О, простые вещи, куда вы ушли?
Я становлюсь старше и надо на что-то надеяться.
Поэтому скажи, когда оставишь меня,
Я начинаю уставать и все любимое разрушать.
Сколько времени прошло с тех пор как Танос проиграл? Как давно вся команда Мстителей оплакивала смерть Старка? Как чувствуют себя люди после возвращения на Землю спустя пять лет? Тор не мог дать ответы на эти вопросы. В космосе время идет иначе. Дни смешиваются с неделями, недели с месяцами, а месяца с годами. Сначала он пытался вести хоть какой-то счёт дней, чтоб окончательно не сойти с ума, но после забросил. Идти было некуда, та и спешить тоже, поэтому оставалось только смириться со случившимся и рассекать просторы космоса в компании Стражей. Так как время перестало иметь значение и превратилось в одно целое, у Тора выдалось время и привести себя в форму, набраться новых знаний, получше узнать Квилла и его шайку. Но это быстро наскучило. Рутина убивала, нещадно стирала краски из когда-то интересных приключений, убивала жажду к битвам, гасила искры от молний в глазах. Одинсон так не мог. Его жизнь и так длинная, но насыщенных моментов в ней так мало. Чем дольше они находились в космосе, тем сильнее нарастало напряжение в груди. Для Стражей это было привычно — не иметь постоянного дома, постоянно находиться в движении, устраивать авантюры, спасать мир, но Тору так хотелось покоя. Он хотел его найти, но все никак не мог. Масло в огонь еще добавляла внезапная депрессия Квилла. Небула лишь саркастично отводила взгляд, когда Питер снова начинал говорить про Гамору, утраченную любовь и свою никчемность. Тор видел это, но ничего не говорил, лишь наблюдал, так как боялся сделать хуже. Сам был в таком же самом положении несколько лет назад, а может и не лет, это не имело значения. Ракета с Мантис старались время от времени отрезвить Квилла, но этого на долго не хватало. Раньше бы Одинсон над таким смеялся, мол какие люди слабые, все перекрывают алкоголем, не могут взглянуть страху в глаза, или смириться со случившимся, пережить горе и снова встать на ноги. Но сейчас… он стал ближе к людям, понял их суть и проникся. Очеловечился насколько это было возможно, стер остатки гордыни, оставил в прошлом того неуверенного в себе напыщенного мальца с грезами о правлении Асгардом. Тор внезапно дёрнулся, когда из омута мыслей его вывел противный скрежет ботинок об металл. Небула и Дракс держали Питера под руки и вели в свою комнату. Ботинки Звездного Лорда цеплялись кончиками об пол космического корабля и мерзкий скрип заставлял поёжится. Порой возникало чувство что за последние несколько недель алкоголь не выветривался из Квилла от слова совсем. Даже его одежда, кровать и волосы пропахли дешевым мидгардским спиртом. Теперь трезвым парня можно было увидеть только на старых фотографиях или из рассказов друзей. Дверь за «святой троицей» закрылась и Одинсон облегчённо выдохнул. — А ему все хуже. — мягко произнесла Мантис. Она легко, словно бабочка присела напротив Тора, устремив взгляд на дверной проход. Тор кратко кивнул и печально склонил голову вниз рассматривая поверхность стола, за которым сидел. Видеть в Квилле старую версию себя ужасно. Это нагоняло смуту и вгоняло в воспоминания, страшные, неприятные, темные как Царство Эльфов. На душе противно заскребли кошки. — Квилл сильный, он справится с этим. — сказал спокойно Одинсон, хотя в горле встал тугой ком. — Тем более с такой поддержкой… Стражи были семьёй уже много лет, и Тор это видел, они дорожили друг другом, может иногда и ссорились по пустякам, например, если Грут снова забудет снять космолет с автопилота, а такое случалось и не раз. Мантис и Дракс могли то часами не умолкать, болтая о всякой чуши, а могли часами молчать, и это не приносило никакого дискомфорта, иногда это бывало даже полезно. Тор смотрел на них с добротой в глазах, но с раной на сердце. Огромной раной, которая никогда не заживет, она затянулась, но не до конца, кровь все еще маленькими каплями стекала на пол и напоминала о себе. Внутренний голос периодически напоминал Одинсону: «Ты чужой. Тебе не стать частью их семьи. Ты другой.» — Может попробуешь с ним поговорить? — тихо спросила Мантис. — Мы уже все перепробовали. Тор кратко улыбнулся. Он уж точно не умел выводить человека из запоя, скорее загонять в них. — Боюсь я только хуже сделаю. — он