В долине, где ветер снежинки вертит И холод стал полосой, разделяющей жизнь и смерть- И там вырос в деревне аленький цветок; И нынче нету В мире том странней, чем бог, возжелавший бы человека.
Однажды гармония на небесах разрушилась. Бог Смерти возжелал спуститься на землю. С какой целью - невозможно было понять ни одному богу, видавшему людскую участь. Его карали, на него указывали пальцами, словно на провинившегося ребенка. Боги не должны снисходить до смертных - похоже это правило было забыто Богом Смерти. Он видел, к чему ведут людские пороки, видел кульминацию человеческой жизни - бесстрастную смерть. И тогда в его голове что-то щелкнуло, обесценило и размыло эти воспоминания и ту боль, оставив после себя только детское любопытство. Упреков других богов было недостаточно, последнее слово все равно оставалось за Богом Смерти. Он нарек себя именем Блейд, покинул небеса и обрел человеческий облик. Тогда в одной долине холодным зимним вечером распустился красный цветок - ликорис.***
Он отдал бы мужчине тому целый мир, и он знал, Но сразу же погибало всё, что бы он ни дарил. Отвергаемый каждый раз — коль не видели, то поверьте: И нет в мире печальней вдруг полюбившего Бога Смерти.
Теперь бог был перерожден в одного из Облачных рыцарей Лофу Сяньчжоу. Блейду пришлось влиться в рутину их жизни: безликую суету и страх неизвестности. Блейд не находил в этом отдушины, только лишь убеждался в том, что людское бытие полно неизбежных бессмысленностей. Но в какой-то момент все изменилось. Разум словно затуманился, а в глазах заискрились ярчайшие огоньки. Блейд увидел то, ради чего оставил небеса. Увидел человека, к ногам которого он был готов бросить тысячи людских жизней. — Помни, меч должен быть всегда при защитнике Сяньчжоу. Что бы не случилось. На поле боя ценнее его только твоя собственная честь, — твердо говорил генерал, положив рядом собственный меч. Блейд внимательно слушал изо дня в день, но то, что его тренировки стали приватны, было высшей привилегией для рыцаря. Что его так зацепило в обычном генерале? Противоречия. Настолько бурные и живые. Блейд никогда не видел в этом столько очарования, но в Цзинь Юане оно цвело. Его должность - строгая, беспощадная. Его долг - защита своей Родины, которой он верен, как никто другой. Вместе с тем в нем были необычайная мягкость и тепло, как у едва разведенного костра. В глазах горел страстный огонь, а улыбка и смех таили детские черты. — Не смеши меня, Блейд, ты отлично все схватываешь для начинающего рыцаря, — и снова этот бархатный смех. Хотелось закрыть глаза и слушать череду приятных звуков, постепенно заменяющих колыбельную. Сближаться с ним - одно удовольствие. — Вы бы хотели завтра сходить со мной на завтрак? Я подам Вам самый вкусный чай, который мне удавалось пробовать. Я делаю его поистине достойно, — голос слегка дрожал, а пальцы сами сцепились в замок. Голова Цзинь Юаня мягко склонилась, а тонкие пальцы скользнули по щеке и пушистым локонам волос, упавшим на лицо. Генерал одарил Блейда легкой улыбкой. — Раз ты так любезно приглашаешь, будет большим упущением отказаться. Все было как в сказке. Быстро, неловко, временами и вовсе нелепо. Теперь он мог не просто смотреть, оставаясь в стороне, а участвовать самостоятельно. Особенно, когда открывался живописный вид. Когда можно было улавливать крошечные детали, а затем собирать их в одну картину. Цзинь Юань не был поверхностным человеком с моралью и принципами. Он был чем-то большим. И гораздо более значимым, нежели все, живущие здесь. В нем было что-то трепещущее, что-то дарованное божеством. Неосязаемое, но ощутимое. — Ваш чай, генерал. Я делал все по древнему рецепту, он до сих пор известен в моей деревне. — Блейд медленно поставил поднос на стол и сел на свое место. Цзинь Юань терпеливо его ждал, смотря своими теплыми глазами. Его взгляд передавал разные оттенки чувств и настроения, но этот, именно сейчас, был поистине притягательным. Золотистые отблески и аккуратная родинка лишь подчеркивали очарование в глубочайшем его проявлении. Цзинь Юань поблагодарил осмысленно, с подчеркнутым уважением. Его ладонь легла на чашку, а губы коснулись ее края. Блейду хотелось коснуться теплой тыльной стороны и ощутить привкус чая, несколько кислый, с легкой горечью в конце. Глаза приобрели удивленный блеск. Благодарная улыбка - награда. Блейд никогда и думать не мог, что простые смертные способны на такие чары. — Интересное сочетание пряностей, кислых трав и горечи. Это великолепный чай. Спасибо, что пригласил меня его отведать, — голос сливался с шелестом ветра. Утром всегда было прохладно, но с Цзинь Юанем любая обстановка приобретала домашний уют. Особенно когда генерал возвращался в родные края после долгой стажировки. Тогда Блейд узнал, что ему некуда деться. Семьи у него не