***
В актовом зале творился хаос: кто-то куда-то бежал, что-то нес на сцену, подключали ноутбук к интерактивной доске (пришлось даже информатика Георгия Алексеевича вызывать на помощь), в общем — творился кошмар. И в эпицентре этого ужаса находилась Саша, совершенно не понимая, какого черта она здесь забыла. Всего лишь выучила стихотворение Евтушенко, всего лишь рассказала, всего лишь заставила плакать бедную Ангелину Юрьевну от своей атристичности. И вот, один момент и Горбачева уже находится среди задротов и ботаников, которые пиздятся за первое место в сомнительном конкурсе чтецов. Если так присмотреться, то все они доверия не вызывают, даже малейшего. У всех глаза кровью наливаются, все они готовы буквально убить за свое законное первое место. Саше же до пизды, если честно. Обещали пять поставить, если придет, вот и пришла. Да жалеет уже сильно. Вся вакханалия началась ближе к двум часам дня, когда в зале собрались «эксперты» в виде трёх учителей литературы, одного, почему-то, истории, директора и завуча. Сомнительный состав сомнительных людей. Горбачева никогда публики не боялась, любила привлекать внимание и похвалу любила в свой адрес до дрожи в коленках. Для нее не важно место, не важен приз, важно, чтоб заметили, зацепились и похвалили. Она идёт третья, после какой-то очень высокой девочки из пятого класса. И где таких только берут, она же чуть до потолка в свои 11 не достает. Саша усмехнулась, поправила свою рубашку, слегка помятую за весь учебный день, выглянула в зал из-за грязных штор. Людей не много, может двадцать или тридцать, это и правда мало, никто не собирался оставаться после уроков и смотреть на эту дешёвую актерскую игру от бедных детей. Наступила сашина очередь. Она уверенно, даже слишком, вышла на сцену, встала в центре и окинула внимательным взором находящихся в зале. Заметила сверкающий глаз из-под очков своей учительницы литературы и мягко улыбнулась ей. Мол, не волнуйтесь, не подведу. — Евгений Евтушенко. «Женщина — особенное море», — Горбачева сделала глубокий вдох. Стихотворение красивое, безумно, и откликается в нежной душе Горбачевой нервной улыбкой на лице. Ведь правду говорит поэт, женщины — море, в котором хочется утопиться и забыться. Саша любит женщин, как бы откровенно это не звучало. Она любит женский смех, любит их шутки, руки, глаза, волосы, аромат женского тела, сводящий с ума. Женщины прекрасны, они заставляют жить, любить, творить. Ради женщин убивали, умирали и погибали, ради женщин меняли свою жизнь. И Саша под всеми этими словами, написанные мастерской рукой поэта шестидесятника подписывается огромными красными буквами. В зале раздаются аплодисменты и радостные возгласы. Всех удовлетворило то, с каким чувством и эмоциями рассказывала, нет, восхищалась девушка на сцене. Саша искренне улыбнулась и скрылась за кулисами, нервно сжимая руки. Свою дозу внимания она получила сполна, теперь осталось подождать час и спокойно пойти домой, есть пельмени. Спустя несколько минут тупого залипания в телефон, Саше стало интересно, что из себя представляют ее соперники. Вновь взглянув на сцену она увидела интересную девушку, которая была не похожа на тех, кто здесь находился. Розовые, яркие волосы были слегка ниже плеч, чёрное платье с белыми рюшками красиво дополняло образ куколки. Девушка была миниатюрной, словно и правда кукла, она активно размахивала руками и очень громко, четко произносила строчки того же Евтушенко, только на этот раз было стихотворение «Цветы лучше пуль». И это было настолько проникновенно, жарко и пылко, что у Саши даже дыхание сперло. Розоволосое чудо само чуть ли не плакало от содержания этих строк, движения становились резче, голос был словно сталь. Аплодисменты чуть не разорвали уши Горбачевой, настолько они были оглушительны. Перед Сашей словно возник живой пожар, который окутал все помещение своими языками, наровясь спалить здесь все к чертям. Девушка поклонилась и ушла за кулисы, прикрывая слезы на глазах ладонями. Горбачева, словно под гипнозом, пошла за ней, не зная, как корректнее подойти и что вообще сказать. Розоволосая взяла из своей сумки бутылку воды и сделала несколько жадных глотков. Пожар внутри нее слегка спал. — Ты что-то хотела? — она подняла взгляд на очарованную Сашу и поправила рукава своего платья немного резко, чуть не отрывая кусок белого кружева с него. — Ты очень красиво прочитала стихотворение.. мне очень понравилось, — Александра неловко почесала затылок, изучая глазами лицо собеседницы, ведь до этого видела лишь ее спину. У нее