Все твои действия правильны

*Хикари? Pig baby*, — эти слова никак не хотели выходить из головы парня всё последующее продолжение диалога. Трое стажеров спокойно продолжили свои переговоры, полностью забыв о только что сказанных словах в сторону Хикари, но сам же парень все никак не мог и на секунду покинуть гору своих навязчивых мыслей. Его ничуть не обидели эти слова, которые были обращены в его адрес, его насторожил тот факт, кто произнёс их. Соул. Он был одним из самых близких на проекте, тот, кому младший мог доверить любые тайны, спокойно выговориться и поговорить по душам, слегка подшучивать, а вечером того же дня во всю обниматься на общем диване. Он был тем, кому Хикари в одну из бессонных ночей высказал все, что думал насчёт ситуации с подколами стажеров над его весом и питанием при том, что тот весил еле достигая нормы, лишь один неверный шаг его отделял от недостатка веса, но при всем этом шутки не кончались, из-за чего порой парню приходилось отходить в пустующую комнату вдали от трейни, только чтобы провести нормальный приём пищи. Именно от Соула младший мог ожидать таких слов меньше всего. Как нож в сердце, чувства похожие, только не столь больные, хотя, кто знает. — Я отойду, — бурный диалог между тремя парнями резко оборвался, а три пары глаз устремились прямо в спину уходящего силуэта Хикари. Никто из присутствующих не обратил внимания на серьёзность лица друга, который только что покинул комнату, из-за чего помещение снова залилось обсуждением скорого выступления. Лишь взгляд одного из стажеров был все ещё направлен в сторону только захлопнувшейся двери, а в мыслях сразу же появилось некое волнение и, кажется, понимание ситуации. — Я тоже отойду ненадолго, — Соул моментально покинул своих друзей, оставив обоих без объяснения причины своего резкого ухода. Дверь с громким звуком захлопнулась.

***

— О боже, Хикари, — старший наконец распахнул нужную дверь, за которой скрывалась небольшая, практически пустая комната, украшенная лишь несколькими картинами, а прямо напротив двери располагалось огромное окно, открывающее вид на обширную территорию парка, а возле подоконника стоял знакомый силуэт, невольно всматриваясь в хмурое небо, из-за туч которого изредка проглядывали солнечные лучи, — я тебя по всему общежитию обыскался. И впервые в ответ тишина. Впервые Соул понимает, что вроде бы сделал незначительную оплошность, но параллельно с этим осознание пришло сразу же. Он ранил друга теми словами, которые произнёс даже не всерьёз. Кажется, сейчас китаец понимает, что рушит все те крепкие связи с младшим, которые он пытался строить все эти недели чтобы стать как можно ближе друг к другу. Он понимает, что из-за какой-то глупой шутки сейчас может спокойно отдалить от себя Хикари, а тот, который так сильно доверял другу, больше не сможет дать второй шанс. Шанс на продолжение их взаимоотношений. Ведь японец единственный, кто может понять Соула, всегда поддержать, даже ничего не делая при этом, одним лишь своим присутствием. Это успокаивает. Старший не хочет потерять всё это из-за того, что не может держать язык за зубами, именно поэтому ему стоит опустить своё собственное эго ниже плинтуса и начать действовать, что он и делает. — Прости. Прости? Такое неожиданное и непривычное «прости», но кажется таким родным, что по телу младшего невольно растекается тепло, а взгляд резко метается из стороны в сторону не в силах остановиться. Лишь шумные шаги за спиной приводят Хикари в состояние и тот нехотя отворачивается от прекрасного вида из окна душной комнаты в сторону источника шума, невольно теребя кончиками пальцев край своей чёрной кофты, а после переставляя руки на подоконник, пока взгляд резво перебегает с пола на друга. Тот не торопится. Отпугивать не собирается. Понимает, что совершил ошибку, больше не сможет. Соул не может сделать больше и шага ведь понимает, что если ступит хоть раз, японец отдалится вдвое дальше. — За что? Хикари не из простых. Он знает, насколько сложно другу даются искренние слова или же простые извинения, и если такая возможность есть, он ей воспользуется и заставит старшего почувствовать все эти ему не присущие ощущения, отдающие мурашками по телу. И нет, ему не стыдно за приносящий другу дискомфорт, скорее наоборот, ему до невозможного приятно видеть смущенный взгляд китайца, который никак не может собрать мысли в одно огромное месиво, чтобы составить полноценное предложение и в это же время не испытать волну стыда за свои же слова. — Просто прости. И Хикари прощает. Или как можно объяснить то, насколько резво сменяется поза младшего? Брюнет и сам понимает, что не