«В самом деле, выражаются иногда про «зверскую» жестокость человека, но это страшно несправедливо и обидно для зверей: зверь никогда не может быть так жесток, как человек, так артистически, так художественно жесток». © Фёдор Достоевский, «Братья Карамазовы»
— Луффи! Кажется, это был голос Санджи, который как раз закончил готовить завтрак, судя по восторженным улюлюканьям Усоппа. Луффи нервно мазнул пальцами по загорелой коже, стирая крем, и чертыхнулся. — Хэй, я скоро подойду, можете начать есть без меня! — Луффи очень постарался, чтобы его голос звучал беспечно — настолько, насколько это вообще возможно для того, кто провёл очередную бессонную ночь. — Хорошо! — Санджи был по-прежнему бодр, но теперь словно… более неуверен? Впрочем, сейчас это было не так важно. Луффи подтёр неровности на коже ваткой, которую тайком одолжил у Чоппера, и придирчиво осмотрел своё лицо, — синяков, кажется, видно не было — а затем и тело — нужные шрамы тоже были надёжно скрыты. Кто-то то мог бы подумать, что Луффи необязательно заморачиваться с этим почти каждый божий день — можно ведь просто намотать бинты, например. Но, во-первых, с синяками под глазами такое не прокатит, а во-вторых, так или иначе начнутся расспросы, перешёптывания, косые взгляды — ну, как минимум что-то одно. Луффи в любом случае не хотел этого: его дорогие накама будут обеспокоены, а ему не нужно, чтобы они слишком часто волновались. Вздохнув и привычным жестом нащупав у себя пузырёк с таблетками в кармане шорт, — Луффи боялся оставлять его где-то в спальне (вдруг обнаружат и начнут спрашивать?) — после чего щёлкнул замком ванны и толкнул слегка скрипнувшую дверь. В чулане была приятная полутьма, — спасибо единственному крошечному окошку над дверью, ведущей наверх, — пахло сидром, порохом и чем-то сладковатым. Луффи, ступив на гладкую половицу, чуть наклонился и подцепил пальцами край ситцевого мешка, отодвигая его в сторону и обнаруживая внутри много яблок. Красных сочных яблок, с которыми Луффи просто обожал есть пироги. Он слегка улыбнулся: Санджи решил его порадовать, приготовив любимое блюдо к обеду или ужину? Как мило с его стороны. — Луффи! — на этот раз голос принадлежал Нами и зазвучал прямо над ним. — Если ты не поторопишься, Усопп и Зоро слопают всё мясо! — Мфпрф! — по мычанию было трудно определить, кто именно это был, но Луффи догадывался, что, должно быть, Усопп, и тихо фыркнул — слова Нами были однозначно похожи на правду, а значит, ему следовало поторопиться. Луффи в последний раз кинул взгляд на мешок с яблоками, посмотрел на крохотное окошко, которое полностью заполняло насыщенно голубое небо, и вышел из чулана, хлопнув старой дверью, после чего направился по лестнице вверх, надеясь успеть в кают-компанию до того, как Усопп и Зоро действительно сметут мясо, а заодно и всё остальное. Такого утра — да и ночи — у Луффи не было со времён Острова-Линкора, когда они спасали малышку Апис и Рю, — это было их последнее приключение перед выходом на Гранд-Лайн, после которого Луффи не испытывал недостатка в сражениях, битвах и передрягах, выматывающих его до полного изнеможения, погружая в полную темноту, едва Луффи закрывал глаза. Не снов — нет кошмаров. Нет проблем. Уплывая с Лонг Ленда, Луффи отчего-то чувствовал, что до высадки на следующий остров ему будет нелегко. Это неприятное, колющее изнутри чувство зародилось где-то в районе живота, едва в туманном призрачном горизонте растворились верхушки самых высоких деревьев острова, а затем, с каждой новой волной, с каждым новым восходом, с каждой свежей газетой, от которой пахло клейкой типографской краской и которую Нами разворачивала всякий раз после завтрака, усиливалось, постепенно распространяясь по всему телу. Луффи вставал как можно раньше, а ложился как можно позже, наматывал круги по кораблю, рыбачил до посинения, хлестал ром с сидром, как последний пьянчуга, читал книги Робин, параллельно выполняя упражнения Зоро, пил таблетки горстями, но тщетно — вчера вечером у него кольнуло в груди, а в три часа ночи Луффи проснулся в холодном поту и едва не свалился с гамака, до крови кусая себя за внутреннюю сторону ладони. «Лишь бы не закричать, лишь бы не закричать…» Его тошнило. Луффи помнил, что обнял себя за колени, дрожа и ощущая себя самым беспомощным существом в мире, а после попытался напеть себе колыбельную, которую ему в детстве, жутко фальшивя, пел Эйс, а потом ложился рядом и крепко прижимал Луффи к себе, спасая от кошмаров их обоих. «Братик…» — …Луффи? Эй, Луффи, с тобой всё хорошо? Луффи моргнул несколько раз, выныривая из воспоминаний, и молча уставился на Нами, которая секунду назад щёлкала пальцами у него перед лицом, а сейчас слегка отшатнулась, странно глядя. Луффи опомнился. На лице расползлась привычная улыбка, а глаза блеснули. — Что такое, Нами? — Ничего, — она закусила губу, немного нахмурившись, а затем молча ткнула пальцем в тарелку Луффи. — Ты просто ешь овощи… — Захотелось человеку разнообразия! — вставил Усопп. — …Ножом, — припечатала Нами, а Луффи, сделав недоумённо лицо, посмотрел в тарелку, где он успешно разворошил один из лучших салатов Санджи с бататом, а затем взъерошил волосы на затылке, неуверенно рассмеявшись. — Кажется, я всё ещё сонный, — Луффи широко улыбнулся, как можно более привычным взглядом посмотрев на своих накама, которые, кажется, хоть немного, но поверили ему. Поверили, что он просто немного рассеянный соня сейчас. — В следующий раз надо будет налить тебе кофе, — пробормотал Санджи, вручил Луффи вилку и положил в салат последний кусок мяса, наказав всё съесть. Нами тихо проворчала себе что-то под нос, по-прежнему выглядя слегка обеспокоенной, а Усопп хлопнул его по плечу, принявшись рассказывать очередную байку. Единственными, кто никак не отреагировал на произошедшее, были Чоппер, всё это время строчивший в записной книжке, Робин, которая задумчиво смотрела на Луффи своими глубокими умными тёмными глазами, будто видя насквозь, и Зоро, который, казалось, тоже пребывал в полусне, постоянно зевая, ворча и переругиваясь с Санджи. Луффи почти незаметно нахмурился — так могли подумать только те, кто не знал Зоро хорошо. — …Милейшие дамы, прошу, попробуйте этот великолепный десерт, который я… — приторный голос Санджи заглушил дальнейшие мысли и заставил активизироваться желудок: Луффи знал, что когда кок говорит так, то, скорее всего, приготовил что-то действительно вкусненькое. Он и Усопп с Чоппером синхронно облизнулись, уставившись на десерт, как удавы на кролика, и заставив Санджи принять оборонительную позицию. «…Я вернусь к остальному вечером… в любом случае».***
Луффи не хотел спать. Нет, даже так — он просто к ванной комнате, из которой вот-вот должен был выйти Чоппер, не хотел приближаться. Чистка зубов и мытьё раз в неделю — это как будто своеобразный ритуал перед пыткой, который проходят заключённые в Импел-Дауне, предвестие скорой беды. Возможно, смерти. Луффи почувствовал вновь подступающую тошноту к горлу — такую же, как и утром — и жадно схватил ртом воздух: его стало отчего-то слишком мало. — Ванная свободна! Простая фраза, произнесённая мягким приятным голоском Чоппера, прозвучала, как приговор к публичной казни. Луффи схватился за дверной косяк, почувствовав, как скрутило живот, и едва сдержался от того, чтобы сползти на пол и свернуться калачиком, как в детстве. Кончики пальцев закололо. Луффи дёрнулся, нелепо взмахнув руками, ступил шаг — вскрикнул от боли, ощутив себя так, будто стопу проткнула игла, несколько раз моргнул. Голова начала кружиться сильнее, всё вокруг расплылось, кроме двери в ванную. Луффи впился в неё больными глазами, хватая воздух ртом всё чаще, и почувствовал, как спазмом сжало гортань — перед глазами ненадолго потемнело, а спустя несколько мгновений Луффи с ужасом увидел, как из двери потянулись склизкие длинные лапы, готовые его схватить, унести… — …Два, три, выдох! Один, вдох, три!.. Луффи? Луффи, ты слышишь меня? Глубокий вдох — и вот наконец-то воздуха хватило, чтобы наполнить лёгкие. Луффи закашлялся, ощутив лёгкое покалывание в области запястья, и понял, что лежит на полу чулана, а рядом… — Луффи. Голос Чоппера звучал… обеспокоено, мягко говоря. Наверное, гораздо более обеспокоенно, чем голос Санджи сегодня утром. Луффи слабо улыбнулся и повернулся к своему накама, едва разлепив пересохшие губы, чтобы дать понять, что всё хорошо. — Я в порядке, Чоппер. Наверное, переел сегодня на ужине, вот и затошнило маленько! — улыбка стала ещё шире. — Надо попросить Санджи накладывать чуть меньше… вот он удивится-то… Луффи, ни на секунду не теряя своего обычного счастливо-восторженного выражения лица, продолжал в своей привычной манере тараторить, будто ненароком пытаясь заговорить Чоппера, заставить его поверить, что с ним всё в порядке: вот же и улыбка до ушей, и болтовня, и