были огромные, небесные глаза, в которых тоже горел огонь; яркие волосы прилипали к мокрым от слез щекам, помада легка стёрлась, но это делало ее вид лишь привлекательнее. — Спасибо. А мне не понравилось, как ты читала, — в этот момент Саша словно отошла от гипноза и в недоумении посмотрела на девушку. — Чувства ритма у тебя отсутствует, выражение тянет на троечку, Евтушенко читают с любовью, а не для галочки. Алёна, — розоволосая невозмутимо протянула руку. —Саша, — Горбачева пожала миниатюрную ручку в ответ, но восхищение от этой персоны пропало напрочь. Как она посмела сомневаться в силах самой Александры Горбачевой? Унизительно слышать такое от человека, который действительно смог поразить её своими способностями. — Но ты не переживай, на второй этап пройдешь. — Почему ты в этом уверена? — Саша в удивлении подняла бровь. Что это за игры такие: сначала обосрать, а потом пророчить успех? — Потому что ты им понравилась. Не знаю чем, но точно понравилась, по глазам видно. Но я бы тебя не взяла на такое серьезное мероприятие, — Алена встряхнула волосами, усаживаясь на стул. Она манерно стала перебирать подол своего платья в пальцах. Руки, кстати, у этой Алёны тоже ужасно горячие. Живой пожар. Больше Саша ничего ей не сказала, молча ушла к своим вещам и продолжила наблюдать за другими участниками конкурса. Больше никто так и не смог зацепить ее, а на другом конце небольшого закулисного помещения она чувствовала взгляд двух горящих голубых глаз, устремлённые прямо на неё. Эта Алена такая странная, непонятная, но такая живая и притягательная. Конец мероприятия произошел для Саши слишком неожиданно. Всех участников вывели на сцену, чтобы объявить победителей, которые потом смогут прочитать стихи уже на сцене другой школы с ребятами со всего их района. Горбачева, если честно, на победу не рассчитывала. Не выглядит она как человек, которому правда можно доверить защищать честь своей школы, как бы ей сейчас не хотелось признавать это. Не достойна она такой чести, уж ничего с этим не сделать. — Итак, ребята, — со своего места встала директриса и довольна хлопнула в ладоши. Бедная, наверное, в нее уже жопа квадратная от этого стула, с которого она не вставала больше часа. — мы долго обсуждали, кто же из вас заслуживает быть победителем и будет защищать честь нашей школы. Несомненно, вы все постарались и у всех вас есть способности. Но лучшими мы всё же определили, — как в дешёвой мелодраме, была выдержана театральная пауза длиной в несколько секунд, но всем показалось, что прошел ещё один час. — Алена Швецова, Сергей Миногаров и Александра Горбачева! Вы отправляетесь на межрайонный конкурс чтения стихов, поздравляем. Раздались оглушительные аплодисменты и слова поздравления. Алена стояла ужасно довольная собой, улыбалась и мимолётно кинула взгляд на Сашу, которая стояла словно вкопанная. Не ожидала она таких результатов. Она? Да ещё и победитель? Мать в обморок упадет, честное слово. Их троих задержали ещё на какое-то время, попросили сделать фотографии для школьного сайта и объяснили, что следующий этап будет через неделю, но где точно и когда — неизвестно. Когда Саша выходила из школы, то уже темнело. Морозный февральский ветер неприятно ударил в лицо, заставив натянуть капюшон толстовки прямо на черную высокую шапку. Достав из рюкзака пачку излюбленных и слегка мятых сигарет, Горбачева нагло закурила прямо на территории школы. Домой, удивительным образом, уже не хотелось. Неизведанное чувство гордости за саму себя накрыло с головой, Саша никогда ещё не ощущала себя настолько важной. Словно уже победила в международке, ей богу. —Есть ещё сигарета? — раздался неожиданный голос совсем рядом. Саша опустила глаза и встретилась с порозовевшим от ядрёного мороза Швецовой, слегка улыбающимя и точно таким же счастливым, как и сашино, лицом. —Конечно, — Горбачева протянула ей сигарету, подожгла при помощи старенькой зажигалки и вновь задумалась. А ведь Алена то ведьмой оказалась, напророчила ей победу — и пожалуйста. Саша едет с ней на межрайонный этап конкурса. — Ты расстроилась, что меня тоже взяли? Ты этого не хотела. — Не хотела, — девушка хмыкнула и сделала затяжку, выпуская едкий дым прямо в лицо Горбачевой. — Я и второму кандидату не рада. Но это не значит, что я расстроена. Мы ещё посоперничаем, Сашенька, — докуренная сигарета полетела в сугроб, и Швецова, даже не попрощавшись, пошла своей дорогой, скрипя по снегу дорогими сапогами. —Сашенька.. — словно впервые слышит это имя, повторила Горбачева и достала вторую сигарету.***
