Творческое безумие

Чудное солнечное утро. Хоть для кого-то оно может и показаться стандартным, а может и вообще непримечательным, но не для наилучшего художника "Welcome home" Уолли Дарлинга. Ведь только продрав глаза с утра пораньше, он чуть ли не сиял идеями. Глаза пылали, а руки, несмотря на желание сна, рвались творить. Но откуда у художника такая сильная тяга (не бархатная) творить, несмотря ни на что? Во всём причастно сновидение Уолли, что и подарил художнику такое неистовое желание. — Это будет шедевром! — с таким восторгом кричал творец, мигом усевшись на своём высоком стуле и быстрым прорывом руки делая начертания рисунка красками. Удивительным было то, что Уолли рисовал сейчас совсем без какого-либо скетча. Он пытался как можно скорее отобразить то, что ему приснилось, дабы не потерять ту самую музу во сне. Поэтому скетч ушёл в никуда, ведь занимал время. — Так и так...Ещё деталь! — изображал синеволосый свою идею, делая грубые и острые как нож мазки. Благо, долго времени рисования это не заняло, и картина была уже готова. — Это прекрасно! — выражал художник сильнейший восторг от окончания своей картины. *Скрип... Скрип?* — начал звукоизобразительно спрашивать дом, что Уолли делает там с утра пораньше. — Хоум, я создал настоящий шедевр! Соседи будут восхищаться этим! — с широкой улыбкой пояснял Уолли, снимая полотно с мольберта и приподносся его в сторону глаз дома. *Шурх... бах! * — тот стал издавать звуки половиц с пола, говоря, что картина была, так сказать, "довольно необычной". — Приму это за ответ, что тебе нравится, — чуть серьёзнее сказал Уолли. Почему-то он не чувствовал полной удовлетворённости, сам не зная, почему. Вроде он дорисовал картину, но... Сердце просит творить, а руки так и вновь тянутся продолжить танец по полотну. Но... Его остановили. Кто-то постучался в дверь к художнику, от чего тот вышел из странного транса. Придя в реальность, Уолли направился к двери, дабы открыть стучащему. *Щелчок* Кто тут с утра пораньше? — отворив дверь, синеволосый с добродушной улыбкой стал встречать прибывшего гостя. — Уолли, привет! — радостно произнёс радужный монстр. Это оказалась Джули, что решила навестить своего друга. — Ого, привет. Что заставило тебя придти ко мне? — тот на секунду удивился гостье, а затем продолжал говорить в своей манере. — Я хотела позвать тебя играть, пойдёшь? — упрашивала девушка, смотря на друга большими умоляющими глазами. — Ну... О! — задумал кое-что Уолли. Похоже, это было условие. — Я пойду поиграть с тобой, но тогда ты посмотришь мою картину. Идёт? — Конечно идёт! — улыбчиво согласилась девушка. После согласия Уолли спокойно пропустил девушку внутрь своей обители. Уже пройдя по коридору к творческому уголку Уолли, где повсюду валялись художественные принадлежности, такие как кисти, кляксы от красок и так далее, на мольберте девушка и увидала ту самую картину Уолли. — Как тебе? — с трепетом спрашивал творец, ожидая восторженной реакции... Но всё вышло в корне наоборот. — Уолли... — девушка застыла в немом шоке, раскрывая глаза от удивления. Во взгляде видно недопонимание и какая-то невозможность выдать хоть какие-то слова от увиденного "шедевра". — Я н-не знаю как это описать... — Джули, тебе не нравится? — с обидной ноткой в голосе спрашивал художник. Хоть улыбка и оставалась, которая никак не уходила с кукольного лица, но чёрные зрачки точно с крипотой глядели на девушку. Она видела такое поведение друга впервые... — Н-не совсем... — в не желании обидеть друга, девушка стала отрицать тот вариант, пытаясь найти оптимальный. — Просто над твоей картиной нужно... Поразмышлять?.. — Неужели? Что ж, думаю, это так, — пришёл ежесекундно художник в нормальное состояние. Но теперь казалось, будто он просто отложил обиду в сторону, а не избавился от неё... — Раз ты посмотрела картину, то теперь мы можем идти играть, как ты хотела. — О-отлично, пошли! — с облегчением произнесла девушка и, схватив друга под руку, она направилась прямо на улицу. *Ничего такого... Джули просто не понимает в исскустве, и это нормально...