ID работы: 13604655

Пенная бухта

Слэш
NC-17
Завершён
481
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
15 страниц, 1 часть
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
481 Нравится 24 Отзывы 184 В сборник Скачать

1.

Настройки текста
Примечания:
Говорят, сколько на небе звезд появляется в темной ночи над портом Кастильо, столько и душ погубила бухта сирен, скрывающаяся в непроходимых водах Малых Антильских островов, омываемых мерзлыми волнами карибского моря. По слухам, вся суша, что когда-то существовала в окружении этой бухты, со временем пошла на дно морских неизведанных глубин. Всему виной оказались слезы сирены, отчаявшейся раствориться в объятьях должного ей по судьбе пирата. А когда в бухте дул восточный ветер, сирены начинали петь, меняя своими чарующими голосами стрелки компасов так, что заблудшие людские души оказывались в этих морях сами того не осознавая. Если верить словам пьяных и безумных людей, эти божьи создания были самыми прекрасными созданиями на земле. Они были столь невинны и красивы, что любая, только рожденная человеческая душа, казалась подле них черной и оскверненной пороками и грехами. Их белая кожа светилась в отблесках прозрачной воды, глаза были ярче самых дорогих изумрудов, а губы слаще самого диковинного нектара. Они были созданиями бога, но оттого их души не были чисты настолько, насколько были чисты их слова и лица. Говорили, что они пожирали души. Влюбляли в себя, а позже утаскивали на дно, предаваясь плотским утехам, а позднее оставляя на дне морском погибать страшной смертью. Говорили многое, но говорили ли правду? Свистит прощелина в каюте, вгоняя ветер с потолка, забитого старыми коричневыми досками. Стучит набатом дождевая капля, падая глухим треском в кривое деревянное ведро. Шумит и грохочет вода, бьющаяся о твердые корма, и повидавшую виды обшивку. Какими бы ни были владыки и покровители моря, этой темной ночью они были явно не в духе. — Хватит спать, грязные паршивцы! Мы попали в шторм, поднимайте свои задницы! Шум сапог и грохот прыгающих с верхних полок каблуков встает в каюте. Гогот поднимается повсеместно с гулом ветра, поющего сладкие песни своим морякам. Судно качает. Дымятся печи. Немая Мария, бороздящая океаны в шестнадцать узлов против попутного ветра, упрямо плывет за большой звездой прямо по курсу. Юнги, застегнув на белой льняной просторной рубахе крючки, сует босые ноги в поношенные кожаные башмаки – самое дорогое, что было куплено в порту за целых десять золотых. Натянув портки, и нырнув по дырявым карманам, выуживает шелковую ленту, оборачивая ее покрепче в своих черных волосах, отросших в долгом плавании. Нынче стоящий стригун брал за услугу больше, чем просил за добротную обувь иностранный купец. Денег совсем не хватало. Все заработанное он отправлял далеко. Отправлял в неизвестность своим родным. Он отдал их судьбы в руки Господа Бога. Оставалось только молиться. — Спустите якорь. На дрейфе, без хода. Против волны и ветра, — решает подсказать Юнги, повиснув на мокрой грот-мачте, обхватив руками деревянную балку. — Захлопнись, Мин Юнги, — брызжет ядом матрос, заплетая скользящие канаты, — Возомнил себя капитаном? Юнги молчит. Держится грязными подушечками пальцев за палубу и легко улыбается, скромно кивнув. Вступать в спор с пиратом, с которым делишь каюту, значит нажить беду. В силу своих худощавых пропорций, остерегаться стоило многого. Пираты любили устраивать бойни. Скрипит балка под ногой вошедшего. Человек озирается из-под острой шляпы, щурится черными блестящими зрачками, а потом проводит левой рукой пальцев по отсутствующей правой, лишь гладит мягко кисть, обмотанную в потрепанные серые бинты. — Делайте то, что сказал малец. Живо! — грохочет басистый голос. Команда переглядывается на секунду, но не спорит, быстро бросаясь толпой сбрасывать тяжелый привязанный к бортам железный якорь. Юнги спрыгивает с мачты вслед, бросаясь на помощь. — А ты иди-ка сюда, червяк. Черноволосый пират осекается, замерев. Но он слишком привык к морю, холодным ночам и страшным сказкам, чтобы страшиться. В груди только сердце, что равномерно бьется о кости. — Я слушаю вас, капитан, — хватается за натянутый канат Юнги, задыхаясь от капель дождя, стекающих с волос на глаза. — Правильно, малец, слушай. Слушай и запоминай внимательно, — тычет в грудь отрубленной кистью мужчина в темном кожаном пальто. — Свои советы своей мамке дома будешь советовать. Здесь я капитан. Закуси свой язык, и заткнись навсегда, пока