беззаботность с лёгкостью в голосе. Чоппер неуверенно кивал, слабо дёргая уголком рта, но по-прежнему был мрачен — Луффи хорошо знал своих накама и всегда чувствовал подобное. Когда же он наконец-то заткнулся, в кои-то веки устав говорить, Чоппер прямо посмотрел на него своими чёрными, такими же глубокими, как у Робин, глазами и медленно, серьёзно и, кажется, с лёгкой надеждой на что-то спросил: — Ты уверен, что просто переел? Луффи шумно сглотнул. В чулане неожиданно стало очень тихо, только шум волн за бортом разбавлял звон, который внезапно наполнил уши Луффи. Он слегка поёрзал на половицах, быстро облизнув пересохшие от волнения губы, и невзначай опустил взгляд на своё запястье, увидев рядом копытце Чоппера, в котором тот сжимал шприц. Луффи слегка похолодел. — Ч… что ты мне вколол? — голос Луффи нервно дрогнул, а зрачки расширились. Чоппер тотчас поспешил погладить его по предплечью и тихо ответил: — Успокоительное. Я хотел дать таблетку, но потом подумал, что горло во время… эм… в общем, подумал, что у тебя может случиться спазм, — взгляд Чоппера стал печальным, а сам он продвинулся к Луффи ближе, снова погладив его по предплечью. — Луффи… ты же знаешь, я врач. Если тебя что-то тревожит, ты всегда можешь прийти ко мне, рассказать. Я обязательно помогу тебе и, разумеется, сохраню врачебную тайну. Я… — у Луффи сжалось сердце, голос Чоппера слегка сорвался, и он изо всех сил укусил себя за губу, — ты важен всем нам. Я хочу, чтобы ты был действительно в порядке. Глаза защипало. Луффи считал ужасно несправедливым, что Чоппер говорил так проникновенно, так тепло. Так искренне. На секунду Луффи действительно захотелось рассказать ему всё, выплеснуть свои чувства, свои страх и боль, но… он сдержался. Потому что он капитан. Он должен быть опорой, а не размазнёй — дедушка всегда говорил так, добавляя, неважно, капитан ли ты пиратского или дозорного корабля. Тем не менее, если Чоппер готов помочь… Луффи сделал глубокий вдох, внимательно и даже немного строго посмотрев на маленького доктора, после чего осторожно вынул баночку с таблетками, чтобы открутить жестяную крышку и вручить широко распахнувшему глаза Чопперу одну. — Вот. Пожалуйста, когда у тебя будет время, сделай таких как можно больше. Если сможешь придумать более эффективное и мощное средство, я буду очень рад. Нижняя губа у Чоппера задрожала. Он осторожно принял таблетку, убрал её в карман, а затем с тревогой посмотрел на Луффи. — Ты…ты в курсе, что… — Да, — немного резко ответил Луффи, а затем тихо вздохнул и прикрыл лицо ладонью. Отлично, он докатился до того, чтобы срываться на членах собственной команды. — …Прости. — Ничего, — Чоппер нахмурился, переминаясь с ноги на ногу, а затем тихо поинтересовался: — Они хотя бы помогают? — Иногда, — отрывисто и едва слышно произнёс Луффи, зажмурившись. — И только на пару-тройку часов. Чоппер шумно выдохнул. Из-за шерсти этого видно не было, но он предполагал, что побледнел сейчас сильнее чем когда бы то ни было. Луффи помассировал виски, что-то пробормотав, убрал баночку с таблетками в карман, а затем поднялся и направился в ванную. «В конце концов всё в этой жизни неизбежно», — с лёгким равнодушием — успокоительное уже начало действовать — подумал Луффи, взявшись за ручку, вошёл внутрь, после чего плотно захлопнул за собой дверь. «И я просто буду ждать».***
Луффи не помнил, когда в последний раз видел море. Было ли это месяц назад? А может, уже год? Когда тебя ежедневно морят голодом, сложно нормально ориентироваться во времени. Луффи сипло закашлялся. Вокруг было почти тихо: только где-то вдалеке слышалось, как стекают капли воды из заржавевшего крана, падая на холодный камень. Кап-кап-кап. …Луффи пытался считать их, чтобы не сойти с ума. — Кричи, ори! Или я заставлю тебя кричать! — Я закричу, если ты перестанешь меня бить. — О, правда?.. Да, да, вот так хорошо! Продолжай, дрянная девчонка! Ещё, ещё!.. Луффи зажал уши ладонями, но это не слишком помогло — в голове всё ещё отдавались крики Джейн, его бывшей соседки по камере, бездыханное тело которой валялось сейчас в углу: Порчми не считал необходимым убрать его, а Блюджема больше заботили ящики, которые Луффи с остальными разносили каждый день под присмотром по разным точкам, чем какая-то девчонка. Подумаешь, умерла. У них и так полно детишек, которых ещё и поить нужно, чтобы не передохли. Луффи обнял руками грязные колени и сжался в комочек, а в животе предательски заурчало. Он так давно не ел, и сейчас был готов продать душу хоть за крошки хлеба, хоть за траву, траву — он смог бы съесть всё что угодно. Порой в голове возникали мысли о том, что можно было бы взять немного мяса Джейн, но остатки здравомыслия и уважение за то, что она так долго продержалась под пытками Порчми, держали его желание в узде. Луффи зажмурился, а после поднял голову, пытаясь вглядеться в полутьму, однако всё расплывалось, шаталось, превращаясь в одну большую чёрную дыру. В животе снова заурчало, а в следующую секунду к горлу подкатил мерзкий комок, вырвавшийся наружу в виде серой жидкости, разбавленной кровью и чем-то склизким. Всё тело скрутило, и Луффи, беспомощно согнувшись и хрипло выдохнув, опёрся горячим лбом о грязный пол, жадно хватая ртом воздух. Пахло просто отвратительно, но уже привык — Блюджем опять же не считал, что в камерах стоило бы время от времени убираться. Распластавшись на полу, Луффи с трудом повернул голову, прищурив глаза и всё же пытаясь разглядеть что-то: хотя бы Эйса, который сейчас лежал в камере напротив примерно в таком же состоянии. При мысли о брате сердце болезненно сжалось: Луффи надеялся, что Порчми не придёт в голову пытать его, как Джейн. Внезапно в конце коридора, по бокам которого сидели взаперти все пойманные пиратами дети, послышались тяжёлые шаги. Луффи навострил уши, вслушиваясь в них, а через пару минут увидел расплывчатую тёмную фигуру, вставшую между его и Эйса камерами. — Этот день настал, — голос Блюджема эхом разнёсся по темнице, заставив некоторых детей слабо шевельнуться. Луффи с трудом сжал пальцы в кулак и приподнялся, оперевшись спиной о стену. — Я наконец-то получу титул дворянина, а вы все, маленькие отродья, можете гордиться тем, что сослужили мне хорошую службу. Луффи не видел сейчас Эйса, однако был готов поклясться, что тот сжал зубы, скрипнув ими. — …Но сегодня вам придёт конец, — что-то чиркнуло, а в следующую секунду Луффи увидел лицо Блюджема, освещаемое небольшой спичкой; губы его были изогнуты в дикой ухмылке. — Как и всему Серому Терминалу, — он швырнул спичку вдаль, в другой конец коридора, а Луффи, втянув носом воздух, с ужасом обнаружил, как отчётливо от Блюджема несёт бензином. — Коридор длинный, — он рассмеялся, гомерически и безумно громко, после чего развернулся и зашагал в ту же сторону, откуда пришёл. — Будет время вспомнить свою жалкую короткую жизнь! …Тяжёлая дверь захлопнулась, послышался звук задвигаемого засова, а Луффи уже почувствовал слабый запах дыма и тотчас рванул к решётке, зажав нос, — сейчас, в критической ситуации, тело решило активировать все оставшиеся ресурсы. — Эйс! — его голос был настолько сиплым, что Луффи не узнал сам себя. Он вцепился пальцами в металлические прутья, тщась вырвать их, но всё оказалось бесполезно — Луффи слишком ослаб. — Нужно уходить… срочно. Нужно придумать, как выбраться… Эйс! — Луффи отчаянно позвал его снова, но услышал лишь жалобный тихий стон со стороны клетки брата и скрежет ногтей о металл: Эйс понял, но, видимо, просто не мог говорить. Луффи стиснул зубы, попробовал дёрнуть ещё и ещё, впился зубами в решётку, попытавшись от отчаяния разгрызть, несколько раз просто бросился на неё всем телом, изо всех сил желая спасти себя и брата. А пламя, сметая на своём пути всё и вся, уже приближалось: Луффи слышал крики детей, бьющихся в агонии, тех, кто ещё был способен издавать хоть какие-то звуки, — «Нет, нет, НЕТ!..» — треск пламени, чувствовал запах горючего и то, как накаливающийся с каждой секундой всё больше и больше воздух обжигал кожу. Луффи не знал, насколько высокие температуры способна была выдержать резина, но зато точно знал, что Эйс при таком раскладе однозначно не выживет, а потому, болезненно взвыв, попытался выбить решётку ещё раз. Он любил Эйса. Они были братьями, и они должны были спасти Сабо. Он был обязан, обязан выбраться отсюда вместе с Эйсом — любой ценой. Дыхание становилось всё более сбивчивым, а голова начинала кружиться всё сильнее: дым проникал внутрь, неотвратимо и постепенно, отравляя и заставляя выворачиваться наизнанку. Он пропитал всё вокруг — Луффи закашлялся, моля высшие силы о свежем воздухе, но в этот момент стало поздно — разбушевавшееся пламя добралось до них, безжалостно поглощая, сжигая заживо до пепла, заставляя закричать так истошно, что… — НЕТ! Луффи глубоко и рвано втянул в себя