Through the haze

Все может отдать мужчина своему верному другу — все, только не ту женщину, которую любит. Генрих Ибсен

Умнейшая волшебница своего возраста, маглорожденная, грязнокровка, всезнайка, лучшая подруга Избранного. Как только не называли ее. Этим вечером она стояла перед зеркалом, медленно, словно в трансе проводя расческой по густой копне волос, которой по слухам завидовала половина Хогвартса, хотя обладательницы зеленых галстуков не признались бы в этом даже под страхом смерти. С самого детства Гермиону отличала способность рационально мыслить. Обдумывать и взвешивать каждый шаг. Феноменальная память и усидчивость помогали ей видеть этот мир очень ясно, всему находя логическое объяснение. Однажды она прочитала, что с такими способностями могла бы с легкостью стать психопаткой или успешной преступницей, если бы к ее умственным способностям добавилось отсутствие эмпатии. Но выросшая в крепкой семье, определившей ее моральный компас, она в итоге превратилась в умную, добрую и справедливую молодую девушку. Ей прочили блистательное будущее в Министерстве, юриспруденции, экономике, борьбе за права меньшинств и во всем, чего бы на самом деле она не пожелала. И она была вполне согласна с этими громкими заявлениями. Выбирать жизнь, выбирать будущее, карьеру, успех, помощь магическому сообществу. Выбирать прогресс, выбирать науку...выбирать спутника жизни. На этой мысли равномерно движущаяся по волосам рука слегка дернулась, и девушка со вздохом отложила расческу, хмуро глянув в свое отражение. Ее рациональное мышление всегда без проблем помогало ей выбирать лучшее для себя, и не имевшая привычки врать себе, гриффиндорка знала, что с первой встречи выбрала того самого. Возможно в детстве даже толком не осознавая этого, но с возрастом понимая это все четче, словно докапываясь до очередной научной истины. Ей было спокойно рядом с ним, она не боялась быть собой, проявляться и даже порой показывать ему свои чувства, прикрывая их дружеской заботой. Завязав волосы в косу и плюхнувшись на кровать, Гермиона скептически хмыкнула "нет ничего удивительного в ее выборе, если она на каждом повороте искала путь в блистательное будущее". - О чем так невесело хмыкаешь, Гермиона? - потушив свет в комнате, Джинни последовала примеру подруги, зарываясь в одеяло на своей кровати. - Джинни, у тебя бывало чувство, ммм, потери ориентиров? Словно ты всю жизнь знала куда и зачем идешь и вся дорога была перед тобой ясна, но вдруг сгустился туман и ты теперь не знаешь верен ли следующий шаг? Не ведет ли он в пропасть? С соседней кровати изумленно захлопали ресницами голубые глаза. - Герм, я если честно, вообще никогда не видела свою дорогу ясной, - засмеялась девушка, - я даже не особенно об этом задумываюсь. Живу сегодняшним днем. - Но ты же думаешь о будущем? О карьере? О семье? Куда пойдешь после ЖАБА? - Угу, если вообще что-то будет после ЖАБА... - Джин.. - Я знаю как выглядит моя идеальная жизнь, - снова заулыбалась рыжая, - я люблю квиддич, люблю парня, хочу спортивную карьеру и троих детей. И сделаю все, чтобы так у меня и сложилось, но если не сложится, горевать не буду. Сложу как-то иначе. Гермиона закусила губу. О любви Джинни к определенному "парню" она знала и жалела, что у нее самой никогда не было настолько близкой подруги, чтобы можно было поговорить о любви открыто. - А что случилось? Что ты вдруг заблудилась в тумане? Из-за Сама-знаешь-кого? - Да, я..,- резко выдохнув, Гермиона все же отмела мысли о задушевных беседах с Джинни и ответила нейтральным, - да. Вся происходящая ситуация очень дестабилизирует планирование будущего. Девушка услышала как Джинни недовольно заворчала на ее официальный тон и в спальне снова повисла тишина. Гермиона томилась в ней, как в киселе и никак не могла отпустить мучавшие ее мысли. Она любила Гарри Поттера. Зная это совершенно точно, на протяжении долгих лет, она не навязывалась ему и не пыталась как-то сообщить о своих чувствах, но и не скрывая ничего, если вдруг что-то прорывалось в ее поведении. Она искренне полагала, что все сложится само собой. Гермиона видела в парне огромный потенциал. Гарри был умным, смелым и сильным. Даже если бы на нем не висело клеймо Избранного, он все равно достиг бы определенных высот во всем, чего бы не захотел. Гермиона даже моментами видела в нем отражение самой себя. И она полагала, что время придет. И когда оно настанет, Гарри точно так же как и она, будет выбирать свое будущее, карьеру, семью, спутницу...