Bloodlust... Or Some Kind of Lust

Дэйв был лицемером. Он материл Гара и Криса за то, что они были вечно накуренными, и все же здесь был Дэйв, пьяный и обдолбанный, который вдыхал со стола бесконечные белые полосы. За последние два года он потерял вес и мышцы из-за отсутствия правильного питания и постоянного употребления кокаина и героина, так что его фигура стала жилистой и костлявой; одни тощие мышцы и вены. Его лицо теперь тоже изменилось, стало более угловатым и взрослым. Он вытер ноздри и провел пальцами по углу челюсти, оттенок предельной истомы заставил его расслабиться. Он переместился обратно на кушетку в гримерной, губы слегка приоткрылись, а глаза закрылись. Ранее, в тот день он был дома у какой-то девушки (как ее звали?), с которой познакомился в баре «The Mission» накануне вечером, и он смог спать в ее постели, а главное, принял у нее душ сегодня утром. В тумане своего оцепенения он смутно подумал, заметит ли она рыжую щетину на бритве, когда в следующий раз пойдет мыться. Находиться в туре было непросто, не имея дома Дианы, к которой он мог заглянуть, когда хотел смыть грязь, накопившуюся после сна на полу в студиях, или избавиться от запаха несвежей выпивки в своей отрастающей гриве. Чаще, чем он признавался Диане, ему требовалось очиститься от мускуса других женщин, прежде чем забраться к ней в постель. У него была привычка выпивать так много, что он часто просыпался рядом с теплым телом незнакомки, в чужом доме, в отдаленном районе Лос-Анджелеса, задаваясь вопросом, как он туда попал, и как ему выбраться, не разбудив спящую рядом с ним девушку. В турах была похожая история, только он не помнил городов и районов, в которых оказывался, потому как во время таких приключений он просто сопровождал своего басиста, иногда заваливаясь на диван, пока Джуниор наслаждался обществом женщины в другой комнате, иногда находя кого-то своего, а много раз в последнее время… разделяя этих девушек с ним. Сначала вид его возбужденного и обнаженного друга был слишком непривычным, и Дэйву потребовалось еще несколько минут и несколько дополнительных затяжек косяком, чтобы подготовить себя к первому подобному опыту, когда они вдвоем были с жгучей брюнеткой. Ему никогда не приходилось соревноваться с другими мужчинами, поскольку его мужественная красота и атлетическое телосложение делали его неотразимым для многих, но когда в комнате с ним находился еще один мужчина, он впервые с момента потери девственности почти десять лет назад почувствовал неуверенность и беспокойство. Когда Дэйв позволил героиновому кайфу отключить его мозг, его мысли вернулись к недавнему опыту, который у него был с Джуниором и другой девчонкой. Ему стало тесно в собственных джинсах, когда он вспомнил, как вставлял свой член в жаждущий рот той девушки, глядя при этом прямо в глаза своему другу. Ничто не могло сравниться с тем всплеском власти, который он испытал, при это еще доминируя и над женщиной, стоящей перед ним, и над Джуниором, находящимся по другую сторону от нее, держа при этом напряженный зрительный контакт с ним. Он дошел до того, что абсолютный кайф, подъем самолюбия от осознания того, что его член заставляет ее задыхаться сильнее, чем член Джуниора, растягивает ее шире, заставляя при этом Джуниора смотреть, сделал его оргазм более сильным, чем все, которые он мог вспомнить до этого. Ему нравилось осознавать, что он обладает властью, и когда его рука почти самопроизвольно надавила на выпуклость в штанах, его сознание внезапно и невольно замкнуло на воображаемом сценарии, где Джуниор стоит на руках и коленях, совершенно голый, на кровати перед ним. Он вернулся в реальность, открыл глаза, захлопнул приоткрытый рот, и попытался вытеснить из головы навязчивую мысль. Возможно, я накурился куда сильнее, чем я думал. Джуниор, Дэвид Эллефсон, был его самым близким другом, и мысль о том, чтобы прикоснуться к нему таким образом, заставляла его чувствовать себя неловко. Однако мысленный образ этого покорного мужского тела не покидал его. Было что-то такое, что возбуждало его до глубины души, когда он представлял, как может чувствовать себя член другого мужчины в его руках. Мысль о том, чтобы заставить меньшее тело принять всего его. Это табу. Он должен был признать, что его любопытство разгоралось во время секса втроем с Дэвидом, но они вдвоем никогда не делали никаких шагов, чтобы перейти черту. Когда эрекция прошла, а первоначальный кайф от наркоты перешел в комфортную летаргию, Дэйв посмотрел на настенные часы и задумался о том, когда придут остальные. Он приехал в клуб на несколько часов раньше, поскольку в Сан-Франциско ему больше некуда было пойти — его товарищи по группе ночевали у старого друга в Окленде, и он никак не мог смотаться туда и обратно, чтобы успеть накуриться до начала шоу. Без машины — никак. Дэйв никогда не чувствовал себя уютно в Сан-Франциско. Слишком много хороших воспоминаний, превратившихся в болезненные, таилось за каждым углом, только и ожидая, чтобы ударить его по лицу, когда он ослабит бдительность. Даже этот клуб — особенно эта сцена — хранила столько злости и боли, что Дэйву оставалось только пробраться в гримерку незамеченным, не проронив ни слезинки о прошлой жизни, которую он прожил в этом городе. Это было так давно, но в то же время так недавно, так свежо. Остатки грусти превращались в ярость каждый раз, когда он вспоминал своих бывших товарищей по группе и их придурка-гитариста. Невозможно было не думать о них, находясь в одиночестве в этой комнате. Вещества в его теле портили его эмоции. Гнев, ностальгия, ревность и горе смешивались и тянули за нечеткие края его сознания, когда он погружался в сон. Но он чувствовал себя вполне нормально от совместного воздействия виски, который он выпил по дороге сюда, и содержимого пакетика с порошком, который он вдохнул, и он не мог удержаться от того, чтобы раствориться в потрескавшейся коже дивана, и задремать на время.