Жажда

      Море шумело, гулко бросаясь на берег, рассыпая по песку пузырьки серебряной пены. Кисловатый сок брызнул, когда нож пронзил плотную, сияющую золотом кожуру апельсина. Тяжело вздыхая, Амала вскинула голову к небу: солнце приятно обожгло кожу, покрытую солëной испариной. Губы ужасно сохли, покрываясь затейливыми трещинками. В тишине, прерываемой только шëпотом волн, повисла животрепещущая тайна, известная лишь трëм. Вернее, двум. Амала, будучи третьей в кругу сообщников, могла только догадываться о ходе дальнейших событий: она чувствовала напряжение, чувствовала, как бешено бьëтся еë сердце, подгоняя жар к щекам.       – Жарко, – хрипло раздалось у Амалы за спиной.       Это был Амрит. Он сидел по-турецки на одеяле с причудливыми мистическими узорами и разминал плечи. Из одежды на Амрите присутствовали лишь брюки: и судя по раздражительному ëрзанию, в них ему становилось жутко неуютно.       – Может, разденешься? – спросила Амала, едко усмехнувшись. – К тому же, нет посторонних.       Посторонних и впрямь не было. Они сидели на берегу втроëм: Амала, Амрит и Рэйтан, который всё это время только загадочно смотрел на лазурный горизонт, обмотав вокруг жилистых бëдер ткань алого сари. Иссиня-чëрные волны волос были убраны в лëгкую косу и блестели в лучах безжалостного солнца.       Амала повернулась к Амриту и, словно играясь, пробежалась только кончиками пальцев вдоль его тяжело вздымающейся груди к животу, а затем расстегнула пуговицу на брюках.       Рэйтан лениво повернул голову и улыбнулся уголком рта. Внимательно наблюдая за движениями Амалы, он взял в руки апельсиновую дольку и медленно, задумчиво прожевал сладкую мякоть.       Кожа Амалы переливалась бронзой, а сквозь бретель белого купальника манила коснуться губами небольшая родинка. Глядя, как переливается блеск на еë обнажëнных плечах, Рэйтан ощущал, как внутри него клокочет жажда: сжирающая, дикая, воля которой способна обнулить весь моральный облик. Так Рэйтан ходил по краю, пока его глаза скользили вдоль узла купальника Амалы.       Его взгляд поймал Амрит и ухмыльнулся, точно призывая отбросить сомнения. Грань приличия и откровенности была стëрта ими давно, когда стало очевидно, что в их отношениях не может существовать третьего лишнего.       И Рэйтан принял вызов. Осторожно подкравшись сзади, он остановился, встретившись с белоснежной, диковатой улыбкой Амалы.       – Не останавливайся, – Амала обернулась к нему и встала, выжидая, когда Рэйтан примется развязывать узелки еë купальника. Она сбивчиво дышала ртом, глядя из-под ряда позолоченных ресниц, пока под белой тканью твердели соски, а внизу живота приятно тянуло. Амала дрогнула, когда сильное мужское тело оказалось совсем рядом с ней, а по спине пробежали мурашки, когда она оказалась зажатой другим таким телом с другой стороны.       Жар. Мучительный жар нарастал внутри, заставляя кровь в венах кипеть. Амала это чувствовала, и встречая долгий, тëмный взгляд Рэйтана, и ощущая, как скользит рука Амрита под низ купальника, понимала, что они – тоже. Это было очевидно. Язык их взволнованных тел был выразительнее и глубже, чем эмоциональный итальянский или романтичный французский. Ни один язык мира не способен был бы сказать о той жажде, что испытывали все трое. Жажде тела. Жажде близости, любви и строптивой нежности.       Так Рэйтан и Амрит, оказавшись полностью нагими, раздели Амалу и принялись ласкать еë.       Оказавшись зажатой с обеих сторон, она позабыла как дышать. Амрит исцеловывал еë спину, одной рукой наматывая на кулак волосы, а другой – поглаживая шершавой ладонью напряжëнные бëдра. Рэйтан же тем временем обводил языком контуры бронзовых теней на смуглой коже: линии впалого живота, груди и ложбинки между ключицами. От этого Амале порой становилось щекотно, и она вздрагивала, но как же приятно ей было от последующих за дразнящими ласками языком поцелуев.       Страсть Рэйтана возносила еë ввысь и заставляла ощутить, как их души гладят друг друга: настолько невесомыми казались касания его губ к горячей коже. И хватало лишь мгновения, только лëгкой ласки, чтобы всë тело Амалы охватывали мурашки.       Амрит же был другим. И любовь его: горькая, иступлëнная заставляла еë чувствовать себя частью вечных стихий: пышущая жаром, взмокшая, откликающаяся на каждое действие Амрита судорожным дыханием. Так Амала вскрикнула, когда его рука надавила ей на поясницу, вынуждая чуть наклониться, а сам он медленно проник вовнутрь.       На мгновение будто море остановило свой вкрадчивый бег до песчаного берега, и ветер стих. Последующий стон Амалы взорвал тишину, а следом ещë один. Грубо двинув бедром, она вынудила Амрита начать наращивать темп.       – Наша Махарани хочет, чтобы я был с ней жëстким? – прохрипел Амрит ей на ухо, обдав кожу пылким дыханием. Амала зажмурилась и судорожно кивнула. – Твоë желание – закон.       Тем временем пальцы Рейтана скользнули вниз по животу Амалы, погладили мягкую, жаркую плоть и, нащупав выступающий бугорок, чуть подвигал по нему, проверяя реакцию. И тогда Амала, едва державшая себя в руках, взвыла. Она вцепилась ногтями Рэйтану в плечи и, чтобы хоть немного заглушить подступающий стон, больно закусила нижнюю губу, отчего та насытилась жгучим алым оттенком. Того же оттенка остались царапины на чужой бледноватой коже. Кровь не выступила, хотя, отчаянно кипела в жилах, будто норовя вырваться наружу вместе с громким прибоем и новым криком.       Амрит грубо толкался вовнутрь Амалы, срывая и с себя, и с неë, и с Рэйтана маски, обнажая обжигающую истину: они мучились от жажды. Жажды бешенных движений, лихого восторга и откровенной страсти. И эта близость, купленная горечью стыда, даровала им освобождение.       Эта дрожь в ногах и плотно стиснутые зубы были шагом к нему. Амала знала – свобода достаëтся через боль. И сейчас она с диким рыком вскинула голову и со всей силы вжалась тазом в таз Амрита, а следом еë тело охватила немая, тягучая истома. Рэйтан ещë немного подвигал пальцами, совершая короткие и редкие колебания. Амала отозвалась на них ленивой дрожью, а затем опустилась к нему на грудь.       Втроëм они устало повалились на землю, раскинув руки и ноги по песку. Сладко придыхая, Амала смотрела на трепещущее море, пока у еë плеча мирно дышал Рэйтан, а Амрит исступлëнно поглаживал еë живот. На небе по-прежнему не было ни одного облака, и солнце всë так же безжалостно жгло взмокшую кожу.       Амала подхватила апельсиновую дольку и откусила небольшой кусочек. Яркий цитрусовый вкус игриво кольнул кончик языка. А апельсиновый сок приласкал сухое горло. Амрит тоже откусил кусочек фрукта, и в его затуманенных глазах мелькнул яркий, восторженный огонëк, означавший, что жажда утолена.