к сильным рукам того, чтобы они смогли быстро избавиться от алого недоразумения. Когда только забавный цветок успел залезть в подобное место? В мыслях застрял его запах, который ударил в нос, когда Модди упомянул о вещице в ленте. Само тело потянулось, чтобы вдохнуть приятный аромат, чтобы почувствовать себя свободным, без мыслей о шрамах и запутанных путей в душе. Пугод нервно хихикнул, когда пальцы шравмированного забрались под ленточку, а затем аккуратно, словно поглаживая цилиндр достали запутавшееся недоразумение, которое так и пудрило мысли. — Красивый однако, держи, — Модди протянул цвет в ладони Пугода, который уставился с непонимающим видом рядом. Шляпник и вправду не понял, про кого говорил сам приятель с шоколадными глазами рядом. Про него самого или же найденное «сокровище». Не думая о подобном румянец под цилиндром всё равно приятно нагрел щёки, заставляя натянуть улыбку, смотря на Модди с приятным ощущением доверия. Шоколадные глаза выжидающе смотрели в душу, заставляя потеряться в их гуще. Шляпник долго не мог проснуться, не мог понять, почему рядом стоящий человек продолжает так пристально его рассматривать. Только через несколько мучительных секунд дошло осознание реального положения дел. Точно. Он же не взял цветок. Какая глупость. Светлые руки приняли «подарок», чуть задевая другую сильную конечность, пока сам же Пугод промямлил своё фирменное спасибо и отошёл в бок, чтобы не вертеться перед глазами Модди вновь. Хватило ему этих невидимых гляделок души. Слишком смущает. — Ну всё. Повалялись и хватит. Уже скоро обеденное время, а вы фигнёй страдаете тут! Мы даже к месту построения церкви то не подошли. Всё-всё. Руки в ноги и вперёд с песней. Жираф уже наверное протрезветь сто раз успел за нашими разговорами, — медленно произнёс Модди с важным видом, окидывая двух друзей резко посерьёзневшим взглядом. Они и вправду слишком задержались за обсуждением глупых мыслей о сокровенных ранениях и шрамах. Всё же, данная тема не так уж и важна. Пугод всё ещё стоит с немым вопросом, который уже не осмелится произнести, понимая, что может придержать разговор за уши ещё на 30 минут. Не так уж это и срочно, верно? — Ну блин, Модди, дай похвастаться шрамом. Один раз в жизни такая возможность даётся — тебя в угол поставить! — стал сопротивляться Жираф, пиная ногами воздух в яром сопротивлении к работе. Пятнистый не любил прилагать какие-либо усилия к выполнению цели, зато мог надумать пару историй, чтобы заставить друзей присесть вновь. Сейчас эта возможность подвернулась ему совсем вовремя, даже усилий не нужно! — Я иначе сейчас тебя за ноги потащу, — шикнул Модди на запаниковавшего от подобных слов друга, который в миг замер, решая подняться с помощью своих сил. Сохранить здоровье таким образом не кажется удачей. Сам же блондин не желал получить пару подзатыльников, которые будут потом отражаться на теле, как огромные синяки. В другой раз похвастается, в другой раз поймает приятелей за удочку. — Не надо, Модди! Я встаю, встаю! — прикрикнул Жираф, мигом поднимаясь на ноги, вставая в позу солдата, выражая этим в себе полную готовность к предстоящему небольшому походу за «религией». Может, шрамы уже не так важны. Им нужно лишь закончить начатое дело. Может, Пугоду и интересна эта тема, но он замолкнет, не желая раскачивать баллады о своём прошлом. Он хотел бы поговорить с Модди, открыть ему настоящего себя, но желание пропадает с каждой секундой. Он не успел ухватиться за верёвку спасения, теперь, остаётся лишь идти прямо, пропуская мимо ушей глупые шутки друзей. Пугод скрывает множество скелетов в шкафу. Но он, как никто другой желает прогнать их из своей души, искоренить навсегда. Он готов идти вперёд, если будет возможность. Может, он откроет свою душу позже? Обязательно расскажет, признается шравмированному о себе. Он ведь верит, верит в их «дружбу»? Верит…       *** Шляпник спокойно свесил ноги с перевёрнутой пирамиды, усаживаясь на её краю. Очи примкнули к закату, наблюдая за ним, словно за дорогой диковинкой, которую ему довелось увидеть в первый раз. Пиджак парня упал рядом, превращаясь ненужный предмет, который примкнул к чёрным плитам, чуть не сливаясь с ними. Шляпа продолжала находиться на парне. Прохладный ветерок вечера обдувал цилиндр, ласково играясь с ушами. Пугод никогда не снимает свой головной убор. Люди постоянно интересуются, что находится под предметом, какая красота или же уродство, а может, магическое пространство вовсе? Лишь сам парень знает, что прячет под своей «маской» веселья и озорства. Ох, это трудно объяснить. Сам же шляпник не желает видеть себя вновь. Ненавидит своё отражение в водной глади, не любит внимание к своим глазам, не любит людей, которые судят по внешности. Он хочет свободных разговоров, принятия по характеру, любви не за черты скул или формы губ, а за каждую шутку, прошёптанную на ухо. А шептал он подобное, слышал ласкающие нотки, видел сверкающие глаза лишь у одного человека. Модди. И всё же, сейчас шляпник лишь отдыхает, получает ту самую желанную свободу, ощущает её в своих руках. Он давно закончил со своей частью постройки, выполнил её до безумия быстро. Пока Модди и Жираф же продолжали лениво возиться со своими блоками, чуть ли не падая с платформ. Первого Пугод уже давным давно потерял из виду. Как бы его глаза не бегали из стороны в сторону, но взгляд не мог уцепиться за родное лицо с шрамом на глазу, словно его обладатель испарился в гуще дыма от пыльных плит. Второй же сейчас матерится, но всё же продолжает украшать получившееся построение, добавляя детали по своему вкусу. Жираф хороший архитектор, в этом никто не сомневался, особенно тогда, когда ему поручили первоначальное украшение туннелей шахт. Проходя по ним можно ощущать лишь восхищение и свой раскрытый от удивления рот. Создаётся ощущение, словно ты попал в настоящую сказку, историю без конца. Прекрасные кристаллы однозначно помогают людям остановиться в том или ином месте ещё на некоторое время. Красиво. Но всё же в мыслях шляпника проскальзывает вопрос, а не сбежал ли опять куда ленивый МоддиЧат, оставляя Жирафа вновь в одиночестве и бесконечных трудах? Не то, чтобы пятнистый был против, но подобное нежелание работать иногда подбешивает даже самого Пугода. Шляпник рад, что благодаря своим советам и усилиям друзья всё же обустроили это райское место, где народ лишь радуется прекрасным пейзажам из своих домов. Казалось бы, что это Модди всех вечно подгоняет работать, но начал эту цепочку именно Пугод. Приятно чувствовать, что шоколадные глаза следят за тобой. Шляпник рад, что Модди понял важность данного дела, что сам стал подгонять несносного Жирафа, что стал хоть какой-то пользой для них всех. Пугоду приятно внимание Модди, его желание помочь именно шляпнику, хотя порой он просто сидит на каком-то огромном камне, шутя о чём-то глупом. Но это расслабляет, голос служит словно успокоительное, что помогает улыбаться при встрече всё сильнее и сильнее. Скулы начинают побаливать от подобного. Даже сейчас Пугод улыбается. Сзади послышались шаги, рядом присело чьё-то тело, но по спокойному молчанию можно понять, это не Жираф, это близкий человек вновь