Последний хорадрим

Вестмарш. Город Света. Столица самого могущественного королевства на западном континенте Санктуария. Военная и торговая столица мира. Средоточие культуры, просвещения, науки и веры. Вестмарш, плавильный котёл мира. Вестмарш, ныне лежащий в руинах город. Разрушенная столица уже не существующего государства. Где просвещение давно в прошлом, где вера уступила страху, знания — невежеству, немногие выжившие раздроблены, а сам мир навеки разрушен одним из его сородичей. «Как иронично», — подумал Тираэль, пробираясь по пустынным улицам города. И действительно, все силы Преисподней многие века безуспешно пытались добиться того, что единственный его соплеменник достиг за несколько недель. Применив Чёрный камень душ, Малтаэль уничтожил девять десятых всего человечества, стерев с лица Санктуария целые королевства и народы. В каком-то смысле, он положил конец Вечному Противостоянию. Заменив его тем самым на вечный ужас. Вряд ли бы кто-то догадался, что старика, вышедшего на площадь Раккиса, звали Тираэлем. Когда-то он был соткан из света и звука, а теперь стал всего лишь немощно плотью на иссохших костях. Скажи он кому, что когда-то был воплощением справедливости и мудрости, ему бы в ответ рассмеялись, сказав: «Разве в этом мире осталось справедливость? Мудрости давно нет, так зачем нам слушать тебя, а не сотню других сумасшедших, возможных пророков и фальшивых провидцев, хором обещающих спасение? Почему тебя, а не кого-то другого?» Тираэлю нечего было на это ответить. Поэтому здесь, оказавшись в одиночестве среди разрушенного города, под пристальными взглядами давно умерших королей, пусть и ненадолго, он испытал облегчение. Облегчение испытали и его ноги, когда он присел на край фонтана. В забитой старыми листьями и грязью чаше поблескивала мутная жижа. Вода больше не текла из его глубин — трубы давно пришли в негодность. Нечем было смыть грязь и избавиться от запаха крови, которым тянуло от камней даже сейчас. И ни одной живой души вокруг, кроме маленького существа, подбежавшего к путнику и уставившегося на него так, словно никогда раньше не доводилось видеть человека. Что, подумал Тираэль, очень вряд ли. — Привет, — сказал он. Крыса стояла на месте, не выказывая намерения ни подойти ближе, ни убежать к своим товарищам. Просто стояла и смотрела на разбитую человеческую оболочку. На старика в изодранной тунике и сломанных доспехах, с висящим на поясе мечом, совершенно бесполезным, потому что у его владельца уже не хватало сил поднять его. Возможно, эта крыса задумалась, что этот человек здесь делает... и скоро ли он умрёт и позволит полакомиться своим телом. «Такое простое создание, — размышлял падший ангел. — Невинное и пребывающее в блаженном неведении». В груди заныло от напоминания, как низко он пал. Когда-то, когда другой еды не было, он ел крыс, а теперь он разговаривает с одной из них, как с равной. А ведь не все демоны удостаивались такой любезности. — Наверное, ты гадаешь, почему я пришёл сюда, — спросил Тираэль, — на руины павшего королевства, уничтоженного по воле одного из моих сородичей. Крыса не двигалась. — Я бы дал тебе ответ, малышка, да сам его не знаю. Ибо здесь ровно то же, что и в любом городе, где на горстку живых приходятся сотни мертвецов с исторгнутыми из тел душами. За десятилетия, что я брожу по миру, я убедился — самые величайшие опасения моих братьев подтвердились. Человечество порочно, поскольку лишившись порядка и привычного комфорта, люди обращают оружие друг против друга. Крыса не ответила. И даже не шевельнулась. Отвернувшись, Тираэль посмотрел на статую короля Раккиса, вечно взирающего на площадь своего имени. Камень