Символические парадигмы

      Ярко-красная, словно спелое, сочное яблоко, помада красовалась на губах юницы, на щеках естественно лежал румянец. Кожа не бледная, словно мрамор и не гладкая, как поверхность помидора. Она сияла ярко, словно грешница и искусительница, совсем не под стать Викторианской эпохе, и вовсе не была похожа на благочестивую добродетельницу, подобно ангелу. Выглядела опрятно, приметно, притягивающее, но вовсе не утонченно и не элегантно. Ужас для молодой девушки в то время. «Кошмар» - отозвалась бы любая дама и «Позор» - вскрикнула мать.       Но мужчина, глядя на неё, давался диву. Разглядывал каждый уголок лица женщиныженщины, всё не мог отвести взгляд, будто смотрел в последний раз, будто чувствуя, что если хоть раз моргнет - её и след простынет.              — Ты готов, Альберт? — широко улыбаясь, Вриена захлопнула зеркальце, заканчивая любоваться собой.       Голос её прозвучал громко, уверенно, звонко, но не грубо - мелодично и чисто. Он сразу вывел стоящего из транса, в коем он пребывал, глядя на Вриену. Он посмотрел в зеркало и, чуть поправив пиджак и галстук, он кивнул в знак согласия, привычно приподнимая уголки губ в полуухмылке.       Брюнет протянул и аккуратно надел на плечи женщины шёлковое, тёплое пальто, и взяв под локоть, потянул к выходу.       На улице стоял холод, а блуждающий ветер ласкал лицо. В ноздри сразу повеял приятный запах мороза, приятно одурманивающий разум. Чувство свободы стало нарастать в груди. Дорожки были усыпаны снегом, на ветвях о друг друга терлись снегири. Снежинки падали на нос. Величаво царила середина зимы. Приятная тишина стояла в округе.       И лишь Вриена выглядела необычайно ярко среди этой картины. Словно белая ворона. Светилась, точно раскалённая лава в темноте. Глаза её были прищурины, щëки начинали краснеть, а на устах играла детская улыбка. Послышался гул от приближающейся кареты и огоньки от фонариков стали виднеться в далеке. Среди этой тишины можно было услышать звук биения сердца.       — Волнуешься?       Подъехала карета. Альберт протянул руку спутнице и завёл внутрь, поднимаясь за ней.       — Малость, — выждав краткую паузу, улыбнулась леди.       За окнами горели огни. Некоторые дома ещё не потушили свет, некоторые только садились за ужин. Где-то дети играли в снежки, громко смеясь, а где-то за шторами ругалась супружеская пара. Вриена прислушивалась к каждому шороху, присматривалась к каждому кирпичу, с интересом затаив дыхание, словно ребёнок, смотрящий, как льётся вода из ручья и горит огонь костра.       Карета остановилась на месте. Перед глазами грозно и величественно предстало огромное здание. С порогов слышались громкие аплодисменты, крики, нескончаемая похвала. Музыка менялась от тихой и умиротворённой до громкой и эксцентричной, что сердце билось бешено в такт ей. Глаза забегали.       Огромные люстры были развешаны по потолку роскошного фойе, по полу растелен красный ковролин, напоминающий цвет губ девушки. На столах аппетитно разложены угощения. Чувство эйфории медленно разливалось по телу, словно сгущёнка.       Прекрасные дамы, одетые в роскошные и платья, хихикали в сторонке, обсуждая преставление. Благородные мужчины, которые, вероятно, вели беседу о делах в хозяйстве, бизнесе, о своих жёнах или вовсе что непоскромнее. Несколько юных, и не очень, пар, что ждали следующего выступления, перекидывались фразами.       «Невероятно» - думалось героине.       Альберт нежно взял её под руку, заводя женщину на верхний этаж, с которого пара намеревались наблюдать за пьесой.       — Скоро начнётся, — та кивнула, отворачиваясь и хватаясь за перила.       Она с блеском в глазах наблюдает, как движется героиня спектакля, словно японская куноити, как музыка меняет настроение, как атмосфера меняется и леди прикрывают рты веером. Восторг.       — Альберт..       А Альберт, прикрывая веки, не отводит взгляд от своей героини. Вриены. Альберт радуется. Радуется, что та улыбается, что глаза её прикованы к спектаклю.       — Я счастлива.       Он улыбнулся.       — Я тоже счастлив.