наконец поднял взгляд и посмотрел на девушку. — Он придет в себя, просто нужно время. — И что любовь делает с некоторыми… — она вздохнула и устало скрестила руки на груди. — Гамора была всем для него. Тор ей ничего не ответил. В последнее время он стал чрезмерно молчаливым, не показывал эмоции так, как раньше, перестал строить клоуна. Повзрослел. Жизнь придала хороший урок, и дала сильный подзатыльник. Слова Мантис снова натолкнули Тора на воспоминания — единственное, что у него осталось от прошлой жизни и близких людей. Когда-то его «всем» был Локи. В разные периоды жизни, даже в той драке на башне Старка в 2012 году, Одинсон верил, что младший братишка просто ошибся и не ведал, что творит. Для Локи Тор готов придумать любое оправдание, любой ценой принять сторону Лафейсона, ведь они братья, и какие б преграды не возникали, передряги, трагедии и ситуации из которых, выхода практически нет, они вместе выбирались.***
Асгард. Очень много лет назад. Дождь лил как из ведра, тучи клубились непроглядным маревом, а ветер щекотал зеленые листья деревьев, разгоняя по Асгарду весеннюю свежесть. — Локи! — Тор нагнал брата на опушке леса. До дома оставалось совсем немного. Младший приостановился, погладив себя по плечам. Одежда уже успела промокнуть, передние пряди волос налипли на лоб, Локи поспешил их убрать за уши. Мелкая дрожь пронзала все тело. — Пойдем, чего встал? — Одинсон подошел ближе, стараясь отдышаться. Они бежали от дождя как проклятые. Мать отпустила погулять не на долго, а они умудрились заблудиться так еще и намокли и испачкали одежду. — Папа злится будет… — пробубнил Локи, но все же пошел вперед понурив голову. — Неправильно, неправильно… — повторял он, как мантру. Тор шел рядом с ним, ощущая вину. Ведь это была его идея нарушить указания матери и пойти в неизведанную часть леса. Тем более они уже не такие маленькие как раньше, и могли гулять без сопровождения и надзора слуг. — Хей. — сказал он вдруг, положив руку на плечо Лафейсона. Тот остановился и посмотрел на брата снизу-вверх. — Тебе они ничего не скажут, это ж была моя идея, правильно? Локи кратко кивнул. Его губы подрагивали от холода, а кожа стала еще бледнее чем обычно. Капли струйками стекали по лицу, шее, и прятались где-то под одеждой. За всем этим Тор даже не сразу заметил, как блестят глаза мелкого. Мелкие слезы капельками осели в уголках глаз. Страх перед злым Всеотцом сковывал и сильнее всего Лафейсон именно этого и боялся — отцовского гнева, иногда неоправданного и предвзятого. — Все будет хорошо, я возьму всю вину на себя, и тебя не тронут. — Одинсон стянул с себя любимую красную накидку с длинным рукавом, а после растянул ее над их головами как небольшой временный зонтик. — Пошли. Плечом к плечу, смотря под ноги, и не разбирая пути перед собой они спешили домой. Тор держал брата за руку, боясь отпустить, вдруг отстанет или споткнется, упадет лицом в грязь. Для своих двенадцати лет Локи отличался от сверстников. Сидел в комнате безвылазно, читал книги, собирал различные растения, а после сушил их. В тишине, во мраке своих мыслей и познаний, он видел мир таким, полным неизведанного и интересного, так боялся решиться на шаг. И Тор помогал ему делать эти «шаги». Таскал за собой везде где младшему не угрожала опасность, и не жалел, ведь в глубине душе знал, что братишке нравится и пойдет на пользу. До Асгарда добрались быстро. Родной дом встретил холодными стенами, пустыми коридорами, и потухшими огнями города. Как стародавнее строение посреди вечно зеленых и влажных джунглей. Золотистые статуи поблескивали, когда солнце украдкой показывалось на мгновение из-за туч. — Ну вот, а ты боялся. — Тор перекрутил накидку в руках и выжал на каменный пол дождевую воду. Вдалеке коридора уже раздавался звон стальных сапог. Встреча с отцом неминуема. Локи смущенно улыбнулся и с внезапной резвостью бросился на брата с объятиями. Тор аж охнул от неожиданности, но быстро опомнился, когда черная макушка уже во всю прижималась к его груди. — Будь моим зонтиком. — сказал тихо Локи. — Будь моим героем, Тор! Одинсон не смог сдержать тихого смешка. Каким же скрытым брат казался на публике, и каким искренним иногда мог быть наедине с ним. По-детски наивным, доверчивым и слабым. Чудесным созданием, хрупким, как кристалл льда, который только стоит сжать в руке, как сломается и растает. Исчезнет без следа. Гул металла становился все ближе, а к ним добавились ритмические звуки биения Гунгнира об пол. Тор почувствовал, как руки Локи сильнее сжали его талию, а сам братишка прижался ближе, будто стараясь спрятаться от неминуемого наказания. Но такого не последует, Одинсон сдержит слово, обязательно.***