тебя не попросят заговорить, не то иначе я отрублю твой поганый язык и пущу в море на корм крабам. Ты меня понял? Мин въедается намозоленными пальцами в канат, пытаясь устоять на скользких башмаках, пока судно кренится вправо, тянущееся за якорем вниз. Пират, смотря прямо в глаза, без толики сомнения, кивает. — Я понял. Переживать о сказанном и содеянном не приходится. Уже через минуты судно уходит еще правее, моря беснуются, ведомые чьими-то прихотями. Шторм настигает в мгновенье прямо со всех сторон, и должно быть, время течет неумолимо для тех, у кого нет желаний и целей, потому что в одночасье Мин Юнги понимает, что это конец. Скрипят деревянные балки, трещит обшивка, расходясь и ломаясь вдоль. Матросы испуганно бегают, пытаясь спастись. Когда в каюты хлещет вода из пробоин, бежать уже некуда. Грот-мачта с грохотом падает, и почти не держится, свисая с борта корабля. Она издает надрывный глухой стук, а потом уходит вниз, забирая за собой в темную пучину две молодые пиратские жизни. Кричит капитан, носятся люди, те, что глупее, собирают пожитки, те, что мудрее, скользя на борту по колено в воде, рубят острыми прутьями балки, чтобы спастись. Толщами хлещет вода. Она под ногами, и заливается за уши, льются дожди, и грохочет гроза. Старый седовласый пират хватает с трюма коричневую бутылку рома, и вливает в себя, улыбаясь. Умирать пиратом в шторм достойная смерть. — Вода приютила, подарила нам дом, вода забирает с собой, одарит моряков вечным и тихим сном, — громко воет седой пират, напевая знакомую старую песню из бывалых таверн. Юнги, оцепенев на верхушке шатающейся второй мачты, держится коготками за доску. Она деревянная, служила ранее хорошим каркасом носовой части корабля, радовала глаз. Кто знал, что так могло случиться. В голове шум воды, только вот голос старика, напевающего песню, набатом стоит в голове. На старом пирате мокрые вещи. Прилипшая серая рубаха, черная накидка и коричневые портки, ноги босые, в руке терпкий ром. Не бояться смерти, а идти к ней на встречу, храбро. Только жить хочется все равно, даже несмотря на то, что жить уже незачем и не для кого. Мин Юнги, молодой, не опытный пират, считавший, что жизнь полна зла и несчастий, так отчаянно цеплялся за жизнь, но она утекала сквозь пальцы. Сначала смерть заливалась волнами в уши, потом отравляла дыхание, топила водой. Безумно хотелось вздохнуть, упорхнуть, лететь высоко над землей. После третьей попытки всплыть, силы покинули. Руки ослабевали. Вскарабкиваться на доску уже не хотелось, хотелось уснуть. Хотелось смеяться и схватиться за сердце. Слухи ходили в портах испокон веков разные. Говорили, что сирены умеют дышать под водой. Другие слагали, что у них голубые глаза. Юнги, падая в черную бездну, отчетливо видел очертания тел. Худые, немного узкие в плечах, с грудью и без. Они наблюдали. Их очи были открыты, не столь голубые, сколько бирюзовые, как ярчайший камень аквамарина. Они проплывали, заглядывали в души, улыбались, маня тонкими хрупкими пальцами. Чистейше-белые волосы локонами распускались везде. И их насмешки, увлеченные взгляды, поражали сознание. Существуют. Такие же, как о них слагают легенды. Прямо сейчас, они, вероятно, испытывали чувство забавы. Погибать в воде было по-настоящему диким для них. Для сирен, дышащих в морях, подобно человеку на суше. Разум покидал тело и душу. Было ли увиденное явью? Юнги, наконец, закрывает глаза, уходя в глубокое дно. Он прощается с жизнью, и его окружают сирены. Божьи создания, пришедшие на этот свет для особых дел по велению Господа. Ни одно существо, в котором билось живучее сердце, не существовало бездумно. Как считал молодой моряк, во всем был заложен смысл. Пират прощается с жизнью, возможно, не с самой насыщенной и полной прекрасных воспоминаний, но свободной и яркой. Мин Юнги зачарованно смотрит сквозь мутные воды. Сирены плывут назад, далеко в глубину. И только, когда далеко наверху начинают гореть огни старых кормов корабля, пират понимает, что тоже уходит с ними на дно. Они вводят его в водоворот ярких снов, кружась в хороводе. Он видит, как был совсем мелким мальчишкой, бегающим по зеленым мокрым лугам за скотом, помнит, где впервые попробовал эль, и где впервые купил себе тупую деревянную шпагу. — Засыпай, мой пират, — поет монотонно чистый голос. Моряк чувствует холодные пальцы на щеке и кричит, глотая воду и задыхаясь. Черными пятнами мерцает сознание. Было ли увиденное явью? Отнюдь. Умирать пиратом в шторм достойная смерть.

