Брак на троих

Эрик, Извините меня за фамильярность, но я не знаю вашей фамилии. Не уверен, что даже моя покойная жена ее знала. Для нее вы всегда были и остались Ангелом до конца жизни… Ее Ангелом Музыки… Тот некролог в газете со словами «Эрик умер» появился накануне нашей свадьбы. Помню тот день, как будто это было вчера, а не около пятидесяти лет назад. Я готовился ко сну, как вдруг в комнату вбежала Кристина в черном траурном платье и с красными от слез глазами. -Что случилось, дорогая? — Спросил я свою невесту. Та посмотрела на меня и сказала бесцветным голосом: -Я не смогу завтра стать твоей женой, Рауль. -Что ты такое говоришь, Кристина? — Взволнованно спросил я, не веря своим ушам. -Мы должны отменить… Нет… Перенести свадьбу, хотя бы на год… — Утирая слезы, ответила девушка. -Кристина, ты себя слышишь?! — Воскликнул я. — Что скажут о нас люди?! А моя семья?! -Рауль, Эрик умер. Я не могу, понимаешь, НЕ МОГУ выйти за тебя замуж сейчас. Не просто не могу, я не имею на это права… Если ты после этого бросишь меня, я все пойму… Но, пожалуйста, только не заставляй меня завтра пойти к алтарю… Умоляю, Рауль… Мог ли я отказать единственной женщине, которую любил? Даю вам слово, весь следующий год Кристина проносила, не снимая, траур, как самая верная и любящая жена. Любые мои попытки поговорить о нас, о нашем будущем она пресекались на корню. В ее глазах я видел такое горе, такое страдание, что, видит Бог, я вас ненавидел так, как не ненавидел никогда до этого… Позже, когда Кристина стала моей законной супругой, я очень часто видел на ее лице грусть и тоску. Боже, признаюсь, иногда я мечтал, чтобы вы были живы, так как с вами живым я еще мог бороться, но с мертвым… Я знаю, она любила вас… Всегда любила… И ревность, как червь, грызла меня изнутри. Однажды я не выдержал и прямо спросил Кристину: -Если бы ОН (между собой мы никогда не называли вас по имени) был жив, если бы ОН был лишен уродства, ты бы все равно выбрала меня? Господи, как я тогда хотел услышать «Да». И пусть это «Да» было бы лишь обманом, для меня это была бы самая сладкая, самая желанная ложь из ее уст. Я бы ей поверил, клянусь… Но она закрыла лицо руками и прошептала, рыдая: -Вы мой муж. Я принадлежу только вам. Но, пожалуйста, не пытайтесь заглянуть в мою душу… Не пытайтесь задавать мне вопросы, на которые даже я сама боюсь ответить… Тогда я раз и навсегда понял, что в нашем браке нас не двое, а трое… И так будет всегда… Я отчетливо помню тот день, когда Кристина сообщила мне, что у нас будет ребенок. Признаюсь, я был счастлив! Наконец-то мы будет соединены не только брачной клятвой, но чем-то большим, вечным… Чем-то, что будет принадлежать только нам… Я надеялся, что беременность Кристины поможет ей забыть вас и полностью отдаться материнству. Однако, несмотря на растущий живот и явную любовь к еще неродившемуся малышу, моя жена по-прежнему оставалась задумчивой и грустной. Она могла часами сидеть в своей комнате, никого не допуская к себе или одной совершать длительные прогулки по парку… Кристина вообще в те годы очень полюбила одиночество… Быть может, это напоминало ей о вашей жизни в подвале Оперы… -Как мы назовем нашего малыша? — Спросила меня супруга за несколько недель до предполагаемых родов. -Филипп, — Не задумываясь, ответил я. -А если девочка? — Немного помедлив, спросила Кристина. -Как насчет Шарлотта? Мы сможем называть ее наша Лотти. — С улыбкой предложил я. Я думал, Кристина обрадуется моему выбору, но вместо этого она, как мне показалось, расстроилась. -Тебе не нравится это имя? — С волнением спросил я. -Нет-нет, — Промолвила моя супруга. — Имя очень красивое, но… — Затем, нахмурившись, покачала головой и прошептала. — Глупости. Это просто глупости. — И, повысив голос, добавила. — Да, Рауль, ты прав. Мы назовем ее Шарлоттой. Чудесное имя для девочки. Я мог лишь догадываться, что тогда она так и не сообщила мне… Рождение нашей дочери далось Кристине очень тяжело. Когда, наконец, малышка появилась на свет, моя супруга находилась при смерти, прогнозы врачей были неутешительны. Кроме того, жизнь самой новорожденной также находилась под угрозой. -Я бы на вашем месте срочно окрестил ребенка, -Печально сообщил мне доктор Монтегю, наш семейный врач. — Боюсь, девочка долго не