* — успокаивал себя в голове Уолли, пытаясь не злиться на подругу из-за картины... Но что-то всё равно гложило душу... — * Это чувство, оно ужасно... * Конечно, ребята прошли на одну лужайку и здорово повеселились, играя в разнообразные игры по типу салок и пряток. Но они долго не играли вдвоём, ведь через время к ним присоединилась ещё компания из Салли Старлет и Барнаби Б. и Бигля, благодаря которым играть стало более увлекательно. Все смеялись, бегали и просто веселились. Благодаря всему этому, художник даже позабыл о своей картине на время, просто развлекаясь со своими друзьями. Вот так они и провели время до самого вечера, пока не нужно было расходиться по домам. Пока Уолли со Старлет отправились кто-куда, то Джули шла в одну сторону с Барнаби. — Барнаби.. — взволнованно откликнула пса девушка. Похоже, она собиралась рассказать довольно тревожную мысль. — Сегодня, когда я зашла к Уолли, чтобы позвать его играть, он предложил мне перед выходом оценить его картину. — Ох, и что же он такое нарисовал, что так тебя встревожило? — спрашивал ещё спокойный пёс, пока не получил ответ... — Спираль... Тёмную спираль с чёртовым глазом посередине! — выдала сию же секунду девушка, одновременно сложив большой палец с указательным в колечко и приставив к правому глазу. — Что?.. — шокировано переспрашивал бигль, думая, что просто неправильно расслышал, или Джули так шутила. — Это правда! А когда я даже не знала, как ответить, он будто стал давить на меня взглядом... Очень странным взглядом. — расстроено пересказывала те события девушка, пытаясь доказать, что тот кошмарный момент был наяву. — Я верю, просто... Я сам не знаю, что мне говорить на этот счёт, — растерянно отмахивал руками пёс. Похоже, ситуация в этой беседе была тупиковая. Но, благо, продолжения уже не было, ведь ребята дошли до дома Джули, где и распрощались, а Барнаби остался размышлять по пути с полученной информацией о лучшем друге... [Тем же временем...] Уолли довольно скоро добрался до своего дома, после чего спокойно прошёл внутрь. Чуть медлительно шаркая по полу, кукла с трепетом проходит на кухню, дабы заварить себе чаю под такой хороший вечер. Только начав кипятить чайник, Уолли вспоминает о своём утреннем творении. В этот момент его будто током по телу пробивает, приводя в осознание. — Этот сон... Я почти ничего не помню кроме момента изображённый на картине... — начал размышлять Уолли и приметил такую тревожную деталь. Тут раздался неожиданный щелчок чайника, означая, что вода уже вскипела и была готова к использованию. — Ха... Ладно, сон — это сон, не стоит воспринимать такие вещи всерьёз, хах... Быстро сделав себе травяной напиток с душистым ароматом, Уолли направился к себе в комнату. Уже там он поставил кружку на тумбу, а сам уселся на стул за холстом. — Наверно, стоит отдохнуть за рисованием: оно должно меня успокоить, — говорил то ли художник сам с собой, то ли с домом, было непонятно. Взглянув на холст, он увидел ту самую картину, который он так и не убрал. Почему-то смотря на неё, чувства были смешанные. Уолли и вправду видел в ней какой-то чудный мир и глубокий смысл, будто он сотворил что-то великое, но также он понимал, что его поведение с утра было не таким, а сон, что ему приснился... Это было жутко. Очень быстро пришло осознание того, что художник мог в тот момент конкретно перепугать Джули, не понимая всё происходящее. — Чёрт... Нужно извиниться перед Джули, — решил Уолли сделать это, но уже не сегодня. Всё-таки на дворе — ночь, а он на