— Какой он? — голос Мантис заставил прийти в себя, и картина Асгарда размылась перед глазами, а вместе с ней пропали серые краски и две детские фигуры. — Кто? — Тор недоуменно поднял бровь. — Твой брат. — Он… — Тор задумался, пытаясь подобрать нужные слова. А ведь и правда — Какой Локи? Хитрый? Изворотливый как змея? Лживый? Или может быть алчный, готовый предать любого ради выгоды? — Нет. Может так бы сказал тот, кто знаком с Лафейсоном недолго, но Одинсон знал младшего всю жизнь и язык не поворачивался после случившегося на корабле, так говорить о брате. Выдержав недолгую паузу, он все же нашел подходящие слова: — …уникальный. Как алмаз, который все никак огранить не могут. Со своими изъянами, но под определённым углом эти недостатки кажутся прекрасными. Сравнение показалось Тору глупым, недостаточно точным. Локи и правда невозможно описать одним словом, или даже парой, да целого словаря не хватит чтоб подобрать точные характеризующие хитроумного Бога Обмана. Именно эта загадочность в свое время и сыграла злую шутку с Тором, очаровала как дурманящий яд, поселилась в сердце и оставила за собой нераскрытую тайну. Он не спорил, что Локи изменился, жизнь заставила его стать таким. Обстоятельства, эгоизм Одинсона, одержимость когда-то желанной властью, гнев Одина, и ужасная правда про происхождение Лафейсона. Слишком много всего навалилось на младшего за короткий промежуток времени, и никто не смог вовремя подставить плечо, стать тем самым «зонтиком» в страшную грозу. — Ты все еще скорбишь? — Мантис не унималась, донимала и донимала своими колющими вопросами. Раньше, Тор уже б психанул и с грохотом встал из-за стола и пошел к себе. Не забыв прихватить бутылочку крепкого, но сейчас он относился к такому спокойней и не убегал от разговора как ребенок. — Дело далеко не в скорби. — сказал он тяжело вздохнув. — Есть боль с которой просто миришься, она не нарывает, она просто есть, ты к ней привыкаешь и живешь так всю оставшуюся жизнь, миришься проще говоря. Я скорее жалею, что не успел ему много чего сказать… — Например?***
— Тебе к лицу. — Локи появился неожиданно, впрочем, как это и свойственно ему. Успевает, но в самый последний момент. Тор улыбнулся, отставив небольшой флакон с алкоголем в сторону и повернулся к брату. — Спасибо. — сказал он тихо. — Видно мой брат не такой уж пропащий. — Возможно. — с некой резвостью и теплотой в голосе произнёс Локи. Всю жизнь между ними часто происходили ссоры, недопонимания, а за последние несколько дней Тор успел лишиться почти всего, что осталось в его и так тяжелой жизни. И сейчас, находясь в небольшой комнатке наедине с младшим он ощутил спокойствие. Да, Асгард уже не вернуть, как и Одина, а молот не склеить даже горькими слезами. Но все же, маленькие крупицы счастья остались. Тору хотелось много чего сказать в сторону Локи. Ведь за минувшие года у многих сформировался образ Лафейсона как антигероя, Бога, неспособного на любовь, сострадание и поддержку, но Тор знал, что все они неправы. Да, может он сейчас не доверяет брату так, как раньше, но все еще верит, что Локи может быть с ним самим собой, без масок и всяких образов. Но как бы Одинсон не верил в младшего, простить многого не мог и поэтому часто замалчивал свои мысли, которые хотел озвучить. Но сейчас они остались только друг у друга и Тору так не хотелось снова молчать, снова упустить шанс, который он давал им там много лет. — Знаешь… — Одинсон ловко покрутил в руках угловатую крышку от рядом стоящей бутылки со спиртным. — Будь ты здесь, я бы тебя даже обнял. Одним движением он бросил ее в сторону Локи уже явно предполагая, что та прилетит сквозь, и окажется что братец снова схитрил и перед ним всего лишь проекция. Но этого не происходит. Лафейсон так же быстро ловит кинутый ему «подарок» и улыбается в своей манере. — Я здесь. После осознания, в груди Тора что-то кольнуло, а сердце пропустило удар. На секунду его переполнили все чувства, которые он сдерживал эти пару дней. Он