Источниковедение

Наверное, в тот момент, когда солнце опалило ему кожу, краем задело и меня. Где-то в районе грудной клетки, слева. Там, где боль сочится сквозь рёбра. Чёрен он, но красив, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы. Имя его словно дыхание ветра в полуденный зной. Слишком широкие спины отгородили его от меня. Слишком высоко он смотрит, чтобы заметить влюбленный взгляд такого тощего задрота… Ну и пусть. Тому, кто распробовал горький вкус одиночества, не привыкать быть невидимым. Я знал про него то, что знали все: отец его – дипломатический работник среднего звена – некоторое время служил в бразильском консульстве в Санкт-Петербурге, где и познакомился с его матерью – журналисткой местного информационного агентства. Вопреки всем бродячим сюжетам, любовь не прожила и трёх лет. Дипломат укатил в Европу вслед за карьерой, оставив девушке ребёнка с кожей цвета какао с молоком и необычным для русских широт именем – Жоау Нельсон Рибейру да Кошту. В отличие от МГУ и Вышки, наш университет не так популярен среди иностранцев, поэтому появление на первом курсе статного красавца с внешностью африканского принца сразу привлекло внимание всех неравнодушных, включая и меня. Жоау, тем не менее, предпочитал девушек. Группа узнала об этом в первую же сессию, когда он привел на экзамен для поддержки яркую блондинку с длинными ногами и четвертым размером груди. Возможно, это и поубавило прыти большинству наших университетских красавиц. Не знаю… Меня же, который и до этого ни на что не рассчитывал, подобный выбор спутницы разочаровал скорее своей стереотипностью. Почему-то хотелось думать, что Жоау другой… Смешно, наверное. Каким бы другим он ни был, вряд ли это означало, что он обратит внимание на такого, как я. Если судить объективно, то даже на нашем курсе есть парни куда более фактурные. Например, Гриша Горчинский или Егор Ванкевич. Первый, правда, тоже по девочкам, а вот про второго говорили разное… С любым из них Жоау смотрелся бы очень гармонично. Но не со мной. Мне для этого не хватало почти всего. Роста, мышечной массы, чувства стиля. Я даже какой-то особенно хорошей учебой похвастаться не мог, не то что внешностью… Ну и пусть. Когда тебе ничего не светит с самого начала, с этим и смириться проще. Что я и сделал, с головой уйдя в тайное созерцание объекта моей любви, регулярно разбавляемое самоудовлетворением. Пища для глаз была избыточной и богатой. Меня волновало всё: рельефные смуглые мускулы под майкой, плоский живот с кубиками пресса, рваные джинсы в обтяжку и, конечно, выпуклость, регулярно возникающая у него ниже пояса. То, что было недоступно взору, прекрасно поддавалось фантазии. Порой, мне казалось, он специально так одевается в университет, чтобы свести меня с ума. В опровержение этой версии говорило лишь одно: по нему сходили с ума все, включая дипломников и преподавательский состав. Я никак не мог считать себя эксклюзивной жертвой его сексуального обаяния. В те редкие мгновения, когда его черные как уголь глаза встречались с моими, происходило что-то, что, наверное, можно было бы назвать опьянением, если я хотя бы близко представлял себе, что это такое. У меня потели ладони, начинала кружиться голова, а земля уходила из-под ног. Но самое странное, мне постоянно казалось, будто в этот момент ему становится неловко. Бывает такое, в глазах словно подсаживаются батарейки. Вот ты только что сжигал всё вокруг своим взглядом, а сейчас только и делаешь, что пытаешься сосчитать количество ступенек на лестнице главного корпуса. Стоит ли говорить, что моя самооценка в такие минуты превращалась в грязь под ногтями грузчика. Ни шатко ни валко учебный процесс доковылял до начала второго семестра. К весне все студенты определились с темами курсовых и наметили примерный план работ. Спектр был невелик – наш преподаватель по истории древнего мира, пережив все ужасы школы Медушевской, свято уверовал в то, что источниковедение есть альфа и омега исторической науки. Пред нами развернули перечень хрестоматийных произведений древности, от поэмы “О всё видавшем” до Лукиана Самосатского, с требованием