Ей хотелось быть рядом. Как она была рядом с ним всегда. Всегда глядя с ним в одном направлении, всегда подставляя плечо или опираясь самой при необходимости. В конце концов, не выдержав этой вязкой тишины, девушка встала, накинула халат и бесшумно выскользнула из комнаты. Ночная Нора полнилась различными звуками в отличие от комнаты Джинни. В гостиной потрескивал догорающий огонь в камине, сверху доносились подвывания упыря на чердаке. В комнате близнецов, приехавших домой на пару дней, раздался приглушенный смех. Из комнаты мистера и миссис Уизли угадывался тихий разговор. Гермиона пару мгновений постояла в этой уютной атмосфере, легко улыбаясь и направилась на кухню. Ее преследовали дурные предчувствия, она впервые страшилась будущего. Теплое молоко с медом всегда помогало успокоить разбушевавшиеся разум и чувства. Однако не спалось ей не одной. - Привет, - улыбнулся потревоженный ею парень. Конечно он, кому бы еще сидеть тут в одиночестве в начале первого ночи? - Привет, Гарри. Тоже не спится? Хочешь молока с медом? - Гермиона уверенно прошла к огню. - Давай, - Гарри пожал плечами, снял очки и устало протер глаза. Без очков его взгляд расфокусировался, и он всегда казался ей беззащитным и уязвимым в такие моменты. Хотелось обнять его, прижать к себе, разгладить морщинку на переносице, появившуюся этим летом. С того самого момента, как он вдруг стал на десяток лет старше. Как все они на своих шкурах прочувствовали ужас смерти и грядущей войны. Гермиона не удержалась и подошла к нему ближе. Провела рукой по растрепанным волосам и участливо заглянула в глаза: - Как ты вообще? Гарри вздохнул. - Устал. Не могу спать, Герм. Я в целом не могу похвастаться безмятежным сном с момента возвращения Волдеморта, но сейчас стало как-то совсем туго, - неожиданно откровенно поделился он, - я теперь в копилку ко всему дерьму, что было раньше вижу еще и... - ...Сириуса - Да, - Гарри ощутимо напрягся. Даже упоминание имени крестного причиняло ему боль. Да и прошло то всего несколько недель, многие взрослые опытные люди годами не могут оправиться от потери, что уж говорить о молодом юноше. Однако не смотря на это, он держался хорошо. Даже очень. По крайней мере на людях. Гермиона подумала, что ей "посчастливилось" застать Избранного в редкий момент его слабости. - Гарри, я могу тебе много чего рассказать о принятии потери, о том, какие способы описаны в книгах, чтобы преодолеть боль...и пойти со всем этим к черту и просто быть с тобой рядом. Не закрывайся только. Не обязательно проживать это в одиночестве в темноте кухни чужого дома. - А своего-то нет, чтобы там проживать, - усмехнулся он - Ты понял, о чем я, - укоризненно буркнула Гермиона, отходя и ставя на огонь молоко. - Я понял, Герм, спасибо. Я знаю, что не один. Я просто не могу. Не знаю как этим делиться. Знаешь, я когда вернулся из Отдела Тайн разнес Дамблдору кабинет. Бил там все, что попадалось под руку, орал на него, на портреты. Думал даже, что его самого ударю в какой-то момент. И не стало от этого легче. Потом Дамблдор со мной долго говорил, про пророчество, любовь и Сириуса. И тут тоже не стало. И Люпин говорил. И мистер Уизли тут выцепил на днях. И не становится мне легче, понимаешь? - Потому что говорят с тобой, Гарри. А не ты с ними. Или с кем-то. Гарри шокировано замолчал, глядя на укутанную в пушистый халат девушку. Она равномерно мешала молоко в кастрюльке, стараясь не касаться стенок, чтобы никого не будить громкими звуками. Парень встал со стула, открыл буфет и достал небольшой бочонок с медом. - Спасибо, - она приняла бочонок из его рук, взяла ложку и добавила в молоко. Гарри задумчиво смотрел как мед тянется тонкой тягучей струйкой. Машинально его взгляд проследил за тем, как ложка с янтарной сладостью скрылась между пухлых губ его подруги. Она с удовольствием облизнула ложку, кинула ее в раковину и обернулась к нему. И тихонько вздохнула от близости глубоких глаз, жадно разглядывающих ее. - Подашь чашки? - спросила она - Конечно, - Гарри скинул с себя оцепенение, вновь вернулся к буфету, поставил перед ней чашки и сел на стул на безопасном расстоянии. - Значит, говорят со мной, а не я с ними, да? - усмехнулся парень. А ведь и правда. Толку в этих душеспасительных речах, если он их не принимает, а удушающую боль выплеснуть не может. Умница Гермиона, всегда видящая его насквозь, - не знаю как начать даже...