Белая ворона (Odd Man Out)

Леонардо просыпается под потолком медицинского отсека. Снова. Он чувствует здесь какую-то закономерность. Кряхтя, мужчина медленно принимает сидячее положение, чувствуя, как неприятно скручивает желудок. Он хрипит, прикрывая рот рукой, когда чувствует, как поднимается желчь. Честно говоря, у него было бы больше мужества встретиться лицом к лицу с Крэнгдроидами, чем проглатывать горячую, колющую горло жидкость, но он всё равно делает это, сильно содрогаясь. Чёрт, он и забыл, насколько плохой была реакция его организма после приёма обезболивающих. Однако, с положительной стороны, он действительно чувствует себя… хорошо. Всё ещё ощущается глубокое истощение, от которого он, похоже, никогда не сможет избавиться, но, по крайней мере, его рана в боку больше похожа на лёгкое раздражение, а не на то, что кто-то пытается выпотрошить его баллером для дыни. Мягко и осторожно, чтобы не испытывать возможности (или терпение) своей раны, он соскальзывает с кровати, всё ещё в своей грязной одежде. Агх, он, честно говоря, начинает чувствовать себя засаленным – когда он в последний раз принимал душ? О боже, должно быть, от него воняет. Он цокает языком только для того, чтобы поморщиться от ощущения сухости во рту. Хуже того, у него такой привкус, словно внутри что-то сдохло. Ладно, начинается поиск ванной комнаты. Он выходит из медицинского отсека, ненадолго задерживаясь в дверном проёме, чтобы дать пройти кратковременному приступу головокружения, прежде чем направиться в главные жилые помещения, где он слышит музыку и другие различные звуки. Дойдя до логова, он видит Линка из «Legend of Zelda», бредущего по травянистому полю, отображаемому на проецируемом экране, и Майки, развалившегося в кресле с контроллером в руке. Когда он подходит ближе, мальчик оживляется и откидывает голову назад через край сиденья. Большие карминовые глаза загораются, когда они замечают Леонардо.       — Эй, ты проснулся! — восклицает парнишка, принимая сидячее положение и поджимая под себя ноги, — Как ты себя чувствуешь?       — Лучше, — честно говорит ему Леонардо, улыбаясь счастливой улыбке мальца. Он нежно гладит Майки по голове, и тот с готовностью поддаётся физической ласке. То есть, до тех пор, пока старший не пощекочет его под подбородком, заставляя съёжиться черепашку от смеха. Сначала слайдер весело хихикает, а потом оглядывается по сторонам.       — Где все? Майки снова сосредотачивается на игре, заставляя Линка присесть, чтобы подкрасться к некоторым лошадям.       — Ди в своей лаборатории, а Раф и Лео в додзе. Лео снова открыл свой болтающий рот, вроде как-то высказался по поводу армрестлинга? Не знаю, но я думаю, что Раф прямо сейчас заставляет его взять свои слова обратно. Словно по сигналу, они слышат глухой удар, за которым немедленно следует визг Лео.       — Слышишь? — самая младшая черепашка хихикает, — Папа на кухне, он готовит рамэн на ужин. Ты, должно быть, проголодался! Несмотря на первоначальную тошноту, при упоминании о домашнем рамэне, голод немедленно настигает желудок Леонардо. Он не ел рамэн очень-очень давно.       — Да, наверное, так и есть, — говорит он, снова наклоняясь, чтобы ещё раз пощекотать Майки под подбородком. Малыш пищит, сворачиваясь калачиком и заставляя Линка подняться с корточек. Лошади убегают, и внезапно раздаётся фортепианный рифф. Майки визжит от страха.       — Нет! Нет-нет-нет-нет, посмотри, что ты наделал! — на экране за Линком гонится огромное паукообразное механическое существо со светящимся голубым глазом. Леонардо смеётся, когда малышу едва удается заставить Линка увернуться от лазера. — Агх! Уходи! У меня недостаточно сердец, чтобы противостоять лазеру! Майки пытается оттолкнуть старшего ногой, тот спокойно поддаётся этому движению. Всё ещё посмеиваясь, Леонардо направляется на кухню, откуда уже доносится запах готовящегося наваристого бульона рамэн. Старое, но знакомое тепло всего этого на мгновение душит его. Тем более, когда он замечает, что Сплинтер активно передвигается по кухне. На старой крысе красочный фартук, очень знакомый красочный фартук, вид которого заставляет Леонардо прикусить дрожащую губу. Давным-давно, когда они были детьми, совсем маленькими, они пытались придумать подарок на день рождения своему отцу. Именно Рафаэль нашёл старый, изодранный фартук, что побудило Микеланджело сшить все обрывки ткани, которые у них были в то время. Все вместе они залатали старый фартук, чаще