всех порах побежит к её дому, разбудит и скажет: "прости, что утром вёл себя как ненормальный!". Поэтому было принято решение, при котором извинения будут в определённый ближайший момент при встрече. Сняв с мольберта своё творение, он аккуратно уложил его между другими картинами. — Пусть там и будет, — со спокойствием вздохнул художник, как только перестал видеть вживую это ужасное напоминание произошедшего. Теперь взгляд сфокусировался на чистом полотне, которое нужно было украсить. Взяв в руку карандаш, художник стал делать скетчи. Но... Они будто не получались. Как бы тот не старался даже переходить с одной темы рисования на другую, ничто не могло помочь. В итоге занятие пришлось прекратить, а странное происшествие списать на творческий кризис. *Стоит на время отдохнуть от рисования... Лучше пару дней пособираю материалов и вдохновения.* — чётко указал у себя в голове Уолли, собираясь ложиться спать. Тело аккуратно уложилось на мягкую перину, а голова, как всегда, находилась на подушке. Веки с лёгкостью закрыли глаза, чтобы дать тем отдохнуть, а мысли стали незаметно испаряться, дабы не думать всю ночь о неразгаданных всемирных тайнах, а просто наслаждаться сном. Семь минут, и Уолли уже отправился в царство сновидений... [На следующий день. Утро. ] Опять сон, который на этот раз кажется кошмаром. Тело бросает то в жар, то в холод, из-за чего приходиться ворочаться в мучениях. Ещё пару секунд, и Уолли широко раскрывает перепуганные глаза. Грудь вхдымается поочерёдно вверх-вниз: дышать тяжко. — Опять сон... — хрипло произносит Уолли, не веря во всё происходящее. Приняв положение сидя, художник почувствовал вчерашнее покалывание в руках. От самой кисти до кончиков пальцев тянулось странное желание вновь взять в руки деревянную рукоять кисти, прикоснуться к холодной ткани полотна. Но хоть желание было и столь велико, Уолли взял железное обещание, что гласило потерпеть и отдохнуть от рисования. — Н-надо позавтракать... Чуть поразглядывав свои руки, синеволосый встал с постели и для начала пошёл в ванную, чтобы привести себя в порядок. Умывшись и почистив зубы, Уолли, как всегда, где-то час укладывал свою помпадуру в ванной, которая уже стала похожа больше на газовую камеру, заполненную не смертельно витающим веществом, а чёртовым лаком для волос. Но почему же Уолли не делал свою причёску вчера? Да потому, что количество наносимого им средства на волосы даёт причёске держаться несколько дней, что для него довольно удобно. — Готово, — удовлетворённо улыбнулся тот, а затем решил направиться на кухню, дабы позавтракать. — Раз я не могу рисовать… Надо заняться чем-то иным.. Довольно скоро, сделав себе простой сэндвич и зрительно его поедая, Уолли задумался, чем он может отвлечься, чтобы не думать про рисование? Конечно, вариантов было мало, но всё-таки они были. В итоге Уолли выбрал пока повеселиться с соседями: как-никак, в прошлый раз он даже напрочь забыл про картину благодаря друзьям, а, значит, метод был рабочим. — Пойду проведаю Барнаби, — уверенно произнёс синеволосый, вставая из-за стола. Убрав остатки завтрака и переодевшись в свои радужные штаны да синий кардиган, художник мигом направился к своему лучшему другу. Хорошо то, что дорога не заняла много времени, и Уолли уже оказался у дома голубого пса. Осторожно постучав по двери большой собачьей конуры, художник отошёл на пару шагов назад, дабы его не пришибли дверью. — Кто там? — послышался низкий голос за дверью. — Это Уолли, — ответил стоящий, пока наконец не послышался проворот замка, и дверь широко не раскрылась. — Уолли, ты чего с утра пораньше пришёл? — удивлённо спрашивал пёс, сонно зевая и раскрывая свою большую собачью пасть. Сам пёс был одет в полосатую пижаму да вязанную шапочку для сна, которая означала, что пришедший