пришёл, чтобы поговорить. Так вовремя, так приятно от этого. — Я не слышал, как ты приземлился, неужто лестницу из низов построил? — тихо посмеиваясь произнёс шляпник, поворачивая голову к сидящему рядом. — Нет, я на элитрах прилетел, даже снять не успел, посмотри. Ты так серьёзно тут сидел, задумался, верно? Наверное поэтому не услышал, да и я не желал тебя с мысли сбивать, — произнёс Модди, стягивая со спины прикреплённые крылья. Вправду — элитры. Парень аккуратно сложил их рядом с собой, немного придвигаясь к Пугоду, обращая свой взор на закат, который блистал своими золотыми красками. Прямо как серёжки в ушах самого Чата, который сейчас забавно вертелись на ветру. Кажется, их давным давно они выбирали вместе в каком-то недорогом прилавке. Модди водил взглядом по разным шкатулкам, изучая каждую деталь в украшениях. Однако, после появления Пугод на горизонте, выбор стал быстрее. Шляпник помнит, как аккуратно прикреплял серьгу на мочку уха под взором шоколадных глаз. Знал, какая нежная кожа болталась под пальцами, старался не навредить, всячески спрашивая, не приносит ли он боль самому Модди. А шравмированный лишь кивал, прикрывая глаза от длительного ожидания. Его дыхание кажется участилось в тот момент, но даже шляпник не обратил на это внимание. Слишком он был увлечён представлением перед собой, своими дрожащими руками, надеждой, что Модди будет идеальным. Серёжки подошли, стали сверкать на нём, словно райский подарок, который подчёркивает некоторые черты. Красивый. Пугод ведь считает, что не зря они ходили вместе тогда. Не зря же? Может, у шравмированного другое мнение, но отрицания вовсе не было в тот момент. Значит всё хорошо. Пугод кратко кивнул на слова товарища, переводя свой взгляд обратно на закат. Он понимал, что сейчас может сорваться от всего накопившегося непонимания за целый день. Он слишком устал находиться вдали от других, слишком устал прятаться от самого Модди, но он не может без этого. Данная особенность стала для него, словно зависимость. Голова стала тяжелеть от мыслей, которые сжимали душу, желая разорвать её, оставить лишь клочья от настоящей мечты и воспоминаний. Дыхание Пугода стало сбиваться. Он хочет довериться кому-то, избавиться от груза, которые держит на себе долгое время. Он хочет открыться, может даже не совсем по дружески, но так будет легче. Разум помутнел, а голова упала на плечо рядом сидящего Модди, который совсем не дрогнул, лишь быстро перевёл взгляд своих шоколадных глаз на чёрный цилиндр с золотой лентой рядом. Когда они были одни, вечно случались смущающие вещи. Вечно Пугод мог пожаловаться на глупость, а затем упасть таким образом, прижимаясь ближе к тёплому, родному телу, которое обязательно поймёт причину уныния. Руки сжались в кулачки, ударяясь о плитку, пока губы чуть дрогнули от прохлады наступающей ночи. Вечно бы так лежать. Вечно бы ощущать себя в обьятьях этого человека. — У тебя что-то случилось, — Модди даже не спрашивал, он знал, что что-то не так, может, догадывался ещё днём. Пугод смято кивает в плечо, не желая подавать голос, пусть парень рядом сам догадается, сыграет в игру, придуманную шляпником. Так же будет легче, смешнее, они быстро забудут невзгоды. Всегда так было. — Это из-за разговоров про шрамы, верно? — он попал точно в цель, в самое сердце, заставляя вздрогнуть, отлепиться от плеча, вобрать в себя больше кислорода, чтобы не задохнуться во время простого ответа. — Да, верно. Как ты понял? — на удивление спокойно выдал парень, открывая рот, чтобы вымолвить что-то ещё, но слова словно застряли глубоко в теле, не желая выходить вперёд. Молчания будет достаточно для них обоих, для понимания проблемы. — Твои руки. Когда я отдавал тебе мак, они были до ужаса холодные, словно в Арктике находимся, обычно они теплее, — шляпник рядом издал смешок от произнесённых парнем слов, которые растворились в дали пустынь, застыли вместе с песками. Пугод не любил молчать, но делал это всякий раз, когда слышал нотки голоса Модди, всегда прислушивался. Сейчас же пустота разговоров наводила на сон, заставляла прикрыть глаза, надеясь забыть разговор. Наверное, Модди не поймёт, не стоит начинать. Модди задумчиво промычал, на что Пугод лишь хлопнул глазами под цилиндром, пытаясь только догадаться глубоко в сознании, о чём пытается проникнуться Модди в своих мыслях. Поверит ли тот ему? Они молчат, не зная, что сказать. Но это и не нужно, потому что подобное помогает восстановить силы, а шляпнику наконец выдохнуть, почувствовать свободу в своей груди. А Модди ведь заметил. Модди ведь знает, что теперь можно говорить. Слишком хорошо уж изучил шляпника за столько лет. — Ты так беспокоишься по этому вопросу, тяжело дышишь, нервничаешь, да? Что-то случилось ведь связанное со шрамами? Я не могу быть неправ, но, хочу убедиться. Просто ответь мне, прошу, Пугод, — прошептал Модди, протягивая свою тёплую, словно обогреватель, руку к дрожащим пальцам шляпника, аккуратно касаясь их, стараясь не спугнуть, стараясь показать, что ему можно доверять. Пугод двинул мизинцем, пытаясь обхватить мизинец Модди. А тот и вовсе не был против, придвигая свою конечность ближе, чтобы приятель полностью прочувствовался. Пусть он поверит ему, пусть захочет сказать хоть слово. — Да, в яблочко, — ответ сам сорвался с уст Пугода. После чего тот облизнул губы, которые от нехватки нормального воздуха стали шершавыми, словно старый веник. Увлажнение немного раздвинуло стянутые ветви мыслей, но парня всё ещё мутило от темы, он всё ещё дрожит. — У тебя появился ш-шрам? — голос Модди дрогнул на последнем слове. По виду он оставался непоколебимым, но внутри пылала буря эмоций. Она не давала покоя в прошлом безразличной душе. Теперь же он боится, что Пугоду могли навредить, пока сам он большую часть времени торчал в одиночестве. Шоколадные глаза стали обводить каждую черту парня, стараясь найти подвох. Модди боялся, что шляпник мог рыдать от принесённой кем-либо боли, а он не смог помочь. Если его догадка оправдается, то эти сильные руки готовы сжаться на горле любого, кто сделал подобный ужас, кто испортил бледную кожу. Никакие грязные конечности не смеют вредить этому парню. Шравмированный лучше другого знает это. Он готов выполнить данное им обещание в голове. — Да, — вновь шляпник ответил одним словом, вновь Пугод не знает, куда себя деть, вновь не понимает, к чему всё это идёт. Пальцы Модди в миг сжались на руке дрожащего, пытаясь словно вдавить её в плитку от накопившейся резкой злобы. Резко появившиеся голоса в голове уже готовы устроить кровавый вечер, после осознания сказанного ответа. Модди двинул зубами так, что звук скрежета раздался вокруг. Спустя пару секунд лицо его словно потемнело от понимания происходящего. Искра пролетела во тьме его очей, заставляя Пугода отодвинуться совсем немного назад, но Чат не дал, схватил лишь сильнее за руку, заставляя придвинуться ближе. Не отпустит, не позволит сбежать, пока шляпник не скажет причину, имя, историю. Модди готов утешать его, если узнает, что случилось нападение. Сами руки потянутся чтобы погладить щёки, неважно, что они сокрыты шляпой. Он сделает всё, что в его силах. — Кто это сделал? — рык