частично выщерблен, но по большей части скульптура уцелела. Воин. Завоеватель. Мыслитель. Облик давно павшего короля, наблюдающего за руинами давно павшего города. — Быть может, я пришел засвидетельствовать своё почтение, — задумчиво произнёс Тираэль, говоря скорее сам с собой, чем со своей бессловесной собеседницей. — Или... Он повернулся к грызуну. — Или я пришёл сюда умереть. Крыса сорвалась с места и исчезла в тенях. «Странно, — подумал Тираэль. — Будь я на месте падальщиков, то, приди сюда кто умереть, я бы был благодарен». Впрочем, возможно, крысе лучше знать. Она могла унюхать, что человек перед ней не плоть от плоти этого мира. Быть может, смерти придется подождать. «Хотя этот город уже видел Смерть, — подумал Тираэль, обводя взглядом камень мертвых улиц. — И Смерть когда-то был моим братом». Он не знал, когда придет время умирать. Рано или поздно смерть приходит ко всем смертным, и даже до Жатвы Малтаэля ответом на вопрос: «Когда?» чаще всего было: «Скоро». Неважно, от меча ли, когтей, болезней или прочих невзгод, жизнь людей была коротка и полна страданий. А сейчас, наверное, другого ответа и вовсе ждать не приходится. Смерть всегда найдёт тебя. И хотя Тираэль мог только гадать, сколько ему осталось, он чувствовал близость конца. Ломота в костях. Боль в сердце. Круги вокруг глаз и пустая надежда в груди. Когда-то он питал надежду, что тьму получиться сдержать. Он возглавлял новый орден хорадримов. Нефалем, даже когда её сердце наполнилось мраком, оставалась преданной делу спасения Санктуария. И когда они строили планы, и когда отказывались от них, и когда Нефалем отправилась на Седой Остров, в Храм Перворождённых, и затем за пределы самого Санктуария, всё равно оставалась надежда, какой бы слабой она ни была. Но те времена давно позади. И надежды иссякли, подобно водам этого фонтана. Встав, Тираэль посмотрел на заполняющую чашу грязь, тщетно пытаясь разглядеть своё отражение. Интересно, хватило бы всех пролитых им слёз его заполнить? А сколько их надо, чтобы очистить мир? — Тираэль... Он поморщился: даже ветер насмехался над ним. Горький на вкус и пронизывающе холодный. И хотя стоял полдень, небо затянули тёмные тучи, как это часто бывало в последнее время. Словно Санктуарий тоже умирал. — Тираэль... Впрочем, возможно так и было. Но в таком случае, разве он или кто-нибудь другой мог с этим что-то сделать? — Тираэль, услышь меня. Он вздохнул и закрыл глаза. — Сгинь, призрак, — прошептал ангел. — Мои уши не нуждаются в шепоте мёртвых. — Не мёртвых. Памяти. — Памяти? — Пальцы Тираэля сомкнулись на рукояти меча, пусть даже он сознавал бесполезность этого. — Да, разумеется. Память и смерть. Одно властвует над другим. Смерть стерла память об этом мире и теперь устанавливает его будущее. — Возможно. Тираэль вздохнул. — Забирай меня, призрак. Я готов. Ложь. Он не был готов. И никогда не будет. Демоны и ангелы перерождались в своих мирах, и так было всегда, сколько он себя помнил. Демоны, убитые века назад, возвращались на поля вечных сражений. Песнь Арки порождала новых ангелов на замену их павших братьев. Он был ангелом, и смерть не страшила его, ибо он был уверен в правоте своего дела, и он сыграет свою роль в Вечном Противостоянии, будь то победа или поражение. Пока сыновья и дочери Ану не захватят Адовы поля, или пока огонь не поглотит Серебряный шпиль вместе с теми, кто называл его своим домом. Но в том, что касалось душ смертных, человечества... У него не было ответа. Он не знал, присоединится ли он к ним в ожидающем их души посмертии, или бывшему Архангелу Справедливости уготовано одно лишь забвение. — Тираэль, — прошептал голос. — Тираэль, открой