Однажды их голоса сольются в единой песни
Часть 1
17 июня 2023 г. в 13:59
Больше всего Марика боится вновь потерять все. Порой ей снится (слава ветрам, с каждым годом все реже) огромная волна, поглотившая ее родной остров, утянувшая в пучину хлипкий домик на краю прибрежной скалы — и маленькую золотоволосую девочку. Раньше в такие ночи она плакала до рассвета, даже не плакала — выла, не в силах освободиться от застарелой боли. Теперь она лишь зарывается плотнее в серебристый мех и беспокойно ворочается, пока сильные лапы не стиснут ее так крепко, что никакой буре с этой хваткой не справиться.
Больше всего Гурранк боится потерять ее. Когда она, такая крохотная и хрупкая, хватается за него во сне, он вспоминает ужасный шторм, который разразился в лето его первого путешествия к побережью. Он нашел тогда на берегу будто бы ставшие водорослями солнечные лучи. Хотел отнести находку предводительнице, но водоросли зашевелились вдруг и заговорили — тихо и испуганно. Это существо было похоже на раненого зверька, но в голосе его звучал разум. Он слушал причудливые и такие певучие слова — хотя даже не знал тогда, что эти звуки называются словами — и чувствовал всем своим существом, что должен во что бы то ни стало защитить золотое чудо.
Марика училась быть дикой. Она могла выследить кого угодно в любую погоду, могла загнать любого зверя в ловушку. Она стала хитрой охотницей, перед которой трепетала вся живность от плато до моря. Она умела колдовать, создавая причудливые золотые конструкции — пускай ее стая это и не ценила. Пускай золото и не съедобное, зато красивое — жаль только, разделить ее восторг мог лишь один собрат.
Гурранк постигал тайны человеческого разума. Золотая девушка стояла неизмеримо выше, чем все его племя, чем весь его народ. Звериное горло не способно было издать и половины звуков, что она легко сплетала в безумный узор. Звериные лапы не могли даже грубо повторить причудливые изображения, которые Марика рисовала палочкой на песке. Ни один зверь не рассуждал так непринужденно о красоте или печали — едва ли кто-нибудь из них понял бы, что это такое.
Марика жалеет, что не родилась волчицей — с длинными и стройными лапами, с пушистым золотым мехом. О, и еще у нее непременно была бы грива, длинная и чуть волнистая. Возможно, тогда остальные увидели бы в ней свою? Возможно, тот, кто дорог ей больше всего, захотел бы, чтобы она привела в мир продолжение их жизней…
Гурранк мечтает стать человеком — легким и изящным. И высоким, должно быть — он уже перерос всех собратьев, а у людей мужчины еще и выше женщин. Если бы он ходил на двух лапах — то есть ногах, да, это так называется — и мог бы заплести Марике косы… она увидела бы в нем свои вторые когти? или… у людей ведь нет когтей… лезвия, наверно?
Звери дали ей второе имя — Аррия. Все их имена — звуки, которые они издают, когда счастливы. Марика первым же делом освоила правильное звериное потягивание — и довольно урчала, разваливаясь при случае на теплых камнях. Ее грела мысль, что их с Гурранком урчание похоже, пускай она бы ни за что не смогла полностью передать раскатистость его голоса. Они делили то, что делало их счастливыми, и каждый, кто услышал бы их имена, сразу понял бы это.
Хоть Марика и не помнила уже многое из языка, на котором говорила ее мать, кое-что Гурранк сумел у нее узнать. Например, что у ее народа было принято помимо имен давать прозвища, описывающие самое важное. А еще — что никто не назвал бы друга «своим лезвием». Клинок — так сказала Марика, наморщив лоб. И теперь — пускай пока что лишь про себя — он добавляет к своему звериному имени «Марикас»: Клинок Марики. Однажды, он знает, у него получится выговорить совсем правильно, так, как произносили соратники Создателя Светочей: Маликет.
Она уже не совсем человек — она не знает усталости, она быстра и грациозна. Она видит больше, чем видели ее бывшие сородичи, она замечает следы и читает тропы. Она по-звериному готова броситься на любого, в ком почует угрозу — и не уступит зверю в высоте и дальности прыжка. Ну, разве что одному зверю… но кто с ним сможет сравниться?
Он уже не совсем зверь — ни один зверь не смог бы столько простоять на задних лапах или обвязать веревку вокруг древесного ствола. Ни один зверь не смог бы метать камни из пращи или придумывать истории. Золотоволосая девушка изменила его — до самых глубин костей и разума.
Марику восхищает его жажда познания, его готовность учиться, но больше всего — его память. Гурранк, должно быть, помнит каждый момент их жизней, замечает каждую мелочь. Он заклинает ветер, обращая его в когти — или растрепывая ей волосы. Он силен, опасен и неукротим — и недолго будет хвалиться целой шкуркой тот, кто посмеет в этом усомниться — но Марика знает, с какой бережной нежностью он может обнимать ее, обвиваться вокруг нее, греть ее темными зимними ночами.
Гурранка поражают ее неожиданные идеи, ее умение придумывать что-то новое, строить планы надолго. Она непревзойденный мастер охотничьих хитростей, она первая выдумывает способ избавиться от неприятеля. В ее ловких руках камни превращаются в удобные инструменты или прекрасные поделки. А еще она видит красоту во всем — в оттенках цветов, в переливах кристаллов, в чужих движениях… Ее смех, ее улыбка — ради этого ничего не жалко.
Марика все чаще убегает охотиться только с ним вдвоем, без стаи, не обращая внимания на лукавые взгляды старейшин. Они танцуют вместе на цветочных лугах, и укрощенный им ветер уносит в небо золотые лепестки цветов, которых она касается. В такие моменты ей так много хочется высказать, открыть ему самое главное свое желание, потаенное и рвущееся наружу. Отблеск того же желания она порой видит в его глазах — удивительного цвета, похожего на лепестки фиалок — но каждый раз ей не хватает духу.
Гурранк пошел бы за ней на край света. Когда они наедине, он млеет, ему ослепительно хорошо и привольно, он абсолютно счастлив. Он готов любоваться ей вечность, готов с утра до ночи слушать ее идеи. Ради нее он горы свернет — но ей достаточно ласкового ветра, который вплетает в ее волосы золотые цветы. Она состоит из золота, он же весь серебряный — сколько раз она говорила, что лучше сочетания и не придумать? Однажды она скажет, что прекраснейшее сочетание — это они сами, он знает это наверняка. Но ей нужно время, чуть больше времени, чтобы признать это. Он подождет, ведь торопиться некуда — золотые цветы и серебряный ветер вечны.