Саша думала, что вновь встретит это живой пожар в лице Алёны Швецовой только через неделю. Но судьба, как все мы знаем, та ещё сука, поэтому двум девушкам было суждено встретится раньше. А точнее, через два дня после чтения стихов прямо на уроке физкультуры. Саша за неимением совести и мозга не появлялась на столь чудесном предмете больше двух месяцев, но угроза от физрука в виде обещания запереть её в кладовке со спортивным инвентарем на четыре дня смотивировала на занятие спортом в этот злополучный четверг. А из-за того, что завучи их чудесного учебного заведения не владеют навыком составления адекватного расписания, в один небольшой душный спортивный зал решили запихнуть сразу два класса, 9 «А» и 10 «В». И по удивительному стечению обстоятельств Алена была как раз в этом самом девятом «А». Саше почему-то было очень неловко находится с ней в одном помещении, не говоря уже о том, что они сидели в раздевалке буквально в паре сантиметров друг от друга, переобувая кроссовки. Словно они раньше были лучшими подругами, но поссорились из-за мальчика из параллели, который вместо них двоих выбрал пиво и баскетбол. Именно такая тяжёлая атмосфера нависала над ними, Саша буквально физически ощущала этот чёртов дискомфорт, словно кто-то ужасно сильно сдавил ладонями виски. К великому счастью, а может и наоборот, у двух классов были два разных учителя физкультуры. Поэтому одному человеку не пришлось следить за детьми в количестве сорока человек, чтобы никто из них не проломил себе голову матом, но и шума в зале было куда больше. Их физрук, — Антон Сергеевич — доброй души мужик, вообще не имеющий понятия, что он забыл в школе в качестве преподавателя. В исключительные дни он был даже строг и полностью выполнял свои обязанности учителя, но такие дни выпадали крайне редко. На удивление, сегодняшний четверг был именно таким исключительным днём. И поспособствовало этому появление молодой учительницы физкультуры — Анны Георгиевны. Мужчина неожиданно и живот втянул, и голос сделал более грубый, и следил за всеми пристально, особенно за задницей той самой Георгиевны. Сашу эта ситуация крайне забавляла, сорокалетний мужик катит шары к замужней девушке, с которой ему не светит даже ужин в школьной столовке. Под шумок и косые взгляды девятиклассников, Саша прошмыгнула в раздевалку, пока в зале проходила перекличка на игру в волейбол. Пару затяжек электронной сигареты, нагло спиженной из сумки одноклассницы, сделает это урок лучше. Да и просто играть с мелкими не особо хотелось, не смотря на то, что Саша то всего на год их старше. В раздевалке было очень даже уютно, невзирая на огромное количество рюкзаков, сумок и запаха ношенной одежды. Было тихо, из зала доносился тихий гул и ругань — кажется, кто-то опять пропустил мяч. Горбачева сидела на полу, спиной облокотившись на низенькую скамейку, залипая в телефоне и делая затяжки какой-то бурды с мятой и арбузом. Не сказать, что вкусно, но могло быть и хуже. Саша вообще не разделался эту всеобщую любовь к парилкам, что прикольного в дыхании какой-то ягодно - фруктово - мятовой жидкости? Бессмысленно же.. Горбачева уже собиралась возвращаться обратно в зал, как в раздевалку зашла розовая головушка, держащаяся рукой за свой нос и тихо матеря всё, на чем свет стоит. Сашино присутствие Швец мастерски проигнорировала и начала что-то агрессивно искать в своей большой сумке с портретом какого-то выдающегося художника прошлых веков, в которых Горбачева мало что понимала. Так и не найдя то, чего хотела, Алена ещё раз выругалась, смахнула сумку на пол и с грохотом села на лавку. —Вода есть? — она злобно посмотрела на Сашу, которая всё ещё стояла на проходе, заменяя статую или пугало, на крайний случай. Горбачева отошла от своего транса, пошарила в рюкзаке и достала бутылку с водой. Швецова тихо пробубнила благодарность и приложила ее к носу. — Что случилось? — девушка сдвинула остальные вещи и присела рядом, любопытно заглядывая в чужое лицо. —Мячом по ебалу прилетело, — Саша непроизвольно усмехнулась, за что получила грозный взгляд, — Чего смешного? —Это нервное, — она ладонью убрала темные волосы назад, — может в медпункт? —А он работает? У них же, блять, вечный выходной, — она невесело шмыгнула носом, слегка поморщившись от боли. Горбачева на это лишь пожала плечами, облокотившись спиной на грязноватую стену. В руках она вертела черный под, показывающий на небольшом экранчике, что он скоро сядет, — Можно? — Швец указала пальцем на чудо - прибор в руках кареглазой. —Держи, всё равно не мой, — она