глаза. Он вздохнул. — Взглянуть смерти в лицо? — отозвался он. — Что ж, почему нет? Последний раз, прежде чем эти глаза закроются навеки. С тяжелым вздохом Тираэль поднял взгляд на призрака. И от неожиданности широко распахнул глаза. Его собеседником оказался шар света. Он слабо мерцал в неестественном для полудня сумраке, но совершенно точно не был призраком или тенью, вторгнувшейся в мир смертных. И пусть сияние не согревало и не могло рассеять темноту, но всё же Тираэлю от его присутствия стало легче. — Что ты? — прошептал он. — Кто ты? — Память, — ответил свет. — И друг. — Память о друге? — Можешь назвать меня так. Тираэль нахмурился. — Когда-то я знал тех, кого мог назвать друзьями, — прошептал он. — Всех их давно не стало. — Кроме одного, быть может? — Это сложный вопрос, — покачал головой Тираэль. — И у меня нет на него ответа. Дух молчал. Свечение его потускнело, но не намного. — Изыди, дух, — прошептал Тираэль. — Свет угас, и никакая вспышка ярости уже не разожжет его. Оставь меня, дабы я примкнул к мертвецам этого города. — Это не тот Тираэль, которого я знал, — прошелестел шар света. — Знал меня? — удивился Тираэль. — Как ты можешь утверждать подобное? Свет просто неподвижно висел перед ним. — Итак? — Следуй за мной, — произнёс свет. — И, возможно, ты отыщешь что-то кроме гнева сожаления. Тираэль сильно в этом сомневался. Но мог ли этот свет сделать с ним что-то хуже того, что сотворили с этим миром? Врата Небес навеки сомкнулись, мир смертных навеки проклят, его друзья и соратники давно мертвы, кроме того, чье имя он до сих пор отказывался произносить? Будь горе клинком, то уже не осталось крови, которую он мог бы пролить. — Хорошо, светлячок, — сказал Тираэль. — Веди... Свечение духа усилилось. Он словно засмеялся. Вестмарш был возведен на тайнах, так что Тираэль не удивился, когда свет раскрыл ещё одну. Статуя под окаймляющей площадь стеной сдвинулась, являя взору винтовую лестницу, уходящую во тьму. Следуя за светлячком, Тираэль спустился во мрак, выверяя каждый шаг. Сердце его было старым, кости хрупки, и любое неверное движение грозило гибелью. Хотя, подумал он, посматривая на светлячка, возможно он и так спускается навстречу своей гибели. Конечно, хочется думать, что всё, связанное со светом несет в себе добро, но он хорошо знал, что это не так. Даже его собственные сородичи едва не уничтожили этот мир в конце Войны Греха. И далеко не один ангел спустился в Санктуарий за последующие тысячелетия, и не только ради благих дел. Закарумиты возносили хвалу Свету, и эта преданность обратила их в фанатиков. Да, их направляла рука Мефисто, но если вспомнить поговорку о том, куда ведет дорога, вымощенная благими намерениями, то можно с уверенностью сказать, что жрецы прошли по ней. Да и Малтаэль, несмотря на все его прегрешения, оставался чадом Ану, напомнил себе Тираэль, спускаясь всё ниже под этот мертвый город. Чёрный камень души ударил по всему Санктуарию целиком, вырывая души мужчин, женщин и детей из тел, но катастрофа обрушилась на Вестмарш еще до этого. Стража Раккиса была разгромлена за несколько часов, убитые восстали и пополнили собой ряды Жнецов, живые, когда всё закончилось, рассеялись, точно подхваченные ветром. — Ты встревожен. Тираэль нахмурился — светлячок продолжал уводить его вниз, в темноту. — Мы все тоже встревожены. — Мы? — буркнул Тираэль. — Кто это «мы»? Свет не ответил. — Говори, светлячок. Пусть языка у тебя нет, но я знаю, что ты с этим справишься. — Будет лучше, если я покажу тебе, — отозвался свет. Тираэль усмехнулся. — Ну разумеется. Они продолжили спускаться, не произнося больше ни слова. Ни звука не нарушало