вырвался из гортани парня. Шоколадные глаза уставились на Пугода, начиная яростно прожигать в цилиндре дыру, которая доходила до скрытых под ним глаз. Ресницы Пугода еле дрогнули от бурной реакции, но отодвинуться он не смел, не хотел. Слишком много раз доводилось видеть Модди в разозлившемся состоянии, много раз приходилось успокаивать. Привык сам. . Шляпник помнит прошлый год, когда его товарищ решил поклоняться своему же отцу, чтобы тот уделил ему небольшую долю «священного» внимания. В памяти мелькают отрывки, как шравмированный стал лучше обращаться топором, но не для рубки деревьев, а для срезания голов. Он был уже не собой. Пугод всем своим нутром чувствовал лезвие не своего друга, он чувствовал, как чёрные до мурашек глаза пробегались от корки до корки тела, вспоминая, кто перед ним. Шляпник помнит трупы в своих руках, которые он закапывал в рыхлой земле в гробовой тишине, чтобы проститься наконец, отпустить души побледневших близких. Ему было жаль их до остановки сердца, до обмороков, когда крышка гроба сама закрывалась, заставляя парня проживать истерику. Он смирился. Самым последним был Неркин. Маска покоилась в руках шляпника, пока трубка её кое как шевелилась на ветру, отдавая прощальной песнью. Пловец пытался убедить Модди прекратить, пытался пойти против бога. Он сделал это. Смог добиться цели. Исправил мысли. Помог ему вспомнить реали. Но кара отца смерти сшибла ему голову, наказала, попыталась схватить своего сына обратно на путь загробный, но он уже был далеко. Модди долго боялся выходить из своего здания, долго подрагивал, когда дверь в доме дёргалась от прикосновений Пугода. Это было слишком страшное время. Ненависть, страх, печаль, грозившая тюрьма. Всё это перемешалось в воздухе, мелькало в каждых газетах, заставляя людей прятаться в своих домах, не двигаться вовсе. Пугод молился на Чата всегда, даже тогда, когда кровь пролилась прямиком на золотистый алтарь. Шляпник всегда верил, что его товарищ не тот серийный убийца, что он сможет жить, как раньше. По настоящему. Тогда его пальцы спокойно стали трепать каштановые волосы, а голос решился напевать глупую мелодию, лишь бы Модди на пару минут сомкнул глаз, лишь бы погрузился в тягучие сны счастья. Пугод верил в него. Но этого не произошло. Он каждый раз просыпался от кошмаров, задыхался, словно ребёнок, просил Пугода оставаться рядом всегда. А тот и не был против, сам не желал уходить. От них отвернулись почти все, но само их доверие от этого не пошатнулось. Некуда уже бежать. Модди пошёл на поправку спустя какое-то время, стал обнимать шляпника легче, перестал дрожать во сне, словно напуганный кот. Он стал натягивать улыбку, без лживых масок убийцы. Он вновь становился живым. Пугод оживал вместе с ним. Однако, шляпник продолжал находиться с ним в кровати, поглаживая по голове, заставляя сжимать своё тело ещё сильнее от тепла и родного уюта. Они ведь друзья, да? Шляпник не знает, что можно назвать подобным, но румянец всё равно не отступит от щёк, как и неприемлемые мысли, которые стали дёргать нервы за ниточки. Какой ужас. . — Я сам позволил. Я сам проявил слабость, сам подставил себя под мишень. Это моя вина, прошу не кипятись, это слишком нервирует меня, — тихо прошептал Пугод, а затем по привычному, по домашнему протянул ладонь к щеке Модди, касаясь той, чтобы аккуратно провести большим пальцем, поглаживая, пытаясь успокоить, прямо как раньше. Шоколадные глаза остановились, уставившись в одну единую точку. Модди громко вздохнул, прожёвывая изнутри свою же щёку от длительного беспокойства. Касания приятно льстили, но проблема всплывала и всплывала в голове, заставляя вновь громко рыкнуть, отдёрнуть свою голову от мягкой руки. Печально, но нужно. Не время отступать. Не время уходить назад. Модди не верит, что Пугод сам себе нанёс эти удары, не верит, что он говорит сущую правду. Он слишком хорошо знает этого хитреца. Мощная рука в миг перехватила обе ладони рядом сидящего парня, собственными силами складывая их в замочек, стараясь не упустить, не позволить им вновь укрыться. Шравмированный не хочет отпускать, не хочет, чтобы Пугоду было плохо. — Докажи. Покажи мне шрам, расскажи мне, почему я должен поверить в твою лепту, — чётко отчеканил МоддиЧат, дёргая Пугода к себе, ещё ближе, почти не оставляя между ними нужного расстояния. Лишь их конечности, которые соединены в замок не позволяют слышать дыхание в паре сантиметрах. Модди опустил свою голову, стукаясь лбом о сжатые в кулачки ладони Пугода. Приятно отдают теплом в такой холод их прикосновения. Сами каштановые волосы Чата распушились, пытаясь казаться пушком, которому хочется раскаяться. Пугод хочет их поправить, но он не в силах разрушить их ниточку покоя. Чат чуть дёрнул головой, проводя шершавым носом по мягкой коже товарища, заставляя того покрыться мурашками от неожиданной ласки. Всё это походило на клишированную историю, на глупые ненужные нежности, но они оба не желали уходить от них. Пугод стал придвигать руки ближе, желая не отпускать появившиеся изящные движения и эмоции. Модди потихоньку, не напирая стал шептать одно слово «Покажи», заполняя им все мысли и чувства Пугода, который итак еле держал свою хлипкую дверцу самообладания, чтобы не разреветься от плохих воспоминаний. Они резко нахлынули вместе с осознанием требуемого от него действия. — Ты уверен, что хочешь это увидеть? Эта картина может показаться пугающей, — неуверенно процедил Пугод, наблюдая за нежными действиями Модди, который пытался установить спокойную обстановку своими жгучими касаниями. Шляпник пытается приклонить себя к доверию, пытается стать лучше, но ужасы, которые ему удалось пережить оказывали слишком сильное влияние. Если Модди уйдёт от него из-за этих шрамов, то парень клянётся, что вырежет все места, где они располагаются. Да, верно, шрам был не один. Пакет умолчал от Чата их количество, чтобы лишний раз не создавать панику со стороны близкого человека, чтобы не допустить, чтобы тот вовсе разнервничался. Пугод не желает позже восстанавливать пирамиду из-за глупого эмоционального срыва. Не в этот раз. Обе ладони пытаются выбежать из сильной хватки, крутятся туда сюда, пытаясь показать, что нужно отпустить. Модди перестал водить носом спустя несколько секунд ответа, его шоколадные глаза лишь уставились на «сплетённые» руки. Он волновался не меньше шляпника, но старался показать себя сильным, чтобы тот чувствовал себя в безопасности. Это довольно мило. Сильные руки отпустили обе ладони аккуратно, боясь разрушить. Напоследок большой палец погладил одну из костяшек, и конечность вернулась на место на одно из коленей шравмированного. Пугод повторил свой вопрос ещё раз, заставляя Модди проснуться, вспомнить о том, что с его губ не слетело ни слова. Шоколадные глаза в миг прикрылись, а сам он склонил голову вниз, оборачиваясь всем торсом к Пугоду. Постепенно часть его тела опустилась ближе к плиткам, создавая позу, словно он самый настоящий благой рыцарь, который готов возложить своё святое обещание застенчивой принцессе. А она лишь стремится сбежать из заточенья в суровой башне. Руки опустились к груди, сжимаясь около неё, сохраняя своеобразный