***

Три ночи и четыре дня. Столько нужно человеку, чтобы он осознал, что погибает. Морская вода осела в легких, желудок протяжно ныл в ответ на пищу растительного происхождения. Жевать траву было не сложно, сложно было глотать ее и держаться, чтобы тебя не вывернуло. Солнце нещадно пекло, шумел прибой. Горячий выжженный песок лежал пластами вдоль океана. Бескрайние, бескрайние толщи воды входили далеко вдаль. И вокруг ни души. Только бесконечное одиночество, ставшее другом. Юнги удалось выжить. Он до сих пор не понимал как. Все забылось, как в страшном сне. Проснулся лишь на мокром песке, по уши увязший в жидкой морской тине. Океан проглотил его, прожевал, высосал все соки и выплюнул на безжизненную сушу. Остров был небольшим. Сухая земля, блестящие камни, немного растительности и зеленые ящерицы – единственное, что тут было. Мин Юнги, проснувшись, хотел умереть. Сил не было, дышать было тяжело. Голод поражал разум. Вероятно, он пролежал на берегу не менее суток, прежде чем пришел в себя. Вокруг не было ничего. Ни осколков корабля, ни трупов, ни случайно-приплывших вещей. Только он и бесконечность. Приходилось выживать. Юнги из бамбука соорудил себе укрытие. Жевал лопух, разводил небольшие костры. Один раз даже смог пожарить себе ящера, но его мясо было настолько отвратительно, что лопух оказался диковинной пищей богов. Время шло, силы покидали. И только пират должен был попрощаться с жизнью, судьба будто бы измываясь, давала ему шанс на спасение. Пират нашел кокосовые деревья. Соорудив из камня и шелковой ткани, снятой с волос, что-то наподобие острого наконечника, он смог добыть себе воду. Он глотал ее, как что-то данное свыше, а еще молился, молился и еще раз молился. Днями и ночами, пытаясь найти в себе самом друга, стараясь изо всех сил не сойти с ума. Только разум уже покидал моряка. Черные ночи на острове были обворожительны. Ярко горели звезды на небе, громко хлестали волны, гонимые ветрами. Трещали ветки в крохотном костре, который должен был укрыть Мин Юнги от промозглого холода океана. — Здорово мы тут с тобой застряли, да? — тихо шептал пират, кидая тяжелый уставший взгляд на луну, взошедшую на небосвод. Сколько ему предстояло здесь быть, было загадкой, только вот желание вернуться в море возрастало в нем все сильнее и сильнее. Хотелось окунуться в эти темные воды, забыться. Чтобы воды унесли его далеко, где никто не найдет. Чтобы это закончилось. Как оказалось, даже кракен не был столь страшен, как оказалась страшна мука одиночества. Мысли съедали живьем, от них некуда было бежать. Шум воды и бьющиеся о камни волны убаюкивали. Юнги прилег на холодный песок, ведомый манящими чарами сна, только вот истошный крик поразил его сердце не хуже остроконечной шпаги. Он вскочил, схватив каменный тесак. И бежал со всех ног, спотыкаясь о свои плетущиеся ноги. Не было страха. Только лишь счастье, искрящееся в глазах. Он не один! Обогнув остров по левому берегу, он заметил, что возгласы издавались за каменными невысокими покатистыми скалами. Эти камни точила вода, поэтому они были скользкими и мерцающими в свете луны. Юнги запрыгнул на камень, стараясь взобраться как можно тише, и притаился, услышав долгое протяжное шипение, будто бы сотни ядовитых змей навострили свои клыки на будущую погибель. Что-то бесконечно хлестало о воду, пытаясь вырваться. Пират вышел из-за скалы, намереваясь помочь, только вот замер, когда увидел в свете луны это нечто. Сердце забилось громко в груди. — Господь всемогущий, — осел на губах набожного пирата тихий шепот. Существо чуть не вывернуло шею, пытаясь обернуться за спину и увидеть появившуюся угрозу. Только вот все его тело было окутано зеленой тугой тиной. Руки обвиты морской травой. Одна ладонь пыталась скрести ногтями скользкие камни, в попытках взобраться, а другая рвала натянутый на шее тугой ил. Юнги, сжав в руке посильнее тупой тесак, прыгнул по колено в воду. Медленно, пытаясь осознать увиденное, он сделал круг. И остановился, застыв на чужом испуганном лице. Человеческое лицо. Чудное, как писанные картинки бродячих художников. Все черты лица существа так аккуратно сложены, так ему шли. И губы, мокрые и пухлые, а еще ярко-голубые глаза. И хвост, бьющийся в попытках спастись. Запутанный в водорослях, готовый погибнуть в месте, куда заплыл по случайной судьбе. — Неужели я вижу тебя наяву, прекрасное божье создание, — тихо слагал пират, не в силах отвести взгляда. Они существовали. И легенды не врали. Мин Юнги, заблудший моряк, своими глазами видел сирену. Порождение тьмы, дитя хаоса, погибель пиратов. Сирена билась о скалы. Завидев угрозу в лице незнакомца, шипела, пытаясь спастись. Но она делала себе только хуже, исполосовав свою нежную кожу ладоней глубокими ранами. Текла черная кровь. И вода окрасилась в черный. — Тебе больно, — говорил пират, а сирена шипела сильнее, билась в агонии, когда Юнги делал шаг. — Не бойся, я не причиню тебе вреда. Только в слова сирена не верила. Это создание вырывалось, а позже начало в страхе задыхаться, когда пират навострил тупой тесак совсем рядом. Тугой ил стянулся на шее сильнее, сирена кричала, боясь задохнуться. Юнги, осознав, тут