было, он жил всегда сам по себе. Деревня была разрушена прямо на его глазах. Он сам ее безжалостно уничтожил. А еще Блейд узнал, что Цзинь Юань обожает животных. Больше всего он любил своего льва Мими - большого и такого же белоснежного. Изначально он вселял недоверие и казался в некоторой степени пугающим. Как оказалось позднее, лев был очень похож на своего хозяина. — Будь осторожен, у меня тут живет мой маленький, охо-хо, здравствуй, родной, — Цзинь Юань не успел договорить реплику, что была предназначена для Блейда, как на него накинулся большой лев. Он чуть ли не улегся на своего хозяина, который ласково смеялся и гладил зверя по гриве. Было видно, что льва действительно любят, и это взаимно. Это не просто хищное прирученное животное. Это семья. — Да, Мими, я тоже очень рад тебя видеть, — он повернул голову к Блейду, что все еще стоял вдали от семейного сбора. — Ты его боишься? Не бойся, он дружелюбный и славный малый. Он чувствует людей, ты ему понравишься. Слова вселяли надежду. Блейд медленно подошел ко льву, положив ладонь ему на голову. Зверь поймал его взгляд. Острое, колкое ощущение. Кажется, бог забыл, что лев может чувствовать только людей. Он приобрел недовольное выражение и цокнул, попытавшись лапой сместить Блейда. Бог Смерти переживал, что лев знал гораздо больше, чем остальные, поэтому его рука мигом вернулась на законное место - гарду клинка. — Не переживай по этому поводу. Возможно, ему нужно привыкнуть, — даже сейчас Цзинь Юань пытался его утешить, чем-то простым, но по-своему близким. В последний раз он утешал его перед первым боем. Тогда они стали еще ближе, чем за все месяцы до этого. Цзинь Юань проверял комнаты и остановился именно у той, где находился Блейд. Мужчина вежливо постучал дважды, после чего распахнул дверь. Он был чутким, ему не нужно было копаться в людях, чтобы иметь представление об их внутренних переживаниях. — Блейд, я чувствую, что ты переживаешь по поводу первого важного нападения, — выдохнул. Без доли мнимного осуждения, лишь с каплей надежды. — Я не могу допустить, чтобы один из самых лучших рыцарей пал духом до начала столкновения. Кровать скрипнула под весом второго человека. Блейд неожиданно вздрогнул, ощущая, как большая ладонь генерала упала на плечо, аккуратно его сжимая. Этот легкий подбадривающий элемент заставил Блейда замереть. Разве простые людские касания могли избавить от душевных мук? В такие моменты Блейд забывал, что Цзинь Юань - не божество. — На поле боя не думай ни о чем кроме цели, но помни, ты не один. Мы все боремся вместе с тобой. За Сяньчжоу, — слова были произнесены с легкой робкостью и холодностью. Преданность - великий дар, который Цзинь Юань готов был вручить лишь своим краям. Блейд прекрасно видел в глубине его глаз отблески плескающейся упрямой верности. Мужчина кивнул генералу, внимая его словам. Он присел на кровать и взял другую руку Цзинь Юаня, приставляя к своим губам. — Я вас понял. Я верен вам и Лофу Сяньчжоу до конца своих дней, — он коснулся лбом ладони генерала, чувствуя, что он улыбнулся. Это было действительно ценностью, чем-то далеким и спрятанным где-то глубоко. Это было доверие. Бог Смерти видел множество битв, застал несколько войн и переворотов, но никогда не участвовал в них сам. Божественной сути было чуждо вмешиваться в процессы, проходящие вне человеческого посмертия. Он не чувствовал, какого людям, отправляющимся на свою верную смерть. Теперь он был на поле боя, размахивал клинком, как в последний раз. Он запомнил всё, чему учился у генерала. Драться с ним бок о бок, чувствовать его спину собственной - не просто привилегия, высшая степень доверия. То, с каким хладнокровием он стоял на поле, было достойно праведной зависти. Блейд - бог, которому были безразличны людские жизни. Он не мялся, как другие рыцари, при виде смертей воинов из своего же отряда. Блейд продолжал биться, пока в жилах текла жгучая кровь. И не зря. Лофу Сяньчжоу теперь мог спать спокойно. Все благодаря смелым и преданным рыцарям. На следующий день они устроили небольшой праздник: следовало сгладить углы и без того напряженной атмосферы. Генерал тогда был воистину прекрасен. В своем непривычном обличии кого-то статного и леденящего душу. Того, кому хочется подчиниться и без лишнего бокала. В углах скопился прочий, ненужный шум и чужие взгляды. Все было отдано лишь мужчине, говорящему тост. Блейд прекрасно знал, что взгляды Цзинь Юаня не адресованы ему. Лишь пара тонких касаний, таких мимолетных, что, кажется, и вовсе надуманных им самим. Ликорисы - прекрасные цветы скорби. Они были олицетворением Блейда. Его души и тела. Подарить такие значило открыться полностью, показать свое нутро. Мужчина собрался с мыслями, возвращаясь к себе. Все звуки резко стали лишь фоном. Дрожащие пальцы намертво вцепились в