всего колясь иголками, и выстирали его, прежде чем подарить Сплинтеру. Леонардо до сих пор видит неуклюжие стежки на старой вещи, натянутые на круглый живот крысы, заштопанные заплаты выглядят ужасно несовпадающими и, честно говоря, довольно уродливыми. И всё же он видит, что о вещи хорошо заботились и явно лелеяли. Леонардо с трудом сглатывает, наблюдая, как его отец помешивает бульон в огромной кастрюле, взгромоздившись на табурет, чтобы безопасно дотянуться до плиты. Его длинный хвост мягко покачивается из стороны в сторону, счастливо сворачиваясь к концу, когда Сплинтер напевает незнакомую мелодию. Он выглядит счастливым. Когда Леонардо в последний раз видел своего отца таким счастливым? Он проглатывает краткий укол почти непреодолимого горя, зная, что Сплинтер слышал, как он вошёл давным-давно, если судить по праздному шевелению его ушей. Леонардо благодарен старику за то, что тот позволяет ему заявить о себе, когда он почувствует, что готов.       — Привет, — мягко приветствует крысу Леонардо, наблюдая, как одно его ушко приподнимается во внимании. Сплинтер перестает напевать и поворачивает голову, чтобы улыбнуться слайдеру.       — О-хо-хо! — добродушно хихикает он, — Тебя наконец разбудил запах рамэна? Это неудивительно, ведь моя лапша всё-таки превосходна! — Он снова смеётся, его живот дрожит, а рука ни на секунду не прекращает своих размашистых движений. Леонардо качает головой с лёгкой улыбкой.       — Может быть, — заговорщически произносит он, подходя ближе, чтобы заглянуть в кастрюлю; в металлической кастрюле закипает тёплый коричневый бульон. Поднимающийся пар, пахнущий идеальным сочетанием курицы и соевого соуса, щекочет ноздри черепахи. У него текут слюнки, — О, как вкусно пахнет! Сплинтер продолжает хихикать.       — Ещё бы! Старый семейный рецепт, он никогда не подводил раньше и не подведёт сейчас, — крыса берёт половник для супа, умело наполняя им маленькую тарелочку для дегустации, прежде чем предлагает её черепахе, — Попробуй и скажи мне, нужно ли добавить ещё соевого соуса. Леонардо осторожно дует на дымящуюся жидкость, прежде чем шумно её проглотить. Солёный и острый вкус растекается на его языке, доведённый до совершенства, и этот крошечный привкус, казалось бы, начинает согревать его изнутри. Это так вкусно, так насыщенно, почти слишком насыщенно для его вкусовых рецепторов и желудка, привыкшего ни к чему, кроме постоянного голода и листьев. Леонардо подавляет рвотный позыв и возвращает отцу тарелку.       — Это хорошо, — говорит он ему. — Действительно хорошо.       — Идеально! — с самодовольной ухмылкой Сплинтер возвращается к помешиванию в кастрюле, немного убавив огонь. — Пройдёт совсем немного времени, и настанет время есть. Эйприл и Джуниор скоро должны присоединиться к нам за ужином. Леонардо чувствует, что улыбается при упоминании об этих двух людях.       — Эйприл придёт? — спрашивает он, и его голос звучит мягче, чем он намеревался. Сплинтер удовлетворённо хмыкает.       — Она будет рада увидеться с тобой, понимаешь? На этот раз по-настоящему, а не когда ты валяешься в отключке на койке. Красноухий съёживается.       — Она была здесь?       — Буквально вчера! — Сплинтер хихикает. — Какая великолепная первая встреча! Леонардо смущённо стонет. Он просто надеется, что у него не текли слюни во сне.       — Она не позволит мне забыть это, я просто знаю… — бормочет он, потирая лицо рукой, прежде чем успокоиться. — Как бы то ни было, я думаю, всё в порядке. Тебе нужна какая-нибудь помощь? Я могу нарезать для тебя бамбука… Сплинтер неодобрительно цокает языком.       — И ты туда же? Мне уже пришлось выгнать оранжевого из кухни, чтобы он дал мне спокойно поработать! — затем он начинает принюхиваться. — Кроме того, ты ни к чему не притронешься, пока не примешь нормальный душ. О, точно. Ванная. Он искал ванную комнату. Леонардо морщится.       — Всё настолько плохо? — он смотрит в спину отцу, прежде чем незаметно поднять руку, чтобы понюхать самому. Фу, — Ладно, да, пора в душ. Крыса смеётся, его хвост снова мягко покачивается из стороны в сторону, когда он отгоняет черепаху когтистой рукой.       — Иди-иди, вонючий черепашонок. Я уверен, что у красного найдётся какая-нибудь одежда, которая тебе подойдёт. Несмотря на свою весёлую улыбку, Леонардо всё равно издаёт оскорблённый звук.       — Вонючий? Это невежливо, — хвост Сплинтера молниеносно взмахивает, с жалящим звуком ударяя его по бедру. — Ой!       — Вонючие черепахи не становятся дерзкими! Я сказал, вон!       — Я ухожу! Ухожу! И, очевидно, точно так же, как Майки, Леонардо выгоняют из кухни, возобновляя его поиски ванной. Он сворачивает в знакомый коридор и обнаруживает большую арку, прикрытую тяжёлой занавеской из бисера. Большая, выложенная плиткой комната точно такая, какой он её помнит; после кошмара с водопроводом, пустое пространство было превращено в функциональную ванную комнату с большой круглой ванной, врытой в землю в задней части. Четыре душевых кабины были вмонтированы в стены слева и справа от ванны, их хитроумно прикрыли кафельными перегородками, чтобы обеспечить некоторое уединение. В передней части, куда вошёл Леонардо, находятся раковины, шкафчики и зеркала. Он подходит к одной из раковин и сразу узнает в ней ту, которой пользуется его младшее «я»; в синем пластиковом стаканчике лежит зубная щётка в тематике Соника, окружённая различными тюбиками и бутылочками с причудливыми этикетками для какой-то процедуры по уходу за кожей, состоящей из нескольких этапов, о которых Леонардо давно забыл. Теперь он лениво задаётся вопросом, есть ли в этом на самом деле какая-то польза, учитывая их кожу рептилии. Тем не менее, вид такого идиллического, юного беспорядка заставляет его сердце сжиматься. Каждая раковина в комнате снабжена своего рода индикатором того, кто пользуется ею чаще всего. Нет смысла зацикливаться на этом – Леонардо качает головой, чтобы отогнать подступающее желание снова заплакать. Вместо того чтобы думать о том, что всё в этом времени такое знакомое и в то же время такое странное, он начинает стаскивать свою потрёпанную одежду и поношенное снаряжение, швыряя их в кучу на ближайшую скамейку перед перегородками. Он возится со своей маской, не в силах развязать узел одной рукой, поэтому вздыхает и просто стаскивает её. Несколько секунд он смотрит на старую синюю ткань. Она уже давно утратила свой блеск, текстура больше не кажется гладкой и мягкой. На ощупь она грубая и жёсткая, по краям торчат свободные нити из-за того, что она подвергалась воздействию разной погоды и сражениям. Несколько тёмно-коричневых пятен всё ещё пятнают края его маски – он не помнит, чья это засохшая кровь. Он даже не уверен, хочет ли вспоминать. Слайдер осторожно выпускает бандану из рук, наблюдая, как она падает на кучу одежды, прежде чем повернуться, чтобы войти в душ. По чистой привычке его рука хватается за кранчик холодной воды; в прошлом, если бы они захотели горячей, им пришлось бы вскипятить её. Итак, Леонардо полностью забывал о кране с подачей такой температуры всякий раз, когда находил время принять ванну. Он моргает, с лёгким удивлением глядя на ручку включения горячей воды. Мужчина медленно двигает рукой и осторожно поворачивает кран, позволяя воде стекать рядом с ним, пока она не начнёт выделять пар. Он подставляет руку под струю, отдергивает её, когда температура близка к температуре кипения, и, несмотря на боль, он не может сдержать легкомысленный смешок. О, хвала Всевышнему, чёртова горячая вода. Ему требуются все его силы, чтобы не броситься под тёплые струи после того, как он отрегулирует воду, помня о повязке, опоясывающей его талию. Он прекрасно понимает, что его младшее «я» не одобрит, если он намочит её, поэтому он осторожно начинает шоркаться мочалкой. Там же есть металлическая полка, полная разных душевых средств, но он понятия не имеет, что означает половина бутылок, поэтому берет ту, на которой написано «Средство для мытья тела». В конце концов, когда он заканчивает с принятием душа, он вытирается синим полотенцем, от которого отчётливо пахнет сладкими розами. И вообще, чьё это было средство для мытья тела? Он внутренне пожимает плечами. Кожа натёрта до нитки и отличается безупречной чистотой, а остаточный пар клубится вокруг его ног, быстро остывая. Он возносится от этого ощущения, а пальцы его ног поджимаются от восторга. Когда он снова подходит к скамейке, то замечает, что его одежда исчезла, а вместо неё лежит другая, аккуратно сложенная стопка. Должно быть, ему действительно понравился душ, если он даже не услышал, как Раф прокрался внутрь, чтобы положить одежду, как и сказал Сплинтер. Тем не менее, он с благодарностью натягивает серые спортивные штаны, чувствуя, что ему уже теплее. Однако черепаха делает паузу, когда берёт следующий предмет одежды. Это фланелевая оверсайз рубашка, приглушённого тёмно-бордового цвета, в чёрную и выцветшую