же выкинул тесак в карман портков, показав голые ладони. — Вот, я убрал его. Не бойся, — сделал аккуратный шаг вперед Юнги, услышав в ответ глухое шипение и недоверие, осевшее в темноте чужих глаз. — Если ты будешь так извиваться, то потеряешь силы, и эти водоросли тебя задушат. Ты понимаешь меня? Сирена недоверчиво смотрела в глаза, нахмурив прямые светлые брови. Сжимая челюсти, пыталась подавить в себе шипение, вот только оно вырывалось каждый раз, стоило Мин Юнги глубже вдохнуть. Хвост ее сжимало, будто в тисках. И дышать становилось все тяжелее. Пират, так и не услышав ответной реакции, замер, а сирена успокоилась, увидев, что опасность не двигается. А потом, Юнги, совсем медленно перекрестившись, сделал рискованный шаг. Он выхватил из кармана тесак и в мгновенье ока полоснул рядом с чужой белой шеей. Сирена испуганно зашипела, обнажая клыки, и стала болтаться в воде хвостом, поднимая волны. — Вот, смотри. Я убрал это, — в руках Юнги висели веревки из ила. Настолько тугие, что ими можно было задушить. Сирена шипела в ответ. Ее клыки были острые, как самые наточенные кинжалы, а лицо искажалось в гримасу ужаса, в попытках спастись. Божье создание замолкло. Яркие светлые глаза смотрели на ладони пирата. И сирена быстро прикоснулась пальцами к шее. Дышать стало легче, и теперь выше плеч ничего не давило. Светловолосая сирена подняла глаза, заглядывая в чужие серьезные. — Я не сделаю тебе больно. Позволь помочь, — осторожно выставил руку моряк, пытаясь вызвать доверие. Сирена молчала. Но закрыла глаза, опуская настороженные плечи. Юнги без слов понял, что ему наконец доверяют. Он подошел совсем близко, перемещаясь по колено в воде, и чуть присел, осекаясь на гладкий темно-зеленый хвост. Он впервые видел подобное. Чешуя словно блестела в луне, переливаясь оттенком зеленого, скользила в воде. — Попытайся не двигаться, хорошо? — попросил пират, обнажая вновь свой тесак. Сирена чуть открыла глаза, и с угрозой тихо прошипела, чтобы странный чужак не вздумал творить глупостей. Юнги резал путы, острым наконечником обрывал застывшие на теле водоросли, стараясь совсем не задевать тонкой, будто прозрачной, кожи сирены. Она глубоко дышала, ресницы ее потряхивали, густые и черные, будто оперение молодой перепелки. И россыпь мурашек на теле бежала вдоль запястий и по плечам, совсем как у людей. Только вот легенды слагали, что сирены порождения нечисти. И святого в них было столько, сколько у самого пропитого убийцы. Пират освободил руки, и сместился пониже к хвосту, распутывая пальцами жидкий ил. Водоросли запутались в хвосте, не давали сирене нормально плыть. Юнги притронулся к хвосту, будто бы случайно. Наощупь хвост был, как скользкая огранка кристалла. Мин сорвал тесаком убийственное растение, и чуть полоснул по хвосту, совсем осторожно, но по всей видимости, значительно ощутимо для сирены. Она зашипела, а потом дернула хвост. И все водоросли, окутавшие в ловушки ее тело, спали. Сирена почувствовала свободу, стала бить хвостом по воде. Юнги зажмурил глаза, когда его захлестнула вода. А когда он открыл их, сирены уже не было рядом. Он увидел только лишь кончик хвоста, ныряющий в темную глубину горизонта совсем далеко. Юнги встал на ноги, держа в кулаке тесак все так же сильно. Ветром знобило его мокрые одежды. Он мерз, остужаемый холодным бризом. Его вновь покинули. И рвение жить и спасаться вновь утекло, будто сквозь пальцы. Вновь одиночество. Вновь пустота. В желудке снова громко урчало. Пирата шатнуло, он сделал шаг назад, оперся о скалу рукой, и его вырвало жидкостью, похожей на яд. В глотке жгло. Придя в себя, моряк вышел на сушу, и заснул там же, совсем недалеко от того места, где спас сирену. Настоящую сирену с ярко-голубыми глазами.

***

Вероятно, звезды перестали танцевать на небе нежный вальс, и решили осесть в глубоком море, потому что в первый раз пират ночью спал глубоким и мирным сном. Ему снились лилии, папоротники и чистая вода в родниковом источнике. Кругом парили заморские птицы, и боль в груди, наконец, отступилась. Юнги открыл глаза. Он спал все там же, в позе сжавшегося во чреве эмбриона, и еле дышал, надеясь, что прямо сейчас провалится в бездну. Еще один день. Еще один день без цели и жизни. Подняться было несложно, сложным оказалось устоять на ногах. Обернувшись, в пару метрах от берега, пират нашел настоящий клад. Там, прямо на омываемой волнами земле валялись рыбы. Огромные рыбины, размером по пиратов локоть, а еще крабы, моллюски и осьминоги. Мин, не веря, пошатнулся на ногах и рухнул на землю. С десяток раз он пытался поймать морскую рыбу. Только вот, как на зло, рыба не обитала у берегов, а плавала в недалекой низине, уходящей опасной угрозой к ущелью с акулами. Рисковать не стоило. А теперь эта рыба сама оказалась здесь. Юнги задышал чаще, и его руки обрели силу. Он бросился к своему укрытию, перебирая голыми ступнями, и как можно скорее разжег костер. Пират умирал. Но на этот раз не ведомый смертью. Красная рыба на деревянном вертеле была самым вкусным, что он пробовал в жизни. Он напал на пищу, как оголодавший зверь, и ел, ел, и ел, как обезумевший. Облизывал пальцы, и глотал из ракушки