воздух, вцепившись пальцами в гамак и широко распахнув глаза от ужаса, дрожа и чувствуя, как по вискам скатывается холодный пот. Лежавший под ним Усопп заворочался на своём гамаке и, сонно приподняв голову, спросил: — Л-Луффи? У тебя всё нормально? Луффи, всё ещё находясь в шоке и прострации, еле выдавил из себя: — Да. Просто приснилось, к-как… как такой огромный кусок мяса утащили прямо у меня из-под носа. — Кусок мяса?.. О Боги, Луффи, ты даже во сне думаешь о еде, — пробурчал Усопп и, устроившись поудобнее, снова тихо захрапел, в то время как Луффи облегчённо выдохнул, прикрыв глаза. «Это сон, просто сон… Я жив. Эйс жив. Всё хорошо, мы спаслись. Всё… хорошо». И всё равно с губ невольно сорвался тихий всхлип. Луффи попытался обнять себя — так, как это сделал бы Эйс, — но ничего не вышло. Руки у Эйса всегда были горячие, а у него сейчас прикосновения были сродни поцелую мертвеца. Луффи вздрогнул. Внизу заворочался Зоро, фырча во сне, кажется, на Санджи и дерьмовый алкоголь, но быстро успокоился, обняв свои катаны, будто ребёнок плюшевого мишку, а Чоппер сладко причмокнул, поёрзав на подушке: наверное, он сейчас временно позабыл о случившемся сегодня в чулане и, как и положено всем детям, видел приятный десятый сон. «Детям…» А ведь они ровесники. Луффи спрятал голову в коленях. Он не понимал, кто он — ребёнок или взрослый. Желание беззаботно веселиться и играть сочеталось с убийственной серьёзностью в определённых вопросах и порой совершенно недетскими словами: однажды, услышав подобное, Нами призналась, что она ощутила себя так, будто говорила со старым и повидавшим в жизни всё пиратом, а потом ещё долго время от времени кидала странные взгляды на Луффи. Иногда она явно порывалась подойти и поговорить, но Луффи всегда удавалось ловко ускользнуть от неё, а сама Нами не слишком активно пыталась его искать: она была страшно упёртой и целеустремлённой, но здесь словно боялась что-то разрушить в Луффи, разрушить в их отношениях, перейдя последнюю черту. Играя в эти прятки-догонялки, Луффи всегда задавался вопросом, перейдут ли они когда-нибудь на следующий уровень: если выражаться точнее, припрёт ли Нами его когда-нибудь во всех смыслах к стенке и потребует ли объяснений в своём классическом менторско-приказном тоне. Луффи ждал, прячась за бочками с порохом, прося Санджи покормить его раньше или позже, притворяясь спящим, но так не дождался. Нами кружила рядом, но подойти ближе не могла — и, возможно, не только из-за своего страха. Впрочем, Луффи был даже рад этому. Так было лучше. Для всех.***
«Я вмиг превратилась в зловонное море, куда он влез, чтобы нагадить». © Элис Сиболд, «Милые кости»
Пыль и галька ощущались под ногами при каждом шаге, пачкая и покалывая ступни, но Луффи давно привык — прошлая обувь порвалась полгода назад, а новой не было: Дадан сказала, что он сам виноват, а раз так, то должен достать себе ботинки самостоятельно. И Луффи был бы рад, но вот только ни в Сером Терминале, ни на окраине Гоа магазинов особо не водилось, как и обувных мастеров, — тащить, воровать, даже покупать было просто нечего — а в центр королевства ему не очень хотелось соваться. Впрочем, на плохое обращать внимание не стоит, — Луффи установил себе это правило, едва научился нормально мыслить, и следовал ему, чтобы жить, — ведь он царапал и пачкал ноги не просто так: совсем скоро он дойдёт до Дома, где Шарли обещала угостить его вкуснейшим лимонно-яблочными пирогом, который ей вчера принёс один из Господ, — у Луффи только от одной мысли об этой вкуснятине начинались течь слюнки, и он даже ускорил шаг, желая скорее приблизиться к своей цели. Домом вся местная шушера — он с Эйсом и Сабо в том числе — называла самую большую постройку на юго-западе города. Она была довольно старой, сделанной из крашенных в чёрный дерева и кирпича, с яркой витиеватой надписью «Магнолия», что висела прямо над парадным входом. Здесь жили госпожа Жуль, женщина лет сорока, насквозь пропахшая жасминовым маслом и шёлком, которая разрешала некоторым подросткам и детям, в частности, Луффи, иногда подрабатывать у неё: помыть полы в зале или разнести напитки с едой клиентам, — а также множество девушек, — около тридцати — которые приятно пахли, улыбались, когда Луффи спрашивал их о чём-то, и любили поболтать. Луффи часто видел, как в Дом заходили строгие мужчины с костюмах, от которых пахло виски и дорогим табаком, разговаривали с девушками о чём-то своём, а затем брали одну или несколько, после чего вместе поднимались наверх, куда госпожа Жуль ребятам ходить строго запрещала под угрозой навсегда лишить возможности подработок и общения с её «цветочками» — так она называла девушек из Дома. …Луффи свернул налево, перепрыгнув через огромную трещину в асфальте, и довольно улыбнулся, подняв голову: он даже не заметил, как дошёл до нужного места, будучи полностью занятым мыслями о еде. Облизнувшись, он, тихо смеясь, подбежал к широким двустворчатым дверям и, звонко чихнув, ухватился за металлическое кольцо, приоткрывая одну из створок и проскальзывая внутрь. …В Доме было тихо. Обычно оживлённый по вечерам, сейчас он напоминал кладбище, плохо освещённое пыльным солнцем и заставленное мягкими креслами, низкими столиками; здесь были сцена и шесты, барная стойка, полки с дорогим алкоголем в пузатых стеклянных бутылках и высокие стульчики с круглыми сиденьями, на которых Луффи просто обожал крутиться. Он переступил с ноги на ногу, оглядываясь. Отчего-то стало тревожно, зябко. Луффи хотел было уже не идти за пирогом, однако интуиция, работающая немного странно, повела его вперёд, будто чуя беду. Луффи шумно втянул носом воздух и направился в запретную зону — на второй этаж. Впрочем, сейчас — это ничего страшного, верно? Госпожа Жуль наверняка отсыпалась, а те мужчины в строгих костюмах приходили только по вечерам. Да и в конце концов Шарли наверняка ждала его с пирогом именно там, Луффи был уверен. Ступив босой ногой на деревянную ступень, он резко вздрогнул, когда она скрипнула, и едва не упал от неожиданности. Поёжился, воровато оглядываясь. А затем практически бесшумно, быстро и едва ли касаясь холодного дерева, взлетел вверх по лестнице, почти не дыша. Остановился, оглядываясь. Обычный пустой коридор и обычные, расположенные по обе стороны плотно закрытые двери… кроме одной. Луффи нахмурился, дёрнув левым ухом, и прислушался, улавливая в конце коридора странные звуки: походило на шлепки, хрип и… смех? Он осторожно, буквально на цыпочках прошёл по коридору, половицы которого, к счастью, не скрипели, облизнул сухие искусанные губы и, наклонившись, вытянул с помощью гому-гому шею, заглядывая в комнату. Бледная, с растрёпанными тёмными кудрями, испачканная красным Шарли вместе с плетёной корзинкой безвольно лежала на холодном деревянном полу, глядя на Луффи пустыми безжизненным глазами. «Она… спит? Устала?» Луффи шумно сглотнул, пытаясь успокоить себя этим, хотя разум кричал совершенно иное. Взгляд перетёк дальше, и в этот момент Луффи побледнел не хуже Шарли: прямо посреди комнаты на голом полу стояла на коленях и локтях девушка в белом платье со свежими бордовыми пятнами — будто розы на снегу. Её светлые волосы были ещё более лохматыми, чем у Шарли и даже Луффи, а тонкие изящные руки были исписаны красными полосами. Девушка слабо дёргалась, едва сдерживаясь от того, чтобы не распластаться на паркете, и Луффи почувствовал подступающую к горлу тошноту, а затем поднял взгляд выше, широко распахивая глаза от непонимания и ужаса. Это были строгие мужчины в костюмах. Те самые, которых Луффи видел каждый вечер, когда бывал в Доме, те, которые вечно ходили с хмурыми и серьёзными лицами, краснея лишь тогда, когда изрядно выпивали или обнимались с кем-то вроде Шарли. Сейчас же они все были красными, ухмыляющимися, довольными, смеющимися. Вот только Луффи было не смешно. Особенно, когда девушка подняла на него стеклянные голубые глаза, из которых не переставая капали слёзы, оставляя мокрые дорожки на щеках. Особенно, когда его в миг пронзило осознание, — «Лисси!» — что это не просто незнакомая девушка, а та, что была ему старшей сестрой, заботилась, временами даря немного денег, свежих ягод и совершенно бескорыстную ласку. Особенно, когда она одними бледными прозрачными губами произнесла, чуть подавшись к выходу: «Луффи… умоляю, помоги». Рокочущий, совершенно неуместный смех одного из мужчин разнёсся по комнате и отдался эхом в коридоре, а Лисси хрипло закашляла. Луффи отшатнутся от двери. Тошнота только усилилась, а в голове было пусто и блёкло — никаких мыслей. Только ужас и шок. Луффи, хоть и немного отошёл, был не в силах оторвать взгляда от происходящего: испытывая нарастающее отвращение, он, задыхаясь, смотрел как трое мужчин держали бедняжку Лисси, пока четвёртый, выглядевший самыми крепким и рослым, удерживал её за хрупкие