баланс, в котором показывается, что произнесённые слова будут сохранены: — Если бы я когда-то не был уверен в своём решении, то я давно бы скончался ещё на месте того события, когда меня порезал мой отец — Смерть. Чтобы ты не скрывал, я клянусь, я сделаю всё, чтобы ты не боялся больше, чтобы ты смог жить спокойно. Ты мне поверишь, пакет? — на одном дыхании произнёс Модди. Он чуть ли не упал на одно колено, полностью поменяв своё положение на крыше их офиса-пирамиды. Пугод взглянул в сторону товарища, медленно приоткрывая губы от немого шока, в котором он не смог бы вымолвить ни слова. Парень аккуратно упёрся локтями о тёмные плитки перевёрнутой базы и сполз с края пирамиды. Шляпник резко выдохнул на свои ладони горячий пар, который на несколько секунд унял дрожь в его конечностях и в горящем сердце. Этого времени хватило для того, чтобы он смог протянуть Модди руку, приглашая придвинуться рядом с робкой улыбкой на лице. Каким бы шляпник не был шутником, в подобные интимные моменты лишь для них двоих парень уверенно затихает, позволяет себе насытиться подобными действиями. Шоколадные глаза открылись и прошлись по костяшкам, медленно изучая пальцы, но тело Чата не двинулось ни на сантиметр, продолжая ожидать принятия своей священной клятвы в сторону шляпника. Он был похож на верного пса, который с благодарностью был готов служить своему хозяину, ни разу не сомневаясь в его доброте. Их связь была тихая, молчаливая, но даже её хватало, чтобы полностью потерять контроль, забыться в заботе. — Поверю, глупый мистер МоддиЧат, — усмехнулся пакет, придавая самому себе нужную в подобной ситуации уверенность, которую уже было не сломить, особенно с такой шравмированной поддержкой рядом. Модди в миг расслабился, а затем сощурился, быстро схватывая протянутую руку Пугода, чтобы под тихий писк придвинуть того ближе, для удобного «осмотра». Чат не торопил парня, позволяя несколько раз оглядеться, помыслить, прикусить губу. Пугод тихонько провёл пальцами по холодной плите, задумываясь с чего ему начать, с какой части посвятить Модди в свою глубокую историю, в какую реку событий его завести. Он не знал. Слишком быстрое было то «течение». Кажется, сам пакет не может найти начала. — Ладно, я уже веду себя как сопливая девчонка, кхм. Я покажу, только, не задавай сразу глупых вопросов, ладно? — быстро протарахтел шляпник в сторону Модди, едва не путаясь в собственных словах. Когда парень дождался кивка, то заметно расслабился, а после приставил обе руки к груди. В конце концов одна из конечностей схватила другую за белоснежный рукав своего костюма, начиная аккуратно закатывать тот, медленно, не торопясь. Пугод всё ещё боялся того, что увидит он сам, но продолжал идти вперёд. Он принял клятву Модди, пути назад нет. Рукав превратился из прямой линии в своеобразный комок на уровне сгиба руки, теперь, он станется там надолго. Теперь светлую кожу прохлаждал ветерок, который всё не мог остановиться от своей дующей «песни». Модди дрогнул, пока его шоколадные глаза стали бегать туда сюда от самого начала локтя до кисти руки. Она словно была создана отдельно от самого бледного тела. Вся конечность была изуродована старыми шрамами разных размеров, которые размещались по большей части сбоку. У некоторых выделялась тонкая корка, некоторые вовсе отдавали розоватым блеском. Все шрамы доставали жуткий дискомфорт, поэтому Пугод отдёрнул от них взгляд сразу же, как только увидел. Рвотный позыв от самого себя наступил неожиданно, не мог уйти, прилип, словно какой-то тупой слизень, от которого нужно избавляться самим. Некоторые совсем малые участки кожи были своеобразного тёмного оттенка, похожего на излеченные зельями регенерации останки повреждений — сгоревших частей кожи. Они смотрелись довольно уникально, перемешиваясь иногда со шрамами, делая их незаметными на фоне подобных «пятен». Самый ближний шрам располагался у самого выступа кисти, он был перпендикулярен обычному расположению руки. Его было бы трудно не заметить, однако тень от пиджака Пугода вечно скрывала его в тьме и мучениях. Сам обладатель не желал вспоминать даже эту деталь. Сильная рука Модди аккуратно потянулась к этому шраму, большим пальцем начиная оглаживать его, рассматривая изучающим взглядом. Всё выглядело так, словно он нежно обводил найденное алмазное сокровище, которое можно хранить у себя на самом видном месте. Он всё ещё был поражён, не смог этого скрывать, но все же пытался успокоиться. Несмотря на аккуратные движения, глаза его летали по разным отметинам, не смея остановиться на этой из них. В конце концов он сам стал подрагивать. Картина пугала, Чату было действительно страшно за то, какие же мучения испытал Пугод когда-то. Модди не мог представить подобную боль, потому что вечно готов был защищать каждого своего близкого. Но Пугода он не смог защитить. Все эти шрамы говорили о том, что парень прячется не просто потому, что любит играться и секретничать, а потому, что не верит даже себе. Всё это ранит не хуже кинжала, врезаясь в сердце слишком быстро. Модди мог бы помочь ему раньше, но шляпник не сказал ничего. Почему всё дошло до такого? Почему? Ответа увы не было. Пугод перевёл взор на Модди, встречаясь с ним взглядом через цилиндр. Он видел эту искру сожаления, он видел, как тот тяжело дышит, как старается не заагрессировать от понимания, что происходит сейчас. Оба устали. Оба пытаются справиться. Наверное. — Как ты получил их? — громко спросил МоддиЧат, не волнуясь о том, что звук может отскочить от границ и вернуться обратно, ударяясь в ушах второй раз. Он желает знать причину, почти что приказывает говорить. Это обычно для Модди. — Я могу рассказать о парочке, а об остальных в следующий раз. Иначе, если я проговорю историю каждого, то меня вырвет здесь же, а разгребать будешь ты! — закатил глаза Пугод, пробурчав фразу, которая не осталась без внимания Модди. Еле слышный фырк дошёл до пакета, заставляя натянуть слабую улыбку, чтобы Чат понял, что шляпник готов объясняться. Модди призадумался, обводя своим взором каждый из шрамов повторно. Его шоколадные очи остановились на обширном параллельном руке шраме, который немного позеленел от времени и скопившихся в нём веществ, которые судя по всему попали в рану при её образовании и так там и сохранились. Аккуратно пальцы уткнулись в этот шрам, пакет расширил зрачки при его виде. Тем временем сама память стала подкидывать воспоминания из того сумбурного дня, когда он получил подобную отметину из-за глупости и самонадеянности людей. Ненависть сама вспыхнула в глазах, а губы изогнулись не в приятном выражении, что не ушло от взора Модди. Он уже решил поспешить убрать руку, но на неё легко легла другая ладонь пакета с таким же закатанным рукавом. О боже, вторая конечность от и до была покрыта похожими шрамами, их было меньше, но большинство из них были длиннее и обширнее, превышая своих «соседей» в несколько раз. Модди поджал губы, но уже никак не прокомментировал замеченный второй ужас рядом с собой, оставляя Пугоду время, чтобы надумать своё объяснение. Он готовит его словно сочинение к ЕГЭ, от которого будет зависеть его же судьба в будущем. — Ты же помнишь, что до