переложила его в чужие руки, слегка тряхнув плечами. Алена затянулась, потом ещё, и ещё, и ещё. — Ну и хуйня, — огласила свой вердикт она, вернув под обратно Саше, — А сигареты у тебя есть? — на это она получила положительный кивок. — Пошли на улицу, покурим? Всё равно меня там уже не ждут. —Вперед, — Горбачева накинула на себя толстовку и стала ждать, пока травмированная Алена переоденется. До конца занятия оставалось ещё минут двадцать. Натянув кое - как шапки и куртки, девушки вышли из здания, обещав вахтерше, что вернуться через пять минут, просто жарко в здании стало. Зайдя за школу, где находились мусорные баки и какое-то никогда не использованное школой здание, Саша достала из рюкзака пачку сигарет, где не хватало уже больше половины. Одну сигарету она взяла себе, другую — дружелюбно протянула младшей и подожгла. Между ними повисло молчание, которое прерывалось тихим покашливанием Горбачевой, потому что та накануне сумела заболеть. Февральский мороз неприятно щипал щеки и нос, девушки буквально чувствовали, как у них мозги стынут от низкой температуры. Снег слишком слепил в глаза и хрустел под ногами через чур громко, хотя обе они стояли на месте. Деревья были мертвыми и окружали их почти со всех сторон, от чего складывалось впечатление, что они сейчас в своем маленьком мире, отдаленном от реальности. —Не известно там ещё на счёт стихов? — нарушила идиллию Саша, зябко поморщив нос. —Мне точно нет. Зная их систему, скажут за день до чтения, а ты ходи всю неделю и думай, удобно тебе или нет, — Алена курила нервно и быстро, словно у нее сейчас эту сигарету отнимут. Горбачева горько усмехнулась, Швец в чем-то и была права. Подготовиться же надо как-то, морально себя настроить, а на какой день — неизвестно. — У тебя ещё сиги есть? —Немного осталось. А что? —После седьмого урока покурить дашь? — она докурила до фильтра и просила бычок в снег, слегка растоптав подошвой грубого ботинка. —А чё свои не купишь? —Так, блять, не продают! — Швец вскинула руками, намекая на очевидное. Саша хихикнула, кинув окурок в сторону сугроба. —Покурим, — заключила Горбачева, поправила на Алёне шапку и пошла в сторону школы на урок «прекрасной и невъебенной» геометрии.***
—У тебя миленько, — Швец снимает с себя шапку и кидает на небольшой коридорный пуфик, ботинки были давно отправлены заботливой Сашей на батарею, потому что эти две дурёхи решили погулять в парке после учебы и насквозь промокли из-за внезапного снегопада. —Проходи на кухню, чай попьем, — Горбачева стряхнула со своей куртки остатки снега и прошла вперёд по коридору, прямиком на кухню, где поставила слегка закопченный временем чайник на плиту. Девушки и правда покурил после той встречи на физкультуре, а потом ещё, и ещё раз, и оказалось, что тем для разговоров и взаимопонимания у них хоть отбавляй. И стервозный характер Швец не так сильно бросался в глаза, когда Горбачева узнала, что та тоже слушает Земфиру. А похуизм Саши как-то потускнел на фоне ее любви к Булгакову, что для Алёны оказалось приятной неожиданностью. Казалось, что они настолько разные, за счёт чего и притягиваются друг другу и даже чем-то похожи в этой самой разности. —Зеленый, черный? —Зелёный, — об ноги Швец потёрлась маленькое пушистое чудо, агрессивно требуя внимания. Алена взяла котенка на руки и посадила на колени, — Как зовут? —Ракета, — Саша улыбнулась, смотря за милейшим интересом девушки к кошке. —Прекрасная. И любвиобильная, — Ракета нагло облизал чужой нос, когда Швец наклонилась к ней, и по царски разлеглась на чужих коленях, благо, небольшой размер способствовал этому. Чайник закипел и Саша начала разливать кипяток по кружкам. Ракета к тому времени уже во всю засопела, определенно чувствуя себя очень комфортно рядом с незнакомым человеком. Саша верила в то, что кошки сразу определяют сущность человека и никогда не подойдут к ненадежному или плохому человеку. Поэтому кошка подтвердила все догадки Горбачевой о том, что за сучьим характером Швец прячется нежная натура. Когда кружка была поставлена перед Алёной, а конфеты заботливо были предоставлены гостье, обеим девушкам пришло уведомление на телефон. —Чтение стихов через три дня, ожидаем участников конкурса в три часа дня в 21 лицее города Санк - Петербург, — зачитала Алена, держа во рту шоколадную конфету, — Это в четверг получается? —Получается. Сбегу с химии, — она улыбнулась, хотя тревожность медленно подкралась и обняла со спины своими огромными щупальцами. —А я с алгебры, — Швец улыбнулась в ответ, хотя никакой гостьи в виде той