бёдра, раз за разом входя глубже и ломая всё сильнее. Когда Лисси вскрикнула от боли, а в следующую секунду затихла, практически обмякнув, Луффи не выдержал: сердце кольнуло невыносимо — и он вбежал в комнату со слезами на глазах и уже неплохо отработанным гому-гому-но ударом: во всяком случае между ног мужчины, который вцепился в бёдра Лисси, он попал метко и достаточно сильно, чтобы тот закричал-зарычал от боли и негодования, отпустив девушку. Остальные трое растерялись, ослабив хватку, и Лисси, до этого висевшая безвольной куклой, собрала последние силы и волю в кулак, чтобы вырваться из их лапищ. — Чего встали, хватайте обоих! — взревел мужчина, держа одну руку на паху, а пальцем другой зло тыча в Луффи, который уже помог подняться Лисси и теперь вместе с ней улепётывал к выходу. Пара мгновений потребовалось, чтобы трое других оценили обстановку и рванули за беглецами, но было поздно: вместо того, чтобы ожидаемо убежать через дверь, где их наверняка бы поймали, Луффи вторым мощными гому-гому-но выбил окно слева от выхода — «Госпожа Жуль меня убьёт» — и, крепко удерживая Лисси за руку, выпрыгнул из него, тотчас втягивая в себе воздух и надуваясь, как шарик, чтобы не переломать Лисси кости при приземлении. — Ублюдки! — крик рослого мужчины разнёсся по всему этажу и отдался в ушах Луффи, который уже успел отпрыгнуть от асфальта вместе с Лисси, после чего сразу же вскочил на ноги и рванул как можно быстрее, крепко держа её за руку. Бежать, бежать, бежать — это было единственное, что крутилось у него в голове сейчас, заглушая всё остальное. Луффи не оборачивался, не вслушивался в вопли мужчин, которые то ли преследовали их, то ли остались у Дома, не останавливался, царапая ноги битым стеклом, мелкой острой галькой, рассыпанными по извилистым дорогам города. Они промчались мимо мусорных свалок, блочных серых домов, пристанища всей черни, которая с завидной регулярностью занималась попрошайничеством и мелким воровством, лавки булочника-скряги, где ценники на хлеб даже второго сорта были просто заоблачными для местных, покосившегося здания странной формы — библиотеки, где на покрывшихся многовековым слоем пыли полках одиноко стояли всего пять книг. Наконец, показался небольшой домик местного, живущего на окраине врача-пьянчуги, специалиста в целом неплохого, но слишком уж часто пребывающего в нетрезвом состоянии, из-за которого помощь часто не удавалось получить. Луффи вытянул одну из рук вперёд, желая ускориться, и ухватился за покрытую ржавчиной холодную ручку, после чего оттолкнулся и уже через несколько секунд подлетел с Лисси прямо к двери, выбив её ногой. — Доктор Йоппарай! — заорал Луффи, отчаянно оглядываясь в полумраке. — Я привёл пациентку!! Ей очень нужна помощь!!! Голос у Луффи был яркий, звонкий. А сейчас ещё донельзя печальный и полный горечи — будто сам Луффи был готов заплакать навзрыд. В комнате, находящейся слева от узкого коридора, послышалась кряхтение, негромкая ругань — и на пороге показался немолодой мужчина с грубоватой щетиной на щеках, покрасневшими глазами, прячущимися за толстыми стёклами неказистых очков, и спутанными густыми волосами. Одет он был в какой-то мешковатый чёрный костюм, поверх которого был накинут слегка замызганный белый халат с болтавшейся на нём табличкой: «Эенеи Йоппарай». — Доктор, — голос Луффи зазвучал ещё более проникновенно. Он с надеждой посмотрел на врача, крепко держа едва стоящую на ногах Лисси за руку, — прошу вас, помогите. Какие-то дядьки, они… — он неловко взмахнул свободной рукой, пытаясь описать то, что видел. — Они, — Луффи беспомощно огляделся, после чего вновь посмотрел на Йоппарая несчастными глазами, — …ранили её? Лисси тихо всхлипнула, сжав пальцами белоснежно-кровавое платье. Доктор нахмурился и неожиданно вполне трезвым голосом произнёс: — Ранили, говоришь? Ладно… — он махнул рукой, после чего подошёл ближе, — давай её сюда… Мгновение — и глаза Лисси наполнились страхом. Она закричала, истошно и болезненно, стоило Йоппараю коснуться кончиками пальцев тыльной стороны её ладони, и отпрыгнула, яростно мотая головой. — Не смей! Не подходи! — Лисси! — воскликнул Луффи, повернувшись и встревоженно посмотрев неё. Она всё ещё держалась за его руку. — Это доктор. Он поможет. Всё будет в порядке, — Луффи робко улыбнутся, осторожно погладив её пальцы, и указал пальцами на пятна. — Много крови, видишь? Тебе нужно поскорее остановить её. Я… могу пойти с тобой. Лисси заколебалась. Окинула злым недоверчивым взглядом мрачнеющего с каждый секундой всё больше доктора, слегка растерянно посмотрела на Луффи, будто спрашивая, уточняя, действительно ли ей станет лучше. Луффи как можно увереннее кивнул, сжав узкую дрожащую ладонь. — Веди, — хриплым непривычным голосом проговорила она, в упор глядя на Йоппарая и сжимая ладонь Луффи в ответ. — Мальчик идёт с нами. — Да пожалуйста, — буркнул Йоппарай, распахивая дверь кабинета, — милости прошу. В кабинете царил полумрак, пахло чем-то горьким, но, было на удивление чисто, даже… слишком чисто. Будто доктор все усилия вкладывал лишь в него, держа остальное в запущении. — Ложись, — Йоппарай указал на высокую кушетку, застреленную тонкой клеёнкой, — и, будь добра, держи у себя в голове, что я просто должен исправить твоё состояние — не больше и не меньше, хорошо? Лисси отрывисто, как-то яростно и в то же время испуганно кивнула, после чего Йоппарай обратился к Луффи, постаравшись добавить суровости в голос: — А ты, пацан, отвернись. И не оборачивайся, пока я тебе не скажу, понял? Луффи промялил «да», понимая, что сейчас возможности ставить условия у него нет, и уселся на небольшой стульчик, послушно отвернувшись и даже на всякий случай немного зажав уши. Йоппарай хмыкнул и, отодвинув металлический ящик с инструментами, приступил к делу. Сквозь зажатые уши Луффи слышал тихий лязг железа, редкие стенания Лисси и тяжёлое дыхание доктора, то промывающего-обрабатывающего, то что-то обрезающего, то бинтующего. Сидеть в одном положении было тяжело, так что через какое-то время Луффи слез со стульчика и устроился около облезлой стены. Звуки, доносившиеся со стороны кушетки, звучали всё более расплывчато и странно, веки стали тяжёлыми, а тело словно обдало волной слабости. Луффи немного сполз ближе к полу, широко зевая, и через какое-то время провалился в прерывистый беспокойный сон. …На город опускалось вечернее марево. Солнце давило закатным лучами, не до конца рассеивая густые серые облака, воздух тихо звенел от внезапно нахлынувших духоты и влаги. «Наверное, будет гроза», — отрешённо подумал Луффи, глядя на скорчившуюся и почти не двигающую Лисси. Он хотел было уже осторожно коснуться её плеча, предложить поесть или хотя бы попить, но тут Лисси сама чуть приподняла голову, странно посмотрев на него. — Как ты себя чувствуешь? — неуверенно произнёс Луффи, закусив губу. Он правда надеялся, что после вмешательства доктора Йоппарая ей хотя бы немного полегчало. — Кровь перестала идти, — сдавленно произнесла Лисси, шумно сглотнув. Ворона, сидевшая на уродливом бетонном столбе, служившим своеобразным подспорьем для импровизированного гаража Йопарая, три раза противно каркнула. — Но… — Что? — Луффи поёрзал на чуть подгнившей деревянной ступеньке, а глаза его наполнились новой тревогой. — Мне всё ещё плохо, — Лисси опустила голову, тихо всхлипнув. Тревога Луффи продолжала расти. Он знал, что должен утешить Лисси: она была его названой сестрой, а ещё Луффи очень хорошо знал, что это такое — издевательства. Жестокость. — Эм, послушай, Лисси, — проговорил Луффи, осторожно обхватив её тонкое запястье. — Я понимаю… — Нет, ты не понимаешь! — внезапно заорала Лисси, грубо вырвав руку из пальцев Луффи и посмотрела на него глазами, наполненными горем и отчаянием, — мне хочется… — она закрыла лицо узкими ладонями, сжав их, — хочется содрать с себя кожу, выстирать в спиртовой воде… и даже так я не уверена, что захочу снова надеть её! Я… я!.. Лисси вновь закричала. По щекам покатились непроизвольные слёзы, плечи задрожали, а в каждом надрывом стоне-хрипе выражалось приходящее с каждой секундой всё более полное осознание произошедшего. Лисси впилась коротким ногтями в нежную кожу возле глаз, безжалостно оттянув её. — Я изуродованна, — шептала она как заведённая, не обращая внимание на Луффи, беззвучно плачущего и дрожащего от ужаса. — Я испорчена. Испоганена. Навсегда. Она посмотрела на Луффи широко распахнутыми выцветшими глазами, словно не веря собственными словам. Он отшатнулся. — Навсегда, — тихо прошептала она, а потом закричала с новой силой — так громко, что ворона на столбе взлетела, решив переместиться в место потише, а Луффи заткнул уши пальцами. Ему было страшно. Он не понимал, что делать, он не знал, как утешить Лисси — она не желала прикосновений, слов. Она не хотела есть и даже пить. Она не хотела