заранее собранный букет, когда Блейд свернул к покоям генерала. Цзинь Юань знал, что Блейд стучал два раза, как и он сам. Поэтому согласие получил незамедлительно. Блейд закрыл глаза, слушая лишь стуки своего сердца и одновременно протягивая цветы. Но вместо благодарности или оскорбления, он услышал смех. Искренний смех, походящий на беспечный детский. Это заставило Блейда впасть в ступор. Разве люди могут быть настолько непредсказуемы? — Блейд, это действительно очень мило с твоей стороны, вручить мне букет, как своему генералу... Но, похоже, он уже завял. — После этих слов, Блейд резко распахнул глаза и увидел, что цветы в его руках действительно завяли. Кончики поникли, а "прекрасные" бутоны падали на пол. Но ведь они были только что... Цзинь Юань подметил смятение в глазах Блейда, а потом смену лица - оно приобрело неестественную, хмурую серьезность. — Наверное, ты держал их в среде, в которой им было некомфортно. Но я ценю твою преданность, — теперь мягкая улыбка и взгляд точно были адресованы Блейду. Руки медленно легли на плечи и одарили нежными касаниями. Робкими, почти целомудренными, но такими успокаивающими. Цветы - это не самое главное, так ведь? Оба мысленно пытались согласиться с этим. После победы каждый день проходил как в тумане. Блейд был поглощен мыслями о существовании Бога Смерти среди людей. Все живое погибает рядом с ним? Этот вопрос витал в воздухе долго, пока ниточка к ответу сама не протянулась перед ним. Прямо на тренировке. Блейд хотел показать Цзинь Юаню, что у него есть все шансы стоять в первых рядах. Быть самым лучшим, незаменимым. В последнее время генерал все реже и реже смотрел на него, почти не звал к себе, а потом и вовсе отказался от совместного времяпрепровождения за чашечкой его любимого чая. Хотелось укрепить свое положение в его глазах и заслужить большего внимания. Но что теперь, в облике обычного смертного, он сможет сделать? Клинок в руке был сжат сильно, до сводящей мышцы судороги. Блейд не видел препятствий, в его голове была одна мысль, ведущая к цели. Он сможет заставить Цзинь Юаня смотреть на себя, если на тренировке выложится по полной. Одержит победу над оппонентом и покажет, что он - его последний шанс. Но, к сожалению, весь мир больше не играл по правилам Блейда. Он вонзил клинок слишком глубоко, вложил слишком много силы. Его соперник, едва ли нацеленный на столь жесткий исход, смотрел на него бесцветными, стремительно стекленеющими глазами, но не издал ни звука. Хотел умереть достойно - разве для рыцаря нужна другая смерть? - но никак не во время тренировки от руки напарника. Часть плана удалась: Цзинь Юань действительно обратил на него внимание, но, к сожалению, это не совсем то, чего ожидал Блейд. Ему хотелось видеть гордость на лице, но вместо этого он получил едкий холод и негодование. А может, это было настоящее разочарование..? Хотелось загладить вину, показать, что он готов на все. Пасть к ногам и принять достойное наказание. Цзинь Юань действительно подготовился. Это стало понятно, пока они неторопливо шли к красивому пруду на окраине города. Блейд шептал что-то о любви и неподдельной верности, пока генерал лишь отводил взгляд и кусал губы. Он выглядел таким... пустым. Впервые Блейд увидел тлеющие огоньки в его теплых золотых глазах. Цзинь Юань был в ярости, когда из уст бога прозвучало предложение о соитии. Генерал отказался твердо, почти сразу же, даже не думая. Сердце Блейда - если оно было у Бога Смерти - зашлось бешеным ритмом, пуская по телу пульсирующие спазмы, а после треснуло, рассыпавшись на маленькие кусочки. Человеческая близость была больше непостижима для них. Блейд разрушил тонкие грани, но был слишком горд, чтобы пасть и просить прощения, а затем возвращаться к той угнетающей, опостылевшей рутине. Он не был человеком, ему все еще безразличны и противоестественны страны, пороки, вера, люди и их чувства. Его рука не дрогнула, когда он написал письмо, в котором ломано и скупо изложил о своем отречении от чина рыцаря Сяньчжоу и том, что больше не намерен возвращаться в это место. На их место. Безликие, надуманные - ради кого? - черты о честь еще больше размылись. Они не имели граней, он мог больше не врать. Боги останутся богами, даже если спустятся на землю и начнут пытаться понимать людей, жить с ними. Ему неподвластна любовь, значит, от нее нужно отречься. Ему казалось так до тех пор, пока перо не упало со стола, а письмо не легло в конверт. Но получилось предать лишь себя и новообретенные и уже потерянные для него чувства. Божественная гордость владыки Смерти была сильнее, чем все, что он смог приобрести среди людей.***
Полученный пергамент с одной печальной вестью Сжав дрожащими руками о том, что он мертв И это никак не исправить, и в нём ненависть зрела Лишь узнал обо всём избранник его.