художник только-только потревожил его сон. — Да так, не спится мне, так ещё и творческий кризис нахлынул, — оправдывал художник свой столь ранний приход к другу. — Ва-а-ах! — зевнул пёс, а затем, чуть отойдя, дал проход другу, приглашая к себе внутрь. — Раз у тебя такая беда случилась, то проходи. — Спасибо! — заулыбалась шире кукла, перешагивая порог. Пройдя в гостиную, гость уселся на диван, пока хозяин отошёл на время сделать чай, как-никак, гостеприимство никто не отменял. Вернувшись, Барнаби отдал одну из кружек своему другу. — Спасибо, — поблагодарил Уолли за сделанный для него напиток. — Да без проблем, — неловко отмахнулся пёс, а затем уселся рядом с другом на широкий диван. Сделав глоток, Барнаби мог уверенно продолжить. — А теперь рассказывай, что тебя так беспокоит. — Что беспокоит?.. — удивлённо посмотрел синеволосый. Теперь у него появились вопросы к другу. — Кхм, для начала скажу, что обычно с утра пораньше ты ко мне приходишь только тогда, когда у тебя какая-то беда, — начал пояснять пёс очевидные факты другу, а затем затронул то, чего не стоило... — А ещё Джули рассказала мне о твоей картине.. — Джули? Рассказала..? — как-то отрывисто произнёс художник, делая паузы между словами. Вся его реакция была не к добру... — Да, она рассказывала о твоей странной и довольно жуткой картине, которая являлась чёрной спиралью с глазом по середине. — как ни в чём не бывало продолжал пёс, ведь также он не смотрел на Уолли и не понимал то, что сейчас он так глупо выдавал монстро-девушку... — Странной?</b>Довольно жуткой?..</b>ЭТО ОНА ПРИ ТЕБЕ ЕЁ ТАКОЙ НАЗВАЛА? — еле сдерживая себя, художник с такой же жутким взглядом стал всматриваться в друга. Руки яростно тряслись, почти не проливая чай. — Нет! Просто её пересказ дал мне такие ощущения от... Т-твоей картины... — остановился в один момент Барнаби, как только повернулся к другу взглядом и застал вживую слова Джули. Пожирающие округлые чёрные зрачки будто впивались в кожу. Глаза также хорошо дополняли, жуткая улыбка и отсутствие выразительных бровей. Только увидев такую реакцию друга, Бигль чуть панику не ловил, благо, держался... — Уолли?.. — А.. Ничего, — пару секунд, и с куклы будто рукой снимает жуткое лицо и какую либо ярость или злобу. — Не стоит верить всем сказанным словам, пока вживую не увидишь, верно? После этого Уолли с лёгкостью отпивает напиток, будто он всё это время был без напряжения. Пёс лишь молчаливо кивнул и продолжил допивать напиток. После случившегося оставшееся время друзья провели время в мирной тишине, где Уолли просто спокойно наслаждался ароматным чаем, а Барнаби со страхом боялся хоть не так пискнуть. Но, благо, такая обстановка не длилась довольно долго, и чай был быстро допит. — Спасибо тебе за чаепитие, Барнаби, — уже прощался у порога дома Уолли, собираясь уходить. — А-ага... Пока.. — отрешённо ответил голубой пёс, а затем закрыл за другом дверь. Время оставшегося дня Уолли потратил в магазине за яблоками Хауди. Но во время обратной прогулки до дома художник задумался о том самом чаепитии с Барнаби. О словах Барнаби, о реакции его самого, а последующем страхе друга. Всё это вновь вернуло Уолли в ужас от самого же себя. — Я... Что со мной? Я опять не нарочно напугал друга... — растроенно размышлял синеволосый, ведь такие последствия его конкретно не устраивали. Что же вызвало у него такие эмоции? Злость из-за слов? Слов по поводу картины? — Неужели я опять впал в ярость лишь из-за мнения друзей о моей картине?.. Да уж.. Эта картина — бич для моей нормальной жизни... Уже открыв входную дверь и пройдя на чуть осветлённую комнату из-за единственной лампочки, что не справлялась с вечерней тьмой, Уолли поставил пакет красных яблок на кухонный стол. Взяв один из фруктов, он пошаркал к себе в комнату. Только-только