тишину, если не считать дыхания падшего ангела и "кап-кап-кап" воды над головой. Капли разбивались с такой силой, словно это была кровь, а не вода. Прошло много — слишком много, на взгляд Тираэля, времени, прежде чем они достигли основания лестницы. Тираэль увидел то, к чему его вёл огонёк, еще до того, как они спустились, но только теперь он смог понять, что перед ним открылось. — Во имя всего святого... — прошептал он. — Святого тут нет, — откликнулся огонёк, — но есть используемое против тех, кто точно таким не является. В мире, где мало кто был святым, а тем более праведным, слова огонька были лишь пустым звуком. Тираэль не относил себя к числу первых, а попадет он ли он к последним, было уже не важно. Он ничему не поклонялся и не требовал поклонения себе. Он не был ни лжепророком, ни истинно верующим. Но здесь и сейчас... Он упал на колени перед устройством в виде огромных вращающихся колец, Порталом, мгновенно перемещающим из одного места в другое. Что это — чья-то личная тропа через Эфир или что-то ещё более сложное? — Чьи же руки это создали? — выдохнул он, посмотрев на огонёк. — Кто в этом мире мог сотворить такое чудо? — Хорадрим, — без затей ответил огонёк. — Чтобы обеспечить путь отсюда в Святилище Ибн Фахда и обратно. Еще до того, как эти земли увидели пришествие Раккиса. Тогда местные народы были лишь враждующими кланами, не интересующимися тем, что находится за пределами их мира. Тираэль едва слышал его слова. Прозвучало имя Ибн Фахда, и это значило больше, чем вся история Вестмарша. — Вижу узнавание в твоих глазах, — сказал огонёк. — Тебе знакомо это имя? Тираэль глубоко вдохнул. — Я бы никогда его не забыл. — Почему нет? Мир давно позабыл хорадримов древности. — Но не я, — возразил Тираэль. — Даже когда новый орден Хорадрим рушится подобно старому? Тираэль не ответил. Он не чувствовал в словах огонька обвинения, но всё же они ранили в самое сердце. — Я не могу возглавлять хорадримов, — прошептал он. — Мое время истекло, и их время тоже. Единственное, что я хочу — найти место, чтобы умереть. — А ты его нашел? Тираэль снова посмотрел на портал. — Если врата приведут меня к святилищу Ибн Фахда... Я хотел бы увидеть его своими глазами, прежде чем они навсегда закроются. Огонёк висел в абсолютной тишине, не издавая ни слова, ни звука. Возможно, этот ответ удовлетворил его. Или нет. Возможно, это было изощренной ловушкой. Или нет. Может быть, ничего из этого, и огонёк был всего лишь блуждающим призраком, отголоском того, кого оставили гнить в темноте, пока остальные стремились к свету... и по крайней мере одного из них, кто полностью перешел на сторону тьмы. И Тираэль с тяжелым сердцем и тяжелым вздохом поднялся на ноги. Тяжелой поступью подошёл к порталу. Шагнул в него — и вся тяжесть мира исчезла. Он почувствовал, что летит, и невольный выдох сорвался с его губ. Сквозь пространство... через мир... падение и затем, наконец... ...он приземлился. Он споткнулся и не поцеловал пол только благодаря выставленным рукам. Поднявшись и держа ладонь на рукояти меча, он широко открыл глаза, привыкая к полумраку. — Светлячок? — позвал он. Вокруг было светло от бесчисленных мерцающих свечей. Их горение, без сомнений, поддерживалось магией, потому что Тираэль не видел ни следа присутствия кого-то живого, ни какого-либо конструкта, который мог бы поддерживать огонь. — Светлячок, ты где? Огонёк снова не отозвался. Тираэль обернулся и увидел позади себя точно такой же портал, что остался под Вестмаршем, но недвижимый. Возможно, существовал некий способ включить его для возвращения в оставшийся позади мёртвый город, но Тираэль его не знал. «Так-так, светлячок. Ты