Вечеринка во Тьме

— Тебе ещё не надоело громить стёкла, а, френдзона? Влада устало опустила руки. Её губы дрожали в кривом подобии улыбки, а слова застряли в горле. — Ладно, молчи, я, так-то, тебя понимаю. Знаешь, френдзон, я пока тут с тобой тусуюсь, так нормальный вполне, живой такой, а только вылезу наверх — бац! — и нету Ацкого, одна чопорная ледышка! Ты себе даже не представляешь, как это бесит! Хотя крылья у меня теперь — ого-го! Вся моя семейка обзавидуется, а Синицына ядом захлебнётся, что такого героя потеряла! Тухлая ты что-то совсем. Пошли какаву пить, а? — Какую какаву, Димка? Мы во Тьме! Во Тьме, навсегда, понимаешь? — кричала в ответ Влада, и слёзы катились по её щекам. — Каждый раз, когда ты уходишь, я забываю, что я не одна в этом чёрном мире, и ничего не могу с собой поделать! Почему, почему они все говорят, что я зло? Я же спасла их всех! Почему они забыли? — Да враньё это, — махнул рукой валькер. — Я ж только от них, считай! Помнят они тебя, сюда, к нам, намылились. Я ж чего улетал-то, а? Я ж весь из себя смертельный посланник, Владка, ну, ты ж знаешь. Дёрнуло меня сегодня, пускай будет утром: давно не был я в родном Носфероне, дай, думаю, залечу и одним глазком гляну, как там дела. А они все к лавкам примёрзли, представляешь? Стоило мне появиться — и попримерзали! И Синицына что-то там орала, а что — я не разобрал. А Линкимна мне такая: пишите, мол! А что писать-то? Когти мои новые по столу скребут, мешают, чтоб их… Дай, думаю, прямо на парте и буду писать! Вот и нацарапал у них там: «Один не вернётся». Пусть, думаю, посмеются, как я их уделал — древнего валькирьего бога припомнил! Но тут я чихнул как-то странно, мысленно, что ли, и очутился в стрёмной зловоротне, где в меня домовые такие как начали проклятьями сыпать! А проклятья-то у них — какая-то непонятная «какава». Я у них со стола банку схватил и словил немного, пока в меня летело. Вот, тебе принёс, френдзона. Чтоб не кисла. Влада невольно улыбнулась. Димка понимал её лучше всех в тайном мире, и то, что именно он оказался с ней здесь, во Тьме, было хоть и ехидным, но подарком судьбы. Назвать подарком всё остальное не получалось. Отвратительный мрак, чёрное небо без единой звезды. Чёрный лёд — или стекло? — под ногами везде, куда бы ни падал взгляд. С трёх сторон — бескрайняя пустота, а с четвёртой — огромная ледяная стена, такая же чёрная и непробиваемая, как и пол под ногами. Иногда Владе и самой хотелось стать частью чёрной стены. Особенно в те редкие моменты, когда Ацкий смывался неизвестно куда. Но Димку можно понять: у него работа. Посланник смерти и к этому делу относился несерьёзно. «Я только ради ништяков туда-сюда мотаюсь, вот правда!» — не раз признавался валькер. Так и теперь в его руках виднелась обшарпанная, словно покусанная вурдалаками, жестяная банка. «Какава»? Наверное, домовые так прозвали какао. Вот только варить они его как будут? Влада повернула голову в сторону чёрной стены. Там, в толщах льда, ей иногда чудились черты отца и сводного брата, а ещё почему-то черты Холода. Девушка подавила невольный смешок: это ведь забавно, что Холод внутри льда, разве нет? Нет, навряд ли. Махнув рукой своим мыслям, Влада повернулась к Ацкому: — Тьма с тобой, давай свою «какаву».