на негнущихся ногах подошел к Локи и обнял его с благодарностью и болью. Все происходило так быстро, что обдумать все не было банально времени. Первой целью — уничтожить Хелу и защитить асгардцев и вот… все вроде наладилось, но что-то осталось не завершенным. Одинсон не помнил, когда они в последний раз вот так обнимались. Не потому что соскучились, а потому смогли пережить все вместе и выжить. Локи выбрал его, хотя мог остаться на Саакаре и сыскать себе там славу, признание, как мечтал раньше. — Так боюсь потерять тебя. — с уст старшего срываются слова из самой глубины души. Тору плевать, что Локи так не любит все эти сопли, лишний трёп, нежности, но ему это сейчас было нужно как никогда, даже если через секунду Лафейсон задумает пырнуть его ножом и убежать. Но тот молчит. И мучительно долго. Даёт насладиться моментом, не делает резких движений. — Посмотри на меня. — наконец сказал робко Локи отстранившись от брата. Их взгляды встретились и неловкое молчание снова повисло в воздухе. Тор ощущал себя очень странно. Он будто стоял перед младшим на коленях и держался за него как за последнее что осталось в жизни, единственный лучик света в темноте. — Хм… — лукаво произнёс Локи легко коснувшись повязки на глазу Тора. — Теперь точно весь в отца. Говорят, что любовь слепа, а сумасшествие водит её за руку. Одинсон не мог трезво соображать, не мог вынести весь тот груз ответственности, что на него свалился, не мог обуздать ту энергию внутри себя. И сейчас ощущая, как брат не боится его, как пытается быть рядом, как отлично сохраняет самообладание — это вселяло надежду, что не все ещё потеряно, что у них есть шанс быть друг у друга. Локи осторожно положил руки Тору на плечи и произнёс: — Не бойтесь быть по разные стороны баррикад… — Бойтесь потерять и забыть кто вы есть друг для друга. — подхватил на одном дыхании Одинсон. — Наша матушка никогда плохого не скажет. — продолжил Локи все так же спокойно. — Я буду с тобой до последнего, брат. Хорошо, что их никто посторонний не видел. Слишком интимную обстановку сделали эти двое. Некоторых связывают кровные узы, некоторых общие интересны, а их связывает сама жизнь. Ведь Тор не представлял, как будет жить без Локи. Одинсона так гложило чувство вины, что передать словами просто нереально. Все, что он так любил утекло сквозь пальцы как песок и скрылось в пучине пустоты. Тор не смог сдержаться и еще раз резко прильнув к Локи обнял его в этот раз крепко, как в последний раз. Этот разговор, эту сцену он запомнит еще надолго, если не навсегда. Момент, когда Локи буквально признался, что тоже дорожит им. И этого было достаточно что б открыть последний замок на сердце Одинсона. Он снова почувствовал себя подростком. Наивным, может даже слегка глупым, самоуверенным, но счастливым. Как и много лет назад, он пообещал себе, что защитит Локи, так и сейчас придерживается его.***
— Та ночь на корабле сломала меня. — голос Тора неестественно дрожит. — Словно… мне переломали все кости. Иногда, по ночам, лежа в полной тишине на кровати, Одинсону слышится хруст. Он эхом раздается в голове, да так, что мурашки по всему телу, а по спине бежит холодок. Так звучала смерть самого близкого человека в его жизни. «Не повезло же мне с братом.» — последнее, что сказал Тор перед тем как случилось необратимое. Не так все должно было закончиться, эмоции в определенный момент взяли вверх, а осознание от очередного предательства Локи резало сознание и сердце пуще прежнего. Ничего не изменилось. Как бы сильно Тор не верил в Лафейсона, как бы в глубине души не любил, поступки младшего не приносили ничего кроме боли и разочарования. — Я не мог ничего сделать… я был беспомощен, обессилен, и напуган. — продолжает Одинсон смотря пустым взглядом на Мантис. Эти воспоминания настолько сильно отпечатались в его памяти, что не приносили ничего. Они выжгли клеймо на сердце и спалили там все дотла, оставив за собой пепел и холод безразличия. Тор грустно улыбнулся, когда перед глазами вспыхнул детский наивный образ брата. Тогда жизнь не казалась такой жестокой, и родные были рядом. Вечно строгий, и справедливый отец, любящая и мудрая мама, верные друзья-непоседы и родной Асгард. Дом, которому нет равных. Глаза Одинсона заблестели. Но не от счастья. Одинокая слеза стекла по лицу, оставляя за собой влажную и горькую