и стоит ли вообще начинать. - Хочешь попробовать со мной?, - недвусмысленно спросила Гермиона, садясь рядом за стол и ставя перед ним ароматный напиток. Гарри отпил, оттягивая свой ответ. И вздохнул. Гриффиндорец. Избранный. Ему ли бояться ночного разговора с лучшей подругой о своих чувствах? - Хочу. С кем, если не с тобой. Да, если честно, я такой разговор только с тобой и могу представить. - Хорошо. Можешь описать, что ты сейчас чувствуешь? Что тебя привело на кухню сегодня ночью? - Ну вообще-то храп Рона...ай ладно-ладно, - вздохнул Гарри, потирая затылок, от прилетевшего подзатыльника, - что чувствую...потерю эээ ориентира что ли? Знаешь, будто не видишь впереди дороги? Гермиона вздрогнула. Уж она это чувство знала лучше, чем хотела бы. - Знаю. - Ну вот. И боль в груди. Постоянную, что выть хочется. Она уже приглушилась, потому что вначале то я и выл..Дамблдор меня так резко втянул в дела свои со Слизнортом, будто ничего и не было. А я у Дурслей на стены лез первое время, потому что и поговорить не с кем было и деться некуда. А тут он такой мол приеду за тобой, уговорим профессора вернуться и в Нору. А тут, сама знаешь шум, постоянный движ, своих мыслей не слышно. А они есть, и чувства есть. Внутри где-то так и продолжают грызть и точить. Я их забил и не знаю как вытащить теперь. Почему так больно, Гермиона? Я ведь Сириуса даже практически не знал как человека. Обрывки информации о нем и свое собственное представление. Да мне даже и не важно было, что он за человек, главное, что родной, семья. Единственный на всем белом свете. С которым могло быть столько всего, чего не было никогда со мной. Я благодарен Уизли за их отношение, но все же это чужая семья. И всегда так будет. А тут он. Крестный. Как же больно, Герм, - из груди парня раздалось сдавленное рыдание, - и я не понимаю, почему все так у меня? Чем я так это все заслужил? Знаешь, на четвертом курсе, когда Рон завидовал моему чемпионству, я так на него злился, думал, да какой же ты дурак. Я бы все отдал за семью, любящих меня родных, будь я хоть седьмым хоть двадцать пятым ребенком. Даром не далось это чемпионство, эта знаменитость, эта избранность, когда ты в целом свете один. Когда нет места, которое ты считаешь домом. Когда пятьдесят процентов вероятность, что тебе суждено погибнуть раньше положенного и вообще не так, как тебе возможно хотелось бы. Дамблдор сказал, что я сам выбираю свою судьбу, а так не чувствую. Я чувствую себя припертым к стенке, поставленным перед фактом. И при этом совершенно одиноким. Мы умираем в одиночестве, Гермиона. А я в нем и живу по сути. Друзья, школа, учителя, влюбленности...все это блекнет, когда ты теряешь того, кого считал семьей. Гермиона обнимала зеленоглазого, растрепанного, высокого, очень сильного сердцем, молодого мужчину, слегка покачивая его в своих руках как ребенка. Она чувствовала как из его глаз капают слезы на ее руки, и не стирала со щек свои собственные, разделяя и проживая с ним его боль. Очень медленно его слезы теряли горечь и соль, становясь водой, которую он не показал бы никому, кроме этой удивительной волшебницы, одним своим присутствием сумевшей прогнать его демонов. Немного успокоившись они разняли объятья и в уютной тишине допили молоко. Без стеснения или зажимов посмотрели друг на друга и улыбнулись. - Гарри, у тебя нет семьи и нет дома. Нет тепла, которое тебе хотелось бы иметь. Но Дамблдор прав. Ты достаточно умный, сильный и добрый человек, чтобы построить самому все, что тебе захочется. Тебе не было дано счастливого детства, но это не означает, что ты не можешь своими руками построить счастливую жизнь. Гарри еще раз улыбнулся и взял ее за руку. - Спасибо, Гермиона.