самой тревожности у нее не было. Лёгкое волнение имело место быть, но слишком уж она уверена в том, что лучше нее вряд-ли найдется человек. Даже та же Саша, с которой она прекрасно общается и видит в ней потенциал, явно уступает ей в артистизме. За окном буря не утихала, становилась только яростнее и безжалостнее. Было принято решение оставить Алёну у Горбачевой, пока всё это месиво хоть немного не успокоится. Они переместились с кухни в комнату Горбачевой, родители застряли из-за метели в другом городе без шанса приехать в ближайшее время, поэтому девушки чувствовали себя во вседозволенности. Ракета удобно расположилась на полке с небольшим количеством книг, свешивая лапку вниз; Алена что-то читала в телефоне, Саша агрессивно пыталась понять новую тему по истории. Оставив тщетные попытки совладать с первой российской революцией, она подсела к Алёне, которая сидела на полу, облокотившись спиной об спинку кровати. — Почему ты решила идти на чтение стихов? — неожиданно задала вопрос Швецова, отрывая взгляд от своего интересного экрана телефона. Саша даже задумалась над ответом, так сильно она не ожидала этот вопрос. —Поэзию люблю. Да и Ангелинка пять обещала ещё одну поставить. Кто ж знал, что так далеко зайду, — она положила голову на ее плечо, — А ты почему? —С пятого класса участвую. Сначала стихи про котов читала, чем взрослее, тем более серьезные стихи брала. Но на межрайонный этап никогда не выходила.. —Почему? У тебя же талан! —Не знаю, но каждый раз так обидно было. И каждый раз клялась, что больше не прочитаю ни одного стиха на этой проклятой сцене. Но каждый раз возвращалась и опять разочаровывалась, — она грустно усмехнулась, погладив Сашу по волосам, — Зато в этот раз получилось. Евтушенко творит чудеса. —Нет, это просто ты так хорошо его читала. Я видела, как ты там пылала, думала, сожжешь там всё к чертям, — она хихикнула, прикрыв глаза, — Я надеюсь, ты выиграешь и пойдешь дальше. —А ты? —А я хочу смотреть на тебя из зала.***
Саша нервничала несколько дней. Алена нервничала несколько часов. И как бы обеим не хотелось сейчас развернуться и уйти, но двери двадцать первого лицея агрессивно призывали зайти в здание, к тому же и злобный холодный ветер на этом настаивал. Девушки не хотя переступили порог неизвестной школы вместе с Ангелиной Юрьевной, в качестве сопровождающей. Это место было в несколько раз больше (и чище), пугало своими размерами и количеством людей, которые там толпились рядом со списком выступающих. Ангелина Юрьевна, решив, что она обладает неимоверной силой и смелостью, растолкала школьников и пробралась к списку, пока Саша, Алёна и третий участник пошли сдавать вещи в гардероб. Быстро переложив пачку сигарет из кармана куртки в карман джинс, Саша получила улыбчивый взгляд Алёны и сама ухмыльнулась. Учительница литературы сообщила, что выступают они где-то в середине и у них есть время подготовится. С третьего раза они смогли найти актовый зал. Это было огромное помещение, сцена была оформлена так, словно там ежедневно вручают Оскары — красные, бархатные шторы гармошкой обрамляли края деревянной площадки, интерактивная доска сейчас горела картинкой с изображением различных поэтов России, которые сменяли друг друга каждые две минуты. Хотя до выступления был ещё час, но в зале уже собирались люди, занимая первые - вторые ряды. Учительница отправила участников за кулисы и была вынуждена остаться в зале, потому что в такое секретное место могли идти только чтецы. Кулисы были немного меньше зала, темное помещение, где толпились участники, кто-то сидел на стульях, кто-то ходил из стороны в сторону. Миногаров быстро нашел себе пристанище рядом с такими же любителями литературы, как он, из пятой школы и они дружно отправились исследовать нынешнюю столовую на наличие пиццы и чая. Горбачева мельком оглянулась и заключила, что эти несколько часов пройдут в тягостном ощущении тревожности. Не только в отношении себя, но и розоволосой, которая казалась сейчас слишком бледной, даже нездоровой. —Ты чего? — Саша слегка коснулась ее запястья, от чего Алена встрепенулась и сглотнула. —Пошли покурим? А то я с ума сойду. Девушка кивнула, взяла полуживую Швец за руку и начала искать на этаже туалет. Найдя, наконец, нужное помещение, она затолкала туда подругу, плотно закрыла дверь и приоткрыла окно, чтобы запах табака не сильно распространялся на этаже. Достав из пачки две сигареты и зажигалку, она быстро подкурила их и сладко втянула никотин в лёгкие. Швецова проделала ту же махинацию, держа тонкую сигарету