выбрать один и, используя его в качестве источника, написать два-три десятка страниц осмысленного текста. Учитывая традиционную слабость студиозусов в древнем языкознании, разбор оригиналов нам никто не навязывал, а русские переводы все как один были в интернете уже лет двадцать. Тем не менее, нашлись те, кто даже при таком раскладе пошел в библиотеку. Вряд ли в поисках самих источников, скорее в надежде найти себе в помощь ту или иную научную литературу по теме. Среди них оказался и Жоау. Будучи по природе человеком открытым, он не стал прятать от однокашников этот факт, чем сразу направил поток моих развратных фантазий в мир зеленых ламп и книжной пыли. В конце концов, разве это не романтично, каждую субботу, на протяжении четырех месяцев, наблюдать объект своего вожделения, корпящим над книгами? Было из-за чего встать пораньше. Первое утро в Старосадском переулке встретило меня атмосферой зевоты, уставшей от посетителей охраной и камерным звоном колокола евангелического собора. Так как тему курсовой я давно уже выбрал и перенес в лэптоп текст источника, моё пребывание в читальном зале носило сугубо конспиративный характер. Я нашел место поуютней, включил лампу, разложил тетради и приготовился ждать отраду моих беспокойных чресел. К сожалению, он подтянулся только через два часа. За это время я успел устать и проголодаться, а читальный зал – набиться дипломниками под завязку. Выбор свободных мест уже был предельно ограничен, и Жоау оказался от меня в девяти рядах. Мысленно взвыв от досады, я начал ходить по залу, изображая муки творчества и подумывая, как бы с кем-нибудь поменяться, но внезапно почувствовал, как меня дернули за рукав. – Феликс… Ты как здесь? Ясные голубые глаза Милы Арциховской – идейной отличницы и хорошей девочки всея исторической науки – смотрели на меня снизу с немалым удивлением, будто не веря в мою реальность. – Ты же говорил, у твоего отца литературы по Ксенофонту – хоть жопой ешь. Думала, ты будешь дома писать… – Да я как бы эммм… Хоть мы с Милой и пребывали в приятельских отношения, она ровным счетом ничего не знала о моем взгляде на половой вопрос в целом и о чувствах к Жоау в частности. Не хотелось просвещать её и сейчас. – Решил приобщиться, так сказать… Ну, мало ли, вдруг что интересное нарою… – Понятно… За ненаглядным своим следишь? Прежде чем сказанное девушкой дошло до клеток моего мозга, я на автомате посмотрел в сторону Жоау, который как раз выгнулся дугой над столом метрах в десяти от меня. Полоска смуглой кожи показалась из-под белой майки, вызвав у меня обильное слюноотделение. – Что?! – Не кричи, дурила, люди вокруг, а мы в библиотеке, – Мила с силой дернула меня за руку, усаживая рядом с собой, – где твой ноут? – Я это… без ноута сегодня. Как бы ээээ… забыл, – на язык лезли самые идиотские оправдания, – думал, это… может и… – Ой, ясно… Ты сюда не за этим. Я поняла, не утруждайся. – девушка беззвучно хохотнула себе под нос. – Сегодня решил другие источники поизучать? Ну и как успехи? – С чего ты это взяла? – Да ладно тебе… Тоже мне секрет нашел. О том, что ты – радужный, шептаться еще в сентябре начали, после того, как ты Дашку Ковалеву проигнорировал. Сначала, правда, думали, просто застенчивый, но после того, как… – В каком смысле, проигнорировал? – я покрутил головой, внезапно испугавшись того, что наш разговор услышит кто-то из знакомых. – Во… Ты даже не заметил, что она к тебе клинья подбивала. А ведь это Дашка! Сам понимаешь, как она вывернулась ради тебя… Да не ссы ты, никому нет дела до нас. – Бля… – Не переживай, голуба моя, – Мила по-дружески хлопнула меня по коленке, – насколько я знаю, у нас все – адекватные, а я – так вообще фанатка – тащусь, когда красивые мальчики друг друга любят. Не говоря уже о том, что в группе есть и люди из твоей команды… Вроде бы. – Из какой еще команды?.. – Ну… по парням которые… Имена не назову, но Маринка говорит, точно есть! А ей верить можно, она трепаться не будет. И вообще, ты слишком сильно… – Кого ты назвала моим ненаглядным?! – крикнул я громким шепотом, даже не пытаясь зайти на почву отрицания. – Тихо, тихо… Спокойно, зайка, не