привёл меня сюда, чтобы убить?» Если так, то это пустая трата времени. Смерть всё равно придёт за ним. И знания в его голове, что копились за миллиарды лет Противостояния, уже никому не помогут, и не важно, нужны ли они для спасения Санктуария или для его погибели. Если ему суждено умереть здесь... Что ж, в этой жизни случались вещи и похуже. Поэтому он пошёл, но не к порталу, а от него. Вниз по узкому коридору, вдоль мерцающих свечей. Тени плясали на каменных стенах, и он в них видел резные образы тех, кто умер давным-давно. В основном мужчин. Иногда женщин. На какой-то миг ему показалось, что они кажутся ему знакомыми... Почти как если... Он покачал головой и продолжил свой путь. Мертвые мертвы, и они не могли ни услышать его, ни поймать его взгляд. За свои годы он повидал множество лиц смертных — от Ульдиссана до Сиггарда, ставшего хорадримом в числе последних. Герои, преследовавшие Тёмного Странника. Герои, помогавшие Нефалему. Члены нового ордена Хорадримов, что он возродил... Все они мертвы или обречены на скорую смерть. Путь оказался недолгим. Он вошёл в большой круглый зал и ощутил, как предчувствие беды временно уступило благоговению. Перед ним сиял огромный чистейший кристалл, поражающий совершенством своих граней. Исходившее от него янтарное свечение давало больше света, чем все факелы в зале вместе взятые. «Он словно вырезан из самого Ану», — подумал Тираэль. Рука сама потянулась к кристаллу... — Добро пожаловать, Тираэль. ...и резко сменив направление, сомкнулась на эфесе. Впрочем, как ему помнилось, пронзание мечом светящихся сфер ни к чему хорошему не приводит. — Добро пожаловать домой. — Домой? — усмехнулся падший ангел. — Мой дом для меня навсегда потерян. И ничто в этом мире мне его не заменит. Наверное, это глупо, но ему показалось, что свечение стало удивлённым. — Ты что, нас не узнаешь? И верно, прозвучало это озадаченно. — Разве ты не видел лиц в коридоре, что позади тебя? — За эти годы я видел множество лиц, — ответил Тираэль. — Я не могу помнить их все. — Ну... а это-то лицо узнаешь? Тираэль хотел спросить, что свет имеет в виду, но вспышка, сравнимая с сиянием тысячи солнц, заставила его зажмуриться и прикрыть глаза рукой. А когда свет померк, то он увидел перед собой фигуру, и необходимость задавать этот вопрос исчезла. Но возникло с дюжину других. — Это лицо, — повторил сотканный из света человек, — тебе знакомо? Тираэль вглядывался в него в замешательстве, забывая дышать, пока, наконец, не прошептал: — Ибн Фахд? Человек поклонился. — Собственной персоной. В каком-то смысле. Тираэль шагнул вперед, осторожно протянул руку к светящейся груди, но увы, пальцы погрузились в свет, не встретив сопротивления. — Призрак? — Нечто более существенное, но, к сожалению, не намного, — ответил светящийся человек. — Воспоминание. Созданное настоящим Ибн Фахдом, и остальными хорадримами. Твоими последователями. Твоей семьей. Теми, кто по твоему приказу поднялся на защиту этого мира. Тираэль старался сдержать слёзы. Тщетно. Он смотрел на улыбающееся лицо того, кто умер века назад. Вспоминал дни Охоты на Триаду, когда он трижды являлся хорадримам и давал им указания на их нелёгком пути. Он остался на Небесах, и все первые хорадримы покинули этот мир один за другим. Они оставили последователей, но с каждым поколением их становилось всё меньше и меньше. — Я пытался восстановить Орден, — прошептал Тираэль. — И он снова пал. — Пал? — удивился призрак-воспоминание. — Как это мы пали? Тираэль даже не знал, с чего это началось. Хорадримы запечатали Первозданное Зло, но Изуал дал понять, что это входило в их собственный план. И помимо этого, у Диабло имелся