остаться у доктора или просто лечь поспать, послушать колыбельную Эйса: песню, которая всегда успокаивала Луффи, готового поделиться ею с другими. Она… — Я убью себя, — резко прекратив кричать, Лисси, подскочив на ноги, с надеждой посмотрела вдаль, в сторону далёкого скалистого берега. Глаза её в свете заходящего солнца сделались блестящими и красными. Луффи на несколько секунд перестал дышать. — Да, — голос Лисси наполнился облегчением, а губы тронула слабая дикая улыбка, — это единственное решение. Сказав это, она сделала несколько решительных шагов вперёд, однако была остановлена Луффи, который обвился вокруг её ног, не давая ступить дальше и смотря почти такими же, как и у неё самой, обезумевшими глазами. — НЕТ! Его крик разрезал густой вечерний воздух; ресницы дрогнули. Щёки намокли. Луффи била крупная дрожь страха и отчаяния: Лисси убьёт себя?.. Его дорогая названая старшая сестрёнка? Нет. Он не допустит этого. — Пожалуйста, не убивай себя! — Луффи знал, что должен звучать строго и убедительно, но по голосу можно было понять, что он готов сорваться в истерику. — Давай ты останешься у доктора Йоппарая, хорошо? Пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА! — НИ ЗА ЧТО! — прокричала Лисси, пытаясь сбросить с себя Луффи, но пока что тот держался. — Как же ты не понимаешь?! Я не могу больше ни секунды существовать на этой земле, я должна исчезнуть! — Не надо, Лисси, не надо, я прошу тебя, — всё-таки разрыдавшись, Луффи в отчаянии посмотрел на Лисси. Ну как, как он может допустить её смерть? Он должен, обязан помочь, он же ей как брат. «Надо что-то придумать, — вот что лихорадочно крутилось в голове у Луффи, пока он изо всех сил сжимал ноги Лисси, сопротивляясь её напору, — но что?» — Пусти! — зло крикнула Лисси, тщась освободиться из цепких резиновых рук. — Отпусти, я тебе сказала! «Лисси набожная… а что если… вдруг она…» — Ты должна покарать его! На несколько секунд всё замерло. Луффи тяжело дышал, цепляясь вспотевшими руками за Лисси, а она, выпрямившись точно палка, стояла, хмурясь и глядя вперёд. Поняв, что она вроде бы прекратила вырываться, Луффи позволил себе немного ослабить хватку и посмотреть на Лисси снизу вверх. — Ты… ты же веришь в Бога, — немного неуверенно произнёс он, боясь ошибиться. — Я не очень хорошо в этом разбираюсь, но, может, это такое испытание? — Испытание? — Лисси нахмурилась сильнее, чуть склонив голову. — О чём ты, Луффи? — Н-ну, может, Он видел, каким плохим был тот… дядька, который обидел тебя, — Луффи немного потупил взгляд. — Но по каким-то причинам не мог повлиять напрямую на его… м… судьбу и… и послал Апостола! — Луффи почти радостно вскричал — сейчас он как никогда был рад тому, что некоторые сумасшедшие религиозные фанатики иногда вели проповеди прямо в самом центре города в полную мощь своего голоса. — То есть тебя. — Меня? — Именно, — Луффи активно закивал головой, — ты должна совершить, кхм, одобренную Богом месть, чтобы тот дядька… человек понёс заслуженное наказание. — И каким же оно должно быть? — «Кажется, Лисси верит мне». — Око за око, зуб за зуб, — твёрдо произнёс Луффи, впрочем, будучи не слишком уверенным, соотносится ли это с заветами Библии. Но, видимо, голос его был очень уверен, а глаза — полны решимости, так что Лисси восприняла это как истину. — Восхитительно, — немного мечтательно произнесла она, посмотрев на свои руки, как на нечто удивительное, а затем перевела взгляд на Луффи. — Тогда давай же исполним Волю Божью как можно скорее, — тонкие губы растянулись в немного зловещей улыбке. — Вместе. …Всё происходившее дальше Луффи ощущал, а впоследствии помнил смутно — это напоминало один сплошной кошмар со вспышками криков и света, запахом крови и железа. У них с Лисси получился совершенно замечательный план — тот мужчина, глупый и ослеплённый, «слишком подверженный низменным гадким желаниям», как выразилась сама Лисси, попался на их крючок легко и сразу же — стоило только Луффи, прекрасно умевшему имитировать голоса других людей, сообщить ему, будучи якобы госпожой Жули, что в особой комнате в подвале Дома его ожидает славная девушка — извинение за сегодняшнее недоразумение. — В конце концов, именно вы, Господин, приносите основной доход нашему Дому. А значит, любая девушка отсюда в вашем распоряжении… Да и не только отсюда!.. Да, план был определённо прекрасен. Лисси, одетая в длинный чёрный балахон, с крестом на груди и тяжеленной сковородкой, которую Луффи стащил с кухни, в руке ждала мерзавца у двери — едва она открылась, как тот отправился в нокаут, а очнулся уже привязанным к деревянному столу, будучи полностью раздетым и заткнутым куском ткани. Лисси и Луффи стояли над ним: она держала стеклянную бутылку с узким горлышком, он — свечу, дрожащее пламя которой освещала его бледное, но пока что очень решительное лицо. Мужчина, чьи глаза наполнились самым настоящим животным страхом, попытался закричать, но у него получилось выдавить лишь мычание из себя, на что Лисси истерически захохотала — настолько сильно, что у неё аж потекли слёзы. Пламя свечи заплясало от сотрясающегося спёртого воздуха быстрее. — Познай же боль и страдания, о, презренный! — голос Лисси отдавался звоном в ушах, и Луффи чувствовал, как от этого начинала кружиться голова. Хотя, может, дело всё-таки в воздухе? — Ты, посмевший совершить столь омерзительное действо со мной, должен быть наказан мною от имени Господа! Мужчина дёрнул связанными руками и снова отчаянно замычал. Лисси накинула на себя капюшон, сложила руки вместе, и быстро прочитала какую-то сложную молитву, после чего предвкушающе посмотрела на мужчину, приставив горлышко бутылки к его заднему проходу. — Приступим. Поначалу Луффи старался держаться и наблюдать за всем происходящим по просьбе Лисси, однако вскоре это стало совершенно невыносимым: смех Лисси становился всё более диким и сумасшедшим с каждым новым движением, а лицо мужчины — то бледным, то красным, а самое главное — мокрым от пота и слёз. Бутылка, входившая в него, постепенно окрашивалась в красно-коричневый, а вскоре до носа Луффи дошёл запах металла, смешанный с чем-то зловонным и гнилостным, слегка кисловатым. Луффи затошнило. Он, не выдержав, схватился за живот и согнулся, почти касаясь лбом пола. Всё вокруг превратилось в сплошную кашу: по ушам били сдавленные стенания мужчины и хохот Лисси, в нос проникал странный запах, заставляя кишки выворачиваться наружу, а духота со спёртостью жгли кожу и глаза. Мир вокруг превратился в какой-то сюрреалистичный ад, из которого, казалось, нет выхода — нет спасения. В какое-то мгновение мычание мужчины вышло особенно громким, а после всё смолкло — Луффи, мокрый и дрожащий, поднял голову, испуганными глазами оглядев обмякшего мужчину на столе и Лисси, тяжело дышащую и неотрывно смотрящую на того. Капюшон спал с её головы, и Луффи мог видеть, как были взлохмачены, взмылены светлые волосы, как дрожали губы, растянувшееся в кривой улыбке. Окровавленная бутылка выскользнула из ослабевших пальцев, с грохотом разлетевшись по камню, а Лисси медленно повернула голову в сторону Луффи, который едва сдержался, чтобы не отшатнутся. Он… боялся её. — Я… — хриплый голос нарушил тишину между ними, — ведь молодец, правда?.. Я же не… не… Её затрясло. Сухие губы задрожали, а дыхание стало сбитым, прерывистым. Луффи, встревожившись, подошёл к ней, осторожно беря узкую ладонь в свою. — Лисси, всё хорошо. Ты всё… — следующие слова дались с трудом, но Луффи заставил себя их произнести, — сделала правильно. — Правильно? — Лисси неожиданно усмехнулась и пожала плечами. — Верно, но… я не дошла до конца. Луффи напрягся. — Что это значит? — Господь, — высвободив свою ладонь, Лисси, взмахнув руками, немного отошла от Луффи и серьёзно посмотрела на него, — выбрал меня для того, чтобы покарать этого человека. Однако я, — её тонкие брови сдвинулись, — по-прежнему грешна. И теперь, исполнив волю божью, — заведя одну из рук за спину, Лисси одним движением, бесшумно вынула нож из своего одеяния, будто фокусник кролика из шляпы, — я тоже должна быть я наказана. — Что?! — вскричал Луффи, вперевшись в Лисси неверящим взглядом. — Что за бред?! — Это законы божьи, — отрезала Лисси, поджав губы. — Я грешна. — Мы все грешны! — возразил Луффи, уже было вытянув руку для того, чтобы отнять у Лисси нож, но не смог — она ловко увернулась. — Но я грешна настолько, что уже не смогу это искупить, — она грустно улыбнулась. — Ты верно заметил, что Господь выбрал меня Апостолом. Но это было началом конца — Он лишь хотел, чтобы такая, как я, смогла уйти из этого мира, принеся хоть какую-то пользу. — Это бред, бред, бред! — Луффи затопал ногами, жмурясь, и зло выдохнул, сжав кулаки. — Ты замечательная! Ты хорошая! Ты достойна того, чтобы прожить долгую и счастливую жизнь!! Ты МОЯ СЕСТРА! — глаза Луффи блеснули от