дорожку. Он тут же поспешил ее убрать и легко тряхнул головой пытаясь прийти в себя. Образ Локи тут же размылся, а вместе с ним и все остальные. — Прости, не стоило мне. — Тор отвел взгляд и хотел встать из-за стола, продолжать разговор было выше его сил, но Мантис легко коснулась его руки и заставила сесть обратно. — Не извиняйся. — сказала она. В ее голосе Тор услышал знакомые нотки тона Фригги. — Каждому из нас позволено быть слабым перед кем-то, и мне важно показать, что ты не чужой для нас, продолжай. — Мне часто снились и снятся кошмары… в которых я ни разу не спас его. — говорить ровно и спокойно не получалось, ком в горле мешался, а глаза снова защипало от слез. — Ни разу! Поэтому я и стал пить много. Я просто вижу темноту, из которой не могу выбраться, некому укрыть меня зонтиком, или сказать, что одеяло — это домик под которым монстры не страшны. Мантис понимающе смотрела и внимательно слушала, внимая каждому слову Тора. — Мне его не хватает… Одинсон бы все отдал чтоб снова увидеть Локи, вдохнуть его запах, услышать голос, и никогда не отпускать, обнять до боли в мышцах и целовать пока на губах не появятся ранки, а в легких не закончится воздух. — Локи б очень тобой гордился, ты проделал невероятный путь от отрицания до принятия и желанной мести, но даже Богам порой не унести горечь утраты… — Мантис ласково погладила ладонь Тора подушечками пальцев, и продолжила: — Отпусти его. — Воспоминания о Локи, одно из немногих что заставляет меня жить, ведь больше у меня него не осталось. — Не живи прошлым, Тор… — кончики усиков Мантис слегка засветились. — Он бы точно такого не хотел. Но Одинсон ее не слушал. Последние полгода, он то и дело пытался сбежать от прошлого, но каждый раз оно догоняло его и утаскивало с собой в пучину ненависти к себе, боли, несправедливости. Поэтому, когда это происходило снова, Тор не сопротивлялся, а принимал все мысли как должное, надоело заниматься самообманом. — Я понимаю как тебе тяжело, Квилл после смерти Гаморы переживал точно так же, но ты прошел уже через это, а он нет… — девушка коротким движением взяла Тора за подбородок и заставила смотреть на себя. — Не позволь себе замкнуться снова. Да, так ранит только любовь, но ради Локи, ради всего, что вы пережили вместе, иди вперед, не позволяй сломить себя снова. Тор слушал внимательно, негативные мысли на время покинули разум, и воцарилась тишина, где голос Мантис разгонял мрак, оставляя за собой маленькие вкрапления света. — Оглянись вокруг, много чего изменилось. — девушка продолжала все с такой же уверенностью и решительностью. — Но ты один из Мстителей! Ты герой, Тор Одинсон, пойми это! «Будь моим героем, Тор!» В детстве Одинсон часто приходил к Локи в комнату, где постоянно было темно из-за темно-зеленых штор. А ранним утром солнце яркое, поэтому Тор спешил как можно скорее раздвинуть их и золотистые лучи освещали асгардские покои брата прогоняя ночную тьму. Так сейчас и Мантис сделала, распахнула окно нараспашку, и скинула занавески. Свечение ее усиков усилилось, а сознание Тора помутилось, силуэт девушки перед глазами стал размытым и нечетким, а во всем теле ощущалась внезапная слабость. Свет от ламп на корабле застилал глаза и заставлял немного щуриться, а весь шум вокруг вдруг превратился в огромный и вязкий ком. — После дождя всегда наступает солнце. — сказала Мантис встав из-за стола, когда Одинсон уже склонил голову на сложенные руки и тихонько сопел погрузившись в навеянную магией влияния дрёму. В дверном проёме Мантис поджидал Ракета. Он уже как несколько минут наблюдал за их разговором, не издавая ни звука. Енот прекрасно помнил их первую встречу с Тором, тот самый разговор о Таносе и фразу о том, что терять больше нечего. Смотря сейчас на спящего друга, он впервые понял, как много для некоторых значит любовь, и бузить на Квилла больше не станет. Скоро все наладится, и Звездный Лорд снова станет необъемлемой частью их команды Стражей Галактики. — Интересно, а что ему снится? — спросил Ракета у Мантис, когда они находились в кабине управления космическим кораблем. Он кратко посмотрел на неподалеку все так же спящего Тора. — Сон… и сон прекрасный. — ответила Мантис, усаживаясь поудобнее в капитанском кресле. Сон, где больше тьма не властвует над светом. Где вечные муки, обернулись спасением с прекрасным концом.