жёлтую полоску. Леонардо тепло улыбается, когда видит, что Раф нашёл время закатать левый рукав до локтя, при этом полностью завязав правый рукав. Он осторожно просовывает сначала правую руку в рубашку, прежде чем просунуть другую, натягивая её на нужные места и разглаживая воротник. Это домашняя одежда, думает он и бросает взгляд в ближайшее зеркало. Его лицо мрачнеет, он выглядит измученным. Не то чтобы он обычно таким не был, но образ домоседа действительно подчёркивает сутулость его плеч и глубокие круги под глазами. Ну что ж, по крайней мере, сейчас ему тепло и он чист. Не похоже, что он собирается произвести на кого-то впечатление. Хотя, он должен признать, без маски он чувствует себя странно голым. Вероятно, ему придётся спросить Рафа, куда он дел его вещи. Леонардо выходит из ванной, переступая через занавеску из бисера, которая издаёт приятный шелестящий звук. Услышав голоса в гостиной, он направляется в ту сторону и обнаруживает младших черепашек, развалившихся на диванах и мягких подушках. Раф первым замечает его и заметно оживляется.       — Эй, приятель! Я полагаю, одежда тебе подходит? — его улыбка такая зубастая и яркая, что Леонардо хочется воспользоваться моментом и пустить слезу. Вместо этого он улыбается ему в ответ, однако гораздо более сдержанно.       — Так и есть, здоровяк. Спасибо. Каймановая черепаха сияет.       — Нет проблем! Твои старые вещи пока в стиральной машине. Облегчение переполняет Леонардо, и он снова открывает рот, когда его прерывает собственный, гораздо более молодой голос.       — Фу-у-у… — Лео скулит, его острые глаза изучают его сверху вниз, со своего места, на мягком пуфике, — Что это ты напялил? На мгновение Леонардо спрашивает себя, всегда ли он был таким тщеславным подростком. Он осторожно вздыхает.       — Одежду? Верхняя часть морды Лео морщится от отвращения, и Донни, сидящий рядом с ним, бросает на него взгляд.       — Нардо…       — Ты выглядишь как смертельно усталый голодранец. Реплика срывается с языка Леонардо прежде, чем он успевает её остановить.       — Когда ты рядом, на самом деле это неудивительно. Младший слайдер таращится на него, в ужасе прижав одну руку к груди. Донни фыркает:       — Ты сам напросился.       — Нет! Поначалу сбитые с толку язвительными и неожиданными обменами репликами, Майки и Раф начинают ржать, как дуэт особенно обрадованных гиен.       — Это буллинг! — Лео вскрикивает, когда Леонардо устраивается рядом с Майки на диване, его рука уже оказывается на голове младшего, когда коробчатая черепашка немедленно ложится на его колени, всё ещё хихикая.       — Поверь мне, это даже не половина от него, — ворчит Леонардо.       — Это угроза?       — Предостережение.       — Значит, угроза — решает Лео, упрямо скрещивая руки на груди, — Раф, ты это слышишь? Мне угрожают. Есть что-нибудь в защиту твоего бедного младшего брата? Каймановый, сидящий на другом конце дивана на подлокотнике, обдумывает эту мысль, прежде чем покачать головой.       — Нет, ты сам навлёк это на себя. Ты мог бы промолчать – что посеешь, то и пожнёшь, и тому подобное, понимаешь?       — Боже, ну и херня, — ворчит Лео себе под нос, но его старший брат всё равно слышит его.       — Язык.       — Английский, — нахально язвит Майки, выглядя совершенно уютно устроившимся на коленях Леонардо, как большой ленивый котик. За свой комментарий он получает щелчок по лбу от Рафа. — Ауч!       — Ладно, но я всё равно прав, — снова подытоживает Лео, скрещивая ноги и откидываясь на спинку кресла-качалки, закидывая руки за голову и грубо толкая локтем Донни, сидящего рядом с ним. Мягкотелый шлёпает его по ноге за беспокойство с громким звуком.       — Ау, чувак, ты же знаешь, что я в синяках, как персик! Его близнец шипит на него.       — Из-за тебя я проиграл в «Candy Crush», я был близок к тому, чтобы побить свой рекорд!       — Леонардо может носить то, что он хочет, — вмешивается Раф в предстоящую перепалку, — Не надо позорить его за это. Леонардо поворачивает голову к Рафу.       — Значит, ты с ним согласен? Глаза Рафа расширяются, и он открывает рот только для того, чтобы снова закрыть его. Он постукивает указательными пальцами друг о друга, снова задумываясь, прежде чем чопорно ответить:       — Раф имеет право хранить молчание. Теперь уже Леонардо тянется к собственной груди.       — Ах, ты задел мои чувства.       — Ой, жить будешь. Старшая красноухая черепаха фыркает и больше ничего не говорит. Вместо этого мужчина пытается расслабиться на диване, откидывая голову назад, чтобы положить её на подушки, и позволяя начинающейся болтовне захлестнуть его. Он слушает, как мальчики спорят об апельсиновом соке с мякотью или без неё; Донни говорит, что у него адская текстура, в то время как Майки бесит, что мякоть всё время застревает у него между зубами, из-за чего он теряет концентрацию быстрее обычного, потому что старается вытащить её языком. Раф возражает, что мякоть полезна для здоровья, как бы то ни было, а Лео просто говорит, что предпочитает сок без мякоти. Донни называет его за это уродом, поэтому Лео в отместку комментирует размер его лба. Раздаётся ещё один шлёпающий звук и ещё один девичий визг, от которого Раф и Майки смеются. Звучание всего этого – это… всё для Леонардо. Это до боли знакомое, горько-сладкое воспоминание о давно минувших днях, теперь запятнанных войной и горем. Прошло слишком много времени с тех пор, как Леонардо слышал, чтобы его братья разговаривали подобным образом, так свободно и весело, а не приглушённо и устало. Даже не заставляйте его смеяться; сильно, ярко и счастливо. Если бы он мог, то собрал бы их всех в охапку, прижал к груди, никогда не отпускал и хранил бы вечно в безопасности. Об этом приятно помечтать, уберечь ребят от опасного мира, сохраняя их счастливыми и невинными как можно дольше. Леонардо знает, что эта идея звучит безумно, не говоря уже о том, что мальчики вылетят из гнёздышка быстрее, чем он успеет глазом моргнуть, однако… возможно, странным, запутанным образом он теперь знает, что чувствуют родители по отношению к своим детям. Он довольствуется тихоньким постукиванием своих пальцев по красочному панцирю Майки, чувствуя, как маленькая коробчатая черепашка время от времени сдвигается с места, когда перекладывает ноги в более удобное положение. Честно говоря, Леонардо мог бы заснуть под это, но он пытается прогнать сонливость; за последние несколько дней он спал более чем достаточно. Вероятно, больше, чем за целую неделю в его ужасном будущем. К счастью, от лёгкой дремоты его спасает громкий и красивый, до боли знакомый голос.       — Как поживаем, клан Хамато? Эйприл О’Нил в доме! — Леонардо оживляется так быстро, что Майки чуть не соскальзывает с его колен с маленьким вскриком. Но даже когда его голова повернута в сторону приближающейся Эйприл, всё ещё размахивающей руками в воздухе, а за ней по пятам следует Кейси, молниеносные рефлексы Леонардо ловят самого младшего примерно по пояс. Эйприл слегка покачивает плечами, прежде чем закончить свой короткий танец.       — И позвольте сказать вам, что эта девушка чертовски голодна! Итак, что у нас на ужин? Её улыбка просто ослепительна, во всю щёку, с ямочками, каштановые волосы собраны сзади в гладкий пучок, в стиле афро, и украшены банданой с жёлтым рисунком. Леонардо наблюдает за тем, как она здоровается со своими мальчиками, которые вскакивают со своих мест и обступают её, словно мотыльки, летящие на свет. Майки ёрзает в объятиях старшей черепахи, и тот отпускает его, чтобы он тоже мог подбежать к Эйприл с громким, восторженным приветствием. Они вращаются вокруг неё, как планеты вокруг солнца; естественный порядок, врождённое стремление погреться в тепле – вот что такое Эйприл О’Нил, которая смеётся своим звонким и солнечным голосом. Леонардо тоже чувствует притяжение, потребность приблизиться, но он целенаправленно медлит. Внезапно Майки хватает за запястья Донни и Рафа и тянет их за собой.       — Вы слышали, что сказала леди! Пойдём, посмотрим, не нужна ли папе помощь в сервировке стола! — он проходит мимо Лео, слегка подталкивая его локтем, и красноухий закатывает глаза. Тем не менее, он вторгается в личное пространство Кейси, обхватывая его рукой за шею и оттаскивая в сторону, бормоча что-то о новом комиксе, про который он обязан рассказать ему. Затем остаются только Леонардо и Эйприл, которая наблюдает за ним с весёлой усмешкой на губах и нежным блеском в глазах. Она упирает руки в бока, очки поблёскивают в свете ламп.       — Привет, соня, — говорит она ему игривым, но мягким голосом, — Наконец-то встал с постели, ха? Эйприл сразу начинает говорить, не колеблясь, не дожидаясь искры фамильярности, и это уже заставляет глаза Леонардо затуманиться. Он не может сдержать слезливого смешка.       — Да, я… — он смущённо почёсывает затылок, на самом деле не зная, что сказать. Девушка подходит к нему, почему-то она ещё ниже ростом, чем он помнит. Она наклоняет голову, продолжая улыбаться.       — Ты хорошо выглядишь, здоровяк. Леонардо старается оглядеть себя.       — Ты думаешь? — спрашивает он почти с подозрением. — Маленький «я» назвал меня голодранцем. Эйприл закатывает глаза.       — Он просто драматизирует, ты, как никто другой, должен знать, каким тщеславным и самоуверенным он иногда бывает! Ну и что, что ты выглядишь как домосед…       — Спасибо, — невозмутимо отвечает Леонардо.       — …но я здесь не для того, чтобы осуждать твой вкус. По крайней мере, не сегодня.       — Ты же в курсе, что это одежда Рафа, верно? Эйприл игнорирует его вопрос и вместо этого смеривает его довольно серьёзным взглядом.       — У меня к тебе вопрос, здоровяк, — Леонардо замолкает, глядя на неё, моргая. Он слышит, как она тихо вздыхает. — Была ли я хорошим командиром? И на его глазах, Эйприл О’Нил, студентка колледжа и экстраординарный репортёр-расследователь, превращается в коммандира О’Нила. Исчезла аккуратная прическа в стиле афро, её сменила королевская грива тёмно-коричневых локонов, сдерживаемая только плотной чёрной повязкой на голове и защитными очками, аналогичная темная экипировка вытеснила модную одежду и кроссовки. Её мягкое девичье лицо приобретает резкие черты, теперь оно покрыто розовыми шрамами и мягкими морщинками, карие глаза лани затенены внутренней бурей, назревающей ежечасно. Когда Рафаэль погиб, командир О’Нил заполнила брешь, которую он оставил в цепи бойцов, выступавших в качестве единственной прочной стены между воюющим миром и выжившими. Леонардо помнит, что смерть его брата была последним разом, когда он видел, как она проливала слёзы. Смерть Сплинтера ударила по ней достаточно сильно, смерть родителей на несколько дней оставила её в оцепенении, но отнятие одного из братьев сломало что-то внутри неё. Командир О’Нил была известна своей добротой, состраданием, укрывала выживших и утешала потерявшихся сирот, делилась своим пайком с теми, кто больше всего в нём нуждался. Она была вечно горящим огнем, тлеющим очагом, у которого любой мог посидеть и согреться, позволить убаюкать себя её неизменным теплом и любовью. Но, несмотря на всю свою теплоту и привязанность, О’Нил была такой же свирепой, такой же смертоносной. Неважно сколько лазеров опалило её кожу, сколько пуль она выудила из своих конечностей, сколько раз гончим Крэнга удавалось вонзить свои зубы в её плоть – она была барабанами войны, отвергающими их всех. Она была той, кто необратимо серьёзно ранил Крэнга Второго, разорвав монстра на части, и почти половина её собственной крови окрасила поле битвы под ней. «Никто не связывается с мальчиками, у которых есть старшая сестра». Командир Эйприл О’Нил была олицетворением непоколебимого человеческого духа, огня, который отказывался угасать, упорства продолжать идти вперёд, развиваться. Она была человечностью во всех её лучших проявлениях: любви, общности, приспособляемости. Она была самой Землей, отказывающейся умирать. И даже когда Леонардо стал свидетелем её повержености, он знал, что вся она, её идея, её концепция, её память – всё останется неуязвимым. Такой дух, как у неё, будет жить вечно; целый пантеон, к которому можно будет обратиться за помощью. К тем, кто так же сильно заботится о жизни и людях, как это делала она. Тёплая рука на его предплечье возвращает Леонардо с небес на землю. Он чувствует лёгкое головокружение и хочет спросить, что случилось, но у него перехватывает горло, а щёки мокрые. Эйприл смотрит на него снизу вверх с обеспокоенным выражением лица. Она выглядит так молодо, что никто бы никогда не подумал, что она станет Атлантом. Леонардо берёт её лицо в ладони, из-за слёз всё кажется немного размытым. Девичьи глаза тоже выглядят довольно слезящимися. Каким-то образом Леонардо удаётся тихо, прерывисто рассмеяться.       — Ты была лучшим командиром, — тихо говорит он ей. Нижняя губа Эйприл дрожит, и она быстро моргает, чтобы прогнать слёзы. И, несмотря ни на что, улыбается, делая шаг вперёд, чтобы обхватить его руками за талию и уткнуться лицом в его пластрон. Красноухий чувствует, как девушка сжимает его так сильно, как только может, и он тоже прижимает её ближе.       — Я рада, что ты здесь, — шепчет она, прежде чем отпустить его, коротко шмыгнув носом. К ней возвращается лучезарный блеск улыбки, и она похлопывает его по пластрону. — Давай, здоровяк, мы же не хотим пропустить рамэн. Леонардо хихикает, поднимая руки к глазам, чтобы вытереть случайно набежавшие слёзы.       — Да, мы определённо этого не хотим.