закипай. Пойдем, кофейку попьем?.. Там и поговорим… Единственным источником кофеина в здании Исторички являлся автомат, стоящий в коридоре между залами. Помимо десяти видов тонизирующего напитка, там же можно было разжиться сэндвичем, шоколадкой или чипсами, благо соседний автомат за небольшие деньги предоставлял доступ ко всему вышеперечисленному. Но из-за эксклюзивности торговой точки на библиотечной территории, здесь постоянно тусовались группки болтливых студентов, то и дело толкающих друг друга локтями. Понятное дело, ни о каком приватном разговоре в таком муравейнике речь не шла. Мы с Милой взяли по стаканчику американо без сахара и отправились на лестницу, где между пролетами было несколько окон с широкими подоконниками. Нам повезло, народа не было, и мы обустроились с относительным комфортом. – Извини, конечно, но только ленивый не заметил, как ты Нельсона глазами протираешь, – девушка сделала громкий глоток, – странно, если он сам не в курсе… – Бля… Других слов у меня не было. Мало того, что уже полгода все в курсе моего гейства, так еще и знают, по кому я сохну. Перед глазами сразу побежали красочные картинки, где меня начинают травить всем факультетом, а потом с позором изгоняют из студенческого братства. – Да ладно, не переживай ты так. Я же говорю, у нас все адекватно к этому… И вообще двадцать первый век… – И Жоау? – Что Жоау? – Тоже адекватно к этому относится? – Ну… Думаю, да, – Мила на мгновение задумалась, – я с ним особо близко не общалась никогда, но какие основания думать по-другому?.. Если уж все заметили, как ты на него смотришь, то с ним-то уж точно кто-нибудь поделился. Он вроде нормальный, не агрессивный… Правда, тебе с ним вряд ли что светит, но… – И не только с ним, – я одним глотком опрокинул половину стаканчика в себя, горечь оказалась очень кстати. – Ой… С чего такие мысли? – Знаю, раз говорю. – Да ну. Бред… Помнишь, на посвящении в студенты я была с двумя парнями с третьего курса? – Ну… – Такой высокий брюнет в очках… Вадик Тихомиров. Он ещё… – Ну, помню, ну… – Так вот, он – би. – В смысле, он… – В прямом. У него хоть и есть девчонка, но они периодически к себе третьего приглашают. И этот третий, – Мила сделала торжественное лицо, словно объявляя лауреата какой-нибудь премии, – всегда парень! – Ничоси… И девчонка не против? – Хе… Девчонка – главная фанатка этого дела. Нравится ей, когда её ненаглядный при ней с мальчиком милуется. – Охренеть! – Да это ладно. Я не об этом… Так вот, Вадик мне ещё тогда все уши прожужжал, какие у нас мальчики сексуальные. А на тебя вообще откровенно слюни пускал. Понятное дело, в те времена еще никто не знал, что ты тоже радужный, поэтому пугать тебя никто не собирался. Мало ли… – Ебать-копать… – И не говори. Та еще хуй-лопата… Раздался шум. Говорливая толпа студентов, шурша пакетами с проводами и лэптопами, проследовала мимо нас наверх. На мгновение замолчав, мы словно окунулись каждый в свои раздумья. Поведанное Милой оказалось ушатом холодной воды за шиворот. Всё вдруг заиграло другими красками, будто и не про меня было сказано. Это что же получается, я могу нравиться парню?.. Видит бог, в это очень хотелось верить, но почему кроме Милы мне больше об этом никто никогда не говорил? Как можно доверять информации, исходящей только из одного источника? – И как тебя только так угораздило? – дождавшись, когда толпа пройдет мимо, девушка прервала мои размышления. – В целом, я тебя понимаю, конечно, Нельсон – тот еще альфач, когда видишь, как у него штаны топорщатся, можно слюной захлебнуться, но бля, Фел, с такими конкурентками, как эта его блондинка, тебе проще его изнасиловать под покровом ночной темноты, чем ждать взаимности. Ты так состариться успеешь и перестанешь быть конфеткой… – Я в курсе, что мне ничего не светит, можно не топтаться на моих ранах, – перебил я Милу, но похоже получилось как-то уж слишком похоронно. – Ой, прости, пожалуйста… У тебя… это? – Что? – Ну… Серьезно всё? – Мила приблизилась на шаг, словно усиливая уровень интимности между нами. – Ты в него влюблён? – А если да?.. В этом разве есть что-то