кокосовый сок. Пират был сосредоточен на еде, но все же, будучи пиратом, последним воришкой и моряком, привыкшим жить по правилам моря, держал ухо в остро. А глухой треск сломанных листьев был услышать горазд. — Я сразу понял, что это ты. Спасибо, — обернулся за спину моряк, нашедший взглядом лишь заинтересованные два голубых глаза, которые тут же пошли под воду, когда его вдруг засекли. Юнги встал на ноги. Он почувствовал, как его икры стали устойчивее только от того, что его желудок насытился сытной пищей. Пират прошел чуть дальше к воде. Там его ожидал небольшой красивый оазис. Деревья и кусты, потонувшие наполовину во впавшей океаном воде, окружали. — Как твое имя? — Мин Юнги зашел в воду. Сирена пугливо поплыла назад, только вот остановилась, когда поняла, что человек не идет на него, а всего-лишь полощет свои волосы в воде. В этот момент трещали ветки кустарника, и шелестела листва. Светлоглазый юноша схватился за одну из ветвей, вновь показавшись наружу. Его мокрые волосы блестяще спадали на глаза, но сирену это нисколько не смущало. Он, хлопая своими черными, как смола, ресницами, наблюдал за своим спасителем. — Чимин. — А мое имя Мин Юнги, — кивнул пират, вычищая между пальцев песок. — Ты человек, — сразу сказало существо. Юнги поднял глаза. Он боялся, что упадает без чувств из-за этого голоса. Он был таким высоким и звучным, будто бы раздавался не в живую, а в его голове. Чимин смотрел на него широко-распахнутыми глазами и внимательно внимал всему, а еще следил за каждым движением, будто бы изучал с интересом. — Да, а ты сирена, верно? Чимин медленно кивнул. — Ты хороший человек. — Я бы так не сказал, — несмело улыбнулся Юнги, принявшись полоскать свою рубаху, выжженную на солнце. — Я грабил и убивал. — Но ты спас меня. Вчера. Пират нерешительно поднял взгляд. Его встретили голубые яркие глаза, теперь совсем не напуганные, а лишь быстрые и юркие, будто бы детские. Сирена смотрела на него с восхищением. — Думаю, ты бы тоже спас в такой ситуации, Чимин. Хвост хлестнул волны. Сирена насупилась и нырнула в глубину, выныривая и хмурясь. Однако в этот раз она была значительно ближе к моряку. Так, что можно было дотянуться рукой. — Человек – это зло. Большой корабль с людьми спустил на воду огромные переплетенные нитки. Моя сестра погибла. Она запуталась в этих нитках, — объяснял размеренно и медленно Чимин, а глаза его превращались по величине в чайные блюдца. — Твоя сестра запуталась в морских сетях? — замер с мокрой рубашкой в руках Юнги. Сирена кивнула, опустив плечи. — Ее больше нет. И человек – это зло. Но ты не такой. Мин Юнги чувствовал, что воздух сгущается по мере того, как сирена рассказывала о своих горестях. Неудивительно, что сестра его погибла. Люди веками пытались поймать сирену, устраивали охоты, даже погибали, пытаясь схватить хоть одну. — Я всего-лишь распутал водоросли, — пожал плечами Мин, вычищая пальцами ткань в руках. — И ты слишком доверчив, если считаешь, что только из-за этого человек может стать хорошим. Ты прав, люди крайне жестоки. — Из-за этой травы я почти не мог дышать! — хмурясь, заявляла сирена, глубоко дыша, будто бы прямо сейчас вспоминала вчерашнее. — А если бы ты не помог мне? Там было мало воды, я бы умер на солнце. Моя кожа сгорела бы, превратилась в песок, — эмоционально рассказывал юноша, задыхаясь в потоке слов. Мин Юнги рассмеялся. — Хорошо, Чимин. Я рад, что помог тебе. И теперь ты помог мне, подарив всю эту пищу. Мы с тобой квиты. — Это маленькая цена за мою жизнь, — шепот разнесся в оазисе, как головокружительный вой над головой. Юнги поднял голову. Все же, сирена была сиреной, как на нее не посмотри. Эти чудесные существа имели власть над магией и человеческими душами. — Ты пират, да? Моряк сглотнул, кивнув, и почувствовал на левом колене хрупкую ладонь. Чимин подплыл близко, и смотрел снизу вверх на человека, сидящего на камне и чистящего какие-то непонятные ткани. Сирена внимательно наблюдала. Она впервые видела человеческое существо так близко. И они были так сильно похожи. Только вот ноги... Светловолосый юноша трогал пальцами чужие стопы под водой. И водил ими по икре, исходящей из щиколоток совсем выше к коленям. Юнги молча смотрел, наблюдая за заинтересованными яркими глазами сирены. В очередной раз, когда Чимин потрогал кожу выше колена, моряк не сдержался и дернулся, сирена испуганно прижала уши и опустилась по нос в воду. — Я сделал больно? — хлопал глазами Чимин, вынырнув вновь. — Нет. Просто щекотно, — улыбался пират. — Щекотно? — хмурилась сирена, не понимая. — Что это? Моряк с воодушевлением замер. И отложив в сторону свою рубаху, опустился аккуратно в воду. Он протянул руки вперед, и возможно, Чимин бы испуганно вскрикнул, только на этот раз пират не пугал. Совсем не пугал. Сирена натруженно вздохнула и напрягалась, когда человеческие пальцы оказались на ее шее. Они, такие быстрые и цепкие, оставляли полосы ногтей на скользкой коже. Чимин глухо улыбнулся, почувствовав, что по коже шеи проходит неприятный зуд, будто там остались пламенные отметины, заставляющие сжаться. Сирена отплыла с визгом, когда зуд усилился. — Вот, — ухмыльнулся пират. — Это