Раздели со мной вечность

      Неторопливые размеренные шаги гулким эхом раздавались под сводами замка. Сасори шел по мрачному, длинному коридору в кромешной темноте. Ему не нужен был источник света: в сумерках, да и в ночной тьме, он видел ничуть не хуже, чем днем, благодаря своему отменнейше-острому зрению вампира. Акасуна ни разу не сбавил шаг и не сбился с пути, все закоулки замка он знал как свои пять пальцев и мог ориентироваться в его помещениях и переходах с закрытыми глазами. Ну еще бы, за столько лет… Он уже добрую сотню их прожил. Сам замок принадлежал Итачи, — его ближайшему другу, — а уж тому он достался от его именитого всемогущего предка Мадары, который отписал замок своему потомку и его младшему братишке в наследство. И именно в комнату Учихи-старшего Сасори сейчас и направлялся, испытывая глухое раздражение: час назад они договорились с Итачи пойти на ночную охоту, прошло уже более полутора часа, а этот наглый, безответственный повеса и не думал глаз казать. Акасуна успел уже одеться, остаться недовольным своим внешним видом и снова тщательнейшим образом переодеться, словно собирался на свидание, выпить бокал вина, а Учиха все не являлся. Ругая про себя необязательного приятеля на чем свет стоит, Сасори решил сам отправиться к нему, чтобы поторопить. Дверь в спальню Итачи была немного приоткрыта, Акасуна просто толкнул ее и остановился на пороге, с абсолютно невозмутимым выражением на лице наблюдая зрелище, представшее его искушенному взору. Другой на его месте сразу бы постарался потихоньку ретироваться или хотя бы извинился, прикрывая обратно двери, но только не Сасори. То занятие, за коим он застал Учих, было уже настолько привычным для его глаз, что не вызвало ни тени возмущения, ни, тем более, смущения. Акасуна даже чуть склонил голову набок, пытаясь опытным взглядом определить, насколько старательно исполняет свои обязанности подстилка Итачи, после чего хмыкнул и высокомерно поджал губы. Саске, который сейчас ублажал своего старшего брата минетом, старался, по его мнению, так себе. Зато Итачи, возлежавший на кровати в ворохе кружевных подушек, судя по его блаженному выражению лица, был в безумном восторге. Положив на голову младшего братишки руку, он с силой нажимал на его взъерошенный затылок и сквозь довольные стоны поощрял мальчишку похвалами: — Умница, Саске… давай-ка еще поглубже возьми… да-а, вот так, малыш… Парнишка, расположившийся между его ног, увлеченно вбирал в рот чуть больше половины его члена, стараясь доставить брату максимум удовольствия. Судя по его тихим стонам, Саске явно испытывал искреннее наслаждение, принимаясь то вылизывать твердую плоть, быстро двигая языком по всей ее длине, то снова запуская ее в свой рот и начиная энергично двигать головой, скользя губами по нежной коже. Опустив глаза и поэтому пока не замечая Акасуну, Учиха-старший не отрывал взгляда от процесса, чуть приподнимая бедра навстречу умелому ротику брата и сопровождая его старания исключительно пошлыми комментариями: — Сосешь бесподобно, шлюха. Хвалю! — Не хвали… А то стараться перестанет, — посоветовал Сасори, решив, что пора уже, наконец, оповестить о своем присутствии. Учиха резко вскинул на него внимательный взгляд, едва заметно вздрогнув от неожиданности, но тут же расплылся в похотливой распутной улыбочке. Саске тоже прервал свое занятие и, все еще продолжая держать возбужденный член брата пальцами у основания, оглянулся в сторону двери. — Не перестанет… Да ведь, братишка? — Итачи снисходительно потрепал мальчишку, немного смущенного нежданным визитом, по черноволосой голове, — Ну? Чего остановился, давай-давай, продолжай, не отвлекайся! Не испытывая никакого душевного дискомфорта от того, что застал братьев за приятным им обоим времяпрепровождением, Акасуна прошел вглубь комнаты и уселся в большое кресло, обитое красной парчой. Чувство неловкости его нисколько не мучило, он уже не в первый раз ловил Учих в подобной пикантной ситуации, да и чего греха таить, сам до недавней поры принимал активное участие в их непристойных забавах, частенько являясь инициатором совместных оргий. Братья в свою