не то? – Да нет… Я этого не говорила. Просто, одно дело, ты тащишься от него, потому что он секс ходячий. И тогда это не такая уж и проблема. Он не единственный такой, в конце концов… И другое, если ты действительно испытываешь к нему чувства… Тогда даже не знаю, что тебе посоветовать… – Я разве спрашивал совета? – немного резко отозвался я. – Не кусайся, пожалуйста, я на твоей стороне… Мне не надо объяснять, что такое безответное чувство. – Вот видишь… – И поэтому я хорошо знаю, когда надо с кем-нибудь поделиться. Мила накрыла мою ладонь своей. Если бы сейчас мимо прошел кто-нибудь из нашей группы, в понедельник бы точно все говорили о нас, как о парочке. Тем не менее, теплая волна благодарности поднялась из моего нутра, даже несмотря на твёрдое желание закупориться. – Спасибо… Наверное, я когда-нибудь поделюсь, но… – Ясно… Если что, всегда можешь на меня рассчитывать, – в лице девушки мелькнула игривость, – а так… Могу познакомить тебя кое с кем. – С кем? – Ну, как я уже сказала, мир не ограничивается Нельсоном. На свете есть огромное количество симпатичных парней. И некоторые из них геи, а некоторые – би. – Спасибо, конечно, но третьим к Вадику и его хм… подружке… я, наверное, не пойду. Представив себя в постели с девушкой, я внутренне содрогнулся. Если мне и было за что благодарить судьбу, то только за то, что я, по крайней мере, всё о себе знал. – Да ясно-понятно, ты не по этому делу… Вадик – тоже не единственный. У тебя какая-то странная привычка отсекать любые другие варианты… Вот представь, сейчас в читальном зале человек восемьдесят, наверное. Не меньше. А то, может, и сто. Где-то половина из них – мужчины. – И?.. Предлагаешь пройтись, поспрашивать, нет ли среди них свободных геев? – Нет. Но так или иначе, чисто статистически, среди них точно есть один-два гомосексуала, какое-то количество бисексуалов и примерно половина из оставшихся, даже являясь гетеросексуалами, испытывают ту или иную форму бисексуального любопытства. А теперь давай посчитаем… – Не, Мил, давай не будем считать… Мысль твою я понял, но… – Ой, ну что ты такой скучный! – хорошенькая гримаска исказила лицо девушки. – Я же не предлагаю, приставать ко всем подряд. Просто иллюстрирую, насколько ты можешь быть не один в этом мире. Чисто статистически, бисексуальное любопытство может испытывать даже Нельсон. Если разобраться, присутствие блондинок в его жизни не исключает тяги к экспериментам, сексуальной зависимости или еще чего-то подобного… – Ага… Еще скажи, что он ждет от меня первого шага. – Ну, может, и не ждет… Но вероятность того, что он испытывает потребность в сексуальном контакте с парнем совсем не нулевая. В конце концов, у него в жилах течет горячая бразильская кровь – такие должны смотреть с интересом на всех, кто может быть источником удовольствия для них. – И это вряд ли я… Наклонив голову, Мила посмотрела на меня оценивающе. Казалось, будто она что-то прикидывает в уме, то и дело замеряя мои физические параметры. На мгновение на её устах мелькнула улыбка, почти сразу сменившаяся лукавым выражением лица, какое бывает у шкодливых детей и кошек. – А знаешь… Ты бы с ним очень даже ничего смотрелся… – Кто? Я?! – я непроизвольно махнул рукой, словно отгоняя нечистую силу. – Да не кричи ты так… Я чисто гипотетически… Высокий знойный красавец с коричневыми мускулами под белой футболкой и белокурый мальчик, хрупкий и зеленоглазый. Да вы прям были бы живым воплощением яоя… – Воплощением чего?.. – Яоя! Есть такие японские… – Знаю! – Тогда зачем спрашиваешь?.. Я, как сейчас, представляю тебя рядом с ним и уффф… Хоть туши пожар газировкой… – Да ну тебя! – попытался я переменить тему. – Вот если бы Егор Ванкевич, например, или там Гриша Горчинский, тогда я понимаю… – Да что вы всё Егор да Егор… Что ты, что Маринка… Егор – сам бруталька, хоть с хлебом его ешь, они с Нельсоном, как два боксёра на ринге – им бы метелить друг друга, а не это всё, – девушка мечтательно вздохнула и посмотрела куда-то поверх меня, – не… Ему нужен кто-то, наподобие тебя – нежный, маленький и красивый… – Эээммм… Красивый? – мне вдруг показалось, что я