и называется щекотно. — Мне не нравится, — улыбнулся Чимин, поднимая хвостом беснующиеся волны в крохотном оазисе. — Да, приятного мало, — пожал плечами пират. Сирена тихо наблюдала за ним, пока тот начищал свои ткани. Она рассекала круги в тесном оазисе, пока пират молчал и часто дышал. — Ты неспокойно спал этой ночью, и я дал тебе послушать аромат соленых морских кораллов. Нас учили, что они успокаивают, когда сердце часто стучит. Юнги сжал губы и с удивлением поднял глаза. — Получается, ты тоже хороший, Чимин. — Спасибо, — смущенно улыбнулась сирена, скрыв свои алые щеки в воде. Мин Юнги встал на ноги, встряхнув мокрую рубашку. И глухо ухмыльнулся, наблюдая за тенью, плывущей в воде. Это божье создание было будто бы писанным из сказки. Точно не порождением тьмы. Сердце отчаянно не верило, что это дитя могло принести в дом беду. Только вот сказки, которые с детства читала Юнги мать, пират знал наизусть от корки до корки. Во всех этих историях, сирена была хитрым, манящим моряка существом, в котором только в концовке показывала свою сущность. Время шло, а Чимин все не покидал его. — Ты знаешь, как мне выбраться отсюда? — спросил моряк, между тем, пока он чистил подаренную сиреной рыбу от чешуи, греясь в солнечных лучах на камне. Сирена подплыла к камню ближе. И царапая пальцами камни, вытянулась выше, выпрямив спину. Чимин прикрыл глаза, чувствуя обжигающие стрелы солнца, пагубные для него. — Тебе нужно только попросить. От голоса сирены побежали мурашки. И страх, какой-то чужой и навязчивый встал поперек горла. Юнги смотрел в чужие глаза. И зрачки голубые, больше цвета морской бирюзы, увлекали в глубокие темные дали. Тесак соскользнул с пальцев, а рыба ушла под воду. Только вот Мин Юнги не слышал ничего, кроме голоса сирены, будто поющей одни и те же слова вновь и вновь. Стоит попросить. Ему всего-то стоит попросить. Моряк накренился, зависнув у самых прекрасных глаз, каких еще не видел ранее на этой жестокой земле. Эти глаза говорили многое. Намного больше, чем болтали портовые проститутки. Однако, Чимин лишь молчал. Глаза говорили за него сами. В них он читал явную нежность, и страсть, и озноб садился ему тяжким грузом на плечи. Он пылал, ожидая поцеловать эти губы. Они манили его ароматом свежих цветов и дождя. Человек был готов сдаться, протянуть свои руки. Он готов был рассыпаться, стать солью морской, только вот незадача, жестокой судьбе было мало. Треснули ветки. И с громким хлопком сапогов о соленую воду, появился незваный гость. Юнги вскочил на ноги, будто бы преграждая путь к сирене своей спиной. — Малец, мать твою, живучий ты паразит, — сплюнул с громким хохотом высокий и крупный мужчина. Пират не мог поверить своим глазам. Перед ним весь потрепанный, в грязных лохмотьях стоял его капитан. Тот, с кем он бороздил моря, кому доверил свою жалкую жизнь. Совсем живой. — Капитан! — не сдержав своих чувств, Юнги кинулся в жесткие мужские объятия. Несмотря на то, что Немая Мария потонула на дно, и вероятно, человек перед ним испытал не меньше тяжестей, чем он сам, от капитана разило ромом и самокруткой. — Как вам удалось выжить? — Я никогда не помру в море, так и знай, — захохотал мужчина, пригладивший свою кисть от потерянной в боях руки. — Все сдохли. Даже Гиб! А ты? Я удивлен, черт бы тебя побрал. Тебе крупно повезло! Юнги широко улыбался. Вероятно, он и впрямь был везучим, раз спасся. — Меня выбросило на берег, — объяснил пират. — Как это выбросило? Не неси брехню! Я на шлюпке до этого клочка земли двое суток плыл! — недовольно пробурчал старый, видавший многое на своем веку, моряк. Юнги с удивлением распахнул глаза. Как же так? Как же он тогда спасся? Капитан, покряхтев и пощелкав костяшками пальцев, огляделся вокруг. Но его лицо в один момент побелело и вытянулось, будто бы он собирался кричать. — Это что за дьявольское отродье, мать вашу? — вскрикнул тот, тут же нырнув за пазуху за острым кинжалом, висящим на поясе. — Сирена! Клянусь, это сирена! У него хвост! Чимин, испугавшись, зашипел и тут же нырнул обратно в воду, подняв столбы высоких волн. — Капитан, он не дьявол! Он помог мне спастись! — вмешался тут же Юнги, оттолкнув мужчину подальше, и запретив даже думать о том, чтобы принести вред этому беззащитному существу. — Что ты несешь? Сирены пьют кровь и влюбляют странствующих моряков, чтобы утянуть их на дно, и сожрать с потрохами! Ты что, первый день пират? Мин Юнги трясся весь, как брошенный на полное одиночество, лепесток. Он слушал и внимал. И конечно же, осознавал, что сказанное капитаном имело место быть, потому что такими сирен знали все – привлекательными и убивающими моряков. Пират, обернувшись за спину, оглядел водную гладь. Чимина уже не было. — Как часто сирены здесь появляются, а, малец? Он единственный или есть еще и другие? — с интересом в глазах щебетал капитан. — Ты видел его глаза? Они блестят поярче настоящего аквамарина! Сколько мы с тобой получим денег за один глаз такого существа, как думаешь? Юнги ошарашено распахнул глаза, будто бы молния прошибла его прямо в темя. От одной мысли, что это чудесное невинное создание смогут распродать на черном рынке по частям, становилось