свой собственный тайный план поглотить братьев и стать Единым Злом, чтобы всё Творение содрогалось от его поступи и стенало от звучания его голоса. И даже когда в самый последний час хорадримам удалось спасти жизнь и свет, их надежды на будущее были растоптаны Баалом. Мир лежит в руинах. Хорадримы уничтожены. И ничто из этого нельзя назвать успехом. — Но мы же здесь, не так ли? — спросил Ибн Фахд. — Ты и я, пусть даже в виде воспоминания. Мир еще не уничтожен. Преисподняя еще им не завладела. Ты бродишь, как унылый калека, по темным проулкам разрушенного города, но и даже не видишь, сколько всего пережил. Оплакиваешь утраченное вместо того, чтобы воспевать спасённое. Тираэль медленно спросил, тщательно подбирая слова: — Так ты наблюдал? — Насколько мне это удавалось. — Тогда ты знаешь, что конец моей жизни уже рядом. И что с каждым шагом моё сердце бьется медленнее, и мои веки всё ближе к тому, чтобы закрыться навсегда. — Знаю, — тихо отозвался Ибн Фахд. — Именно потому ты здесь. Чтобы в свои последние дни ты мог побыть в компании друзей. «Друг». Это слово было чуждо для слуха Тираэля. И в том, что какой-то хорадрим, неважно, призрак или нет, назвал его так, было что-то унизительное. Но с другой стороны, это слово причиняло боль, потому что был человек, которого Тираэль сам называл другом. Та, кто дважды спасла этот мир. Та, кто ныне была для него навсегда потеряна. Но... — Друзей... — повторил Тираэль. — Не друга? Ибн Фахд радостно улыбнулся, словно ждал, когда Тираэль, наконец, задаст правильный вопрос. — Узри же, — негромко произнёс он, — наследие Хорадрим. Сияние кристалла усилилось, и как бы ни был ярок золотистый свет, исходящий от призрака, им было не сравниться. Кристалл сиял ярче, чем сама Кристальная Арка. Не заслони Тираэль глаза рукой, то ослеп бы. Но свет вспыхнул и погас, и на пьедесталах вокруг кристалла появились девять золотистых фигур. Все они с улыбками смотрели на Тираэля. Падший ангел обвёл их взглядом, улыбнулся в ответ... и заплакал. — Воспоминания, — повторил Ибн Фахд. — Направленная сущность, запечатанная в сосудах. Воспоминания, призванные направлять будущие поколения хорадримов. Сосуды были утрачены с распадом ордена, но Носитель осколков возвратил их сюда. Тираэль едва слышал его. Сейчас зрение было гораздо важнее слуха: встречаясь взглядами с золотыми фигурами, он погружался в прошлое. — Джаред Каин, — прошептал он и посмотрел дальше. — Нор Тирай. Нильфур. Катан. Калдессан. Тал Раша. Он посмотрел на предпоследнюю фигуру и невольно сузил глаза. — Золтун Кулл. Воспоминание Кулла усмехнулось. — Приберегаем лучшее напоследок, ага? Ты всегда был общительным, Тираэль. «Это вряд ли», — подумал Тираэль, но всё же улыбнулся при виде мага из Эннеад. Сейчас он вспоминал того человека, кем Кулл был, а не чудовище, которым стал. В конце круга возвышалась ещё одна фигура. Человек в маске, не назвавший себя. Безымянный. Тот, кто оставался для Тираэля загадкой. — Мы здесь, — сказал Ибн Фахд с улыбкой. — Наследие Хорадрим живо. Твое наследие. — Наследие, — повторили хором золотые фигуры. Глаза Тираэля были полны слёз. Покачав головой, он подошёл к основанию, на котором покоился кристалл, и сел на край. Фигуры взирали на него в молчании. Фахд последовал за ним и встал рядом, подобно сострадательному Акарату у ложа больного. Понимал ли он, как и пророк когда-то, что болезнь отпечатывается на душе с той же силой, что и на теле? — Это наследие мертво, — еле слышно вымолвил Тираэль. — Мы потерпели неудачу. Я потерпел неудачу. Он посмотрел на Джареда. — И я, и твой потомок, и его приемная дочь... Он посмотрел на Кулла. — Ты. Тот, кем ты стал, пытался