теряю нить разговора. – Вот что! – Мила решительно посмотрела мне в глаза, будто внезапно очнувшись от глубокого раздумья. – Посторожи-ка мой кофе, я сейчас приду… Мой ответ ей и не требовался. Через секунду я уже видел её спину, влетающую на этаж. Всё происходящее одновременно возбудило и заставило нервничать. С одной стороны, про меня только что наговорили столько приятных вещей, что впору помереть от смущения, с другой – Мила явно что-то задумала. И пока это скорее пугало. Немного поколебавшись, я занял руки бумажными стаканчиками и пошел вслед за подругой. В конце концов, если одна из её сумасшедших фантазий выйдет из-под контроля, я постараюсь вовремя среагировать и ретироваться. Поднявшись на пролет я уже сделал первый шаг в сторону читального зала, как внезапно на глаза попалась табличка на двери, одной своей отчеканенной буквой заставляющая думать о себе. Поразмыслив мгновение, я поставил стаканчики на пол рядом с дверью и сделал решительный шаг внутрь царства большой и малой нужды. Несмотря на аншлаг в читальном зале, внутри никого не было. Дела в кабинке заняли не более трех минут, да и то только из-за того, что пришлось повозиться с ремнём – подарок сестры имел столь замысловатую застёжку, что иногда поход в гальюн превращался в квест. Пока я возился возле раковины, дверь отворилась, и кто-то тихо проник в помещение. Будучи занят приведением в порядок растрепавшихся волос, я даже не обратил внимание на вошедшего. И только повернувшись к выходу, понял, что сбылся мой самый желанный и возбуждающий кошмар. Это был Жоау. – Привет, Фел… Ты тоже здесь? – сказал он, улыбнувшись, и, не дожидаясь ответа, прошел мимо меня в кабинку. Услышав своё имя, я вздрогнул. Как-то так вышло, что за все семь месяцев учебы я ни разу не слышал, чтобы его произнёс Жоау. Иногда мне даже казалось, что он не знает, как меня зовут. Дверь кабинки громко хлопнула и приоткрылась, позволив мне разглядеть спину Жоау, расстегивающего джинсы. Он даже и не подумал её закрыть. Я повернул голову и посмотрел на вход в туалет. Мы всё ещё были единственными посетителями. И чем дольше это длилось, тем более странно всё это выглядело. Слова Милы о моей красоте и о том, что я хорошо бы смотрелся рядом с Жоау, всё ещё звучали у меня в ушах. Я поймал себя на мысли, что всё происходящее очень похоже на сон или на поставленный кем-то спектакль со мной в главной роли. И я точно знал, что это ни то и ни другое. Так или иначе, я был наедине с источником моего беспокойства. И пока это была единственная очевидная истина. Я сделал шаг к выходу и замер. Если сейчас выйду, возможно подобная ситуация больше никогда не повторится. Готов ли я к этому? Я протянул руку – дверной замок представлял собой простенькую систему с возможностью закрыться изнутри без ключа. Недолго думая, я повернул ручку. Из кабинки раздавалось довольное мурлыканье Жоау, который, по-видимому, никуда не спешил. У меня было секунд тридцать, вряд ли больше. И первые десять я потратил на то, чтобы прикинуть разность потенциалов. Скорее всего, мне сейчас дадут по морде, и моей весовой категории явно не хватит на то, чтобы этого избежать. Ну и пусть. Лучше попытаться и пожалеть, чем потом пожалеть, что не попытался. Я распахнул дверь кабинки и, схватив Жоау за плечо, резко развернул его к себе лицом. Он только успел застегнуть джинсы, и такое демонстративное нарушение личного пространство явно его обескуражило. Я попытался воспользоваться замешательством. Мои руки схватили его за ремень и быстро, словно выполняя нормативы по времени, начали расправляться с пряжкой. Несколько движений и джинсы сброшены, а я стою перед ним на коленях. Так и знал, что он не пользуется нижним бельем… Никогда этого не делал. Но то, чего боялся, не произошло – мне не было противно. Теплая плоть была уже немного возбуждена, и мне было приятно осознавать, что от моих манипуляций возбуждение только увеличивается. С момента моего грубого вмешательства прошло больше десяти секунд – достаточное время, чтобы прийти в себя. И то, что меня не остановили и не убили, говорило о многом. Я поднял руку и запустил её Жоау