того, как мы встретились я проживал в Государстве «Пепеленд», да? — аккуратно начал свою речь пакет, наблюдая за реакцией Модди, который еле видно кивнул, заинтересованно склонив голову, изучая этот шрам ещё сильнее прежнего. — Я. я всем сердцем ненавижу то место. Я не помню, говорил ли тебе, но я сбежал оттуда, после того, как приготовил свой план спустя около 5-ти месяцев. Всё потому, что правительство там убивает, в прямом смысле. Люди для них были рабами, лишь глупыми игрушками для построения огромных зданий и храмов. Все они — монстры, которые не щадили нас никогда. Все восстания были погашены, а их побудители разрезаны на части, после чего отнесены как раз им на обед. Я не знаю, не каннибалы ли они, но один раз я сам шёл с телом, сам отдавал, сам видел, как один из них облизывался, а затем мигом набросился на принесённый «дар». Это выглядело до безумия отвратно, настолько, что я еле ушёл оттуда, еле не выблевал все свои органы прямо в их лица. Но, шрам я получил по другой причине, — вздохнул Пугод, начиная свой рассказ, параллельно жестикулируя в воздухе, создавая воображаемую картину, за которой наблюдали шоколадные очи, не отводя свой взор ни на секунду. Модди совсем притих, лишь иногда поглаживал шрам, когда шляпник сам кривился от плохих эмоций, заставлял себя чувствовать неудобно, сильно нервничал и тяжело вздыхал. Чат не может помочь в этой истории словами, но может коснуться, чтобы пакет продолжал, немного жмурясь от тронувшей ласки в самое сердце. — Одним днём всё пошло наперекосяк, наступили тёмные дни и кровавые ночи, потому что некоторые особо ничтожные рабы решили поднять новое восстание, но уже через море. Они соорудили собственные пушки, в которых были заряжены атомные водоросли, эти приготовления должны были изменить воды до таких градусов, что всё живое бы испепелилось при одном только прикосновении. Эти создания желали угрожать правительству тем, что они выпустят свои ничтожные разработки и всё живое погибнет вместе с ними самими. Рабы желали мести, уничтожения, и, кажется, правительство на каком-то этапе и вправду прислушалось к ним. Нас стало жалко что ли, не понятно мне совсем. Однако, какой выбор бы они не сделали, рабы всё ещё слабы. Они упустили собственную разработку. Частицы атомов были «чудом» отправлены прочь за пределы их базы, а сами вещества попали в целое море, которое находилось около основных построек и хранилищ на Пепеленде. С этого момента и начался сам апокалипсис, когда уровень воды стал возрастать, а люди — бежать из своих домов, бросая их на произвол судьбы, которая ни жалела НИЧЕГО. Всем нам нужно было скорее защищаться, поэтому обычных жителей стали вербовать, насильственно забирая на постройку «Пепелендской Стены», которая состояла из самого обсидиана и должна была защитить нас всех от опасности. Однако, кто же знал, что всё будет настолько ужасно. Людям не давали оборудования, заставляли копать и добывать обсидиан голыми руками. У каждого из нас в день была определённая норма добычи того или иного материала. Никого не волновало, каким образом мы собираемся это сделать, что нам для того потребуется. Все смотрящие в конце дня лишь вели подсчёты, не обращая внимания на истошные крики голодающих людей. Только в чём смысл был этой «нормы» добытого обсидиана? Я уже не помню, сколько она составляла, однако, если она не была выполнена в срок, то рабу, который не достиг цели отрезали руку, а затем его норму увеличивали в два раза. Эти ничтожества не давали ни надежды на спасенье! Все, кто не исполнил свой долг во второй раз отправлялись наверх, на данную стену, а затем оборудованные орудиями богачи связывали их, словно пленников и сталкивали вниз, в атомную воду. Они заставляли их переживать ужасные мучения, которые не испытывал ныне никто. Каждый, кто попал в эту ловушку ныне не выходил живым. Как выяснилось, все они делали это с бедными людьми ради веселья. Я понял одно, что на самом деле им наплевать, умрём мы в атоме или нет, они видят всё это как обычный игровой квест. Глупое задание в котором не важно, кто умрёт. Главное — что они убегут. Я тоже оказался там, я тоже был обречён, я постоянно был в одном сантиметре от того, чтобы мне отрезали руку, чтобы я упал, утонул в этом аду навсегда. Постоянно мне чудом удавалось избежать этого, неважно каким способом. Я мог грабить, мог поступать нечестно, мог создавать подделки, в которые почему-то верили. Но даже этого не хватило, чтобы однажды глава Максон не подошёл ко мне, не схватил за ухо, оттаскивая от толпы, которая шла вперёд, затаптывая меня в грязи. Однако они сами, еле живые, голодные, не обращали на это никакого внимания. Все эти рабы были заняты, слишком заняты для заботы. Теперь все эти люди казались чистейшими роботами и глупыми фишками для манипуляций. Тогда я понял, что я в практически смертельной ловушке. Оказывается, обслуживающий персонал всё же обнаружил мой единственный фейковый обсидиан, который распался в руках того самого Максона. Я счастлив, что остался жив после такого, потому что он не поспешил сразу же сообщать об этом главе, он решил поиздеваться надо мной, нанося удары, которые довели бы меня до полусмерти. Каждый разруб незеритовым топором рушил моё сознание, заставлял меня орать, звать на помощь, но никто не пришёл, а он продолжал бить и бить, нарочно промазывая по горлу. Это холодное орудие впечатывало и впечатывало меня в пол, пока я не потерял бы сознание окончательно. Последнее, что я услышал, это была фраза «украшение в виде напоминания специально для тебя!», а затем он достал огромный лом. Тогда я и вовсе практически на всё оставшееся время проглотил свой дар речи, понимая, что я могу умереть, что я не выдержу такого. Этим ломом он впился мне в кожу, начиная проводить железой глубоко в мясо, оставляя там следы, залезая в самые мышцы. По началу я ничего не почувствовал, подумал, что это глупая шутка, хотел было истерично посмеяться. Но как только он дёрнул лом вправо, я окончательно потерял себя. Я не помню, как меня лечили, как утешали, если делали это. Но из-за этого случая я провалялся сначала в больнице в течении долгого времени, а потом и в мусорном баке. Забытый и помятый, но уже не работающий у стены. Максон пропал из моего поля зрения, я видел его лишь при побеге, когда он хотел схватить меня за шею тем самым ломом, я обозлился и выхватил свой меч, отразив атаку, нанося ему верный удар по лбу, впивая оружие, чтобы оставить ему тот же шрам. Мне было страшно. Очень. Этот шрам мне достался от прореза ломом, от мучительного рабства, от бесконечной гонки за обсидианом, за страданиями. Я не могу описать это. Слишком. тошно, понимаешь? — напоследок прошептал Пугод, голос которого окончательно сбился, становясь все тише и тише, пока сам он стал дрожать и дрожать всё сильнее и сильнее, смотря прямо в глаза Модди. Чат молчал, на его лице застыло безумное выражение лица, которое ни разу не дёрнулось даже тогда, когда пакет завершил своё повествование. Лишь спустя несколько секунд Пугод заприметил у него в руках алмазный топор, который был врублен в плитку в порыве неизвестной бури чувств и эмоций, которые не давали покоя телу. Лишь спустя