слёз. — Ты не можешь умереть! На несколько секунд Лисси заколебалась. Ноги Луффи подрагивали — он был готов сорваться с места, чтобы остановить её в случае чего, однако… всё тщетно. Лисси ничего не стала говорить, она лишь улыбнулась на долю секунды, — так странно и ещё более криво — а затем быстро и без сожалений пронзила себя ножом прямо в сердце. На несколько мгновений всё замерло. Луффи застыл на месте в такой позе, будто готов был бежать, и с дрожащими губами и расширившимися от ужаса и неверия глазами смотрел на то, как на груди Лисси расцветало бордовое пятно крови. Она покачнулась, а затем с глухим стуком упала на пол, выронив нож, что со звоном отлетел к столу с мужчиной. Луффи жадно втянул в себя воздух ртом, — вышло хрипло, будто он был на грани смерти — а затем ещё и ещё раз, силясь прийти в себя, что, конечно же, не получилось. Сознание ненадолго опустело, а затем наполнилась мощной волной эмоций: Луффи в последний раз шумно втянул в себя воздух, а затем закричал: дико, отчаянно, болезненно, раздирая кожу ногтями, сотрясаясь от ужаса, отчаяния, бессилия. Он кричал, — до хрипоты, до слёз, до потери воздуха — рвал волосы, не в силах поверить, что потерял её. «Потерял… я… это моя вина… нет, пожалуйста, это сон, просто сон, вернись, вернись ко мне!..» … — Лисси! Луффи подскочил в гамаке и, не удержавшись, с грохотом вывалился из него, тяжело дыша и чувствуя, как из глаз непроизвольно катятся слёзы. Мёртвое тело Лисси и окровавленный, еле живой мужчина, которого они привязали к столу, всё ещё стояли перед глазами, сдавливая грудь и заставляя задыхаться. Луффи, хрипя, почти полностью упал на пол, беспомощно ёрзая, размахивая руками — будто это могло помочь вдохнуть побольше кислорода, по которому он так изголодался. По виску скатилась холодная капля пота, а запястья и шею внезапно обожгло — Луффи сдавленно вскрикнул, тотчас зажав себе рот рукой, дёрнулся и ударился ногой о мачту, по которой они взбирались на палубу. Усопп заворчал во сне, Санджи разлепил глаза, сонно и невидяще оглядев полутьму вокруг, а после снова рухнул на гамак. Луффи облегчённо выдохнул — слава богу, никто не проснулся полностью. Он попытался встать, но почти сразу же с глухим стуком упал: ноги были ватные, не слушались, а руки, которыми он пытался ухватиться хоть за что-нибудь, предательски дрожали. Луффи облизнул губы и попытался глубоко выдохнуть, но практически сразу сбился и закашлялся: сипло, глухо, отчаянно, словно болел чахоткой. Впрочем, сдаваться было не в его правилах, и Луффи втянул в себя воздух ещё и ещё раз, изо всех сил пытаясь дышать медленно, глубоко, размеренно. Более менее успокоиться получилось только минут через пятнадцать, и Луффи, пошатываясь, ухватился за шест, прислонившись лбом к прохладному дереву. До ушей доносился шум волн: Мери мерно покачиваясь на едва заметных волнах, мягко касающихся её бортов, — и сопение ребят: всех, кроме Нами с Робин и Зоро, у которого сегодня было дежурство. Должно быть, это было неправильно, но отчего-то в этот момент в голове Луффи пронеслась мысль о некотором сходстве Эйса и Зоро, который, как и Эйс, всегда оберегал его и был готов вытащить из любой передряги. Конечно, вся команда любила Луффи, но было в отношении Зоро к нему нечто особенное, что-то очень напоминающее заботу старшего брата о младшем. От осознания этого в груди немного потеплело. Луффи слабо улыбнулся, подумав, что Зоро наверняка спал на своём посту, за что он как капитан обязательно должен был отчитать его, но… честное слово, как будто Луффи действительно собирался заниматься этим — в конце концов чтение нотацией всегда брали на себя Нами с Усоппом, а он просто тихо стоял в стороне или выслушивал их. В любом случае Луффи был очень рад, что Зоро спит, хоть это было и не совсем правильно. …Однако явно лучше, чем так.***
«Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней». © Жан-Жак Руссо
Луффи дрожал в гамаке, корчась от боли. Это начинало становиться невыносимым — Луффи не знал, как долго они ещё будут просто плыть, а сам он — не в состоянии нормально выспаться. Сегодня утром мрачный Чоппер в чулане вручил ему кулёк с таблетками, предупредив, что пить можно по одной только раз в три дня — ни разом чаще, иначе будут тяжёлые последствия. Впрочем, эти таблетки помогали действительно лучше — в прошлый раз Луффи удалось заснуть мгновенно, и он смог отдохнуть целых шесть часов — это было настоящим достижением. В тот момент Луффи в очередной раз убедился, что взять Чоппера в качестве корабельного врача было едва ли не самым верным решением в его жизни. Однако сейчас он не мог принять новое лекарство, а старое закончило действовать минут двадцать назад — Луффи поёжился, вспоминая свой кошмар, и в очередной раз всхлипнул, закрыв рот рукой и свернувшись калачиком. Тот день… был солнечный. Пожалуй, даже слишком солнечный — Элис, племянница Макино, старшая его на четыре года, заявила, что будет лить дождь, но на деле оказалось ровно наоборот: солнце, будь оно неладно, сияло и жарило, отрабатывало блики на слегка волнующееся море, заглядывало через стеклянные окошки в уютный ресторанчик, находящийся совсем близко к берегу. Луффи сидел на деревянном барном стуле и весело болтал ногами. Он уже выполнил всю работу на сегодня: помог Макино с уборкой и зачитал ей все новости из газет, пока она развешивала бельё, — это задание было, пожалуй, самым приятным, ведь Луффи безумно гордился тем, что смог сам научиться читать. Книг на острове почти не было — только городская библиотека, где, по слухам, было всего пять (однажды Луффи мечтал до них добраться), а в деревне, понятное дело, их ни у кого почти и не водилось. Был только букварь, принадлежавший Элис, подшивки газет, старые журналы и корабельные заметки Шанкса, уже зачитанные Луффи до дыр, а ещё листовки с пиратами, которые Луффи разукрашивал, пририсовывая женщинам усы с бородами, а мужчинам — румяна и мушки, и по которым учился считать: Шанкс и Бенн объяснили ему арифметику, а затем принялись брать листы и спрашивать что-то вроде: «Эй, Луффи, если у Ситцевого Джона с наградой пятнадцать тысяч белли была команда с этими пиратами, чьи головы стоят десять тысяч и три с половиной тысячи белли, сколько получит дозорный, если поймает капитана и пирата с наградой три с половиной тысячи белли?» …Луффи всегда смеялся и отвечал. Ему нравились эти уроки. — Эй, малой! Луффи, не переставая болтать ногами, широко улыбнулся севшему рядом Шанксу, который сразу же заказал у Макино побольше рома. — Привет! А я сегодня опять много помогал Макино, правда ведь? — Луффи посмотрел на неё пытливым взглядом, и она звонко рассмеялась, заставив Шанкса расплыться в глупой улыбке. — Да, всё так. Луффи-кун сегодня большой молодец, как и всегда. — Макино поставила две кружки рома на стол и, пожелав приятного, удалилась мыть стаканы. — Видишь-видишь! — Луффи радостно подпрыгнул на стуле, глядя на Шанкса, и ухватился за его локоть. — Я молодец!.. Шанкс одобрительно кивнул и отпил из кружки. … — Возьми меня к себе в команду! Поперхнувшись, Рыжий несколько раз похлопал себя по груди широкой ладонью, откашливаясь, после чего весело, но в то же время серьёзно посмотрел на Луффи: — Ни за что! Глаза Луффи практически сразу стали несчастными, а кулаки сжались. — Но почему?! Почему, Шанкс?! — Ты слишком маленький, — припечатал он, отхлебнув рома, а его команда одобрительно заголосила — Луффи посмотрел на них обиженно, даже зло, после чего сердито произнёс: — Но я уже как взрослый! Я много чего могу: считать, писать, читать, стирать, убираться… — он с серьёзным видом загибал пальцы, время от времени поглядывая на пиратов, после чего вновь ухватился за локоть Шанкса и слёзно попросил: — Давай я буду юнгой! Я готов драить полы, я готов помогать… Шанкс, ну, пожалуйста, пожалуйста!.. Я правда не ребёнок! Тогда Луффи даже не подозревал, что выглядит как самый настоящий ребёнок, однако Шанкс не стал ему на это указывать, зная характер Луффи: только что-то проворчал себе под нос, взъерошил чёрные волосы пятернёй и примирительно предложил: — Эй, ну, ладно тебе… Хочешь сока? Услышав про сок, Луффи ненадолго замер: его он очень любил и никогда не отказывался от этого напитка богов. — А… Ну… — он немного неловко почесал затылок и неуверенно произнёс, глядя на Шанкса: — Да, хочу. На секунду стало тихо, а потом Шанкс расплылся в довольной улыбке и припечатал уже окончательно: — Видишь, что я говорил? Ребёнок! …Разумеется, тогда Луффи разозлился просто до жути. Обозвал Шанкса «врединой», выбежал на улицу покричать, а потом вернулся, сердитый и бурчащий, в поисках того, чем можно было бы заесть своё расстройство. Оглядываясь назад сейчас, Луффи всегда вспоминал эту ситуацию с улыбкой: за звание самого нелепого получения способностей дьявольского фрукта с ним может посоперничать, пожалуй, только