очередь тоже ничуть не стеснялись его присутствия: Итачи просто обожал зрителей, а у Саске как у «подстилки» просто не было выбора, он был обязан терпеть все прихоти своего «хозяина». — Напомни мне, будь добр, куда мы с тобой собирались почти два часа назад? — безо всякого раздражения, с ленивой ноткой в голосе, поинтересовался у приятеля Акасуна. — Черт! Охота подождет! Ты не видишь, что я занят сейчас? — несколько надменно отозвался Учиха. — Да уж, вижу, — сидя в расслабленной позе, почти полулежа в кресле и вытянув ноги, равнодушно подтвердил Сасори. — О, Боже, Саске… шикарно, мальчик мой! — громко простонал Учиха. — Что за ненасытная шлюха! — Итачи медленно несколько раз провел влажной головкой по приоткрытым губам брата и снова втолкнул свой член в его рот. — Еще немного и я кончу… — Кто бы сомневался! Рад слышать! — с сарказмом произнес Акасуна. Потеряв всякий интерес к уже ставшему для него обыденным зрелищу, он поднялся и направился к выходу, — Я жду тебя десять минут — потом ухожу, с тобой или без тебя. Хочешь свежей крови, в твоих интересах уложиться в это время… Саске снова оторвался от процесса и проводил Сасори обеспокоенным взглядом, от чего тут же получил от старшего брата подзатыльник. — Кому сказано, не отвлекайся! Не слышал что ли, мне еще на охоту идти! Поактивнее работай, пора закругляться! Причина, по которой Сасори столь поспешно покинул общество предающихся разврату братьев, заключалась не только в том, что ему уже не впервой было наблюдать за играми Учихи или же просто наскучило, возможно виной была еще и банальная зависть. Своей собственной подстилки у Акасуны пока не было, да он и не торопился обзаводиться ею, предпочитая удовлетворять свои потребности либо в элитных борделях, либо развлекаться все с теми же братьями. Итачи никогда не был против его участия: групповой секс был его излюбленным занятием. К выбору «шлюхи» для своей персоны Сасори решил отнестись ответственно, ему не хотелось приручать кого попало и тащить в свою постель первого встречного. Высшему не подобало вести себя так безответственно. Вообще, у вампиров было три сословия: «высшие» — это вампиры исключительно дворянского происхождения, аристократы из высшего общества, благородных кровей, утонченные и воспитанные, имеющие при жизни приличное состояние, фамильные замки и прочие привилегии, полагающиеся их положению. Те из вечных, кто составлял «среднее» сословие, имели небольшое состояние при жизни и подчинялись только «высшим», которые обращались с ними вполне сносно, без излишнего пренебрежения, но с некоторым высокомерием, соблюдая дистанцию и, тем самым, давая понять разницу между рангами. И последний, «низший», класс состоял из тех, кто не отдал богу душу после укуса, а по какой-то причине выжил и являлся вампиром поневоле, став им чисто случайно. К таким отношение было не самым лучшим, их презирали и открыто избегали общения с ними. Однако некоторым из низов удавалось почти невозможное — они умудрялись выйти замуж за кого-нибудь из «высших», но здесь свою роль играл фактор везения, и надо было еще приглянуться будущему супругу и вызвать у него сильные чувства. Такой брак в принципе не возбранялся, но не поощрялся тоже: его считали неравным, а отношение к новоиспеченному супругу из «низших» оставалось прежним. Другие же, менее удачливые их собратья по касте, просто становились подстилками тех, кто их обратил. Кто-то добровольно шел на это от бедноты и безысходности, кого-то после обращения удерживали насильно, приучая к мысли о том, что он теперь раб и обязан выполнять все прихоти своего хозяина. В том числе и удовлетворять самые низменные потребности, то есть ублажать его и быть ему утехой в постели. Часто «шлюхами» при «высших», как их еще называли, становились либо совсем юные девушки, либо молоденькие смазливые мальчики: вечные не делали разницы между полами и не считали однополые отношения чем-то постыдным. Наоборот, это считалось даже модным течением времени, и почти каждый вечный аристократ имел у себя в наличии такую подстилочку. Обычно это были красивые юноши из бедных семей, которые шли на это либо по своей