так худо, что хотелось кричать. — Я запрещаю вам приближаться к Чимину, так и знайте! — совсем неосознанно, но моряк зарычал. — Господь создал его для благих намерений, я уверен. Он не приносит боли и страданий. Мы все ошибались! — Все понятно, малец. Я опоздал, потому что сирена уже запудрила твои мозги, — капитан толкнул в плечо пирата, и сделал шаг вперед. — Когда я плыл сюда на полярную звезду, то видел, как рыбы плыли прямо на запад. Ты понимаешь? Мы сами того не осознавая нашли пенную бухту! Пристанище сирен! Ты только представь, сколько золота у нас будет, притащи мы в порт хотя бы одну сирену! Мы будем жить лучше королей! Мин Юнги нахмурился, осознавая содеянное. Он позволил капитану увидеть сирену, теперь же глаза его были застланы лишь жаждой наживы. Сострадания и любви к божьим созданиям в нем ни толики не было. Только страсть к деньгам, не более. — Я позволю вам забрать с собой сирену только через мой труп! — вскрикнул пират, схватив упрямо плечи капитана, и повалив его в воду. Юнги навалился сверху, пытаясь топить, и капитан кричал в агонии, пытаясь спастись. — Я вас отпущу! Отпущу! Только пообещайте, пожалуйста! Пообещайте, что не тронете их! Седой мужчина барахтался в водах, он немо кричал, пытаясь оттолкнуть навалившееся сверху тело. Юнги чуть ослабил хватку. — Обещаю! Только отпусти меня... Мин Юнги отскочил от человека, как от ядовитой змеи, пытаясь поверить в содеянное. Он пытался убить своего капитана. Своими руками. Глаза пирата, такие же круглые и темные, как вставшая полная луна на небе, смотрели на мужчину с испугом. Только вот капитан не кидался мстить, он лишь глухо начал смеяться. И смех этот возрастал с каждой грядущей секундой. — Вот паразит! Пытался прикончить меня из-за жалкого дьявольского порождения? — хохотал капитан, стянув со своей головы натянутую туго черную бандану. — Он свел тебя с ума, малец. — Не говорите так. — Явно проник в твои мозги своими сладкими речами! Что он тебе наговорил? Ты его целовал? Ты знаешь, что поцелуй сирены может превратить тебя в такого же монстра, подобно им? — Нет! — громко крикнул пират. — Тогда, считай, что тебе повезло. Так уж и быть! Если тебе так важно, чтобы это дитя тьмы осталось в живых, то я тебя послушаю, потому что в любом случае, нам нужно свалить с этого острова живыми! — плюнул гадко в воду капитан, встряхнул свою бандану, и выскочил из воды. — У нас есть сутки, чтобы залатать шлюпку, малец. Набери провизии, завтра мы отплываем! — громко рявкнул мужчина, стянувший промокшую одежду, и ушедший далеко на сушу. — И молись, чтобы ночью нас не сожрали сирены! Пират устало вздохнул, оглянувшись. Чимина все не было. Вероятно, он испугался, покинув это дикое место на целую вечность. Моряк надеялся, что сможет увидеть его перед тем, как отправится обратно в свою старую и привычную жизнь.

***

Море взволнованно бесновалось. Грохотал гром, ярко полыхали молнии и лился ливень. Юнги дрожал, укрытый в своем настиле в глубине деревьев листьями лопуха. Пахло сыростью. Когда пират открыл глаза, то увидел лишь беспросветную мглу. Небо затянуло черной кляксой. Шумела громко листва и бушевала погода. Сердце пирата громко стучало. Из головы не выходил образ сирены. Голубые глаза, вероятно, и правда пленили его. Только вот странствующий без цели моряк не чувствовал себя несчастной жертвой колдовских чар, как рассказывали в легендах. Единственное, что он мог испытывать, вспоминая Чимина, это надежду. И смысл. И нежность, которой сирена обволакивала его, когда улыбалась. И страх за свою маленькую невинную жизнь. Сердце застучало еще сильнее. Неприятное чувство тревоги осело в груди. Пират поднялся на ноги, скинув настил. Вокруг мерцали лишь высокие волны, капли дождя падали с неба, застилая глаза, и луна, его единственный товарищ сквозь годы, неприветливо глядела на него из-за туч. Было в этой погоде что-то зловещее. Такое печальное, будто бы все счастливые воспоминания одним моментом испарились из его головы. Моряк поднял голову выше. Луна ему говорила. Своим особенным языком, но она явно пыталась ему что-то сказать, обдавая светом в прозрачной воде. Ноги пошли вперед сами. Он шел, чувствуя, что идет в никуда, только вот знал, что его ведет сам Господь Бог. Всемогущий и видящий, только он сам. Юнги был готов поверить, что его сердце вмиг остановилось. Оно перестало биться, кровь перестала бежать по венам. Пока волны бились о камни, и ливень скрывал все в шуме капель воды, пират отчетливо видел, как шлюпка, которая должна была привезти его обратно домой, отчаливала от берега. Пират побежал босыми ногами вперед. В шлюпке было двое. Юнги молился. Громко и звучно читал молитву, пустившись голыми ногами вслед. Капитан, засучив рукава, орудовал быстро гребнем, пока сирена билась в крике, перевязанная путами твердых канатов. Юнги нырнул в воду. — Чимин! — пытался кричать между тем, как выплывал наверх, чтобы вдохнуть холодного воздуха. Юнги плыл, как в последний раз. Ведомый тайными силами, он почти настиг шлюпку, только вот гребень больно ударил в затылок. — Когда же ты уже наконец сдохнешь, сукин сын! — орал сквозь шум воды седовласый мужчина. Сознание