Багги, который свой бара-бара вообще от страха проглотил. Впрочем, в тот момент нелепость ситуации Луффи мало волновала: после слов Шанкса о том, что теперь он не сможет плавать, а также внезапной стычки с горными бандитами, окончательно добившей его настроение, он закрылся в своей комнате на чердаке, весь оставшийся день просидев под раскладушкой и выйдя только на следующий — в крайне мрачном расположении духа. Макино сообщила, что Шанкс с командой временно отбыли, обещав вернуться сегодня после обеда, и Луффи, что-то пробурчав себе под нос и даже не позавтракав, уныло побрёл к морю по выжженной солнцем дорожке, пиная камушки. Временами летом в Фууся становилось невыносимо жарко и душно — хоть вешайся. В густой зелёной траве иногда стрекотали кузнечики, небо становилось тяжёлым, ярко-синим, а лопасти мельниц переворачивались так медленно, так лениво, что Луффи иногда хотелось подбежать к ним, набрать в лёгкие воздуха побольше да дунуть хорошенько, чтобы пусть немного, но развеять этот густой воздух, который впору было резать ножом. При этой мысли живот Луффи заурчал — в голове всплыл аппетитный вишнёвый пирог, который уплетала Элис, сидя за их столом, — а сам он расстроенно вздохнул. Всё же идти на прогулку, не поев, было плохой идеей. Луффи ещё немного поразмыслил над тем, что мог бы попробовать поймать рыбу, однако он даже удочку не взял, так что лишь снова горестно вздохнул и как можно медленнее поплёлся назад, раздумывая над тем, как бы не попасться на глаза Макино: теперь он немного стыдился того, что отказался от её еды. Впрочем, эта мысль сразу же улетучилась из головы Луффи, едва он осторожно приоткрыл дверь «Партис Бара», намереваясь незаметно проскользнуть в себе в комнатку, — внутри, совершенно безобразно распивая пиво и гогоча так громко, что бедной Макино приходилось зажимать уши, сидели те самые противные горные бандиты, которые вчера оскорбляли Шанкса, ведя себя просто отвратительно. Луффи почувствовал, как в жилах вскипает кровь: он узнал одного из них, кажется, его звали Хигума. У него были хитрые и жадные раскосые глаза, дурацкая недокозлиная бородка и ярко-красный плащ; а ещё он пах так зловонно, так тлетворно, что Луффи скривился в омерзении: в нос ударяли порох, гарь и кислый кордит вперемешку с дешёвым одеколоном, что очень уж резко контрастировало с запахами Шанкса и его ребят — они были пропитаны мятой, солью с йодом, дорогим табаком и ладаном. Луффи отшатнулся, зло смотря на Хигуму. По подбородку его стекали капли пива, а губы то и дело пачкались в белой пене, которую тот сразу же слизывал языком, гадко причмокивая. Луффи метнул взгляд на Макино, которая смиренно стояла за барной стойкой, чуть опустив голову, и почувствовал, что её тоже вот-вот стошнит. И без того чёрные глаза потемнели, недобро блеснув. Луффи, уже не скрываясь, протопал прямо к Хигуме, и, поймав его насмешливый и слегка недоумённый взгляд, без всякого предупреждения изо всех сил наступил ему на ногу, желая сделать как можно больнее. Что ж… это у него, кажется, получилось. Бандит слегка поперхнулся пивом, закашлявшись, и яростно посмотрел на Луффи, после чего наклонился к нему ближе: — Охренел, пацан? Луффи, стараясь не обращать внимания на тошнотворный запах, сдвинул брови и чётко проговорил: — Хватит оскорблять Шанкса и ребят! Достал уже! Прекращай! — О, — бандит расплылся в недоброй улыбке, обнажив чёрные кривоватый зубы, и резко встал со стула, опрокинув его, — прекратить, говоришь? Эй, народ! — он обернулся к своим людям, явно забавляясь, и громогласно произнёс: — Тут пацанчик говорит там прекратить оскорблять того рыжеволосого слабака и его отстойную команду! — Шанкс не слабак, а его команда крутая! — возмутился Луффи, топнув ногой, однако его никто не услышав — бар потонул в гоготе бандитов, их улюлюкиваниях и хрипе. Луффи беспомощно обернулся, ища поддержки, но наткнулся лишь на взгляд бледной Макино, которая жестами ему показывала немедленно уходить. Но Луффи был не из тех, кто останавливается. А потому как следует замахнулся и от души засадил Хигуме между ног, насладившись сначала тишиной, а затем пронзительным криком бандита. Выронив кружку с пивом, он схватился обеими руками за пах, упав на колени, и зло посмотрел на Луффи, после чего грубо рявкнул: — Схватите ублюдка! Луффи, слегка испугавшись, уже бросился было бежать, но не успел — быстро среагировавшие бандиты скрутили его, не давая вырваться. — Пустите! — пискнул он, дёрнувшись, но как будто эти люди действительно бы стали его слушать. Луффи попытался вырваться ещё раз, но Хигума, уже оправившись, подошёл к нему и, схватив за горло, грубо швырнул в сторону двери, прошипев что-то про «наглого щенка». Луффи уже мысленно к не самой приятной посадке, впервые за всё время порадовавшись, что съел дьявольский фрукт, однако встретило его вовсе не жёсткое дерево, а сильные знакомые руки. Непроизвольно дёрнувшись, Луффи в удивлении поднял голову и восторженно произнёс: — Шанкс! — Кажется, у тебя небольшие неприятности, малой, — Шанкс улыбнулся, но его улыбка вышла слегка кривоватой, и по глазам Луффи заметил, что тот просто вне себя от злости — Шанкс ненавидел, когда кто-то обижал детей. Тем более, если этим ребёнком был Луффи. — А, опять вы, — Хигума скривился, окинув пиратов презрительным взглядом. — Слабаки пришли защищать слабака. Как это трогательно, — он мерзко хихикнул, а один из бандитов, приставил к виску Шанкса пистолет, кажется, будучи настроенным очень серьёзно. — Пусти мальчишку, — пророкотал он, крутанув барабан, — и тогда, может быть, мы вас… БАХ! Договорить ему не дали. Пуля, вылетевшая из пистолета Лаки Ру, достигла головы незадачливого бандита быстрее, чем с его губ сорвалось жалкое «пощадим». Луффи, слегка оглушённый, ошарашено посмотрел на добряка Лаки, который временами укладывал его спать и приносил самые вкусные куски мяса — таким Луффи его ещё не видел. Никогда. Бандиты, кажется, тоже были ошарашены, но уже через несколько секунд взяли себя в руки и с воплями набросились на пиратов под подбадривания Хигумы, который отчего-то лишь отступил на шаг дальше, опасливо посматривая на Шанкса с командой. Как оказалось, не зря. Бенн Бекман, которому явно надоел весь этот дурацкий цирк, за одно мгновение подавил волю набросившейся на него шайки, заставив их с грохотом упасть на пол, а после мрачно посмотрел на резко побледневшего Хигуму. — Я… Ха-ха, парни, а вы, оказывается, очень сильны, — Хигума под пристальным взглядом Бекмана завёл одну руку за спину. — Может, хотите занять место этих слабаков? В конце концов… Фраза вновь оборвалась, но на этот раз не из-за выстрела. Секунда — и почти весь бар окутал дым, а, когда он рассеялся, все увидели, что Хигума исчез, а вместе с ним и Луффи, которого Шанкс выпустил из рук, растерявшись из-за такой атаки.***
— Отпусти! — вопил Луффи, когда Хигума нёсся в сторону моря, то и дело спотыкаясь. — Отпусти! — кричал он, когда бандит силой запихнул его в лодку и отплыл от берега — достаточно далеко, чтобы Луффи уже начал плакать. — НЕТ! Это было последнее слово пытавшегося вновь подраться Луффи перед тем, как Хигума безжалостно выбросил его в воду одним ударом ноги. Секунды полёта показались Луффи вечностью, а затем его объяла холодная морская вода, в мгновенье сделав руки и ноги ватными, абсолютно не слушающимися Луффи. Шок от невозможности плавать и осознания скорой смерти охватил его, беспомощно колотящего руками по воде, настолько, что Луффи даже не заметил приблизившегося хозяина прибрежных вод, что в один миг сожрал Хигуму вместе с лодкой — тот даже слова сказать не успел. Луффи изо всех сил пытался удержаться на плаву, но с каждым разом у него получалось всё хуже и хуже: сила морского дьявола упорно тянула его на дно, желая поскорее восстановить естественный порядок вещей. Однако в тот момент, когда макушка Луффи уже скрылась под водой, а сам он уже мысленно распрощался со своей жизнью и слёзно просил прощения у Шанкса за все свои плохие слова, знакомые сильные руки вновь схватили его; Луффи хотел было встрепенуться, но его тотчас охватила слабость — он едва не потерял сознание. — Всё в порядке, малой, — голос Шанкса прозвучал прямо над ухом, а дальше… дальше Луффи показалось, что за секунду успела пройти вечность: послышался рык, леденящий душу, в нос ударил запах крови, а тело снова окутала странная слабость — он ухватился за плащ Шанкса, зажмурившись, а когда открыл глаза… — Твоя рука! Окровавленный рукав. Хранитель прибрежных вод без сознания. Практически звенящая тишина. Глаза Луффи расширились от ужаса и неверия. Шанкс… его дорогой Шанкс, неужели он сделал это ради него? Но как же он теперь будет пиратом? Это… это его вина, Луффи. Осознание этого настолько сильно ударило изнутри, что Луффи почти задохнулся, а из глаз непроизвольно покатились