между слегка подрагивающих пальцев. Спустя затяжек пять она перестала дрожать и села на подоконник, от чего ее чёрное пышное платье с объемными рукавами задралось чуть ли не до самых ягодиц, оголяя бедро с черно - белым рисунком. —Откуда татуировка? — кивнула Горбачева на ее ногу, смахивая пепел в форточку. —На шестнадцать лет набила. Отец чуть с инфарктом не слёг, когда увидел, — она усмехнулась, слегка поправляя подол платья, — Нервничаешь? —Есть слегка. А тебя даже спрашивать не надо, коленки трясутся хуже, чем дешёвая стиральная машинка. —Слишком много людей, мне некомфортно. А ещё будет очень обидно не пройти дальше, не смотря на мою уверенность в себе, — девушка поёжилась от февральского ветра, который агрессивно проникал в небольшое помещение. Солнце уже начало заходить за горизонт, от чего небо окрасилось в кроваво - алый цвет с фиолетовыми подтёками. Швец прижалась затылком к холодному стеклу окна, лениво затягиваясь новой порцией никотина. Горбачева с замиранием сердца смотрела, как Алена курила на фоне алого заката и видела она в этом какое-то необыкновенное, непонятное никому, кроме нее, искусство. Такое на картине никто не покажет, на фотографии не запечатлит, в книге не напишет. Это только сейчас, только для неё и через пару мгновений растворится видение, останется только в воспоминаниях. А хочется наблюдать за этим бесконечно долго, пока глаза не покраснеют и придется много - много моргать, чтобы не ослепнуть. Но ради искусства можно лишиться глаз, —Ты смотришь так, словно сейчас убьешь меня. — выводит из транса лиричный голос Швецовой и Горбачева просыпается от мыслей. —Красивая ты больно, — нет смысла врать, что она задумалась. Саша всегда правду в лицо лепит и иногда так резко, что не у всякого ответ остроумный найдется. Прямо как у Алёны сейчас. Не найдя, что ответить, она выкидывает окурок в открытое окно и прыжком слезает с подоконника. Саша хмыкнула, выкинула докуренную сигарету вслед за алениной и закрывает форточку, —У нас ещё много времени. Готовиться будешь? —А ты нет? — она удивлённо поднимает брови. —А мне и не надо, на большее не рассчитываю. Ты должна идти вперёд, не я. —Перестань, — Швец легонько пихает ее в бок и улыбается, —Пойдем, я почитаю тебе, а то кажется, что всё забыла. Девушки сидели на небольшом диванчики за кулисами и нервно ожидали своей очереди. Саша с прикрытыми глазами слушала выступающих, отмечая, кто ей понравился больше, а кто вообще не должен здесь надодится. Алена же сидела рядом, положив голову ей на плечо и подрагивающими пальцами перебирала край рубашки Горбачёвой. Они молчали, сил не хватало, чтобы что-то обсуждать, да и просто нарушать такую идиллию совершенно не хотелось. Горбачева молча давала поддержу розоволосой, равномерно выдыхая и вдыхая, а Швец слушала и считала ее вдохи. Казалось, что они насвегда застыли в этой позе и двигаться даже не собираются. Но момент их выхода неумолимо приближался со скоростью сапсана. Перед началом выступления все трое распределились по местам, и первым должен был идти Миногаров, затем Горбачева, а последняя Швецова. Сделано было это затем, чтобы Алена могла ещё несколько раз набраться уверенности, повторить стихотворение и поразить всех слушающих своим выступлением. На самом деле все стихотворения не отличались уникальностью. Саша насчитала минимум десять произведений Пушкина, всего пять Лермонтова, бесчисленное количество Цветаевой и Ахматовой, настолько много, что со счета кареглазая сбилась почти сразу. Единственным разнообразием было выступление одной девушки из этой же школы класса седьмого. Должна была читать Есенина «Пускай ты выпита другим»,***
После оглашения результатов межрайонного конкурса чтецов прошло три дня. И все эти три дня девушки никак не могли встретится. Февральские морозы решили ударить среди недели самым поганым образом, температура опустилась до минус тридцати пяти и все школьники были вынуждены отсиживаться дома. Но не сказать, что все резко расстроились (если честно, то вообще не расстроились). Выдалась отличная возможность отдохнуть, заняться саморазвитием, выспаться и просто заняться своими делами. Чем и воспользовалась Саша, отсыпалась за все 10 лет в школе и наконец смогла дочитать давно начатую книгу «Скорбь Сатаны». Возвращаться в привычный поток жизни было тяжело. Вновь уроки, вновь тошнотворные одноклассники и часы, убитые за понятием ненавистной геометрии и истории. Вот нахуя гуманитарному классу четыре часа геометрии в неделю? Александра гордо и стойко выдержала два урока литературы