несколько секунд Модди опомнился, стал смотреть совсем чёрными, пустыми глазами на пакета. Его руки упали тому на плечи, резко сжимая их до боли, от которой приходилось шипеть. Лишь бы тот ослабил хватку до допустимых сил и возможностей, в которых можно было бы спокойно вдохнуть до жути нужный воздух. — Сними шляпу, я хочу тебя видеть, — резко рыкнул чат, мигом хватаясь руками за поля цилиндра Пугода, желая сдернуть тот так, чтобы он улетел куда-то далеко, чтобы никогда не возвращался, как и воспоминания о подобном прошлом. Пугод резко дёрнулся назад, пытаясь вертеть головой, отказываясь от выполнения подобного действия. Он раскрыл слишком много карт на этот вечер с Модди, он не может открыть ещё и то, что ненавидит больше всего в своей жизни. Себя. — Модди, я не могу, прости, не в этот раз, понимаешь? Успокойся, давай я тебе ещё про какой-нибудь шрам расскажу, может, там история будет легче. Например про этот! — быстро протараторил Пугод, наугад показывая своей рукой на обширный боковой шрам на второй руке, который на вид был похож на след, словно оставленный огромным зверем. Его кромка подсвечивалась лазурными оттенками, заставляя рядом сидящего смотрящего заинтересоваться подобной диковинкой. Так же, ближе к концу этот шрам словно раздрабливался на множество точек и своеобразных веснушек, которые немного умиляли, но не мешали забывать ужасающую картину перед собой. Модди сжал свои руки в кулаки после того, как убрал их с плеч Пугода. Сам Чат не мог успокоиться. Он желал смотреть в глаза человеку, который ему открывается, а не просто в чёрный цилиндр, в котором порой можно увидеть самого себя. Модди взглянул в своё отражение, а затем застыл. Он выглядел, словно растрёпанный зверь, который смог сорваться с цепи и убежать, эта картина немного запугивала, поэтому, он втянул в ноздри свежий ветерок и наконец расслабился. Шоколадные глаза приобрели прошлый, привычный родной оттенок, который с надеждой смотрел на шляпника. Через пару секунд последовал кивок-ответ на его предложение. Модди согласен выслушать дальше. Согласен именно про этот неизвестный шрам, который выбрал сам шляпник, целясь по незнанию в самый добросовестный уголок своей памяти. Пугод же сосредоточился на отметине, стараясь выкопать в своей голове историю того, как он получил данную ужасающую вмятину. В голове металось множество отрывков, но они не подходили от слова совсем. На эти обрывки пакет лишь грустно вздохнул, а затем взглянул на почти опустившееся солнце. В миг он пару раз хлопнул ресницами, а затем раздался щелчок пальцами, который оповещал, что в голову шляпнику пришла гениальная мысль. Точно, ночь, страх, паника, кошмары, всё это про тот самый день. Он вспомнил всё до мельчайших деталей. Тело хотело выдать приторную улыбку, но обстоятельства истории заставили её мигом погаснуть, а будущему рассказчику присесть на своё место вновь, а не копошиться, словно петух. — Так, всё, я вспомнил! Кхм, эта история намно-ого легче предыдущей и короче! Так что я думаю, что я быстро управлюсь с рассказом и меня даже не стошнит! — улыбнулся Пугод, но Модди не заценил подобную шутку, на что пришлось приумолкнуть, пододвигаясь ближе, чтобы разговор остался лишь между ними обоим, чтобы он сохранил собственную конфиденциальность. — Так вот! Кажется, это один из относительно новейших шрамов на моей руке, если судить по тому, когда я сбежал из Пепеленда. Вообще, все эти шрамы, если так говорить, то принадлежат ему. Насколько я помню, данную отметину я получил во время того, как старался реализовать способ побега из этого проклятого места, а план то был достаточно сложным для исполнения. Так что пришлось попотеть. Одним из главнейших пунктов данной задумки является день рождение главы, на котором исключительно все должны преподнести свои дары и молитвы. Если же чей-то подарок будет ничтожен, то его моментально лишают пальцев за то, что ими он не смог составить ничего дельного. Если же музыка не понравится самому господину, то он способен был отрезать всем музыкантам уши и отправить их гулять по городу, чтобы все признали его власть и готовили исключительно дорогие дары. Птицам, которые по мнению господина поют, как тупые шлюхи, отрезали крылья, заставляя петь лучше. Художникам, которые не так изобразили мелкую деталь на лице или фигуре господина, выкалывали глаза. Всё это для того, чтобы они вовсе не удосуживались видеть эту красу, лишь потому что они изобразили её недостаточно живо. Раз они не способны ценить подобную роскошь, то пусть и вовсе не увидят. Ведь Все вынуждены страдать. А испытывали проблемы в особенности бедняки, которые не могли себе то на жизнь заработать, что говорить от дарах. Таким созданиям, которые не принесли ничего вовсе отрубали обе ноги, чтобы они и не приходили больше, да и не видели мир, который даровал им господин. Я был бедным, бесполезным рабом, который желал свободы. У меня не было ни единой алмазной монеты на покупку дорогих товаров, поэтому нужно было обходиться по другому. Я обязан был удивить его великое Пепелендечество, чтобы выиграть несколько минут свободы, в котором я мог бы бежать. Единственное, что у меня тогда было — это алмазный меч, который я не рисковал продавать. Он достался мне по «наследству» от какого-то нищего, который больше не желал держаться, умирал от голода. Однако продавать орудие он не желал. Говорил, мол, что все они не достойны такой реликвии. Я ведь хотел его спасти, схватил свой последний хлеб на тот момент, но погиб он уже на моих руках, а я забрал эту награду себе. Теперь, всё было только в моих руках и ногах, которые я хотел бы унести живыми. Его Пепелендичество давно желал завести себе питомца. Какого-нибудь элегантного, высокого, сильного, но не слишком огромного. Все в Пепеленде знали о его желаниях, но ото всех даров в виде питомцев он отказывался, а тех, кто их предлагал — вешал на смерть на дворцовой площади перед всем народом, как удивительный объект позора. Я знал, что простая зверушка послужит мне смертью, к тому же великий господин не желал видеть что-то милейшее, прекраснейшее. Дак он ещё и жил в грёбаном бункере! Я долго мыслил о том, что можно было бы подготовить для него. На самом деле единственное, что можно было бы привести кроме дракона это — Варден, — последние слова Пугод произнёс на одном дыхании, смотря вверх на какую-то яркую звезду, которая первая появилась на бескрайнем синем небе. — Погоди, ты привёл ему чёртового Вардена, как домашнего питомца?! Пакет, ты спятил?! — вскрикнул Модди, тряся Пугода за плечи, когда до него дошла переваренная от и до информация. Модди выглядел заинтригованным, но и одновременно напуганным внезапным поворотом событий, который принял этот рассказ раскрывшегося парня. Теперь все эти истории шрамов переходили все границы. Глубоко в себе Чат начинал сомневаться в том, действительно ли нужно было узнавать подробности обо всём этом. Нельзя ли оставить подобные вещи на потом? Однако, нельзя ведь, Пугод ведь сам долго время скрывал такое. К тому же, Модди не трус, сам ведь поклялся, что примет любой ужас, который скажут эти сладкие губы. Приходится лишь терпеть. Обстановку разбавляет лишь медленный