зайдя и направив взгляд на мольберт, руки вновь почувствовали жжение на кончиках: желание вновь начало морочить голову художнику... — Я... Если я нарисую небольшой скетч, то это же не будет считаться, что я нарушил обещание? — спрашивал тот сам у себя, хотя уже знал правду... Усевшись за стул и взяв в руку карандаш, Уолли начал начерчивать разные эскизы: цветов, друзей, но... Всё это не удовлетворяло художника. Даже не заканчивая эскиз, тот стирал всё к состоянию чуть ли не чистого листа, пытаясь нарисовать что-то другое. Но это не помогало — только раздражало. Дошло почти до того, что Уолли почти не стёр полотно до дыры... Но нет. Всё не то. Никакой удовлетворённости нет, а желание есть, но всё будто кажется уродливым чирканьем ребёнка, которое даже не достойно какого-либо продолжения. — Мне нужно... Нужно оно.. — искал Уолли истину того, что он хотел изобразить на полотне, но почти было тщетно. Будто искра была рядом, но не давало чему-то загореться и запылать. — Это должно быть... Оно? Пришла такая неожиданная мысль художнику в голову, что казалась будто бредом, но одновременно и решением. Он быстро схватил разбросаные кисти с палитрой, намолевал на дощечке цвета, смешивая определённые и одночасье принялся за работу. Рука шла сама, будто натренерованная, а глаза анализировали и сравнивали, пока душа вела вперёд, а голова заправляла всем. Мазки были хоть и грубые, но аккуратные, будто резкость им придавали для вида. Раз, два и ещё немного... Картина вырисовывалась быстро, не заставляя долго ждать результата. — Не может быть.. — художественные принадлежности с грохотом упали на пол. В глазах художника разгорелся настоящий ужас, а по телу прошлась тирада мурашек, заставляя тело дрожать. Сознание просто не могло вникнуться в происходящее, что стало казаться каким-то диким и несуразным. Прямо перед ним была такая же картина из сна, ничем не отличающаяся от первой нарисованной. — Н-нет... Уолли встал со стула, ищя среди всего бардака первый оригинал. Отталкивая в сторону всё лишнее, Уолли рыскал как не в себя, пока наконец не нашёл заветный лист... — НЕТ!...К-КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?! — испуганно закричал художник, поднося найденный "шедевр" к только что нарисованному. Секунда, и художник конкретно ужаснулся, не зная даже теперь, что сказать. Рисунок был одинаков с другим, будто сделанный под копирку. В этот момент предметы из рук сами собой повалились, лишь с грохотом падая на пол. Отчаяние пожирало его изнутри. Когда голова из-за тяжести свисала, взгляд стал направлен на его творение. Эта бесконечная спираль с глазом... Он будто символично проваливался в эту спиральную бездну, не зная, как схватиться и выкарабкаться. Теперь он даже стал понимать чувства Джули, Барнаби и всех остальных, кто смог вживую увидеть таковой ужас. — М-может, просто совпадение?.. Может, эт-то стресс?.. Может, это уже с завтрашнего дня прекратиться?... — паникуя, тот пытался найти хоть какое-то логическое объяснение происходящему... И с надеждами на завтрашний день он лёг спать, думая, что весь этот ужас улетучится с новым солнышком... Но... Следующий день не отличался от предыдущего. Тот же кошмар, и художник теперь уже на автомате подбежал к холсту и нарисовал такой же "шедевр". Опять ужасаясь, он продолжал верить в завтра, что "новый день, а, значит, с завтрашним днем этот кошмар уйдёт!...", но как бы не так. Всё продолжалось одинаково, не отличаясь от прошлого почти ничем. С каждым днём надежда угаласала. Уолли заперся дома в надежде переждать это тихонько с Хоумом. Друзья хоть и стучались и даже взволнованно долбились в дверь, пытаясь поговорить с художником и вызвалить того на улицу, но всё было тщетно: синеволосый стал бояться вновь пугать друзей своей безумной реакцией