Крюк

      Джес грубо сжимает мой подбородок тремя пальцами, а указательный и средний кладёт на нижнюю губу и чуть выворачивает её. «Знаешь, — хрипло шепчет он, — я бы прямо сейчас изодрал твой рот крюком… фигурально». Отвечаю: «Пожалуйста», — потому что возразить нечем, а звучало это довольно возбуждающе. Путь и резко, но, будучи обычной манерой общения, с его уст такое слетало часто. Глаза Джеса на секунду округлились, прежде чем он опёрся на здоровую руку, наклонился почти вплотную и уточнил завораживающим тоном: «Ты не боишься меня?» «Нет», — правда.       Губы на этот раз холодит железо. Послушно открываю рот — крюк, конечно, полностью не войдёт. Вкус металла смешался с послевкусием рома его поцелуя. Джес достаточно деликатен, поворачивая крюк из стороны в сторону, будто действительно может что-то им почувствовать. Этого недостаточно. Остриё на долю дюйма входит в язык. Я мычу, но замечаю какое-то безумное удовлетворение в его глазах. Теперь вкус железа усиливают проступающие капельки крови.       Округлая часть крюка оттягивает щёку. Джес смотрит сверху вниз так властно, что даже если бы я и имела что-то против, то сомнения исчезли бы в миг. Он выглядит как только что коронованный король, получивший огромное влияние и богатство впридачу. Локон тёмных волос спадает на лоб, и Джес раздражённо дёргает головой. Импульс отходит в руку и загоняет крюк глубже. Боль становится ощутимее и ярче. Сжимаю кулаки и глубоко вдыхаю через нос. Зажмуриваю глаза. Тогда он наклоняется ко мне. Дыхание опаляет кожу у уха: «Тебе всё ещё не страшно?»       По спине пробегает холодок. Вместо ответа я хватаюсь за ремешок портупеи на его груди. Джес влажно целует мою скулу, жёсткие усы царапаются. Крюк медленно вынимается и тёплая струйка крови стекает в горло. Облизываю пересохшие губы. Должно быть, теперь я похожа на вампира или дикое животное после удачной охоты. Место железа занимает язык, жадно слизывая алые подтёки. Джес задумчиво хмыкает и отстраняется. «Надо обработать ранку», — в его незабудковых глазах смешок и неповторимое вожделение.       Он тянется к половицам и берёт открытую полупустую бутылку рома. Понимаю, что он хочет сделать, но пить не буду. Джес первым делает большой глоток и подносит стекло к моим губам. Не открываю рта, тогда он давит сильнее, проливая немного янтарной жидкости. «Давай», — тихий угрожающий рык заставляет подчиниться. Алкоголь обжигает горло, ранку щиплет; морщусь. Не знаю, сколько в меня влили, но бутылка отброшена в сторону так, будто она опустела. «Умница», — его глаза темнеют. Джеса возбудило это, да так, что напряжение воздержания, густое и удушливое, заполнило воздух роскошной каюты.       Одним лёгким движением он расстёгивает ремень, штаны скатываются до колен, открывая мне его желание. Трезво мыслить я уже давно не способна, а Джесу это и не было нужно. Он подвигается ближе, изящно выгибается, цепляет крюком ворот тонкой рубашки и разрывает вдоль, обнажая зубы. Распахивает ткань, и я подаюсь навстречу его ладони, собственнически лёгшей на оголённую грудь. Член прижался между моих ног, и внутри проходит судорога; сдавленно сглатываю. Его улыбка смягчается, с упоением он наклоняется к коже живота и глубоко вдыхает. Затем пробует на вкус. Тогда с моих губ слетает первый стон. Он как будто разорвал робкое очарование, сорвал страховочные тросы в голове Джеса.       «Достаточно прелюдий», — он стягивает бельё с нас обоих, и я тоже горю желанием. Его член касается влаги: «Ты так жаждешь меня?» Думаю, он прочёл ответ в моих глазах, не медлит и входит, бормоча что-то под нос. Сдерживаться становится невозможно. Уже зная, как это влияет на него, позволяю себе стонать громче и раскрепощённее, с чем отлично помогает алкоголь. Натиск Джеса, его жар, давление, объём и грубость, с которой он берёт меня, запутываются в чувствительный клубок. Каждое движение бьёт точно в него.       Джес близок к оргазму. Он, кажется, теряет связь с окружающим миром: из груди вырываются какие-то первобытные звуки, руки бесконтрольно блуждают по моему телу. Крюк впивается в бок, я кричу, меня разрывает от невозможной одновременности остроты боли и экстаза. Джеса потряхивает. Его последние упругие толчки на пределе сил и терпения. Он заменяет член пальцами в тот момент, когда волны прибоя, обескураживающего и топящего, смывают последние остатки самообладания.       Хныкание, смешанное со стоном, я слышу будто со стороны, хоть и понимаю, что эта беззащитная жалобность принадлежит мне. Чувствую пульсацию его члена на своём животе, слышу очаровывающий шёпот: «Муза… сирена… моя пиратка». Не помню, как мои пальцы оказались в его спутанных волнистых волосах, как поцелуй чуть не лишил нас обоих рассудка.       Кровь размазалась и спеклась на обнажённых телах. «Извини, дорогуша», — промурчал Джес, но я успела уловить выражение шока на его лице, когда он, придя в себя, обнаружил, что крюк проделал кровоточащее отверстие на моей талии. Теперь он плотно прижимает к нему здоровую руку. Это вынужденное объятие обездвиживает и нежит. Моя голова покоится на его часто вздымающейся груди. Слышу бешеный стук сердца. Джес гладит спину крюком, иногда чуть царапая. Я пальцами играю с застёжками и ремешками портупеи на его плечах. Духота комнаты мутнит сознание и кружит голову.