темп приятного голоса Пугода, который помогал Чату переварить полученные данные, не торопя резкими движениями и сбивами. — Ты закончил причитать? Я могу продолжить? — буркнул Пугод, складывая руки около груди, выражая своё полное недовольство, на которое Модди прилежно заткнулся, качая головой в знак согласия. Как бы Чат не желал прекратить подобные рассказы, как бы не желал помочь своими методами в данной ситуации, он покорно помолчит ради успокоения мыслей в голове приятеля. Пусть шляпник сам свободно вдохнёт, устроится поудобнее рядом с Модди, продолжит повествование мягко приобнимая того. Так ведь и было. — Я продолжу. Так вот, данная идея стала мне единственным спасением, поэтому я и решился взяться за неё, исполнить свой долг и побег. Однако, у меня был мега план, как и моя мега база сейчас, он был мега надёжным! Я создал свой механизм, смог найти тайные пещеры после нескольких недель непрерывной ходьбы и поедания одного хлеба. Сколько бы сил не ушло, но я смог добраться до итоговой точки назначения! В конце концов механизмы помогли мне обезвредить Вардена. А так же дезориентировать, да и оглушить на какое-то время. Данных мгновений хватило мне для того, чтобы с помощью флай машинки существо попало в мою специальную колбу для перевозки. Конечно, Варден не какое-то слабое создание, да ты и сам прекрасно знаешь об этом. Пожалуй, данную колбу он мог бы разбить одним лишь взмахом. Однако из-за механики и зелий после пробуждения все мышцы Вардена должны были ослабнуть. По задумке, он физически не смог бы нанести вреда. Для того, чтобы восстановить свои силы, нужно определённое время. Я рассчитывал, что после того, как он окончательно окрепнет, я уже сбегу. Но. всё сильно пошло не по плану. В конце концов моя повозка с бутыльком отправилась в бункер к Его Пепелендичеству. Мои руки в тот момент потрясывались от предвкушения, что план способен сработать, что я смогу сбежать, спастись из этой бесконечной западни. Очередь в тот момент была огромная, у многих были свои идеи, свои подарки, но питомцев в этот раз так и не привезли. Мой бутылёк был накрыт алой тканью, которая не просвечивала свою драгоценность внутри пробирки, даже не смотря на яркое палящее солнце. Я тогда очень сильно постарался, что сделал даже бантик для более хорошей презентабельности! Хоть сам так-то не умею создавать подобные украшения. Я ж не Жираф. Время шло, люди покидали свои места, получали увечья или благодарность. В конце концов девушка впереди меня направилась за огромные железные двери, исчезла в них и так и не появилась обратно. Сердце моё в тот момент прихватило как-то даже, стучаться оно стало, словно птица в клетке. В один момент я даже сам перестал верить, что способен приподнести ТАКОЕ. Воды в реках прекратили своё движение, когда раздался щелчок, двери с тягостью стали отворяться, вышел привычный дворецкий, который с поклоном попросил следующего «клиента» пройти со своим даром. Это был я. Руки от сильных переживания запотели, я в миг стал терять как уверенность, так и силы. Но им всем было всё равно, лишь дворецкий кое-как стал помогать мне затащить ношу. Ощущения мои в тот момент было не передать, особенно когда я стал рассматривать узоры на стенах, где было множество украшений из чистого незерита. Красота. В конце концов мне выделили отдельную комнату для «больших подарков». Его Пепелендичество ступило ко мне. А я с улыбкой в миг сдёрнул покрывало и стал спиной к бутыльку, раскрывая руки, чтобы представить свой дар. Я помню, как искры стали играться друг с другом в его глазах при виде данного чуда. Я помню, как понял, что удачно смог подобрать дар. Я помню, как был счастлив до игривых чёртиков в душе. Однако, из-за постоянного «возбуждения» я забыл свою же речь, которую репетировал дни и ночи напролёт. Из-за этого приходилось стараться придумывать каждое слово на ходу, делая вид, что так и задумано. Всё проходило прямо по плану. Однако, верно сказать, что без проблем никогда не будет идеального праздника. Всё было испорчено? Я не знаю. Возможно? Дворецкий, которого звали Эвил решил с разрешения Его Пепелендичества указать на Вардена, а именно на то, что он странно на меня смотрит. Я в миг обернулся с немым вопросов в глазах. В каком смысле смотрит? Он ведь не должен был даже глаза открывать. Как только я обернулся, раздался скрип, крик, а затем стекло лопнуло. Варден стоял передо мной, я слышал каждый яростный стук его сердца. Мне было по настоящему страшно, азарт бил по голове, а дыхание вовсе участилось до невыносимой скорости. Я вскрикнул так, что звук отразился от стен всего бункера. Далее всё произошло слишком быстро. Он схватил меня рукой из своего светящегося сердца, поднёс наверх и ударил о землю, ни секунды не сомневаясь в своём решении. Вся жизнь готова была пролететь перед глазами, я был готов прощаться с последними своими чувствами на этот момент. Он ударил меня своей когтистой лапой, и из-за того, что она въелась мне в кожу, после поднятия его конечности я улетел к дальней стене, истекая кровью. Он расцарапал мне вены, заставил находиться в шоковом состоянии. Кое как я стал уползать, а Варден хотел добить меня, но охрана Его Пепелендичества уже подоспела. В ней был тот самый Максон. Слава Смерти, он не заметил меня, правда, только поначалу. Да и я сам уже успел пролезть в какую-либо дыру спасения. В тот день я смог сбежать, но остался полуживым, а меня ведь так и не стали искать. Даже тот самый Максон забил на мою тушу после того самого удара. Неужто я напугал его? Я сам то вовсе не знаю подробностей. На сегодняшние дни я слышал, что итоговый подарок присвоили на имя Дворецкого, а меня замяли, убрали из истории, словно я был мусором. Хотя, это не удивительно, скорее всего меня признали обычным трупом, который испугался чего-то и просто погиб. Ничего необычного. Этот шрам мне достался от прямого контакта с Варденом. Я ничего не мог сделать, я сам виноват, что допустил подобную ситуацию, здесь ничего не изменить, — выдохнул под конец повествования Пугод, потирая цилиндр. Модди рядом помалкивал, пока лицо его уже не было таким, как в первый раз, когда он услышал начальную историю, когда обомлел, застыл, прекратил соображать. Привык уже? Шляпник не знает, желая встать, чтобы почувствовать себя в одиночестве, чтобы отдышаться после подобного. — Ещё рассказать что-то? — произнёс пакет, массируя свою переносчицу, стараясь унять рвотный позыв от пришедших в голову воспоминаний, которые въелись в организм, отказываясь отпускать. Мигом Модди дёрнулся вверх и встал рядом с пакетом, перехватывая его руки, осматривая их ещё несколько раз своим подрагивающим взглядом. — Не смей, я не хочу больше слышать этого, тебе плохо, я вижу. Пожалуйста, прекрати себя так мучать, я не хочу ощущать это давление здесь, — произнёс Чат, смотря на ладони Пугода, которые немного порозовели от холода. Небесное светило давным давно зашло, ночь окружила тела обоих парней, заставляя их всматриваться в кромки света друг друга, которые образовались от мелкого множества звёзд. Все эти прикосновения уже много лет назад зашли за пределы дружбы, но никто не желал это признавать, оставляя всё так, как