из-за картины, дабы не произошёл инцидент как с Джули или Барнаби...... — НЕТ!... — яростно закричал художник после очередного кошмара. Эта постоянная череда одного и того же кошмара действовала Уолли на нервы и уже конкретно заставляла сходить с ума. — Этот сон... Да будь он проклят! Тот со всей силы бьёт кулаком по тумбе, думая, что так вся ярость уйдёт и вместе с ударом. Уже опять идя к мольберту и вновь рисуя уже как принтер, Уолли не выдерживает всего скопившегося гнева и руками, что сами и сотворили это, он разрывает предмет его мучений. Куски начинают разлитаться в разные стороны, засоряя и так не самый чистый пол, который весь был в красках. Злоба так и пышет с художника, будто даже оставляя дым, будто голова горит. — Этот кошмар... Желание сна... Да к чёрту всё, НЕ БУДУ Я БОЛЬШЕ СПАТЬ! — чётко решил для себя художник, что он высказал в яростном порыве. И он и вправду стал делать так, как сказал. Теперь он достал с дальнего ящика, где хранил кофемашинку и сами зёрна из-за их горького вкуса, но теперь они пригодятся ему для помощи в пропуске сна. И именно так и проходили его дни. Он лишь пил кофе, иногда ел, занимался уборкой и не спал. Но долго такого режима не хватило. Ведь всё больше не востанавливая силы, он стал незаметно отрубаться на пару минут, становиться вялым и уставшим и в меру раздражительным. Мысли стали заполняться лишь желанием вновь улечься головой на подушку и просто отрубиться к чертям. Но даже не спя и таким образом не возобновляя кошмар, тот всё равно его помнил, будто тот был у него как отпечаток на черепной коробке, вырезанный ножом. Но как уже сказано, долго такой нездоровый режим сказался на нём и уже на кухне, поедая сладкое красное яблоко, художник и не заметил, как в глазах начало темнеть, а ноги смягчались и будто начали проваливаться в пустоту. Все эти ощущения только усиливались с каждым разом, пока не послышался грохот, и на полу не развалился художник. *Скрип-скрип... Скрип... Бах! * — стал звать дом и потом понял, что его владелец в конечном счёте отрубился.... [Через довольно долгое время...] Тело вновь трясёт, а дыхание сбивается. Пару секунд, и веки резко распахиваются, открывая на показ узкие и перепуганные зрачки. Сознание вновь парализованно, что заставляет как робота бежать к мольберту с чистым холстом. Взяв в руки кисть, художник вновь собирается рисовать, но... *БАБАХ.* — слышится во всём доме. Это был недовольным Хоум, что пытался привести художника в сознание. — Ах! — от всего шума и грохота’у Уолли выпала кисть из пальцев, которая и привела в чувства творца. — Хоум?.. *Скрип! Стук-стук, бах, скрип! * — звукоизобразительно ругалось здание на своего владельца, что понимал его речь. — Я отрубился на целых 2 дня?..Ты беспокоился за меня?... — в удивлении распрашивал художник *Скри-и-ип...* — продолжало объяснять здание, пока всё не дошло до его слёз. Со стен стала стикать чёрная жидкость. — Воу-воу, Хоум, всё хорошо! Я ведь проснулся! — быстро начал успокаивать свой дом Уолли, гладя здание по стенам, всё-таки дом рассказал, как он начал беспокоиться о художнике ещё с момента, когда он надеялся на "завтра", хоть он и боялся о чём-то говорить с Уолли, ведь тот был не в лучшем состоянии. — Только не плачь, всё хорошо... Успокаивал Уолли дом, но не себя. Всё, на самом деле, было не хорошо. Сам он потратил дня 2 на возобновление сил, а кошмар ему вновь приснился, а, значит, цикл вновь восстановился. Но что делать? Не может же художник теперь вновь смотреть сон и сходить с ума, вновь рисуя одно и тоже? Нужно было решение...