прости он того сейчас, общение утратит былую теплоту и яркость, которые доминировали на фоне общения с другими, отчего на душе становилось не по себе. Нельзя упускать момент и позволять ситуации полностью пойти ко дну. Именно по этой причине сейчас Хикари, ничуть не сомневаясь, делает первый шаг вперед, пока Соул заворожённо следит за действием друга и подневольно тоже ступает вперед, не видя в глазах напротив ни долю страха или же недопонимания. Между парнями остаются какие-то пол метра, что кажутся таким малым расстоянием, но одновременно непреодолимой пропастью, которую пересечь могут оба, но позволить себе — только один. И он это делает. Один лишь шаг и между лицами оказываются считанные сантиметры. Один шаг и младший нервно смотрит в глаза напротив полные несвойственной неуверенности. Один шаг и сбившееся дыхание, неслышное не для кого из присутствующих в комнате. Один шаг и Хикари не хочет терять общение, не хочет усугублять ситуацию, именно поэтому пытается нырнуть в неё, не видя во взгляде напротив сопротивления. Края рукавов черной кофты обволакивают полностью кисти рук младшего, доходя до самых кончиков пальцев. Осознание того, что сбегать поздно, придаёт уверенности, и уже через мгновение рука касается шеи китайца, ничуть не прикасаясь пальцами чужой кожи, лишь ткань кофты придаёт приятные, но такие непривычные ощущения, что старшего слегка передергивает. Младший бесцеремонно водит слегка высунутыми кончиками пальцев из-под рукава одежды по горячей шее, внимательно наблюдая за реакцией старшего, что лишь подставляется под прикосновения, слегка прикрывая глаза от ощущений. — Прощаешь? — всё же послышалось из уст китайца, на что брюнет лишь слегка приподнял уголки губ, параллельно поднимая руку выше, пропуская сквозь пальцы красные пряди чужих волос. — Прощаю. А дальше — всё как в тумане. Крепкие руки Соула расположились на хрупкой талии японца, прижимая того чуть ближе к себе. Взгляд Хикари невольно падает на губы напротив, что находятся так близко и так манят простым своим существованием, что, не успев поразмышлять о дальнейших действиях, старший взял ситуацию в свои руки, чуть подавшись вперед. Губы соприкоснулись в невесомом поцелуе. Недолго отходя от шока, брюнет повторил действия Соула, чуть прикрыв веки, переместил вторую руку ближе к первой, окольцевав ими шею «друга», и инстинктивно ответил на столь нежный поцелуй, который не ожидал быть более развязным. Губы слились в одно целое, сминая одну за другой, придавая обеим более красный оттенок, который после будет сложно скрыть от остальных стажеров, что живут в этом же общежитии. Теперь же тишина в комнате не напрягает, лишь становится чудесным спасением переизбытка эмоций друзей, бесцеремонно выцеловывающих губы друг друга до покраснения, закрывшись в одной из дальних комнат зданиях, где им вряд ли смогут помешать. Хотя, кто знает? Казалось, ничто не сможет заставить оборвать их поцелуй, но все же, в конце концов, Хикари просто не выдерживает, издавая сдавленный полустон в губы напротив от наслаждения и тут же отстраняется, чувствуя некое смущение и осознание содеянного. — Правильно ли то, что мы сейчас делаем? — раздалось в тишине помещения, отчего китаец, мягко говоря, сам стал волноваться, что наделал глупостей, тем самым и отпугнув младшего. — А тебе понравилось? — из уст Соула это не звучало как-либо несерьезно или же с насмешкой, скорее взволнованно и, правда, заинтересованно. — Да, — ответ от Хикари не заставил себя долго ждать, ведь врать тот не умел, а губы друга и в правду были на удивление мягкими, что хотелось их попробовать ещё разочек. — Значит то, что мы делаем, правильно. И снова старший касается талии японца, чуть подталкивая в сторону окна и, как пушинку, без труда сажает на подоконник, слегка разведя ноги растерянного друга по обе стороны от своих. — Все, что ты делаешь, правильно, — и целует, также бережно, также трепетно, — каждое твоё действие, — и снова целует, уже чуть более грубо, на что получает вновь сдавленный вздох от Хикари, от чего тот невольно расславляет всю полость, пуская чужой язык в свой рот. Японец смело отвечает, томно выдыхая в поцелуй, пока руки старшего без зазрения совести блуждают по талии друга, чуть приподнимая чёрную кофту и проходясь холодными пальцами рук по разгоряченной коже впалого живота, на что получает неодобрительный взгляд сверху. — Долбани мне лопатой по голове, если я ещё хоть раз так пошучу, — на полном серьезе сказал старший, все ещё поглаживая впалую часть тела Хикари, на которой нет ни малейшего лишнего грамма, — а потом ещё раза два добавь. — Ты мне живой нужен