воле, либо были украдены слугами вампиров, которым понравились. Те в свою очередь обращали их и становились их хозяевами навечно. Такие хозяева имели полное право передарить свою «постельную игрушку» другому, могли делиться ею, могли избивать и издеваться над несчастным, а он в свою очередь был полностью бесправен и не мог никому пожаловаться. Саске у Итачи был скорее нелепым недоразумением, став из «высшего» подстилкой для своего брата. Мальчик настолько сильно любил его, что был согласен даже с этой ролью и готов был выполнять малейшую прихоть Итачи. Тот в свою очередь относился к братишке несколько грубовато, по-хозяйски и с некоторым пренебрежением. Самое удивительное, что заметил в их паре Акасуна, это то, что Саске искренне любил брата, а тот снисходительно позволял себя любить и обращался с ним, как с обычной «шлюхой». Сасори не знал, как он будет обращаться со своей подстилкой, но то, что никогда и ни с кем ею не поделится, это уж точно, ибо по натуре он являлся жутким собственником. И, кстати, это будет несомненно тоже мальчик, совсем юный и обязательно красивый, другие варианты этот эстет и тонкий ценитель прекрасного напрочь отвергал. Да только вот подходящая кандидатура все никак не появлялась, что Сасори не особо огорчало, недостатка интимных отношений он не ощущал — бордель был в получасе езды верхом, да и хорошенький братишка Итачи частенько попадался вовремя на глаза. — Куда в этот раз пойдем? — в спальне Акасуны, наконец, появился Итачи. Он остановился в дверях, собирая свои длинные черные волосы в хвост и перехватывая их узкой шелковой лентой. Насколько безупречно и аккуратно был одет Сасори, настолько небрежно и свободно выглядел Учиха в своей полурасстегнутой белой рубашке, обнажающей бледную грудь, и накинутом сверху на плечи дорогом сюртуке. — К лесному озеру… Там частенько встречаются влюбленные парочки, — Сасори отошел от большого окна, в которое смотрел на почти полную бледно-желтую луну, ожидая приятеля. Окинув Итачи внимательным взглядом, он негромко, безразличным голосом попросил: — Приведи себя в порядок. Растрепанный, как не знаю кто… — Зато ты вырядился как на бал, — проворчал в ответ Учиха, но рубашку все-таки застегнул и заправил, как полагается, — Мы ведь все-таки не на светский раут собрались. Так, погоди-ка! — он слегка прищурился, склонив голову на бок и уставившись на приятеля, — Ты сказал, к лесному озеру? — Именно, — подтвердил Сасори, беря плащ со спинки кресла. — Ты в своем уме, Акасуна? — тут же озабочено нахмурился брюнет, — Нам там нечего делать! Там же вечно шарятся с осиновыми кольями наперевес эти ненормальные, воняющие чесноком фанатики из инквизиции! — И что? Ты испугался какой-то деревяшки в руках этих людишек? Нам ничего не будет, если мы не тронем их молодняк до двадцати лет. Ты забыл про уговор между инквизицией и нами, — Сасори направился к выходу, — Мы не трогаем их подрастающее потомство — они повально не истребляют нас. — Не истребляют, как же! — с иронией откликнулся Учиха, следуя за ним, — Ты их вожака видел? Сущий изверг! Такому, по-моему, плевать на все договоры! — Ну, значит, рано или поздно, ему придется ответить за свои деяния, — ровным голосом отозвался Сасори, спускаясь по широкой лестнице в холл, — Если он чересчур рьяно будет с нами бороться, с него можно будет и спросить. Мы условия договора соблюдаем и не превышаем нормы, — он покосился на приятеля, который его догнал и теперь шел рядом, — Все, кроме тебя. Мадара же тебя не раз предупреждал, угомонись, не зверствуй. По моему мнению, он тебе излишне потакает, прикрывая твои деяния. Смотри, а то огребешь, если не от людишек, так от своих же сородичей. — Да пошли они все, — с тоской произнес Учиха, — Ну, что это за охота такая, раз в неделю? Почему не чаще? И я хочу пить свежую молодую кровь, а не всякую тухлятину из разного старичья. Идущий впереди Акасуна едва заметно усмехнулся словам приятеля. — Вот и пожалуйся своему именитому предку. Он у нас главный и страшно умный, вот и пусть ответит тебе на все твои вопросы. А сейчас некогда рассуждать, пойдем быстрее. Я прямо-таки чую, охота будет удачной.