И, кажется, творец его быстро нашёл! — А что если... Взглянуть на всю картину под другим углом?.. — С безумной улыбкой задумался художник. А ведь и вправду. Может, такая озабоченность картиной — это знак свыше и подарок за идею шедевра? Может, это и вправду настоящий шедевр, в котором скрыта загадка мироздания и настоящая красота всего рисования?.. Так и подумал Уолли. Теперь его отречение от сна и глупая боязнь сна и картины казались лишь детским баловством, будто ребёнок не хотел есть брокколи, хотя они полезны. Художник задражал, а на лице развесилась настоящая сумасшедшая улыбка до ушей. С глаз стали сочиться слёзы безумственной радости, а дом заполнил истощающий крик, напоминающий смех. Можно было сказать одно: Уолли конкретно сошёл с ума. Хоум это понял сразу, как услышал последние слова своего хозяина перед творческим бредом, поэтому больше он решил не разговаривать с ним, ведь к чему это могло привести? На самом деле, ко многому... Теперь художник наоборот стал с хорошой стороны принимать свой единственный сон. Каждый раз он стал ему казаться божественным посланием. Теперь каждый холст был заполнен лишь одним и тем же. Но когда и холсты, и бумага закончились, художник стал вырисовывать спирали на всём, что попадётся: стены, пол, потолок, мебель — всё было теперь заполнено безумными спиралями с глазами, что так одурманили разом молодому художнику. Сумасшествие прогрессировало с каждым разом всё больше, пока сама картина и сон не стали одним из самых важнейших вещей в голове творца. Это всё и привело к одной из наиужаснейших мыслей... — Моя икона!.. А ведь кто-то смел её оскорблять и не лестно о ней отзываться... — вспомнил художник слова монстра-девушки и голубого пса. По всему телу, будто из крови, проливалось ярость от тех слов, что отпечатались в памяти. Но, благо, скоро злость сменилась я яркое восклицание и безумственный смех, ведь Уолли пришла одна идея. — ХАХАХВА!!!... Ха... ха... Значит, обидчики должны просто поплатиться... Своей жизнью! [Ночь. Время 0:36] Светловолоска тихонько дремала у себя дома, сопя в уютной постельке под одеялом. Но долго сон не продлился, ведь по всей квартирке пронеслась звуковая волна, которая являлась дверным звонком. Также за звонком слышались долбёжка в дверь, что не предвещала ничего хорошего, но девушка, быстро придя в осознание, подбежала к двери и, также поглядев в глазок, хриплым голосом спросила. — Кто там?.. — произнесла она, а затем увидела синие волосы, которые были отлично сделанные в помпадуру, а там уже и знакомое лицо. Оно выражало беспокойство. — Это Уолли! Джули, открой быстрее, — напуганным голосом говорил тот, кого девушка не видела очень долгое время. — А, конечно! — с шоком ответила девушка, а затем быстро отворила входную дверь, о чём вскоре пожалела. Ладонь творца быстро хватает и припаднимает девушку за шею, сжимая тонкое горло и заставляя задыхаться от перекрытого дыхательного пути. Перепуганное лицо Уолли быстро, как маска, сменилось на злодейскую ухмылку. Девушка в панике начала брыкаться и сопротивляться, но всё было бестолку, ведь Уолли был сильнее. Как-никак, у ебанутых сила всегда в крови. — У.. О-лли..! — со скатывающимися каплями слёз хрипела девушка, смотря сумасшедшему в глаза, который с каждым уходом сил задыхавшейся только лишь больше ухмылялся. Время на исходе. Глаза наконец закрываются, а с силой держащиеся руки, что так с надеждой хотели помочь шее выбраться, теперь обессилено повисли к полу. — Теперь-то ты поплатишься за клевету, — подтянул от счастья безумец уголки губ... На следующий день, когда Фрэнк заметил, что подруга почему-то не заходила к нему, он пришёл к её дому. Дверь была открыта, а пройдя внутрь, у соседа чуть не случился рвотный рефлекс, а с глаз реками начали стекать горькие слёзы. Ведь прям по середине комнаты на люстре была повешена теперь бывшая подруга Джули, на шее которой красовалась тугая верёвка, чуть ли не выпадающие из орбит глазные яблоки, что свидетельствовало о сильном давлении. Соседи