Льдинки

      Первое, что чувствует Майкрофт — только начавшиеся пробиваться из-за облаков проблески восходящего солнца. Мягко проникая сквозь слегка приоткрытые тяжелые бархатные портьеры, лучи скользят по спальне, сменяя утреннюю свежесть ласковым теплом. Они нежат своими прикосновениями обнаженную кожу, обнимая и укутывая. И, на удивление, совершенно не мешают спать, наоборот — заманивают в объятия Морфея и призывают погрузиться в сон. И Майкрофт, блуждая на границе сна и яви, все не может понять, что же его разбудило.              Но вот, картина набирает красок — расслабленного тела касаются прохладные ладони. Шелком рисуют на шее случайные узоры. Движутся к плечам, вскользь оглаживают крепкую грудь и скребут ногтями по поджавшемуся животу, где вьется дорожка темных волос. И солнце приходит им на помощь, кидая в глаза Майкрофта солнечных зайчиков и заставляя наконец открыть глаза.              Сон прошел, но теперь нега удовольствия захватывает Майкрофта в свои объятья, толпами мурашек следуя за руками его личного проклятия. Двигаться не хочется и все, что он делает — это на мгновение ловит холодные пальцы и притягивает поближе, дабы оставить невесомый поцелуй на запястье, прежде чем отпустить. Ему даже не нужно смотреть, чтобы увидеть мягкую, слегка лукавую усмешку Мориарти.              Растрепанный и теплый. Со следами от подушки на румяной щеке он так не похож сейчас на идеального Альберта Джеймса Мориарти, в которого были влюблены все леди, благородные и не очень. Что сказать, они и сейчас, после всего случившегося, не оставляли своих попыток завоевать сердце бывшего графа, что восседает сейчас на его бедрах в его же, Майкрофта, рубашке.              Обворожительный.              — Альберт, — на выдохе слетает с губ, оседая прежде, чем быть услышанным. Но это и не нужно — зеленые глаза следят за каждым вздохом. Проникают под кожу, заставляя сердце трепетать и задыхаться. Ласкают не тело, но душу — щемяще нежно, как хрупкий фарфор, готовый расколоться от малейшего дуновения.              В паху тяжелеет.              — Что-то не так, господин директор? — хрипло от сна мурчит Мориарти, склоняясь над ним. Обхватывает ладонями лицо, массирует виски и целует. Мягко и медленно — в лоб и веки с затрепетавшими от ласки темными ресницами. В щеки с пробивающейся щетиной и бегло — в нос. Он покрывает поцелуями его лицо, упрямо избегая губ. Слишком невинно, чтобы быть правдой. И Майкрофт не сдерживает смешка — Альберт что-то задумал; он никогда не умел притворяться. Но это не значит, что намерения Мориарти можно было сразу понять.              Вот и сейчас, попытку Майкрофта обнять и все же поцеловать его, Альберт мягко, но настойчиво пресекает — ловит руки, переплетая их пальцы и утыкается в шею, довольно улыбаясь и продолжая ласкать чувствительную кожу. Прикусывая, оставляет алеющие метки на ребрах и выпирающих тазовых косточках. Спускается все ниже и ниже, пока не прижимается щекой к полу вставшему члену. Ложится грудью между раскинутых ног и трется довольно, как кот, чуть ли не мурлыча.              И Майкрофт на мгновение щурит глаза, позволяя себе небольшую передышку, прежде чем приподняться на подрагивающих руках и снова взглянуть на Альберта — и сразу ловит горящий восхищением взгляд. Словно он, Майкрофт, такой разнузданный и податливый его рукам — величайшее сокровище. Божество, молитву которому Альберт воздает своим телом — стелется, преподнося всего себя его взору. Выгибается, показывая ямочки на оголившейся пояснице и выпирающие острые лопатки, что, кажется, вполне могли изрезать тонкую ткань. И, дразнясь, отступает, стоит Майкрофту потянуться к нему.              — Ал, — судорожно вздыхает Майкрофт, лишь силой воли удерживая себя от соблазна схватить эту бестию за волосы и оттрахать нагло ухмыляющийся рот — вдоволь, до хрипов и слез, стекающих по румяным щекам прямо к растянутым его членом губам, когда Альберт опережает его, с силой всасывая нежную плоть. Насаживается до конца, утыкаясь в лобок — влажное тепло обволакивает, и член дергается, все сильнее наливаясь кровью. До тянущей боли. Распирая горло и вырывая из Альберта довольный стон, дрожью проходящийся по плоти. — Что же ты творишь…              — Помолчите, мистер Холмс, — с бесстыдным звуком соскользнув, выдыхает Альберт, потираясь носом о жесткие волоски. Тщательно, широкими мазками языка, вылизывает ствол и поджавшиеся яички. И сам потирается о Майкрофта, оставляя влажные дорожки смазки. Тонкое белье насквозь промокло и прилипло, выделяя все то, что должно было скрывать — каждую пульсирующую венку и слегка изогнутую вправо головку, оттягивающую ткань.              Первые капли предэякулята мажут по левой щеке, когда Альберт ласкает губами чувствительную уздечку.              И Майкрофт чувствует, как эти бесстыжие губы растягиваются в ухмылке и на бесконечно долгие мгновения отстраняются, прежде чем захватить его в свой плен. Удовольствие новой вспышкой растекается по венам. И все бы ничего, если бы вслед за юрким языком по его члену не скользнул обжигающий холодом лед, срывая с закушенных в порыве губ ошарашенный стон.              И Альберт сам скулит, жмурится от удовольствия.              С силой удерживает взметнувшиеся бедра, до боли сжимая бархатную кожу. Ведет языком по члену, плотно прижимая стремительно таящий кусочек к плоти. И Майкрофт не выдерживает — сжимает волосы Альберта, порываясь оттолкнуть, чтобы тут же прижать еще ближе. От одуряющего удовольствия то темнеет в глазах, то всполохами солнца освещает каштановую макушку с его, Майкрофта, пальцами между прядей. Но то иллюзия контроля. Альберт лишил его сил парой движений, заставив полыхать от возбуждения как какого-то мальчишку. Он держится на самой грани за эти волосы, цепляется изо всех сил, болезненно затягивая жгуты удовольствия — до поджатых пальцев, невольных всхлипов и громко бьющегося сердца, готового выскочить из груди.              Альберт лижет. Играясь, чувствительно цепляет зубами плоть, получая в ответ возмущенное шипение. Ввинчивается языком в дырочку уретры, посасывает головку. Заставляет Майкрофта разжать сведенные пальцы и высвободить плененные пряди. Держит крепко и движется. Медленно. Заглатывает издевательски-неспешно. Ниже, полностью вбирает, наслаждаясь тяжестью плоти на языке. И останавливается — выпускает член из влажного плена, довольно облизываясь. Впивается горящим взглядом в глаза Майкрофта, приказывая: смотри, смотри только на меня. И он смотрит. Смотрит как прекрасное тело его личного безумия изгибается, отклоняясь назад и с тихим звоном фарфора, на миг разбившим шум их дыхания, доставая еще один кубик льда. Капли стекают по бледным пальцам, следуют за ними по разгоряченной коже груди и живота и стекают еще ниже, смешиваясь со смазкой, пропитавшей исподнее. Майкрофт не стонет — хрипит, прося позволения прикоснуться и сорвать столь досадную преграду и приласкать. Но Альберт не берет во внимание его желания. Возвращается к груди, на миг прижимая лед к алеющему соску. Ведет по ключицам и дернувшемуся кадыку, прежде чем прижать к пухлым губам. Альберт тягуче медленно обводит губы и слегка обхватывает ими кубик, посасывая и причмокивая — как ранее до этого ласкал член Майкрофта. Скользит языком, и вбирает в рот, будто смакует божественную амброзию. Но лед тает, и вот уже Альберт облизывает подушечки пальцев, жадно, как путник в пустыне, собирая с них драгоценную влагу, с гортанным стоном вбирает два пальца до костяшек и смотрит довольно, вытягивая из Майкрофта последние крупицы самообладания.              Не сводя с него пылающего взгляда, Альберт вновь склоняется над ним, зажимая губами еще один кубик льда и истязает уже Майкрофта, касаясь возбужденного тела то губами, то льдинкой, пока не спускается и не целует член, заново начиная свою пытку. Ведет льдом по яичкам, через миг отстраняясь и мягко выдыхая на член. Но этого слишком мало. Недовольно застонав, Майкрофт до боли вцепляется в многострадальную простынь, дабы не сорваться — Альберт не обидится на испорченную игру, но, сам того не понимая, еще пару дней будет смотреть на него печальными зелеными глазами.              Но тот и сам уже не в силах больше тянуть. Задыхается от желания почувствовать его прикосновения.              — Майк, — прижимается он к нему, жадно впиваясь требовательным поцелуем. Позволяет, наконец, сильным рукам до боли обхватить свою талию.              Прекрасный.              Майкрофт только его. Такой послушный и до безумия возбужденный. С развратно раскинутыми ногами и притягательными омутами синих глаз, что затягивают в свою пучину, терзая между мыслью закончить это безумие или вечно вариться в мареве возбуждения. Член Альберта болезненно сжат, но он игнорирует это, чувствуя, как о собственное бедро трется головка чужого члена.              Он даже и мечтать не мог, что неприступный и невозмутимый Майкрофт Холмс подпустит его так близко. Покажет такого себя.              — Этот последний, — глухо шепчет Альберт, отстраняясь от столь любимых губ. Путаясь в сбившемся одеяле, вновь устраивается меж длинных ног и, не дожидаясь ответа, прижимает кусочек к побагровевшей головке, тут же зализывая горячим языком. Берет в рот, помогая себе руками. Уже не играясь, скользит по плоти, затягивая в пучины удовольствия. Но все еще вжимая в нежную кожу обжигающий холод, перекатывает льдинку по его возбуждению. До дрожи и сладких судорог подступающего оргазма.              Майкрофт гортанно стонет, цепляется в плечи, раздирая молочную кожу. Тянет за окровавленную рубашку, когда Альберт довольно урчит и бросает на него колдовской взгляд.              Трахни меня.              Уже не сдерживаемый ничем и подстегиваемый безмолвной просьбой, Майкрофт рвано толкается, чувствуя, как талая вода и лед холодят член, а обжигающе горячие губы плотно обнимают ствол. Тянет растрепанные пряди до слез в зеленых глазах и размашисто вбивается глубже, упираясь в расслабленное горло.              И Альберт скулит и причмокивает, позволяя трахать свой рот, с восторгом ощущая, как подрагивают сильные мышцы и пульсирует член. Неуклюже трется о кровать в попытке хоть как-то облегчить собственное возбуждение, пытаясь удержаться и не растянуться на простынях.              Восхитительно.              Майкрофт всегда умел доставить ему удовольствие. Знал, когда Альберту нужно засадить пожестче, несмотря на все ужимки и даже мольбу. И, совершенно легко мог отдать ему контроль над собой, покорно и податливо подчиняясь.              Идеальный.              Он был его идеалом и, единственное, о чем жалеет Альберт, что, терзаясь, долго не решался на первый шаг. Но разлука длиной в три года принесла свои плоды — он не смог сдержаться. Накинулся на него, стоило только им столкнуться взглядами. Нагло проник языком, пытаясь получить как можно больше, пока Майкрофт замер, потрясенный его поступком. Прощался, никак не ожидая, что его обнимут и осторожно ответят. Что будут мягко ласкать его губы и собирать соленые слезы с дрожащих ресниц. Что позволят уткнуться в колени и разрыдаться как ребенку от облегчения.              И как же Альберт страшился засыпать, боясь, что все это окажется сном — и чудесное воскрешение их братьев, и ответивший взаимностью Майкрофт.              Майкрофт, что сейчас последними короткими толчками, почти не выходя, трахает его глотку. Скребет ногтями по затылку, призывая Альберта посмотреть на него и бурно кончает, не отводя горящего взгляда. Скользит инстинктивно еще пару раз, пока член не опадает и выскальзывает.              Проглотив терпкую жидкость, Альберт отстраняется и, в нетерпении, до жалобного треска ткани, срывает опостылевшую тряпку. Подрагивающими руками он ныряет под подушку за заблаговременно припрятанной смазкой и, наскоро смазав член, приникает к уже повернувшемуся на бок и призывно раздвинувшему ноги Майкрофту. Скользит меж бедер, обнимая и вжимаясь лицом в вихрастый затылок. Касается живота, ощущая чужой опавший член, скользящий по руке и роняющий последние капли спермы. Толкается слабо, чувствуя подступающий оргазм и срывается за грань, стоит Майкрофту напрячь бедра и сжать его.              Альберт обмякает, чувствуя, как его ласково заключают в объятья и прижимают к груди, целуя в макушку. Трется ласково, благодаря; оплетает всеми конечностями, вдыхая родной запах и лениво вслушиваясь, как быстро бьется сердце, потихоньку замедляясь.              Наступает новый день.