подряд и одну информатику, но вот на историю, на которой намечалась контрольная по прошлой теме, она идти не собиралась. Прозвенел звонок на урок и Саша культурно спряталась в туалете на третьем этаже, где обычно обитали начальные классы. Присела на подоконник и собралась бесцельно потратить 45 минут за просмотром нового видео Куплинова, но буквально через десять минут такого времяпровождения в ее скромное убежище ворвался живой пожар, а точнее Алена Швецова, которая с громким проклятьем всего, на чем свет стоит, скинула рюкзак на пол и подошла к раковине, что-то усердно оттирая с лица. Горбачева выгнула бровь в удивлении, слезла с подоконника и подошла поближе, слегка нагибаясь к лицу девушки, опущенное в раковину. Швец слегка дёргается от неожиданности, но когда понимает, что увидела ее Саша, то спокойно продолжает промывать нос. —Что с тобой? — спросила Горбачева, когда Швец выпрямилась и начала вытирать лицо от воды и кровавых следов сухими салфетками. —Меня опять мячом на физре переебало, — она грустно усмехается, чувствуя, что скоро появится синяк под глазом. Поморщилась и подняла голубые глаза на девушку, — А ты чего тут? —Прогуливаю, — Саша пожимает плечами, выключив кран с водой, про который Алёна уже и думать забыла. —Как тебе ощущение победителя? —Честно? Я на тебя обиделась, — она накинула рюкзак на плечи и уже собиралась выйти из туалета, но Горбачева придержала ее за локоть и одним взглядом дала понять, что требует объяснений. —Ну ты ушла тогда, я подумала, что ты злишься, что не выиграла. И мне стало обидно, что ты не можешь за меня порадоваться. —Ты дура, Алён. — она отвесила ей щелбан, за что получила очень недовольный взгляд. —Не дождалась я тебя потому, что уже поздно было, и вся вакханалия вокруг вас затянулась ещё на час. И просто я хотела оставить тебя наедине с чувством превосходства. —Нет, Саша, это ты дура! Я хотела разделить с тобой это чувство, но ты культурно съебала и ещё не писала мне три дня. Не стыдно? — Горбачева прикрыла глаза. И правда, не писала, но почему! Потому что занята была собой, своим отдыхом и на фоне этого победа Алёны как-то потерялась. —Всё, я не хочу с тобой разговаривать. Завидно, что я выиграла? Не я виновата, что ты читала не для жюри! —А для кого я, по - твоему, читала? — она сжала ее локоть сильнее. —Для меня! — Саша откровенно опешила. Ведь правду Швецова говорит, для нее эти строки были зачитаны, ей посвящались, но признавать ее полную победу в этой глупой ссоре не хотелось совершенно. —Ты слишком много на себя берёшь, не думаешь? И победила ты, и для тебя я стих читала, и тебе весь мир поклоняется. Завышенная самооценка у тебя, вот и всё. — она, наконец, отпустила ее локоть и облокотилась на край раковины. Но Алёна отступать не намерена — встаёт прямо напротив, размещая руки по краям раковины, чтобы у Саши и шанса не было на побег. —Думаешь, тебя прочитать сложно? — та в недоумении поглядела на неё. —Смотришь на меня так, словно в постели одной представляешь. Обнимаешь, в голову целуешь, словами поддержки через край обсыпаешь. Со всеми такая добрая? Уверена, что я только твоя подруга? — Горбачёва злилась от каждого слова всё больше, потому что правда очень больно отрезвляет. Она знает о своих предпочтениях, знает о том, кто её привлекает и Швецова полная противоположность её вкусам. Но тянет её к ней на уровне невозможного и поняла это Саша ещё до плотного общения с девушкой. Не может она не думать о ней, в голове постоянно этот гребанный живой пожар горит, голубыми глазами поедая разум Горбачевой. —И что? Даже если влюбилась?! Что тебе это даёт? Тебе поебать на остальных, ты — центр вселенной у самой себя, эгоистка, — она грозно наклоняется к ее лицу, с целью сказать ещё парочку едких фраз, но не успевает. Голубоглазая впивается в ее губы своими, руками хватаясь за чужую спину. Саша на секунду цепенеет, не действует, но огонь медленно закрывает доступ к здравому смыслу и Швец уже наглым образом прижата к противоположной стене. Алёна с прикрытыми глазами агрессивно целуется, нижнюю губу зубами оттягивая, пальцами по позвоночнику проводя. Языки пламени захватили помещение, заволокли его едким дымом, заставляя этих двоих задыхаться и молить о пощаде, чтобы взаимно не сжечь друг друга до тла. Швец отрывается от сладких губ первая, перемещаясь на бледную шею, продолжая оставлять ожоги от губ уже там, пока Горбачева нежно гладит ее по кудрявым волосам, от наслаждения глаза закатывая. —Я всё ещё эгоистка? — смотрит прямо в глаза, огни в голубых против песчаного спокойствия в карих. Смотрит пронзительно, опять что-то читая в Саше, изучая с рвением самого больного фанатика. —Да, — она усмехается и невесомо оставляет поцелуй на губах горячих, пепельных, недавно горевших самым страшным костром. — Но ты чертовски права во всех своих словах. Мне стыдно признавать твою правоту. —Привыкай, я всегда права.***