быстро сбежались на громкие крики о помощи, а затем пребывали в ужасе от увиденной картины. Девушку быстро похоронили, а Фрэнк пытался доказать, что его подруга не самоубийца. И ведь весомые доказательства были. Например, открытая входная дверь, следы рук на шее и самое главное... Картина, которую мог нарисовать лишь один художник. Уолли. И хоть Фрэнк приводил и вправду настоящие доказательства, других они перестали волновать, ведь теперь жителей окутал страх за свои жизни. Всё дошло до того, что народ стал переезжать один за другим. Поппи и Салли — из-за страха, Хауди — из-за накрытого бизнеса, а Эдди, потому что письма уже почти некому было доставлять. За ними также потянулся и Фрэнк, ведь он не хотел оставаться в месте смерти её подруги на пару с убийцей. Из всех соседей остался только Барнаби, что тоже собирался уже съезжать, но...он слишком долго тут оставался... [Ночь. Время 1:12] Пёс сладко спит перед отъездом, но, похоже, не долго, ведь в дверь начинают неистово колотить. Пёс быстро просыпается и начинает дрожать, ведь его окутал страхом тот, кто за дверью. Удары становятся всё сильнее. А после ударов также становятся слышны крики. Крики, от которых у Бигля по телу проходили мурашки. — Барнаби! Открой дверь!.. — наигранным голосом кричит синеволосый, пытаясь отыграть испуганного друга. Но на такой трюк пёс уж точно не ведётся. Но с каждым толчком был слышен треск, а, значит, двери оставалось не долго. Пёс по мере своих возможностей заставляет дверь в спальню, чем может. А после сам тихо уселся в дальнем углу и лишь чуть слышимо скулил. И как было предсказано, послышался шум от выломанной входной двери, но... Шагов не было. А всё потому, что Барнаби забыл про кое-что... А именно окна. Секунда, и сразу слышится треск стекла в последствии удара, а осколки разлетаются по всему полу в комнате. Бигль только сильнее сжался от накрывающего его ужаса. — Барнаби~.. — сладко лепечет пробирающийся через окно безумец. Как только обе ноги и тело оказались в комнате, голубоватый пёс теперь смог полностью разглядеть ужасающую его фигуру. Некогда бывший друг стоял с острым ножом в руках. Он выглядел неряшливо, и было видно, что тот давно не следил за собой, ведь кроме картин и сна его больше ничего не волновало. А на лице... Это была крипота, которой только поискать, ведь даже описать его безумный взгляд и страшную улыбку было никак. Пёс, еле как собравшись с храбростью, поднялся с пола и теперь находился в оборанительной позе. Но хоть по габоритам и силе Уолли явно уступал бывшему другу, но зато у него были свои плюсы: Ловкость и непредсказуемость. Художник мигом делает рывок, чем ошеломляет пса, заставляя того попытаться увернуться да только почём зря. Всё же пёс оказался неповоротлив рядом с настоящим ножом, что привело его к удару в районе печени. — Арг! ..Уо-лли.. — с болью прокричал Барнаби, хватаясь руками за место проткновения. На глазах начинают скапливаться слёзы, а голос стал только сильнее скулить. — Прости, друг, но ты заслужил, — тот лишь удовлетворённо вытащил острый предмет из раны, а затем подставил его с левого бока, прямо рядом к шее. Без каких-либо временных замашек, Уолли начинает прорезать шею острым предметом, но немного задерживается на шейных позвонках. Продробив их несколькими ударами, он смог наконец отсоединить голову от уже мёртвого тела, что безжизненно упало, как только его отпустили. — Друг, ты вживую мою шедевр не видел, а уже оцениваешь его по чужим ненадёжным взглядам, глупо-глупо. Зачем же тебе голова, раз ты не мог хоть чуть подумать ею, а не оскорблять моё творение? — зачем-то объяснял всё Уолли уже не живому... Именно так Уолли остался совсем один без близких ему друзей. Теперь остался лишь Хоум, что молча наблюдал за дальнейшим безумием своего владельца...