***

Раф делает вид, что не замечает красного оттенка в белках глаз Эйприл и Леонардо, когда они вдвоём входят на кухню, чтобы присоединиться к остальным за ужином. И просто для пущей убедительности он бросает свирепый взгляд на Лео, у которого на лице такое задумчивое выражение. С помощью какого-то старого доброго слияния разумов ниндзя он приказывает своему ближайшему младшему брату держать рот на замке, и слайдер только поднимает руки в знак осторожного поражения. В прошлый раз, когда красноухий не послушал Рафа, он сидел на Лео, пока тот не извинился.       — Да, да! — Сплинтер, кажется, очень рад видеть всех собравшихся за столом. — Дети, сегодня вечером мы вкусно поужинаем. Так что ешьте и наслаждайтесь специальным рамэном Хамато! — старая крыса умело накладывает своим хвостом несколько мисок с бульоном и лапшой – это почти чудо, что до сих пор ничего не пролилось. Раф и его братья ликуют, как и Эйприл. Кейси молчит, но, похоже, ему не терпится приступить к трапезе, когда он садится между Леонардо и Эйприл. Раф придвигает свою миску поближе, исподтишка наблюдая, как Леонардо делает то же самое – на его лице мягкое, почти печальное выражение, когда он смотрит в свою миску, заметно выдыхая, прежде чем слегка улыбнуться. Майки, сидящий рядом с Рафом, уже завладел бутылкой с острым соусом, радостно встряхивая её, пока Сплинтер откашливается.       — Мои сыновья, моя семья… — он замолкает на секунду, оглядывая полный стол перед собой. Раф улыбается, видя блеск эмоций в глазах своего отца, даже когда Сплинтер взмахивает хвостом, чтобы шлёпнуть Донни по голове, помешав приступить к еде.       — Ау, мои клеточки мозга!       — Семья… я рад видеть вас всех здесь вместе, — продолжает Сплинтер. — Такое блюдо всегда будет вкуснее, когда его едят все за одним столом. Это блюдо также подходит для особых случаев! — он улыбается Кейси, который вопросительно указывает сам на себя. — Ты наконец-то сдал свой последний экзамен, необходимый для поступления в школу. Поздравляю, мальчик из будущего! Раздаётся ещё один взрыв одобрительных возгласов, Раф даже зажимает большой и указательный пальцы между губами, чтобы издать громкий праздничный свист, заставляя Кейси покраснеть ещё больше от всеобщего внимания. Большая рука Леонардо опускается ему на плечо, в его улыбке видна гордость, он даже смеётся, когда подросток больше не может выносить внимания и пытается спрятаться, натягивая свою серую шапочку на покрасневшее лицо. Сплинтер хихикает.       — Ну что ж! Вы все, кажется, уже достаточно проголодались, так как насчет того, чтобы приступить к еде, верно? Лео стонет.       — Да, пожалуйста, мы умираем с голоду! И если мне придётся смотреть, как Майки поливает свою чашу ещё одним острым соусом, случится что-то очень неприятное, и я сделаю это проблемой для каждого! Коробчатая черепаха показывает своему брату язык.       — Это не мои проблемы, что ты слишком слаб, чтобы внести в свою жизнь немного остроты!       — Майки! — предупреждает Раф, несмотря на то, как он пытается не рассмеяться над оскорблённым выражением лица Лео. Рядом с ним хихикает Донни.       — О, Нардо, естественный отбор придёт за тобой достаточно скоро.       — Прошу прощения?!       — Ну проси, крестьянин. Раф слышит довольно неприличный смех-хрюк Эйприл, на дерзость Донни, прежде чем взвизгнуть вместе со всеми остальными, когда она тоже попадает под шквал ударов хвоста Сплинтера по ним всем.       — Угомонитесь! — рявкает он. — Я не могу попробовать свой превосходный рамэн, пока вы все так препираетесь! Где ваши манеры? Раздаются тихие извинения, когда все берут свои палочки для еды и ненадолго складывают руки в молитве.       — Итадакимасу, — все приступают к делу. Следующие пару минут царит тишина, если не считать постоянного чавканья, с которым все поглощают свою лапшу. Раф почти уверен, что обжёг язык, но ему всё равно; папин фирменный рамэн «Хамато» по-прежнему остаётся самым вкусным блюдом, которое он когда-либо пробовал, даже пицца ( правда, с небольшим отрывом) нравится ему меньше. Но кого это волнует? Это рамэн, и рамэн чертовски вкусный. Лапша получается идеально приготовленной и она легко проглатывается, заправленная густым тёплым бульоном. Зелёный лук получается свежим, а кукуруза сладкой, и всё это прекрасно сочетается с длинными, сухими и солеными морскими водорослями. Маринованные яйца аджицуке в желтке всё ещё мягкие, а ломтик чашу получается сочным, Раф с силой вгрызается в него. Это идеальное блюдо. Сидя напротив близнецов, Раф наблюдает, как они одновременно тянутся к миске друг друга, выуживая начинку, которая другому не нравится; Лео выбирает нарутомаки из миски Донни, тем временем Донни позаботился о том, чтобы забрать из лапши Лео все побеги бамбука.       — Рафи, хочешь яйцо? — спрашивает Майки, зажимая вышеупомянутое яйцо аджицуке деревянными палочками для еды – младший не был поклонником яиц всмятку, но он мог их есть, в зависимости от настроения. Каймоновый придвигает свою миску поближе к Майки.       — Конечно, — говорит черепаха с набитым лапшой ртом, и младший одаривает его ослепительной улыбкой, опуская яйцо, пропитанное острым соусом, в его тарелку. Хорошо, что Раф не возражал против острых вкусов, но далеко не в таком безумном количестве, как любят Майки и Сплинтер. По крайней мере, он не упал в обморок, в отличие от Лео, когда увидел, как Майки ест очень острые чипсы с соусом сирача. Он с удовольствием съедает острое яйцо, прежде чем обратиться к Кейси, который ест гораздо медленнее остальных, наслаждаясь вкусом точно так же, как его сэнсэй, сидящий рядом с ним.       — Итак, Кейси, — говорит Раф, и подросток смотрит на него с набитыми лапшой щеками бурундука. — Ты уже решил, в какую школу пойдешь? Ранее спокойный блеск в глазах Кейси, кажется, несколько потускнел, к большому удивлению и огорчению Рафа. Мальчик сглатывает, прежде чем ответить.       — В школу Ат… то есть, в старую среднюю школу Эйприл. Тито Кирби считает, что это хорошо и в то же время знакомо. Сидящая напротив него Эйприл слегка закатывает глаза.       — Моим родителям нравятся внеклассные занятия и AP классы в средней школе имени Рузвельта, обучение там довольно хорошо помогло при моём поступлении в колледж, поэтому они хотят дать Джуниору то же самое, — она улыбается Кейси. — И судя по тому, как этот парень справляется со своими экзаменами, я думаю, у него всё будет хорошо. Несмотря на похвалу, Раф думает, что кривая улыбочка Кейси выглядит слишком натянутой. Это напоминает ему о том, как Лео пытается обыгрывать темы, которые ему неприятны, отшучиваясь от всего этого, чтобы быстро сменить тему и покончить с этим. Наверное, ему действительно не стоило спрашивать подростка о школе. А Леонардо, похоже, думает об обратном.       — Это потрясающе, Кейси, — искренне говорит он мальчику, его улыбка яркая и тёплая, несмотря на усталые нотки в ней. — Я горжусь тобой. Это снова заставляет Кейси сиять, а сердце Рафа согревается. Пока Леонардо не продолжает, возвращаясь к своей еде.       — Это пойдёт тебе на пользу, Кейси, у тебя наконец-то будет нормальная жизнь. Раф думает, что старший слайдер хочет выразить своё облегчение по поводу того факта, что у его, в некотором роде, приемного сына будет жизнь вне, без сомнения, жестокой и обречённой войны. Однако он думает, что Кейси улавливает что-то ещё, по тому, как лицо парня немедленно вытягивается и счастливый блеск в его тёмных глазах гаснет, словно испорченная лампочка. С растущим беспокойством, Раф подмечает, что рука подростка крепче сжимает палочки для еды, а губы сжимаются в жёсткую линию. Больше никто этого не замечает. Донни сетует на свою неспособность просто войти в класс без тщательно продуманной маскировки.       — Дон, ты буквально бегал по моей школе в одной толстовке и больше ни в чём, это не совсем продуманно. Тем временем Лео язвит, что школа в любом случае для неудачников, что вызывает довольно жаркую дискуссию с Леонардо о важности образования.       — О боже, неудивительно, что я так и не сдал базовый английский.       — Эй! Я хорошо знаю английский!       — Мы не знали, что значит «конец близок», пока нам не исполнилось пятнадцать. Ужин продолжается, время бежит, мир вращается, а Раф начинает понимать, что Кейси, похоже, не в таком уж восторге от поступления в школу, как они все думали. Подросток извиняется и направляется в ванную, почти поспешно ретируясь. Раф уже подумывает последовать за ним и посмотреть, всё ли с ним в порядке, когда Эйприл ловит его взгляд. Её взгляд понимающий, и она слегка качает головой. — Дай ему время, — кажется, говорит она. Каймановая черепаха на самом деле не рад тому, что всё складывается вот так. И всё же он остаётся сидеть, окружённый гулом своей семьи и лениво размышляет, что же может быть такого ужасного в нормальной жизни?