К нему пришло письмо. Блейд не хотел придавать значения таким мелочам, если бы не заметил знакомую печать. Ту, что использовал в Сяньчжоу орден Облачных рыцарей. Руки задрожали, а сердце застучало сильнее. В груди вспыхнуло новое, незнакомое чувство: надежда. Светлая, но такая пугающая. Пальцы медленно проводили по пергаменту, чувствуя, какой болью были пропитанны чернила. Письмо оказалось коротким, а его мысль - еще короче. «Генерал Цзинь Юань мертв». Какого Богу Смерти теперь было слышать о своем же величии? Он мог чувствовать вкус победы над влюбленностью, над самим собой, над всеми людьми вместе взятыми, но вместо этого... В груди резалось чувство скорби, переплетенное с жаждой крови и желанием отомстить. Цзинь Юань влиял на него, стоя на коленях перед самой смертью. Грудь жгла искренняя ненависть и новая боль. Режущая, колющая - вся сразу. Блейд возненавидел себя, но еще больше - этот мир, что забрал у него смертного, единственно достойного жизни. Красивой, спокойной. Такой, за которую боролся он сам. Зеркало пугает своей тенью. В отражении больше не Блейд. Не человечная сущность с белоснежными волосами. Теперь на него смотрят два кровавых глаза. Волосы сделались черными, как смоль. Как сама смерть. Облик хочет выйти наружу, показать, что он может больше, чем все эти люди. Люди, которые заставили Цзинь Юаня в муках умирать. Он возжелал уничтожить тех, кто виноват в смерти возлюбленного. Хотел уничтожить всё, что с ними связано, и всё, что дорого им самим. Их земли, которым они были так же верны, как Цзинь Юань. — «Так пролейте же покорну свою кровь за земли чужие!» — фраза вылетает из его уст с яростью. Безумной, которая бывает только у богов. Руки сами движут им, вражеские территории разрушаются у него на глазах. Горят леса, рушатся здания. Даже землетрясение не сжалилось над ними. Богу Смерти это только на руку. Чем больше почвы под ногами обидчиков уходило, тем быстрее Блейд утолял жажду мести. Улыбка обретала безумные заостренные черты. С деревьев опадала последняя листва. Теперь территория окунулась в дым и пепел. Здесь больше нечего было искать. Блейду незачем находиться на этой бездарной планете, что так беспощадно забрала у него все новое. Дома здесь он больше не находил, хотя и не видел никогда вовсе. Цзинь Юань - был единственным, тем, что привыкли называть люди домом.***
И в пустой душе, скрипя дверцами Ту печаль тоски отчаянной в своём сердце. Не убить и пронзивши куском зеркала Но как жить полюбившему Богу смертного?
Он душит личность Блейда голыми руками, да так, что молитвы не будут услышаны. Блейда больше нет, он растворился во тьме и теперь странствует, ища своего Цзинь Юаня вновь, на задворках сознания Великих поэтов. А ведь они будут слагать легенды о Боге Смерти, правда, какой ценой? Возвращение Бога Смерти на небеса никого больше не воодушевляет и не радует, но он этого не ждет и не ищет. Теперь даже небесам все равно на его существование. Божество успел найти и ему замену, посчитав, что он сделал самую грубую ошибку - предал их и спустился до людских пороков. Его изгнали, глухо смеясь. Но голову Бога Смерти не занимали такие поверхностные и жалкие мысли о совершенных ошибках среди небесного мира. Его тяготили лишь воспоминания о первой и последней любви. О человеке, в котором умещался целый мир. Цзинь Юань, который показал ему то, что любовь неподвластна даже Богу.