задержится в этом мире. Слезы выступили из моих глаз, я тут же отдал приказ послать за священником, а сам начал молиться. Я, стоя на коленях в нашей домашней часовне, молился всем святым, которых только знал. А потом я вспомнил о вас… Вспомнил и стал умолять еще раз пощадить меня, как тогда, в Подвале Оперы, несколько лет назад. Пощадить меня, не забирая самое дорогое, что было в моей никчёмной жизни… Когда священник спросил об имени, которым я хочу наречь дочь, я, немного помедлив, сказал: «Шарлотта Эрика». Наверно, было бы правильно дать малышке имя Эрика-Шарлотта, но слышать ваше имя и понимать, что оно принадлежит моей родной дочери, было выше моих сил. Когда Кристина очнулась, и я ей сообщил о том, как окрестили ребенка, ее глаза просияли, и она, искренне улыбнувшись, прошептала: -Спасибо… Наверно, вы бы долго смеялись, если бы узнали, что второе имя малышки очень быстро вытеснило первое и уже скоро никто, кроме меня, не обращался к ребенку никак иначе, кроме Эрика. Поверьте, очень тяжело слышать, как к вашей единственной дочери обращаются именем заклятого соперника… Часто говорят, что время лечит. Это правда, но только не в случае с моей супругой. Казалось, чем дольше длится наш брак, тем моя жена больше о вас думает. Ни я, ни наши дети, ни общество — ничего не могло заставить ее выбросить вас из головы. Знаете, когда она попросила купить ей рояль, я очень обрадовался. «Может быть это поможет ей избавиться от образа Ангела», — Думал я, с надеждой глядя в будущее. Но, как вы, наверно, уже догадались, мои чаяния снова не оправдались. Кристина часами просиживала за роялем, наигрывая одну и ту же мелодию. Однажды я стал невольным свидетелем, как наша дочь спросила ее: -Мама, что это за музыка? Кристина улыбнулась и, нежно глядя на девочку, ответила: -Эрика, дорогая, эту мелодию написал один мой очень хороший друг. Но, к сожалению, я не помню ее целиком… -Ты можешь попросить у него ноты. — Подсказала девочка. -Нет, — Кристина отрицательно помотала головой. — Увы, нет. Слишком поздно, дорогая… слишком поздно… Этого человека нет в живых уже много лет… Тогда я все понял… Ничто и никто не способны заставить ее забыть о вас… Знаете, Эрик, не смотря на мою ревность, мне было не в чем упрекнуть Кристину. Она была прекрасной женой и матерью. Ее поведение и репутация были настолько чисты, что даже самые злые языки, которые не забывали пошептаться за нашими спинами о мезальянсе, вынуждены были спустя время замолчать и признать, что титул виконтессы де Шаньи принадлежит благороднейшей из женщин. Моя супруга — самое чистое, самое доброе, самое преданное существо на земле. Я никогда не видел, чтобы она поднимала голос на слуг или детей. Казалось, одного ее взгляда было достаточно для того, чтобы дети прекращали шалить, а слуги покорно шли добросовестно выполнять свои обязанности. Но однажды, когда мы всей семьей были на ярмарке, я стал свидетелем сцены, о которой, думаю, вам необходимо знать. Наш сын, Филипп, в то время очаровательный восьмилетний мальчуган, попросив у меня денег, убежал вперед, крикнув, что мы должны поторопиться, так как можем пропустить все самое интересное. Мы, признаться, порядком заинтригованные, поспешили к толпе людей, окруживших что-то. -Что там? Что там? — Подпрыгивая, восклицала десятилетняя Эрика, но ни я, ни Кристина не могли ответить на ее вопрос. -Мама! Отец! — Услышали мы голос Филиппа. — Идите сюда! Мы поспешили к ребенку, и вскоре перед нами открылось поистине страшное зрелище: мальчик, на вид примерно ровесник нашей дочери (как оказалось позже, почти на два года старше ее), грязный, в синяках и с горбом на спине, сидел на полу и плакал, а люди смеялись над ним и кидали в него камнями, тухлыми яйцами и помидорами. Мужчина, стоявший справа от клетки, кричал: -Попасть в голову камнем — 5 су, попасть в голову яйцом — 3 су… -Мама, посмотри, как я умею! — С этими словами наш дорогой Филипп размахнулся и кинул в мальчика камнем, который попал прямо по голове ребенка. — Я купил 3 раза попасть ему в голову камнем! — Гордо известил нас сын и счастливо рассмеялся, как, впрочем, и другие дети. Филипп снова размахнулся, чтобы еще раз кинуть в ребенка камень, как вдруг произошло то, что я совсем не ожидал увидеть: Кристина, вся бледная, с пылающими