медленно уплывало, в глазах двоилось, только это чувство было ничем в сравнении с чувством страха. Да, Мин Юнги боялся. Он страшился, что эту сирену убьют. Что капитан своими мерзкими скользкими пальцами будет трогать его, рубить пополам. Что Чимин исчезнет, словно и не существовал никогда вовсе. И после плыл пират в два раза сильнее, кричал, пытаясь схватиться за борт. Пират взобрался неведомой силой на шлюпку. Глаза капитана блестели в безумии, а сирена упорно пыталась спастись. — Юнги, берегись! — крикнуть сквозь веревки все же удалось. Чимин кричал, не в силах смотреть, как его пирата собирались убить. Капитан размахивал рукой с кинжалом, и шел упорно вперед. Юнги несмело шатался, шлюпку качало. Когда кинжал блеснул перед носом, океан решил благоволить ему. Седовласый мужчина без руки не устоял на ногах и упал, когда шлюпку накренило в одну сторону. Он плюхнулся в воду, разбрызгивая капли воды. Мин Юнги упорно пытался жить, он упал на колени, и не позволял мужчине вскарабкаться на шлюпку вновь. Силы покидали заблудшую душу капитана. Только вот даже в последние секунды жизни, он отчаянно хотел жить, потому пытался вынырнуть, тыча во все стороны своим остроконечным кинжалом. Юнги тихо зарычал, когда наконечник полоснул по груди. Хлынула кровь. Капитан испустил последний вздох и пошел на дно вслед за своим кораблем. Моряк тут же бросился распутывать тугие веревки на теле сирены. Чимин был напуган. Он кричал, закрывая глаза. — Прости меня, прости. Кто-то звал меня по имени среди ночи, я посчитал, что это ты. А потом он схватил меня! — задыхаясь, объяснялся Чимин, только в этом уже не было смысла. Он был жив и невредим. Юнги вновь спас его. — Все хорошо, Чимин. Я рядом. Тебе больше не нужно бояться. Пират принял сирену в свои объятия. И сердце его спокойно отдало глухой ритм. Оно уже не стучало громко о ребра, лишь размеренно и пылко кричало от горящей любви. Юнги гладил его по волосам, успокаивая, дышал носом запах соленой воды. В глазах его туманился разум. Если любовь с этим существом дьявола и впрямь существовала, тогда у пирата была порочная, черная любовь. Но разве такой любви есть место быть? Разве может сердце умирать вновь и вновь за любимого? Если сирену по праву называли ребенком тьмы, то впервые Мин Юнги был готов пойти против всех, даже противостоять своему Господу. Всем богам, какие бы только не существовали. — Юнги? Что это? — Чимин оглянул свои пальцы в свете луны. Они, окровавленные, покоились на груди человека. И сирена громко завыла, завидев, как из раны хлещет густая красная кровь. — Нет. Пожалуйста. Юнги улыбнулся, опалив своими горячими губами холодный лоб. — Не нужно смотреть. — Ты умираешь, Юнги. Прошу тебя, не умирай, — слезы сирены катились по алым горячим щекам. — Я спасу тебя. Гремел гром в ту холодную ночь, волны топили своей мощью города, омывали порты, крушили странствующие корабли. Луна плакала, наблюдая за своим пиратом, который так и не смог ступить на землю родного дома вновь, но обрел что-то большее. Сирена, забившись в немом страхе, нырнула в воду. Мин Юнги, подняв голову, считал, сколько же на небе красивых звезд, и сколько он еще не успел увидеть. Смерть шла за ним медленно, будто была старым другом. И он чувствовал ее аромат. — Юнги, посмотри на меня, — цеплялась за корма шлюпки сирена, поднимаясь выше. Чимин заглядывал в глаза своего пирата, только сейчас, к сожалению, он видел в них глухую смиренность. — Тебе больно? — Я счастлив, ведь встретил тебя. Чимин кричал, не в силах помочь. И его голос воем страданий рокотал над водой, что задребезжали даже вековые каменные изваяния. Волны успокоились, и тишина осела в округе. Сирена впервые плакала, и ее слезы блеском опаляли алые щеки. Слезы светились, падая в воду, и превращались в перламутровые жемчужины. — Просто попроси меня, мой пират. Попроси поцелуй, — запела сирена, оглушая весь воздух вокруг. Голос, как песня о жизни и смерти, окутала разум. Пират распахнул глаза, пытаясь чаще дышать. — Поцелуй меня, — попросил пират, вложив в пару слов все свои последние силы. Мокрые губы столкнулись, будто в битве жестокой сошлись жизнь и смерть, будто хаос из ада ворвался на райские земли. Моряк чувствовал, как медленно утекает его жизнь, как проносятся годы, как меняется мироздание. Оставалось лишь одно незыблемым, чувства к сирене, всколыхнувшие его разум и сердце. Чимин целовал, пальцами перебирая на впалых щеках безжизненной пиратской души. И тянул в неизведанные и тайные воды морей, чтобы отплатить за добро. Мин Юнги шел под воду далеко в глубину, взявшись крепко за холодную руку сирены. И чувствовал, как там, на поверхности, остается его человеческое прошлое, насыщенное чередой различных событий. Там, наверху, он был счастлив, страдал, обрел опыт и научился ходить. Теперь же его ждала новая жизнь. Под шум ливня и звуки пугающего грома, пират учился плыть, видеть яркие цвета в морской тьме, он учился дышать, и наблюдать, как разрушаются на бесконечных водах корабли. Жизнь сирены была ничем не хуже пиратской. И только рядом с Чимином Мин Юнги по-настоящему чувствовал себя живым.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.