ещё. — Правда что ли? — глаза китайца невольно заискрились, видя перед собой не потерянного и опустошённого друга, а такого расслабленного и с этих пор, вероятнее всего, его Хикари. — О боже, продолжай просто, прошу. Стеснение отошло на задний план, когда китаец перешёл на шею, оставив пылающие губы без внимания. Лёгкие поцелуи, практически не оставляющие следов (ради их же безопасности на репетициях), оказывается, как заметил Соул, приносили японцу ещё больше приятных ощущений, ведь тот, уже практические не сдерживаясь, грубо сжимает в своих руках, что все ещё окольцовывали шею друга, красные пряди, чуть оттягивая их назад и подневольно издавая звуки наслаждения, что не могли не заставить ухмылку на лице старшего появиться. Смелые движения рук китайца без нотки стеснения проходятся по всей верхней части тела, останавливаясь на кромке спортивных штанов, что так легко поддаётся его пальцам, и следит за реакцией сверху, удовлетворяясь расслабленным состоянием младшего, в голове Соула мельком проскальзывает идея, которая в какой-то степени может показаться ненормальной в их положении, но это не мешает ему слегка спустить резинку штанов, а вместе с ней и нижнего белья, чтобы его взору показался слегка вставший орган друга. Разум Хикари полностью затуманен. Сон ли это или всё происходит наяву — он понятия не имеет. Знает только то, что, чтобы это ни было, ему это нравится, и останавливаться он не собирается. Разве что, когда понимает, что хочет сделать китаец сейчас, держа в руке член брюнета, уже стоя перед ним на коленях, у младшего мысли сразу приходят в норму. — Что ты.. — не успевает договорить японец, как чужой язык чуть касается головки, от чего по телу сразу проходит табун мурашек, а голос невольно прорезается в кротком стоне от неожиданности, — у нас же завтра репетиция. — Прорвёмся, мне нужно загладить свою вину, — проходит языком по всей длине, но не заглатывает, ждёт реакцию, которую тут же получает в виде очередного стона сверху, — такими темпами не один я буду не в состоянии петь завтра. — Молчи, — сказал, как отрезал, слегка коснувшись слипшихся из-за разгоряченного воздуха волос на затылке цвета чем-то похожего на губы Хикари. — Как скажешь. И горячий рот погружает в себя головку, сразу же получая ответную реакцию в виде подрагивания всего тела. Не так часто увидишь столь разгоряченного и покладистого младшего, которого хочется прям сейчас либо заставить стонать под собой, либо положить в кармашек и унести подальше от этих злых людей, где они будут лишь одни в своём маленьком комфортном мирке. Именно поэтому Соул не хочет сейчас упускать возможность сделать все, чтобы Хикари не смог пожалеть о том, какие непристойные вещи делал во время чересчур доступного состояния. Вбирая в рот все больше и больше длины, младший старается как можно сильнее себя сдерживать, но это слабо получается, особенно при взоре на Соула, что не собирается разрывать зрительный контакт. Томные вздохи сами собой вырываются из уст японца в такт толчкам старшего, который одновременно надрачивает рукой вставший половой орган, что уже вот-вот начнёт сочиться собственной белой жидкостью, именно поэтому китаец ускоряет темп, чувствуя приближение самой разрядки, но не отстраняется. Хикари нервно смотрит на друга, что даже не собирается его отпускать, но, не в состоянии сдерживать себя, изливается. — Выплюнь, — глотает, — ты придурок. — Я всё ещё не чувствую себя достойным прощения, — с некой досадой в охриплом голосе сказал Соул, медленно поднимаясь с колен и подходя ближе к брюнету, — пойдём к остальным? Или можем остаться в какой-нибудь пустой комнате, отдохнуть. В таком состоянии тебе не стоит появляться на людях, — как будто ничего не произошло. Обычная интонация в голосе, обычное поведение и беспокойство за младшего, как будто все, что произошло сейчас, останется в этой комнате и забудется. — А мы.. ну, — начал Хикари, наконец спрыгнув с подоконника, ощущая наконец под ногами пол, — что между нами теперь будет? — и старший застыл. Он не был готов к этому вопросу сейчас, но деваться некуда, когда-нибудь это пришлось бы сделать. — Правильно ли признаваться в симпатии после минета? — задал красноволосый, снова поворачивая голову в сторону пока что друга. — Все твои действия правильны, — вспомнил младший слова, сказанные в его сторону, — на тебя это также распространяется. — Как ты это ещё не забыл, — усмехнулся китаец, всматриваясь в глубокие глаза напротив, полные страха и надежды. Надежда, которую он и хочет оправдать, — ты мне нравишься, — и было бы нелепо, если Хикари не ответил «ты мне тоже», но ответ его был именно такой.