глазами с размаху ударила нашего сына по щеке, прямо на глазах у сотен зрителей. Затем, резко развернувшись и не обращая ни на кого внимания, скомандовала: -Домой, живо! О чем Кристина говорила с Филиппом в его комнате тем вечером, признаться, я не знаю. Могу лишь сказать, что, когда он наконец вышел оттуда, его глаза были красными от слез. Невооруженным взглядом можно было понять, что что-то в нашем маленьком мальчике изменилось. Его взгляд… Он стал таким взрослым, осознанным и, пожалуй, печальным… -Отец, — Проговорил ребенок. — Я хотел бы завтра снова сходить туда… к клетке. Только, пожалуйста, не говори пока ничего маме. На следующий день мы с ним действительно отправились на ярмарку, и он, не обращая внимания на развлечения и сладости, потащил меня в сторону ребенка в клетке. Когда мы подошли туда, шоу было в самом разгаре. Чем только не кидали в бедного мальчугана! Мой сын несколько минут, нахмурившись, смотрел на это зрелище, затем, повернувшись ко мне, он произнес: -Отец, мы должны спасти этого ребенка. -Но как? — Спросил я, неуверенно глядя на сына. Филипп снова нахмурился, что-то обдумывая, затем ответил: -Мы можем его украсть… Или купить. Признаться, второй вариант мне нравился больше, и я действительно вскоре стал обладателем еще одного ребенка. Когда мы зашли в клетку, кишащую самыми разными кровососущими, мальчик, испугавшись нас, забился в угол и, прикрыв голову худенькими руками, затрясся от страха. Мое сердце сжалось. Мы переглянулись с Филиппом, и он произнес: -Не бойся нас. Мы не обидим тебя. Ты сейчас пойдешь с нами. И больше никто никогда не сделает тебе больно. Даю слово виконта де Шаньи! Мальчик испуганно посмотрел на нас, но промолчал. -Как тебя зовут? — Не унимался мой сын. Минуту в клетке было тихо. Я уж подумал, что этот ребенок глухонемой, но вдруг мы услышали ответ, от которого даже у меня защипало в глазах. -Уродец… Не буду тебе описывать подробно, что натерпелся мальчик в том бродячем цирке (у меня есть основание полагать, что тебе самому прекрасно известно о «жизни» в подобных местах), скажу лишь то, что мы нарекли его Эмилем, несколько докторов были приглашены для того, чтобы помочь мальчику поправить его здоровье. Моя жена, забывая спать, денно и нощно самолично ухаживала за мальчуганом. Мне кажется, в какой-то степени в нем она видела вас, Эрик… Признаюсь, ушли годы, на то, чтобы ребенок стал не слишком отличаться от моих собственных детей. А примерно десятью годами позже этот самый спасенный нами с Филиппом ребенок стал мужем моей дочери. Когда он попросил руки Эрики, я был в ярости. «Какой наглец!» — Говорил я. — «Где он и где моя дочь!!! Что скажут люди?!» Но Кристина, взяв меня за руку, просто сказала: -Рауль, тебе важно счастье дочери и мнение чужих для тебя людей? Что я мог на это ответить? Ничего… Вскоре Эмиль и Эрика сочетались браком, и теперь я вижу, что Кристина, как всегда, оказалась права. Мои дети счастливы, и это самое главное. Кстати, моего первого внука назвали Эрик-Рауль. Подумать только, как сильно твое имя прижилось в моей семье… Знаешь, Эрик, лежа на смертном одре Кристина впервые открыла мне свою душу. Представляешь, все эти годы она любила тебя… Любила и жалела… Жалела, что тогда вернула твое кольцо. Кольцо, которое всегда бы ей напоминало о тебе и вашей с ней любви. Ведь у нее ничего не осталось на память о тебе… Ничего… -Но зачем? Зачем ты тогда вернула ему кольцо? Разве он не просил тебя оставить его себе? -Спрашивал я ее. На что мой жена, едва улыбнувшись, прошептала: -Рауль, ты уверен, что не верни я ему кольцо, наша бы с тобой свадьба состоялась? Мне тяжело в этом признаться, но даже стоя одной ногой в могиле, она думала не о мне, а о тебе… Последними ее словами было: «Как бы я хотела иметь на память что-нибудь о нем…» Знаешь, тогда я просто обезумел от ревности и горя. Не понимая, что делаю, я приказал седлать лошадь. Глупец, что меня только дернуло совершить поездку той ночью?! Как бы там ни было, я ускакал. Дорога была такой темной, что ничего не было видно на расстоянии вытянутой руки. Я всегда был хорошим наездником, но здесь что-то пошло не так. Упав с лошади, я понял, что не чувствую своих ног. Я пытался кричать, полз, однако, до утра никому так и не удалось найти меня. Вердикт