В Мариинском театре не было места, чтобы продохнуть. Огромное количество школьников поспешили оставить душные здания своих школ, чтобы поддержать участников городского конкурса чтецов. Почти все места были заняты, пришлось открывать ещё два балкона, чтобы зрители смогли уместиться и с удовольствием насладиться вечерним чтением стихов. Здесь был и состав тридцать второй школы, класс самой Швецовой, два пятиклассников, три шестиклассников и все десятые классы. Удивительно, что таким странным образом распределились классы тех, кто должен посетить это мероприятие, но никто не был против. Кроме тех, кто вынужден торчать в школе на вечерних дополнительных. Горбачева сидела в первом ряду со своими одноклассниками, нервно стучала ногой по полу и сжимала челюсти от нарастающего напряжения. Никто не могу понять причину такого поведения, почти никто не знал о том, что Алена и Саша «дружат». А те, кто знали, то и не считали эту «дружбу» серьезной. Начался конкурс. Горбачева внимательно смотрела на сцену, практически не моргая, считая минуты, когда же выйдет ее Алена. Участники были достойные, читали красиво, с чувством, с эмоциями, но всё было не то. Потому что Швецова в любом случае затмит абсолютно каждого, на её фоне даже Маяковский — отвратительный оратор без вкуса и профессионализма. Наконец, выходит она. В чёрных ботиночках на высокой платформе, в белом, нежнейшее платье в голубой цветочек, где рукава спадают на кисти рук. Её розоватые локоны закручены в кудри, губы горят алой помадой, а глаза наполнены дьявольским огнем. Нет того страха, что преследовал её на прошлых чтениях, осталась лишь бешеная уверенность в своих силах. А источник этой уверенности сидит в зале, дёргает ногами и улыбается самой теплой в мире улыбкой. Алёна начинает читать. И вновь загорается, пылает, поджигает собой эту сцену и всех сидящих вне её. Все присутствующие впечатываются взглядом в этой чудо, а Саша лишь наслаждается новой возможностью увидеть, как её живой пожар заново разгорается на сцене. До этого она могла видеть ее лишь из-за кулис, лишь мельком, но сейчас она полностью во её власти и только её. Читает для неё, эмоционирует для неё, дышит сейчас конкретно для неё. И зал этот медленно пламя съедает, оставляя в живых всего лишь двух —Алену и Сашу, тех, кто к этому пожару привыкли давно. Последний звук, последний вздох отдается в груди кареглазой и Швец заканчивает читать. Зрители подскакивают со своих мест, хлопают, гудят, свистят, полны восхищения. Но Саша сидит, безмолвно наблюдает и хлопает, но встать она не в силах, словно приросла навсегда к бархату мягкого кресла. Саша кое - как нашла в себе силы досидеть до конца конкурса. Хотелось сорваться и побежать навстречу живому пожару, Алёне, чтобы сгореть в её объятиях и сладких поцелуях. Наконец-то, всё это подошло к концу. Вышел директор Мариинского театра с километровой речью о том, что он безумно рад видеть юные таланты на этой сцене, надеется, что в последующие разы участников будет ещё больше и так далее, слушать весь поток его бесконтрольного сознания Александра не собиралась. Она ждала, когда участники конкурса выйдут на сцену для получения грамот и объявления победителей, ждала, когда выйдет Швец. И дождалась. Она вышла вместе с огромным количеством людей, вышла чуть вперёд, чтобы ее было видно, и с терпением ждала когда ей припишут звание победителя или участника. Прозвучали торжественные слова о том, что кто-то из них будет защищать честь своих школ уже на областном этапе. Саша скрестила пальцы на руках, в надежде услышать имя возлюбленной. Но такого чуда не происходит. Выделили пятерых лучших, среди которых имени Швецовой не было произнесено. Она грустно улыбается Сашe, мол, я же говорила, что дальше не пройду. Горбачева решительно поднимается со своего места и врывается на сцену под ошеломлённые взгляды остальных. Вручает букет розовых пионов в руки Алёны и молча обнимает её. —Где ты нашла пионы в феврале? — смеётся Швец, утыкаясь носом ей в ключицу. —Неважно. Сегодня ты победитель, — она чмокает ее в голову и сцена вновь загорается живым пожаром, огнем, который источает смех Швецовой. Живой пожар будет гореть вечно, потому что он жив