слёзы. «Это я виноват. Я виноват». — Твоя рука… — горло Луффи сдавило ещё сильнее. Больше всего на свете ему хотелось сделать снова Шанкса здоровым, а себя запихнуть глотку хозяину прибрежных вод, за такую отвратительную слабость, за глупость и беспечность, из-за которых дорогой для него человек пострадал, — Шанкс… — Всё в порядке Луффи, — Шанкс улыбнулся, потрепав его по голове, — это мелочи. Главное, что ты жив. — Нет, это… твоя рука, Шанкс, ты… нет, нет!.. — Ох, ну, ладно тебе Луффи, — Рыжий прижал его к себе крепче, — не нужно так плакать. Однако это не помогло. Луффи рыдал и рыдал, слёзы катились, даже не думая прекращать. Это были слёзы потери, наполненные отчаянием, слёзы осознания собственной слабости и невозможности по-настоящему защитить, оказавшиеся просто душераздирающими. Но самыми горькими были слёзы ненависти: Луффи знал, что никогда не простит себя за случившееся, и с каждой секундой наполнялся всё большей нелюбовью к себе. «Шанкс… я не могу сам, поэтому прошу: умоляю, прости меня, прости, пожалуйста…» — Шанкс, — тихо сорвалось с губ Луффи, а через секунду он вздрогнул, подскочив на гамаке. Должно быть, ему не следовало прокручивать в голове свой сон — от этого стало только хуже, и Луффи, подавив тошноту, как можно тише спрыгнул на пол каюты, оглядываясь. Всё было как обычно: Усопп и Чоппер дружно сопели, Санджи сполз с гамака и устроился на полу среди книг с рецептами, а Зоро опять был на дежурстве — вернее, наверняка спал на дежурстве. Тихо выдохнув и с грустью вперемешку с нежностью оглядев ребят, Луффи взобрался по мачте на палубу, невольно отметив, что сегодня небо было просто поразительно звёздным. Чуть улыбнувшись, Луффи прошлёпал босыми ногами к носу корабля, где и обнаружил спящего Зоро, сидящего на клетчатом пледе и держа бутылку хорошего рома в руках — наверняка Санджи постарался. Луффи, чуть склонив голову, внимательно скользнул по Зоро взглядом. В свете звёзд его загорелая кожа слегка поблёскивала, а растрепавшиеся зелёные волосы чуть оттеняли лицо. Луффи никогда раньше не обращал на это внимания, но сейчас отчего-то не мог не подумать о том, что у Зоро поразительно изящные длинные пальцы, которыми он так ловко обхватывал рукоятку катаны, а ещё очень широкая мощная грудь, на которой впору было бы устроить голову. Немного потоптавшись на месте, Луффи нерешительно наклонился, почувствовав, как чуть сбилось дыхание. Наверное, это было совсем не правильно, — даже более неправильно, чем потакать мечнику в его отлынивании от дежурства — но Зоро был его другом, а ещё казался сейчас таким красивым и таким похожим на Эйса: родными и очень-очень тёплым. Задержав дыхание, Луффи осторожно присел рядом и, подобрав коленки к груди, устроил голову на плече — «Хотя бы так». Да, неправильно. Очень неправильно, но так спокойно и уютно, что слёзы наворачивались. Закрывая глаза и ощущая лишь своё и Зоро дыхание, Луффи подумал, что испытывал подобное целую вечность назад. А может, и гораздо, гораздо больше.***
Луффи очнулся от того, что почувствовал, как кто-то осторожно гладит его по голове, а лёгкий морской ветерок пощекотал ему ноздри вместе с лучами только начавшего всходить солнца. Он сморщился, зашевелился и… звонко чихнул, зажмурившись. Сверху послышался знакомый низкий голос: — О, проснулся. Луффи осознал, что его прижимают к чему-то тёплому, даже горячему, и наконец-то открыл глаза, понимая, что сидит на коленях у Зоро. Тот смотрел прямо на него. — Доброе утро, капитан, — тихим твёрдым голосом проговорил он, чуть прищурившись. В груди у Луффи потеплело и похолодело одновременно. — Доброе. Я… — Тсс, — палец Зоро едва-едва коснулся его, и Луффи тут же замолчал, однако по-прежнему продолжал смотреть в прищуренные то ли от солнца, то ли от бог знает чего зелёные глаза. Затаился, будто мышонок в венике. Так… непривычно. — Выспался? Над ними прокричала чайка, уронив на поблёскивающую от морских брызг на солнце палубу газету. Луффи улыбнулся — впервые за эти дни по-настоящему искренне, широко и слегка беззаботно. — Да, Зоро. Спасибо. Они немного помолчали, послушав шум моря, и Луффи решил поинтересоваться: — Ты ведь с самого начала всё понял? Ещё в тот день, когда я начал есть салат Санджи ножом? — Нет, — Зоро медленно покачал головой, а затем самую малость самодовольно, но в то же время печально улыбнулся. — С самого начала. Помнишь ночку после деревни Сироп? О, конечно же, Луффи помнил и помнил очень хорошо. Такое не забывается. — Да, — выдавил он и, внезапно почувствовав резкую усталость, которая накатила лишь от одних воспоминаний, положил голову на широкую крепкую грудь Зоро, прикрыв глаза. — Но… почему ты ничего не сказал тогда? Почему никто ничего не сказал? — Нами с Усоппом спали очень крепко, вымотавшись, — их даже пушечным выстрелом было не разбудить, — Зоро тихо усмехнулся, вспоминая. — Я же поспал вечером, а ночью отправился дежурить. И… — Услышал, как я кричал, да? — В точку, — Зоро тихо вздохнул и невольно прижал Луффи к себе крепче. — Но я не стал говорить, потому что не каждый готов делиться с другими своими тревогами, даже если они так сильно мучают его. Даже если эти «другие» — накама. И я ни на что не намекаю, Луффи, — поспешил добавить Зоро, положив тому палец на губы на всякий случай. — Я просто понимаю. Мне только интересно… — Зоро чуть склонил голову, разглядывая своего капитана, который вновь смотрел на него своими чёрными, как море ночью, глазами. Бледноватый из-за плохого в последнее время сна, с грубо зашитым шрамом под левым глазом, растрёпанный и ловящий каждое его слово сейчас. Такой привычный и непривычный одновременно Луффи, — почему ты пришёл именно ко мне? Луффи едва слышно вздохнул. Поёрзал на коленях у Зоро, устраиваясь поудобнее, и машинально обнял его за одну из рук — так было удобнее сидеть да и вообще… — Я просто почувствовал… нет, я понял, что ты отреагируешь нормально, — Луффи почесал кончик носа свободной рукой. — Вы — мои накама, — его голос стал серьёзнее, — и я люблю вас всех и доверяю вам всем одинаково, но также хорошо знаю вас. Знаю, что Нами всегда спокойна, даже когда кажется, что мы сбились с пути и всё плохо, Санджи не занимать уверенности на кухне и в бою, Усопп стреляет лучше всех из нас и в эти моменты ощущает себя на высоте. Но все они… так много волнуются. Гораздо больше, чем мы можем представить, — Луффи задумчиво пожевал губу, посмотрев на Зоро. Тот слегка насмешливо вздёрнул бровь. — А что насчёт меня? — Ты тоже. Но, — Луффи нахмурился, пытаясь выразить свою мысль точнее, — ты как будто старше. Увереннее… в таких ситуациях. Как Эйс, — голос слегка дрогнул. — Как… Как Робин. Думаю, — Луффи слегка нервно усмехнулся, — если бы мы спали в одной каюте, я бы мог и к ней прийти. — Кажется, я понимаю, — тихо и на удивление мягко произнёс Зоро, задумчиво взъерошив и без того лохматые волосы Луффи. — А Чоппер? — Он младше даже меня, — тихо фыркнул Луффи и посмотрел вдаль. Зоро поёжился. Он уже видел Луффи, говорящего так, смотрящего так, но… всё равно это было непривычно. — Чоппер невероятно крут в медицине, он… даже смог с одного раза понять, что со мной происходит, но всё о чём я его попросил — делать таблетки. Большего не нужно. Чоппер… может просто не выдержать. Я не хочу навредить ему. Зоро молча кивнул на этот монолог, соглашаясь. Он любил Чоппера, считал его, как и Луффи в какой-то степени, младшим братишкой, так что дополнительных пояснений Зоро не требовалась: он понял всё сразу и без проблем. — Солнце взошло, — проговорил Луффи, тронув Зоро за плечо и ткнув пальцем в небо. Тот кивнул. — Ага. Уверен, что наш дерь… Эро Кок уже готовит нам завтрак, — Зоро довольно потянулся, предвкушая вкусную жратву и хорошую словесную баталию, а может, если повезёт, и драку. Луффи широко ухмыльнулся. — Ты ведь ждёшь не только еду, правда? Зоро ухмыльнулся в ответ. Ещё тогда, будучи в двух шагах от смерти, он понял, что с этим парнем они будут очень хорошо понимать друг друга. Чайки закричали чаще. Заголосили, закружили высоко над Мери, ловя белоснежными крыльями ветер и взмывая в свой бесконечный голубой океан — небо. Луффи понаблюдал за ними несколько мгновений, а затем высвободился из рук Зоро, вскочил на ноги и, улыбнувшись, протянул ему широкую ладонь, помогая подняться. Зоро кивнул в благодарность, одёрнул рубашку, поправил катаны и, тихо посвистывая, направился развязной походкой в сторону кухни, уже раздумывая, как бы получше пожелать Эро Коку доброго утра. Впрочем, на пороге Зоро остановился. Оглянулся, окинув взглядом идущего за ним не торопясь Луффи, и дёрнул уголком губ вверх, криво, но так до приятного покалывания в груди знакомо и привычно. Тепло. — Приходи сегодня ночью, кэп, — Зоро опёрся на дверной косяк, глядя Луффи прямо в глаза и по-прежнему улыбаясь. — Нам всем не помешает хорошенько выспаться.