врачей был неутешительным — паралич нижних конечностей. Да-да, Эрик, теперь я прикован к креслу и уже никогда не смогу ходить. Знаешь, теперь, когда я слышу наверху веселые голоса и смех моих детей и внуков и понимаю, что не могу присоединиться к ним, я тешу себя мыслью, что хоть немного начал осознавать, какого было тебе там, в Подвале, зная, что наверху кипит жизнь… Ты не мог подняться наверх, к людям, в силу своего уродства, я же не могу — к моим родным в силу своего увечья. Разница лишь в том, что они могут спуститься ко мне, стоит мне только позвонить в колокольчик, а вот к тебе… Даже такой милости ты был лишен… Нужно добавить, что я не забыл последних слов Кристины. Все эти годы я искал… искал что-нибудь, принадлежащее тебе… Мои люди неоднократно спускались в Логово, но их поиски были тщетны. Мне говорили, что пожар уничтожил все. И я верил… Пока вчера само Провидение не привело меня на аукцион. Знаешь, что я там нашел? Обезьяну! Твою обезьяну! Как-то я слышал, как Кристина рассказывала о ней нашим детям. Я купил ее и привез на могилу супруги. Пусть хотя бы после смерти что-то будет напоминать ей о тебе. На могиле жены я нашел красную розу, повязанную траурной лентой… Много лет назад именно такие цветы дарил ей ТЫ! Вначале я подумал, что это чья-то шутка, но потом заметил кольцо… «Боже, неужели он еще жив?!» — Подумал я тогда. «Я должен рассказать ему правду!» — Пронеслось в моей голове. — «Кристина бы этого очень хотела…» Сейчас уже почти три часа ночи, а я все пишу тебе письмо. Пишу, потому что чувствую, силы медленно, но верно покидают мое тело. Едва ли я переживу завтрашний день… Эрик, друг мой и враг мой, много лет твоей призрак стоял третьим в нашем браке. Много лет я, глядя на себя в зеркало, гадал, будь у тебя другая внешность, кто бы стал мужем Кристины. Кого бы она выбрала? Может быть своим счастьем я обязан только своему лицу? Или, вернее, твоему… Знаешь, я уверен, что в следующей жизни ты, я и Кристина — мы обязательно снова встретимся. И, знаешь, я молю Бога, чтобы у тебя была приятная внешность. В таком случае, если она выберет меня, я не буду всю жизнь спрашивать себя, на своем ли месте оказался. Если же она выберет тебя, что ж… Я знаю, ты достоин ее. И верю, что бы не случилось, ты сможешь сделать ее счастливой. Прощай, Эрик! Я верю, мы еще встретимся… Да благословит тебя Бог… Старик лет восьмидесяти, низко склонив голову над листом бумаги что-то писал, не обращая внимание на столь поздний час. Слабый свет свечи тускло освещал комнату. Рука старика слегка дрожала, и он понимал, конец близок. «Я должен… Должен успеть…» — Звучало в его голове. Наконец, перо выпало из обессиленной руки. Несколько минут старик тяжело дышал, затем, собравшись с силами, вложил несколько исписанных листков в заранее приготовленный конверт, запечатал его и крикнул: -Мари! Мари! В комнату вбежала заспанная сиделка. -Виконт, вы меня звали? -Да… — Тяжело дыша ответил месье. — Разбуди Филиппа, пусть срочно придет ко мне… Только поторопись… Спустя несколько минут в комнату влетел красивый высокий мужчина. -Отец! — Крикнул он. — Что-то случилось? -Возьми вот это. — Произнес старик, протягивая сыну конверт. — Обещай мне, что унесешь этот конверт на могилу матери. Поклянись мне, что не распечатаешь его… -Но… -Поклянись мне. — Строго посмотрел отец на сына. -Филипп, я знаю, мне осталось недолго. Поклянись… -Клянусь, отец, клянусь. Если ты хочешь, я отнесу этот конверт, но не говори глупостей! Ты проживешь еще много лет. -Нет, сын, я знаю, что скоро уйду… Надеюсь, я встречу там твою мать… Я так по ней скучаю… На утро виконта Рауля де Шаньи нашли мертвым в своей постели. Семейный врач сообщил родственникам, что мужчина умер во сне. Он не страдал… Он просто заснул и не проснулся… На его губах застыла улыбка… В последние минуты перед своей кончиной Рауль был счастлив… Филипп, виконт де Шаньи, простившись с отцом, посмотрел на могилу матери. Он был здесь накануне — исполнил последнюю волю Рауля. Мужчина помнил, что положил конверт с письмом под обезьянку. Приподняв игрушку, Филипп несколько раз удивлённо моргнул. Конверта не было… Он исчез… Испарился… Вместо него под обезьянкой лежали листки… Листки с нотами… И в уголке было выведено: Моей дорогой Кристине посвящается…