есть. — Помоги мне, Модди, — прошептал пакет, вытягивая руки вперёд, чтобы положить их на плечи приятеля, аккуратно сжимая кофту того, стараясь не принести ей особых ущербов. Модди выполнил точно такое же действие, создавая между ними своеобразный личный круг, в котором находилась лишь их слабая связь, тёплая, личная, словно любви узы. Они не могли встретиться взглядами, но знали, что оба сейчас смотрят именно друг на друга, и никуда более. Невозможно оторвать свой взор, просто нельзя. — Я понимаю, как трудно тебе далось это пережить, я осознаю, что ты чувствовал, какую боль, какое разочарование. Но пойми, здесь тебя никто не обидит, нужно забыть старое. Может, история у этих шрамов не такая уж прекрасная, но всё же они — твоя изюминка, которой нет ни у кого. Может, сейчас ты ненавидишь эти отметины, но я обещаю, что я спасу тебя из этого замкнутого круга проблем, я обещаю, что тобой будут восхищаться, что ты перестанешь сторониться других. В данный период ты находишься в настоящем, больше Пепеленд тебе не грозит, ты спасён оттуда. Пойми, что нужно уметь отпускать подобные времена. Они остались лишь как твой опыт, который ты никогда не забудешь, а значит — не повторишь. Получив эти проблемы, отметины, раны ты сам знаешь, что теперь готов идти вперёд, что ты уже один раз добился своей цели. Никогда не будет поздно пойти дальше, не останавливаясь на пол пути. Может, мы сможем вместе спасти так же другие народы Пепеленда, ты задумывался об этом? — стал нашёптывать Модди, создавая уют под наступившей в глазах обоих парней луной. Пугода мутило от подобного, он мог поклясться, что внутри него пылал огромный пожар, который поедал всё лицо и чувства изнутри, заставляя стать подобием помидора. Парень готов принять любые обещания шравмированного рядом, а именно за то, что он помог освежить память, за то, что спас его парой слов. — Я тебе верю. Модди, я правда тебе верю до чёртиков в груди. Не хочу заранее благодарить и восхвалять твои мысли, чтобы самооценка твоя резко не повышалась, так что… я готов идти с тобой до конца. Мы, мы и вправду можем спасти Пепеленд из рук тиранов? — искренне затараторил шляпник, сжимая свою хватку на плечах парня рядом всё сильнее и сильнее от изумления. МоддиЧат опустил свои руки, начиная копошиться в рюкзаке, который он назвал «инвентарь», пытаясь что-то найти. После нескольких секунд молчания, когда сам Пугод стал засыпать от подобной скуки, в миг по глазам ударил резкий свет рядом. Пакет дёрнулся в бок, жмурясь от неожиданного удара яркостью. Хоть цилиндр и закрывал большую часть освещения, однако Пугод всё ещё оставался уязвимым. Спустя некоторое время его глаза стали разлипываться друг от друг, привыкая к подобной ситуации. Перед лицом маячила ослепительная улыбка Чата, который поднёс фонарь рядом с собой, создавая на лице вид огромного яркого солнышка. Дождавшись момента, когда шляпник перевёл всё своё внимание на лицо Модди, начиная разглядывать его с увлечённостью, тот осторожно кивнул на последний вопрос Пугода. Шляпник рядом застыл, пока глупая улыбка стала покорять его лицо, с каждой секундой становясь всё больше и больше. Он казался вечным жизнерадостным ребёнком, которому вручили первую конфетку за всю жизнь. Сладкую, клубничную, которая тает во рту, заставляя начать танцевать от первых игривых впечатлений. — Правда-правда? — переспросил Пугод, все больше начиная походить на маленького ребёнка, которому обещали исполнить одну из самых главных заветных мечт. — Да, правда. Мы спасём их всех от рабства и наконец снимем твою вину за все эти шрамы. Но перед этим, позволишь ли ты, сделать мне кое что важное в твою сторону? — хитро захихикал Модди, делая шаг вперёд к Пугоду, пока тот застыл, стараясь предугадать следующие действия шравмированного рядом. Чат то и дело старался прикоснуться к застывшему шляпнику рядом, старался вновь почувствовать тепло, которое потерял в разговорах между друг другом. — Так уж и быть, дам тебе возможность поиграться со мной, — чмокнул губами Пугод, отдавая в сторону Модди шутливый воздушный поцелуй после окончания всей фразы. На это Чат лишь закатил глаза, хихикая от забавной шутки. Спустя несколько секунд после одобрительного ответа, шоколадные глаза обвели круг рядом со шляпой Пугода, путая парня, заставляя глупо сжать губы в ожидании. Мощная рука подхватила пакета под талию, притягивая к себе в плотную так, чтобы он мог чувствовать горячее дыхание рядом со своей шеей. Модди был похож на огонь, который собирался сожрать Пугода не жалея сил. Это забавляло обоих парней. Пакет до последней минуты считал, что всё это глупая шутка. Но позже понял, что он сам завёл себя в положение глупого школьника, который словно впервые влюбился, который словно не понимает реальных дел. За такое можно было бы царапать кожу самого себя, рычать на подобные колкости, но сейчас времени на подобное совершенно не было. Особенно тогда, когда вторая рука Модди приятно стала поглаживать края волос рядом с ухом, «нечаянно» задевая то, делая так, чтобы было приятно до полного чувства Эйфории. Пугод откинул голову назад, рассматривая куски гор, желая отдать своё время именно этому человеку. Он желал заполучить его прикосновений по максимуму много, чтобы мурчать рядом, словно кот. Прямо как раньше, когда они обнимали друг друга слишком долго, менее дружески. Оголённую шею обхватывали ветры, заставляли немного поёжиться в подобных сильных руках, однако, тепла рядом не последовало. Шляпник вопросительно повернул голову обратно, вглядываясь в лицо облизнувшегося «товарища». Что-то не так. В миг сильные руки со стороны волос пропали. Они профессионально обхватили свободную ладонь пугода, поднимая ту вверх, на уровень глаз обоих. Дыхание родного человека рядом приятно опаляло кожу, заставляя хмыкнуть в вопросительной форме, совершенно не зная, что будет дальше. Пугод не знал, что может сотворить этот МоддиСкам, но полностью отдал ему своё доверие в эту ночь под луной, наслаждаясь лаской и молчанием совсем близко с собой. В миг к сжатым друг в дружку пальцам прикоснулось что-то мягкое, начиная повторяться из раза в раз, оставляя на прошлых местах горячие следы. Приятный запах какой-то глупой ежевики прилипал к коже, заставляя её обладателя удивлённо охнуть. Модди с приторным удовольствием расцеловывал пальцы Пугода, иногда водя по ним носом, даря незабываемые ощущения родного тепла и удовольствия. Пакет явно не ожидавший подобных действий, сейчас наблюдал за каждым движением губ Чата с завороженным сердцем. Через пару мгновений изо рта выплеснулось удивление: — Модди, ты что творишь! В ответ последовал лишь тёплый смешок, который будет греть сердце шляпника всю эту ночь. Возможно, на утро их найдёт запыхавшийся жираф, лежащих только вместе в обнимку на верхушке пирамиды. Возможно, это будет выглядеть глупо, на что будет позже ещё множество шуток и подколов. Возможно, они оба всё ещё будут считать друга друга прекрасными друзьями без лишних слов и чувств. Как бы подобное не казалось странным, им будет всё равно. Но они оба знают точно — Пугод получил все ответы на свои шрамы, он будет идти вперёд за руку с Модди. Они оба добьются покоя.