под майку. Мышцы живота были напряжены. Жоау тихо застонал и накрыл ладонью мой затылок. Будь я проклят, если ему не нравилось! Как известно, источниковедение – это метод познания мира. И, подозреваю, в моём случае, этот метод был несовершенен. Единственными пособиями по мастерству для меня являлись фильмы и ролики из интернета, которые, несмотря на всю свою открытость, были слишком подробны, чтобы не быть профанацией. Но я старался. Так старался, будто жил последний день. И в определенном смысле, так оно и было. Ведь чем бы ни кончилось это исследование, ему вряд ли будет суждено повториться. Такова уж планида дерзких – им всегда удаётся первый шаг. Остальное зависит от везения, каковым я похвастаться никогда не мог. Член у Жоау не сказать, что был огромным. Как оказалось, сумасшедшие размеры в штанах у людей с тёмной кожей – тоже всего лишь стереотип. Однако он, без сомнения, был большим. Мне с трудом удавалось поместить его во рту хотя бы на добрую половину. Регулярно я выпускал его, чтобы отдать часть положенных ласк яичкам Жоау, и последний в такие моменты всегда старался ударить меня членом по лицу. Мне это нравилось. Было в этом что-то хозяйское – желание подчиниться возникало спонтанно, но имело твёрдое и безусловное направление. Вторая ладонь Жоау присоединилась к первой, и скорость фрикций заметно возросла. Это породило некоторый дискомфорт, но я старался об этом не думать. Я и так был слишком переполнен любовью, чтобы дать шанс посторонним мыслям. О, Клио, помоги мне! Жоау начал вбивать в меня своё нерастраченное желание, будто делая это впервые. Я чувствовал, как жизнь бурлит под его темной кожей, угрожая вырваться наружу. Повинуясь инстинкту, я сквозь штаны сжал своё возбуждение – казалось, еще чуть-чуть и я не смогу его сдержать. Мне не хватало воздуха, и воздухом мне была моя страсть. Мы горели, словно железо в доменной печи. Где-то на периферии сознания мелькнуло понимание, что у меня вибрирует смартфон в кармане, но выбраться из этой пропасти не было ни сил, ни желания. Удар следовал за ударом, ещё и ещё, солоноватое лезвие бытия резало меня на части, чтобы потом отделить мою душу от мяса. Губы жаждали обжечься – огня хватало на двоих… Я почувствовал его последний разбег. О том, чтобы отстраниться, не было и речи. Он кончил мне в рот, и, захлёбываясь спермой и желанием, я кончил вслед за ним. Когда шум немного утих, я отчетливо расслышал, как кто-то настойчиво дёргает ручку входной двери. Будет удивительно, если с нас не потребуют объяснение. Вскочив, я подбежал к раковине и начал приводить себя в порядок. В зеркале хорошо были видны погасшие глаза Жоау. Былого огня будто и не было. Захотелось вдруг провалиться сквозь землю. Я отвел взгляд и уже собрался сбежать с поля боя, как у меня за спиной раздался его уставший голос: – Что? Даже не позволишь в кафе тебя пригласить? Я резко развернулся. Жоау смотрел мне прямо в глаза, подсаженные батарейки сменились демонстративным вызовом. Мне это было незнакомо. – В кафе?.. А я не буду напоминать тебе о… хммм… – Будешь! – Жоау сделал два решительных шага вперёд. – И, если ты не против, я бы хотел не ограничиваться воспоминаниями… Неужели, ты так боишься показаться со мной рядом? Мне казалось… – Что? – Ты смелый и умный. Мне казалось, ты выше этого… – Выше чего? – Ну… Расовых предрассудков. Да, бля! Какие ещё расовые предрассудки! Вселенная, наверное, решила свести меня с ума. Всем корпусом повернувшись к собеседнику, я швырнул обвинение ему в лицо: – Причем здесь это? У тебя вроде бы девушка есть… – Нет. – Что нет? – Нет девушки. – А эта… – Это моя сестра. Младшая. У нас просто отцы разные, как следствие, она и не… А вообще, я – гей. В дверь громко постучали. Где-то там, за чертой, заколыхалась молва, словно готовя нас к публичному обсуждению. Я покрутил головой по сторонам в надежде найти маленькую щелочку, куда можно забиться. Жоау тепло улыбнулся и протянул мне руку. – Если я ошибся, давай выйдем отсюда вместе? Туда, в толпу и сплетни… Возможно нам будет неуютно первое время, но, если ты доверишься мне, я никому не дам тебя в обиду. Обещаю…