предупредить нас о предательстве некой ведьмы, но мы были глухи и слепы, и поплатились за это. Он говорил, переводил взгляд с одного призрачного хорадрима на другого: — Мир лежит в руинах. Хорадримов больше нет. Небеса ничем не помогут, Преисподняя, пусть и разорена, не друг этому миру. А героиня, которая была бы спасением в эти темные времена... — договорил он, остановившись взглядом на фигуре Безымянного. — Она для нас потеряна. — Потеряна? — переспросил Безымянный. — Нефалем. Повелитель Смерти. Та, что желала силы превыше всего. Та, что отвернулась от этого мира. Та, кого я однажды назвал подругой. — Он перевел взгляд на холодный камень пола. — Та, кого я теперь называю чудовищем. Никто из хорадримов не проронил ни звука. Возможно, они имели глаза, дабы увидеть, что плоды её деяний так же вопиющи, как и плоды её безразличия. Или, подобно Безымянному они понимали, почему Тираэль не осмеливается произнести имя Нефалема. Или почему он не может смотреть на сияющую фигуру Кулла и даже Тал Раши, не вспоминая о том, кем они стали. Один — чудовищем. Другой — сосудом для чудовища. — Тираэль... — Изыди, — сорвалось с губ падшего ангела. — Изыди и дай мне спокойно умереть. Мир обратился в лед, горы больше не покрыты лесами. Луна отбрасывает длинную тень, а вода горька на вкус. — Тираэль, мы не покинем тебя. — Уходите! — закричал тот, кто был воплощением Мудрости. — Уходите, друзья мои. Растворитесь в памяти. Смерть мне не друг, ибо смерть стала её воплощением, но как бы то ни было, я предстану перед смертью лицом к лицу. Уходите, и оставьте меня одного в темноте этих залов. Я не ищу ни арф, ни песен, никаких других утешений этого мира. Я... И его голос оборвался. — Тираэль? — мягко окликнул его Фахд. Падший ангел прижал руку к груди. Его сердце было изношено, и боль давно стала неизменной спутницей. И то, что он сейчас ощутил — вернее, перестал ощущать... Он знал, что это значит. — Это тело знает, что конец близок, — проговорил Тираэль. — И я... — Ты страшишься смерти? — тихо спросила Нильфур. — Или той чёрной бездны? — предположил Калдессан. — Конечно же, — ответил Тираэль. — Смерть страшила меня с того самого момента, как я спустился в этот охваченный пожаром мир. Я столкнулся с ней, бросил ей вызов, видел падение ангела смерти, и то, как смерть была повержена смертной, ставшей ныне бессмертной, и я... Он вздохнул. — Да, я боюсь смерти. — Как и все мы, — сказал Нор Тирай. — Но мы это пережили. — У нас были те, кто шёл за нами, — проронил Каин. — И пока мы не покинули этот мир, — сказала Катан. — Мы не покинем тебя, — закончил за ней Фахд. — Только не тебя, давшего нам больше, чем любое дитя Небес. Тираэль не ответил. — Не тебя, архангела Справедливости. Не тебя, воплощение мудрости. Не тебя, отца Хорадрим, Пастыря заблудших, Щита Санктуария. Не тебя, нашего друга и отца. — Фахд улыбнулся. — Только не тебя. — Никогда, — тихо сказал Кулл. Тираэль кивнул и обвел взглядом своих друзей и соратников. Храбрецов, пожертвовавших всем, чтобы сразить Троих. Величайших учёных и магов своей эпохи. Тех, кто подобно Тал Раше, отдался на вечные мучения ради великой цели. Или подобно Каину, взрастил новые поколения героев. Или, подобно Куллу, по-своему продолжившему служить даже после смерти. — Я рад был повидаться с вами, друзья мои, — сказал он. — Пусть и на пороге конца всего сущего. Фахд кивнул и исчез — чтобы сразу же возникнуть на своем постаменте в круге. И, как только он там оказался, хорадримы начали петь. — И ангелы поют тебе покой, — неслышно произнёс Тираэль. Песня лилась, кристалл сиял. И сидя там, и внимая голосам, Тираэль закрыл глаза. В них больше не было слёз.